
Полная версия:
Инай и Утёс Шести Племён
Но более всего поразила Иная тишина. Даже лес, что шептал с ними всю дорогу, здесь смолкал, словно подчиняясь невидимому повелению. Всё вокруг дышало каменной вечностью, и сам Инай почувствовал себя частицей этой неподвижной, незыблемой силы, где тысяча лет проходит, как мимолётный час.
Агнеша остановилась у массивных деревянных ворот, украшенных резьбой, изображающей сцены из жизни леса. Она повернулась к юноше и, глядя прямо в глаза, сказала с лёгкой улыбкой:
– Добро пожаловать.
Её голос прозвучал немного торжественно, и в этот момент Инай почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу. Эта встреча, эта деревня – всё казалось началом чего-то, что он пока не мог понять.
Инай сделал шаг с лесной земли на каменный порог. Лес, густой и живой, остался позади. Его шорохи и дыхание утихли, будто кто-то закрыл дверь.
Перед ним открылась деревня видяничей – странное, завораживающее место, которое казалось созданным не природой и не человеком, а какими-то богами. Узкие улочки, выложенные ровным серым камнем, сверкали влажным блеском, словно только что омытые дождём.
Каменные плиты смыкались столь плотно и точно, что взгляд не мог уловить ни малейшей трещины, ни крохотной щели между ними. Улицы плавно изгибались, переходя одна в другую, и это движение создавало не их форма, а странное ощущение, будто сама деревня медленно дышит и меняет свои очертания.
Каждый шаг Иная словно тонул в безмолвии, как будто камень под ногами впитывал звук, не оставляя ни эха, ни следа. Инай уловил терпкий аромат свежесрубленных деревьев и влажной коры, смешанный с тонкими нотами хвои.
В воздухе стоял лёгкий дымный привкус, как от догорающего костра, приправленный сладковатым запахом трав, которые сушились на верёвках у жилищ. Сначала ему показалось, что он тут один в этой странной тишине, среди этих серых камней, оплетенных красно-чёрными лианами, но вскоре он заметил движения – мимолётные, тихие, едва различимые.
Видяничи, одетые в длинные мантии серого и тёмно-зелёного цвета, двигались по улицам, не спеша и почти бесшумно. Их шаги ложились беззвучно, точно тени скользили над землёй, а движения их были столь плавны и лёгки, что казалось – само время застывало, уступая их неторопливому ходу.
Инай с удивлением отметил, что они почти не смотрели друг на друга. Никто не здоровался, не разговаривал, и всё же между ними чувствовалась связь, как между листьями одного дерева. Эти люди казались странными: их лица были спокойны, как утренний туман над озером. Ни следа эмоций, ни тени суеты, ни малейшего признака той поспешности, что свойственна прочим смертным.
Но больше всего поражали глаза. В них, как в бездонной поверхности древнего зеркала, преломлялась сама вечность: холодный свет далёких звёзд, тёмные тени неведомых миров и глухие вибрации времени. Эти глаза смотрели не на него, а сквозь него, будто видели что-то, что находилось далеко за пределами его понимания.
На зданиях висели флажки, испещрённые символами, которые он не мог разгадать. Их узоры были настолько сложными, что глаз терялся в лабиринте линий, которые пересекались, изгибались и сплетались, как паутина.
Казалось, что символы не просто нарисованы, а движутся, пульсируя с каждым мгновением.Разноцветные флажки колыхались на слабом ветру, их движение напоминало танец листьев в водовороте, где каждый порыв задавал новый, непредсказуемый ритм, то замирая, то оживая вновь.
Инай заметил, что стены домов были покрыты тонкой резьбой: изображения сцепившихся механизмов, вращающихся колёс и странных существ, которые удерживали в своих руках потоки времени. В этих узорах таилось нечто гипнотическое, словно сами линии и изгибы тянули за собой взгляд, увлекая его всё глубже, пока мир вокруг не начинал расплываться, теряя очертания и реальность.
Девушка шла впереди, её шаги были уверенными и лёгкими. Внешне она отличалась от местных, но, что удивительно, не выглядела чужой. Лес, который перед ней склонял ветви, теперь остался позади, но лианы, казалось, тоже приветствовали её. Каменные улицы словно направляли её, открываясь перед ней плавными изгибами. Инай следовал за ней, не задавая вопросов. Её присутствие, как и само это поселение, дарило странное чувство покоя, смешанного с едва уловимой тревогой.
