Спасти Спасителя

Андрей торопливо закивал, он хотел, как можно скорее уйти из музея.

Словоохотливый немец привел его в кафе, заказал еду, много выпивки. Андрей сказал, что не пьет, немец был в недоумении: неужели есть такие русские!? И снова заговорил о «русская красота». Навязчивость этого человека смущала Андрея, и он с жадностью принялся за еду, потому что был голоден, и можно было в беседе обходиться кивками и неопределенной жестикуляцией.

Часть 18

… г. н.э.

И сняв его, обвили плащаницей и

Положили его во гробе,

высеченном в скале

Евангелие от Луки,

Гл.24, ст.53.

Ученик смотрел на сквозные раны на ладонях и ногах, рубцы от кнута на ногах, плечах и бедрах Учителя. Сколько боли принесло ему Его тело.

Но на лице Учителя не было страдания. Он принял тяжкий жребий, назначенный ему: предательство ученика, унижения, пытки, суд, путь к месту казни и муки распятия. Чаша его судьбы не миновала его.

Вернулись Иосиф, Мария и Магдалина. Женщины с рыданиями упали на тело. Ученик отошел. Он понимал: как не велико его горе, оно несравнимо с горем матери.

Им нужно было подготовить покойника к погребению, по иудейской традиции они должны похоронить его до захода солнца.

Они постучались в первый же дом у дороги, бедный и неказистый. Дверь открыла немолодая женщина, сгорбленная тяжелым трудом, с грубыми руками и морщинистым лицом. Она впустила их и уступила покойному свое единственное ложе, ни о чем не спрашивая.

.

Мать стала вытирать кровь с лица сына. Она пыталась снять венец его с головы. Но ветви не поддавались, иглы вонзались в ее пальцы. А она, словно не чувствуя боли, продолжала ломать их.

Ученик отвел ее руки, обернул ладони краем плаща и стал снимать венок. Иглы вонзались, но он, сжав зубы, ломал упругие ветви.

Наконец, они поддались. Он бросил на пол сломанный венок и развернул плащ: кровь сочилась из десятка проколов. Ему было очень больно. Он сжал руки и поднял их над головой, чтобы остановить кровотечение. Боль принесла ему радость – он страдал так же, как Учитель.

Женщины омыли тело благовониями и своими слезами.

Часть 19

Алексей Нилов

Действовать осторожно нелегко,

но это разумно.

Джорах Мормонт

Этот Нарышкин, последний из подозреваемых, показался Нилову нелепым парнишкам. Он понаблюдал за ним на выставке прежде, чем подойти. Заношенные джинсы, нелепая толстовка. Лицо безвольное, флегматичное. Чем больше он за ним наблюдал, тем больше сомневался, что тот способен на какой-либо серьезный поступок.

Он подошел к парню сзади и уронил ему под ноги каталог. Главное: ни на мгновение не забывать, что он немец.

Парень наступил на каталог – это и стало поводом для разговора. Когда он резко обернулся к нему, Нилов заметил в его глазах затаенный страх. Это был взгляд человека, совесть которого не чиста.

Нилову удалось пригласить его в кафе. Разговорить его не удалось, пить он отказался. Алексей старался не выходить из роли. «О, есть русские-трезвенники» , – удивился Питер Сказофф и стал рассуждать о « как он любить русское искусство». Потом перевел разговор на кражу из музея: «какие-то люди красть». Его собеседник на мгновение сжался, торопливо отвел глаза. «Есть, – обрадовался Нилов, – есть, эта тема его беспокоит». Волнение забурлило у него в крови. Теперь, главное, не выдать себя, не потерять контроль над своим немецким образом.

Нилов вышел из-за стола под предлогом «в туалет» и позвонил ребятам в отдел, предложил им подъехать на квартиру и сделать тайный обыск в комнате парня. Но ему напомнили, что подозреваемый живет в коммуналке, и сделать незаметный осмотр невозможно.

Значит, надо ему надо быстро придумать другой сценарий.

Прежде чем вернутся за стол, Нилов понаблюдал за парнем. Тот вел себя беспокойно, все время оглядывался по сторонам.