Вскоре они вышли на открытую площадь, в центре которой возвышалась чёрная башня. Её стены были сделаны из гладкого, отполированного камня, который не отражал свет, а будто поглощал его.
Вершина башни тонула в молочной дымке, словно ускользала из мира осязаемого. Инай всматривался в неё, чувствуя, как в груди зарождается странное беспокойство – едва уловимое, но неумолимое, будто нечто невидимое и важное пыталось пробудить его сознание.
Вокруг башни собрались люди. Их фигуры напоминали тени, скользящие между светом. Они стояли неподвижно, но казались живыми, их очертания дрожали, словно размытые линии сна. Инай попытался разглядеть их лица, но туман и игра света скрывали их черты.
В тот момент ему показалось, что эти люди – не просто жители деревни, а хранители чего-то древнего и важного. Агнеша остановилась перед башней и обернулась к нему. Её лицо, освещённое тусклым светом, оставалось спокойным, но в глазах мелькала тень улыбки.
– Тебе туда, а я зайду кое-куда и потом домой, – сказала она тихо.
Инай почувствовал, как странная дрожь пробежала по его телу. Он понимал, что это место – не просто деревня. Оно было чем-то большим, древним, загадочным.
– Тебя уже ждут, – сказала она, указывая на массивные ворота башни, пятясь назад.
Инай замер. Он почувствовал, как что-то горячее и обжигающее зашевелилось внутри него. Это было похоже на голос, тихий и настойчивый, но он не понимал его слов. Он обернулся, надеясь увидеть или услышать поддержку девушки, но она лишь кивнула, будто говоря, что теперь всё зависит только от него.
Внутри башни густая, почти осязаемая полутьма заполняла каждый угол. Воздух был плотным, насыщенным чем-то древним и неуловимым, словно здесь хранилось дыхание всех, кто когда-либо входил под этот свод. Стены башни, сложенные из угольно-чёрного камня, были покрыты странными письменами, будто раскалённая лава некогда текла по ним и застыла навсегда, запечатлев свои загадочные, выпуклые линии.
Эти знаки вспыхивали и гасли мягким, странным светом, словно дышали. Инай смотрел на них, и чем пристальнее он вглядывался, тем явственнее казалось, что линии этих письмен движутся, танцуют, ускользают. Что это – обман зрения, игра света, или, может быть, сама неведомая магия времени, переплетающаяся здесь с чем-то большим, непостижимым? И в этом незнании было что-то мучительное.
Шаги звучали гулко. Камень под ногами отдавался эхом, словно отзываясь из далёкого прошлого. Лёгкий ветерок, которого не должно тут быть, прошёлся вдоль стен, шевельнув его волосы. Инай ощутил, как его внутренности сжались от напряжения.
В центре зала, утопая в свете факелов, стоял высокий человек. Лицо худое, резкое, с чертами, будто выточенными острым ножом. Глаза светились серебристым светом, и их мерцание заставило Иная почувствовать себя разоблаченным, как будто этот человек видел его насквозь. На нём была мантия, покрытая узорами, похожими на солнечные часы: круги, пересекающиеся линии, точки, словно отмечающие течение времени.
Каждая деталь его одежды выглядела звеном единой цепи, частью чего-то необъятного, будто сама башня через него раскрывала своё истинное лицо.
– Ты – Инай, – заговорил он.
Голос был мягким, но в нём звучала сила, словно древнее эхо горных пещер, гул которого отзывался в сердце. Это не был вопрос, а утверждение, настолько уверенное, что Инай почувствовал себя не просто названным, а вызванным.
– Меня зовут Великей, я вождь видяничей. Я поведу тебя через испытания времени, – продолжил он, его слова лились плавно, как вода.
Инай открыл рот, чтобы что-то ответить, но осёкся. Под взглядом Великея его мысли казались обнажёнными. Старейшина не просто смотрел – он словно просматривал страницы его сознания, его сомнения, страхи, надежды.
– Первое испытание покажет тебе, кем ты можешь стать, – сказал Великей, делая шаг ближе. – Увидеть будущее – это не только дар, но и ответственность.
Старейшина подвёл Иная к большому кругу, выложенному из сверкающего мрамора. Его поверхность светилась голубоватым сиянием, а линии, пересекающие круг, будто двигались, меняя свои очертания. В центре лежал кристалл, пульсирующий светом, похожим на биение сердца.
– Встань внутрь, – жестом пригласил его Великей, отступая в тень.
Инай сделал шаг, чувствуя, как тепло от кристалла растекается по мрамору, поднимаясь вверх по его ногам. Казалось, что пол под ним дышит.
– Посмотри в кристалл и найди своё отражение, – голос Великея звучал откуда-то издалека, как будто он говорил не только здесь, но и из другого времени. – Там ты увидишь не только себя, но и тех, кто будет рядом с тобой.
Голубое сияние усилилось, заливая комнату светом, который пронизывал каждую клетку его тела. Инай ощутил странное давление, будто воздух стал густым, а время – вязким, как мёд. Сначала свет казался ослепительным, но постепенно он начал различать очертания.
Перед ним появился он сам, только старше. Лицо было изборождено морщинами – не старческими, а будто оставленными тяжестью прожитых лет и непростых выборов. Глаза горели решимостью, а в руках был меч, на котором отражался свет странного, переливающегося горизонта.
За его спиной стояли другие люди: Агнеша, Меньшой и еще несколько незнакомых ему людей. А рядом с Инаем стояла какая-то темноволосая девушка. Лицо Агнеши стало жёстче, её взгляд говорил о том, что она видела больше, чем хотелось бы. А Меньшой казалось стал выше, сильнее, с улыбкой, в которой скрывалась тихая печаль. И всё же в их глазах светилась вера. Они стояли за ним, не как тени, а как равные, готовые сражаться за общее дело.
Но затем мир изменился. Голубой свет стал холодным, вдалеке возникла тёмная фигура. Её очертания были размыты, похожими на торнадо, издававшее гул, будто тысячи голосов кричавших в один момент. Инай понял, что это был он сам, но другой. Версия, поглощённая тьмой. Его лицо было скрыто, но он чувствовал всю тяжесть тёмной жизненной силы. Сердце забилось быстрее. Видение заставило его застыть, но прежде чем он успел осмыслить всё, голубой свет погас. Комната вернулась в полутьму, и перед ним снова стоял Великей.
– Что ты увидел? – спросил старейшина, его голос звучал спокойно, но взгляд был внимательным, острым, как лезвие.
Инай перевёл дыхание, осознавая, что ответить легко не получится.
– Выбор, – наконец сказал он, – И ответственность.
Великей кивнул, и на его губах появилась едва заметная улыбка.
– Тогда ты готов идти дальше, – сказал он, а его глаза снова блеснули серебристым светом.
Инай ощутил, как башня наполнилась тишиной. Но это была не тревожная тишина, а спокойное ожидание, тишина, из которой начинало формироваться будущее.
Великей повёл Иная вглубь башни, через коридоры, которые казались бесконечными. Их стены были выложены старым камнем, испещрённым глубокими трещинами, будто башня не выдерживала тяжести времени. Воздух здесь был густым, пропитанным пылью веков и запахом воска от свечей, едва освещавших путь. Свет их пламени мерцал на стенах, будто отблески забытых звёзд.
Инай чувствовал, как с каждым шагом тишина становится глубже, подавляя звуки их шагов, гулкое биение его сердца и даже мысли. Великей не говорил ни слова, но его молчание было красноречивым. Оно предвещало что-то большее, чем простой рассказ или обычное испытание. Они остановились у массивной двери, обрамлённой рельефами, изображающими сцены, где люди смотрели то в воду, то на звёзды или друг на друга. Рельефы будто двигались, и Инай на мгновение увидел, как одна из фигур обернулась, встречаясь с его взглядом.
– Здесь начинается твоё испытание, – сказал Великей, его голос звучал глухо, но не терял силы. – Это не битва с врагом. Здесь ты столкнёшься с тенью своего рода.
Дверь открылась сама, с тяжёлым скрипом, и перед Инаем предстал просторный зал. В центре зала стояли огромные песочные часы. Выглядели они так, будто стоят тут от самого сотворения мира. Их стеклянные части были покрыты трещинами, но песок внутри струился ровно, будто не замечая ущерба.
Золотистые крупицы медленно, неторопливо падали вниз, отражая свет, который, казалось, исходил из них самих. Вокруг часов – резные колонны, каждая украшена символами, которые казались одновременно знакомыми и чуждыми. На полу спиралью были выложены узоры, которые перетекали вглубь помещения, постепенно угасая во тьме зала.
– Эти часы – связующая нить, – произнёс Великей, подходя к ним. – Каждый переворот откроет перед тобой дверь в прошлое. Ты увидишь выборы, которые сделали твои предки.