Как правильнее поступить? Показать удостоверение, повезти его домой и сделать обыск официально. А если картину они не найдут? Нельзя же предъявить обвинение только потому, что тот со страхом оглядывается по сторонам.

А рисковать он не хотел! Если этот вариант ошибочный, его ожидает очередная депрессия.

Нилов решил импровизировать и вернулся к столику…

Часть 20

Андрей Нарышкин

Этот странный немец ушел в туалет и пропал.

«Может удрать, пока его нет,» – подумал Андрей.

Наконец немец вернулся, снова заулыбался и заговорил об искусстве. И спросил: не знает ли Андрей, где можно купить картину, хорошую картину, очень дорогую картину. « Я не буду жалеть деньги, пусть много деньги. У меня есть деньги. Я готов и краденный картина. Только надо все тихонько. Тихонько мне принести, я деньги дать и сразу все окей.»

Сердце Андрея бешено забилось: вот он выход. Продать картину этому иностранцу и освободиться от страха и ответственности перед ними … Но он не решился сразу признаться, что может «достать» такую картину. Немец молчал и выжидательно смотрел на него, словно читал его мысли.

Пауза затягивалась. Андрей пробормотал: «Я попробую, поспрашиваю у … разных людей, оставьте свой телефончик, шансов, конечно, мало. Но спросить-то можно». Немец радостно закивал, оживился, достал из портмоне визитку, новенькую, пахнущую типографской краской. И снова забубнил об искусстве, пересыпая речь немецкими словами. Андрей поднялся, и он предложил подвезти его домой.

«Я отнять ваша время. Я извинить, компенсировать». Андрей торопливо согласился. Это было то, что ему нужно: он не хотел возвращаться домой в одиночестве.

Они сели в такси, и Андрей назвал свой настоящий адрес. И тут же испугался: этот немец сможет его найти, а он этого не хотел. Что теперь делать? Называть другой адрес, но как это объяснить. Он обеспокоено смотрел в окно. Водитель вопреки обыкновению не плутал по улицам, наворачивая километраж, как это принято у таксистов, ехал быстро, и скоро они уже ехали по его улице

«Что делать???» – волнение мешало ему найти выход.

Машина приближалась к его дому.

Таксист остановился рядом с подъездом и оглянулся на пассажиров.

Немец тоже с недоумением посмотрел на Андрея.

–А чего остановились? – спросил тот с деланным удивлением.

–Вы назвали этот адрес, – сказал шофер.

–Да? Я? Сам? Это… Оговорился, наверно. Мой дом 56. Надо еще пол-улицы проехать.

Таксист пожал плечами и почему-то снова взглянул на немца. Машина поехала и остановилась у названного им дома. Андрей, вежливо улыбаясь, попрощался с немцем, зашел в подъезд, дождался, когда уедет такси. Вышел на улицу и дворами вернулся домой.

Он долго не мог уснуть – обдумывал предложение немца. Продать картину, взять деньг сразу изменить свою жизнь: бросит опостылевшую работу, переедет в отдельную квартиру. Да и для картины будешь лучше, немец-коллекционер, поместит ее в нормальные условия.

Часть 21

… г. н.э.

женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи,

и смотрели, как полагалось, тело Его;

приготовили благовония и масти;

и в субботу остались в покое

Евангелие от Лук

Мать обнимала тело сына и не сводила глаз с его лица. .

Ее попутчики стояли рядов в скорбном молчании.

Иосиф шепнул Ученику.

– Нам пора идти. Скажи ей об этом ты, я не могу.

Ученик склонился к матери:

– Солнце клонится к закату. Нам надо спешить.

Мать не услышала его.

– Матушка, – повторил Ученик, – Мы должны дать ему последнее убежище.

Она подняла на него слепые, ничего не видящие глаза. И стала бережно укладывать сына на плащаницу, словно он спал, и она не хотела потревожить Его сон.

Мужчины понесли тело.

Ученику показалось, что оно стало намного тяжелее, наверно, горе, голод и усталость отняли у него силы.