Его рука мягко коснулась стекла, и часы засияли ярче.
– Каждое вмешательство изменит твоё настоящее. Ты можешь разорвать цепь или оставить её целой. Убрав из нити своего рода дурные поступки предков, ты изменишь ход событий, но это будет другой путь, другая жизнь. Задумайся: возможно, ты несёшь бремя, оставленное твоим родом, и потому лишён даров.
Великей перевернул часы, и время, казалось, застыло. Мягкий свет песка залил комнату, скрывая стены, колонны и даже фигуру старейшины. Инай остался один. Когда свет начал рассеиваться, перед ним открылось прошлое. Он стоял в небольшой деревне, где дома были выстроены из грубо обработанного камня. В воздухе витал запах дыма и чего-то кислого, вероятно, забродившего сидра.
Это был вечер: солнце заходило, окрашивая небо в огненные тона. На пороге одного из домов стоял мужчина, его лицо было угловатым, с острым взглядом. Это был один из предков Иная, хотя он не знал его имени. Мужчина выглядел встревоженным, его пальцы нервно сжимали кинжал. Перед ним стоял другой человек, высокий, с тяжёлым взглядом, одетый в тёмный плащ.
– Ты уверен, что готов к последствиям? – говорил высокий мужчина, его голос звучал холодно и отрывисто. – Это пятно ляжет на весь твой род.
Инай почувствовал, как тяжесть этих слов проникает в само сердце сцены. Его предок стоял, сжимая кинжал, взгляд метался между врагом и тенью своей семьи. Колебание длилось мгновение, но показалось вечностью.
– Ты не достоин жизни, – выдохнул он, и в этих словах звучала отчаянная обречённость.
Кинжал молниеносно вспыхнул в свете, прежде чем пронзить грудь стоящего рядом. Крик жертвы пронзил вязкую тишину, резкий и наполненный ужасом, а лицо предка исказилось в мучительной гримасе, будто боль того удара отозвалась в них обоих.
Инай увидел, как поступок его предка, словно воспоминание, был вплетён в невидимую духовную ткань мира, где хранились все деяния – как страницы в бесконечной книге судеб. Он хотел шагнуть ближе, но всё исчезло.
Он снова оказался в пустом пространстве, но теперь на груди он почувствовал тяжесть. Это был не физический груз, а ощущение, будто что-то внутри него поменялось.
– Ты можешь изменить это, – раздался голос Великея, – Одно твоё решение, и этот поступок никогда не произойдёт.
Инай закрыл глаза. Он чувствовал, как мир вокруг него пульсирует, подталкивая его к выбору. Но он ничего не сделал. Он понял, что каждый человек, каждый его предок, живший сотни или даже тысячи лет назад проходил свои испытания, иногда побеждая, а иногда проигрывая.
Сколько зла было принесено в мир через предков Иная? Сколько боли и смертей они принесли? Наверное немало. Нет смысла копошиться в прошлом, нужно менять себя, становиться лучше и учить этому своих детей.
Великий улыбнулся, словно прочитав мысли юноши. Свет снова заполнил комнату, и на этот раз Инай оказался на поле. Земля под ногами была сухой, растрескавшейся, а небо затянуто серыми облаками.
Вдали показался город с высокими стенами, величественно вздымающимися над окружающей равниной. На поле стоял другой его предок, мужчина с суровым лицом. Перед ним был человек в богатых одеждах, с изысканными украшениями.
– Ты должен присоединиться к нам, – говорил богатый мужчина, его голос звучал с нажимом. – Мы поможем тебе защитить твою землю.
– Мы не нуждаемся в подачках, убирайся. – отрезал предок.
В каждом слове слышалась сила человека, который привык защищать своё и не склоняться ни перед кем. Мужчина молча покачал головой. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень, словно отдалённое обещание беды. Он развернулся и ушёл, оставив за собой гнетущую тишину.
Инай ощутил, как мелкие волоски на его руках встали дыбом, а в груди появилось неприятное давление, будто невидимая рука медленно сжимала его сердце.