Заканчивалась пятница. Скоро начнется шабат. И иудеи ничего не должны делать в это время во славу своего Бога.

Они дошли до склепа, который Иосиф купил для Учителя. Это была узкая пещерка с низким потолком. В середине – каменная лежанка, тщательно выровненная. Эта забота об удобствах усопшего тронула Ученика

Тело положили у входа. Магдалина достала из сумы глиняные плошки с благовониями. Она оторвала от плащаницы клочок, обмакнула его в плошку с ароматическими маслами и стала умащать ими истерзанное тело Учителя.

От масла раны на его теле словно ожили и стали кровоточить. Словно истязание только что закончилось.

Иосиф сжатым кулаком вытер повлажневшие глаза.

Слезы Магдалины капали ей на руку и смешивались с благовониями. Мать была неподвижна, как и сын.

Глаза Ученика были сухи. Нет, конечно, он скорбел, но смерть Учителя стала казаться ему предательством.

Он был обязан сберечь себя, предвидеть опасность и избежать ее. Он не имел право умирать.

Магдалина закончили приготовления. Тело бережно переложили на плащаницу и обернули. И на ткани сразу стали проступать кровавые пятна.

Они уложили тело на каменную лежанку и постояли немного над телом.

Иосиф показал Ученику взглядом на солнце, которое коснулось горизонта. Тот тронул за плечо мать, но она не двигалась, словно окаменела от горя. «Матушка, – сказала Магдалина, – останемся здесь, рядом с ним».

Мать покачала головой: «Нет» и вышла.

Теперь надо было закрыть вход склепа круглой каменной плитой, она стояла рядом, но оказалась такой тяжелой, что у них не хватало сил сдвинуть ее.

Они толкали плиту изо всех сил, но она не двигалась. Стало понятно, что сами они не справятся.

Ученик в отчаянье крикнул, обратившись к небу: «Да помоги же нам. Это твой сын».

Мимо шли пастухи со стадом коз. Они услышали этот призыв, подошли и помогли сдвинуть камень и закрыть склеп. И не спросив, кого похоронили, продолжили свой путь.

Часть 22

Сергей Ивановский (Антиквар)

Когда противника нет,

победителем быть нетрудно.

Лукиан.

Нетерпение стало для Антиквар единственным советчиком. Он решил действовать немедленно: сегодня же отправится к этому парню и забрать у того картину. Любым способом. Он вызвал к себе Хлыща и одного из своих парней, на которого мог положиться.

Устрашающе крупный Данила был всегда невозмутим. Это большая редкость среди братков. Наркомания, тюремные сроки, стрессовые ситуации быстро делали из большинства неврастеников. Но флегматичный Данила никогда не терял самообладания. Поэтому Антиквар берег его для особых случаев. Хорошо платил и даже следил, чтобы его жена, молодая симпатичная, непоседливая, не вздумала смотреть на сторону: Данила всегда должен быть в душевном равновесии.

С этим парнем он чувствовал себя спокойно.

Когда он сказал соратникам, что на дело пойдет сам, их лица стали напряженными. Но они не посмели возразить ему.

Выехали, когда стемнело. Тяжелые темные тучи бороздили не менее темное небо. Порывы ветра теребили деревья. Накрапывал мелкий холодный дождик. Улицы были пусты. Хорошие условия, чтобы остаться незамеченными.

Они подъехали к нужной улице. Квартиру парня пасли полицейские в машине, поэтому пройти в дом надо было окольным путем. Зашли в подъезд соседнего дома и поднялись на последний этаж.

У ветхой чердачной лестницы они вспугнули парочку влюбленных, обнимавшихся как-то подозрительно крепко. Парень, отворачиваясь от них, застегивал штаны. Девица одернула юбку. Смущенно хихикая, они сбежали вниз.

Данила одним ударом выбил хлипкую дверцу на технический этаж, и они поднялись на крышу. Ветер наверху был порывистым, рвал одежду и, казалось, хотел столкнуть с мокрой крыши. Антиквар подумал, не слишком ли он самонадеян. Справиться ли он, сможет ли пройти ли мокрой крыше, пугающе прогибающейся под ногами, и перепрыгнуть два проема между домами?