И тут он увидел: отряд воинов в сверкающих доспехах стремительно приближался к деревне. Мечи в их руках ловили редкие проблески света, вспыхивая, как заточенные молнии, готовые сорваться с небес. Каждый их взмах разрезал темноту, будто оставляя следы на самой ткани ночи, а отражения плясали на каменных стенах, превращая их в жуткую галерею призрачных теней. Их броня гремела при каждом движении. Она издавала холодный, звенящий звук, который эхом разливался по открытому полю, словно далёкий звон забытого колокола. Казалось, даже воздух вокруг замирал, наполняясь напряжением, как перед роковым ударом.
В этот миг сцена растаяла, исчезая в тумане, но оставила в Инае тяжёлое ощущение. Боль в голове пульсировала, словно отголосок чужой вины и трагедии, которую он был вынужден пережить вновь. Инай снова стоял перед песочными часами. Время снова потекло, но его ход казался зыбким, словно вода, проливающаяся сквозь пальцы. На мраморных плитах вокруг него появились трещины, как будто они отражали разломы его мыслей.
– Злость или гордость? Ты можешь изменить одно из событий.
Инай глубоко вдохнул. Он уже всё решил.
– Оставляю всё, – сказал он, его голос прозвучал хрипло, но твёрдо. – Нет смысла менять прошлое. Я могу управлять настоящим, словно рулём корабля, который доставит меня до райского острова, будущего, в котором я хочу жить.
Инай инстинктивно потянулся рукой ко рту, дивясь тому, что только что произнёс. Песочные часы вспыхнули ослепительным светом, и тонкая трещина пробежала по их стеклянной поверхности. Свет хлынул наружу, как река, прорвавшая плотину, обвивая Иная мягким, но неумолимым потоком, который бережно перенёс его обратно в зал башни.
Когда Инай открыл глаза, всё вокруг выглядело так же, как прежде: те же массивные стены, холодный каменный пол, тонкий шёпот магии, едва различимый в воздухе. Но он чувствовал – что-то изменилось.
Этот мир мог казаться неизменным, но его выбор уже оставил отпечаток, вплетаясь в ткань жизни невидимыми нитями. Сердце Иная билось ровно, спокойно, но где-то глубоко внутри осталась тяжёлая тень, отпечаток того, что он видел и пережил. Стоя в полной тишине, он ощущал, как время продолжает свой бесконечный бег, но сам он больше не был прежним.
Он стал частью этой великой цепи, и связавший его выбор навсегда останется в истории, как звено, что невозможно разорвать.
– Ты не разорвал цепь, – сказал Великей. – Ты понял, что время не враг. Оно учит, а ошибки – неизбежная, а порой и необходимая часть пути.
Слова прозвучали просто, но в них чувствовалась сила. Инай ощутил, как что-то внутри него устоялось. Душа обрела тяжесть, словно нашла твёрдую землю под ногами.
– Теперь ты готов к финальному испытанию, – сказал Великей.
На вершине башни ветер пронизывал до костей, лишая равновесия и сил. Отсюда мир казался крошечным, словно Инай стоял не на скале, а на самом краю небесной бездны, где всё, что ниже, превращалось в ничтожные осколки реальности. Всё, что он знал, что видел, казалось мелким и незначительным.
Перед ним лежала узкая тропа, вьющаяся между обрывами. Камни её выглядели хрупкими, едва держащимися на месте. Великей стоял позади, его фигура была темной на фоне холодного света луны. Взгляд старейшины был спокойным, но пристальным, как у человека, который видит не тело, а душу.
– Доверие, – сказал он, и его голос разнёсся, словно отзвук небесного грома. – Эта тропа – не испытание силы или ловкости. Она проверяет твою веру. Вера – это не дар, её не дают и не отбирают. Она есть у всех, но не все могут ею воспользоваться.
Если ты не веришь в свои шаги, если не понимаешь, куда идёшь и зачем, твой путь закончится. Ты упадёшь, как сухая ветка, освобождая место той, что станет продолжением жизни.
Инай шагнул ближе к краю пропасти, чувствуя, как ноги стали тяжёлыми, словно налились свинцом. Душа его кричала в отчаянии, умоляя сбежать, укрыться в тишине леса, где не было ни ветра, ни взгляда бездны. С каждым шагом обрыв становился всё реальнее, всё глубже. Инай почувствовал, как ветер хлестнул его по лицу, заставив отшатнуться.
Глядя вниз, он увидел, как острые камни внизу блестели в лучах луны, их холодное сияние обещало мгновенную гибель. Ветер хватался за одежду, унося с собой его рваное дыхание, а в груди всё дрожало, будто весь мир готовился рухнуть вместе с ним.
Он вспомнил, как однажды в детстве, забравшись на старое дерево, осмелился глянуть вниз. Всё вокруг, казалось, замерло, только слабый трепет листвы нарушал тишину.
И в этот момент дрожь охватила всё его тело – та дрожь, которая не имеет слов, не рождается в голове, а исходит из самой сути существа, из того места, где заложен страх потерять жизнь. Это были не мысли, не размышления. Это был крик плоти, древний и неукротимый, беззвучный, но оглушающий.
В его ногах появилась странная слабость, в руках – желание схватиться за что-то твёрдое, зацепиться, удержаться, стать частью дерева, лишь бы не почувствовать себя падающим.
И сердце билось не от волнения, а от чего-то древнего, животного, которое шептало внутри: «Я хочу жить!» Это было чувство, которое лишало воли, заставляло забыть о гордости, о разуме – оставалось только желание уцелеть, выжить.
Но в этот раз он услышал именно внутренний голос. Глубокий и ясный, он звучал, как голос его отца. «Не смотри вниз. Думай только о том, куда хочешь прийти».
Инай глубоко вдохнул, задержал дыхание, пытаясь собрать всю свою решимость, и сделал первый шаг. Камень под его ногой заскрипел, будто живой, как будто протестуя против вторжения, недовольно возмущаясь тяжестью. Но всё же устоял, не поддавшись.
Он сделал ещё один шаг. Тропа под ногами будто оживала, обретая твёрдость, как только он двигался вперёд. Каждый новый шаг был подвигом, борьбой не с ветром, а с самим собой.
Где-то вдалеке раскатился гром, и тучи, словно ожившие, разорвались взрывами молний. Их силуэты, тёмные и тяжёлые, медленно ползли по небосводу, напоминая громадных хищников, которые, прячась в полумраке, выслеживали добычу.
Ветер внезапно усилился, налетая резкими, режущими порывами. Он хлестал по лицу Иная, пробираясь сквозь одежду, холодом сковывая его тело. Под ногами дрогнула земля, и каждый шаг давался с трудом. Он чувствовал, как её твёрдость поддаётся, как будто весь мир пытался вытолкнуть его, заставить отступить.
Инай остановился. Его дыхание было частым и тяжёлым, словно воздух ускользал, не успевая наполнить лёгкие. Он смотрел прямо перед собой, не отводя взгляда от сгущающейся тьмы, которая будто манила и давила одновременно.
«Это Тёмный Вихрь,» – мысль пронзила его сознание, неожиданная и холодная, словно чужой голос пробрался в самые глубины его разума.
Вихрь услышал. Он знал этот звук, исходящий из самой глубины души, – то первобытное, что зовётся страхом. Тьма остановилась на миг, словно живое существо, настороженное новой добычей. Она изучала, принюхивалась, будто пытаясь разобрать суть своей жертвы. Но затем что-то изменилось.
Вихрь почувствовал, как страх, которого он ждал, начал исчезать. Инай выпрямился, его взгляд остался спокойным и решительным. Внутри не осталось ни тени дрожи, только тихая, уверенная сила. Этого Вихрь не мог стерпеть. Разочарование и гнев наполнили пространство. Вихрь стал ещё холоднее, ещё тяжелее. Он завыл – не как простой ветер, но как сама природа, гневная и непреклонная, восстающая против тех, кто осмелился противиться её силе.
Этот звук был полон злобы, раздражения, будто он не терпел отказа, как упрямый ребёнок, лишённый игрушки. Но в его силе чувствовалось и нечто большее – принцип, желание доказать свою власть. Инай чувствовал это всем своим существом.
Холод проникал в его пальцы, сковывал плечи, давил на грудь. Воздух стал ледяным, как дыхание смерти. Лёгкие жадно пытались вобрать воздух, но казалось, что он не достигает их, словно сама природа стала плотной и неподатливой, как застывшая глина. Сердце стучало часто, но ровно, отзываясь ритмом на каждую новую волну напора.
Вихрь усилил свою мощь, заиграл тьмой, завывая громче, пугая, поднимая пыль и камни с земли, чтобы закрыть перед Инаем путь вперёд.
Это была война не тела, но воли. Инай стоял, зная, что борьба только начинается. Тьма хотела поглотить его страх, но теперь желала большего – сломить его дух. Дыхание юноши стало тяжёлым, каждая мышца тела напряжённо отвечала на угрозу, которую он ещё не видел, но уже чувствовал.