Он не то, что испугался – этого он не мог себе позволить при своих людях, но растерялся. Но отказываться от задуманного нельзя. Человек, который повел за собой других, не имеет права отступать.

Первым шел Хлыщ, потом – Антиквар, за его спиной громко сопел Данила, и от этого звука становилось как-то спокойнее. Через первый проем была переброшена широкая доска. Два торопливых шага над бездной. И снова под ногами гремит мокрая жесть. Хлыщ споткнулся, рухнул на колени, злобно выругался. Антиквар догадывался, как тот проклинает его в душе.

Дождь усилился. На мокром железе легко было поскользнуться. А ему еще надо будет перепрыгнуть на крышу нужного дома. Расстояние между домами было небольшое, достаточное для того, чтобы внизу по улице мог пройти один человек. Прыгнуть он так и не решился и отправил Данилу за доской, чтобы преодолеть препятствие.

Они стояли с Хлыщом на крыше, перед ними светился тысячами огнями ночной город. Окна, в которые он с тоской заглядывал в детстве, теперь они у его ног. Но он чувствувал себя не слишком уютно на этой вершине.

Данила, громко сопя, притащил доску и перекинул на крышу. Антиквар ступил первым, но доска стала съезжать, и он на долю секунды повис над улицей. Данила схватил его за рукав. Затрещала ткань. Но Антиквар уже лежал на спасительной крыше. Рискованный путь пришлось повторить.

И вот они на чердаке нужного дома, и Антиквара почувствовал, что его трясет от возбуждения и холода. Черед пожарный вход они проникли в подъезд. Там было светло и тепло. Он приказал остановиться, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Ведь главное оружие в любой поединке – это спокойствие и уверенность в своих силах. Он стряхнул куртку, тщательно вытер лицо.

Спустились к двери нужной квартиры. Она не оказалась препятствием, замок старый, разболтанный, Данила выдавил ее плечом почти без шума. В квартире было тихо. Ни звуков голосов, ни тиканья часов, не привычного «урчания» холодильника. Они прошли по захламленному коридору. Данила молча указал на нужную дверь. Антиквар мягко бесшумно нажал ручку. Дверь была заперта.

«Парень соседей своих боится», – шепнул Данила. И отработанным движением плеча нажал на дверь, язычок замка выскользнул. Они вошли в комнату, и Данила тихо закрыл дверь. Слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь редкую ткань занавески. Антиквар подумал, что здорово они напугают парня, потому что похожи на призраков.

Часть 23

Андрей Нарышкин

Что день грядущий мне готовит?

Пушкин А. С.

После беседы с немцем воображение Андрея разыгралось. Он рисовал другую жизнь, за деньги, которые он получит за эту картину. И решился: завтра же позвонит немцу, договорится встретиться, возьмет деньги и тут же уедет. Куда? Да куда угодно… Весь мир будет у него в кармане.

Он представлял, как будет тратить деньгами. Внимание доступных женщин, которым нужно только заплатить. Фирменная одежда, навороченные девайсы.

Мечты стали переходить в сон: он поплыл на собственной яхте к берегу, усыпанному кокосами…

И вдруг Андрей проснулся – потянуло холодком, словно на кухне забыли закрыть окно.

И тут же понял, что в комнате кто-то есть. Он торопливо нащупал выключатель настольной лампы. При слабом свете, приглушенном абажуром он увидел, что у двери его комнаты стоят три человека. От страха у него отнялись руки и ноги.

Один из таинственных гостей был похож на бандита: огромные плечи, широкая челюсть, равнодушный взгляд. Но на шаг впереди стоял человек, который показался ему еще страшнее. У него был холодный, пронзительный взгляд.

– Я надеюсь, ты понимаешь, что в твоих интересах не поднимать шум, – сказал он.

Он по-хозяйски пододвинул стул и сел напротив кровати.

–Я уверен, мы с тобой сейчас договоримся.

Андрей молчал.

–Я пришел за картиной. Я знаю, что она у тебя. Ты отдашь ее. И никто никогда не узнает о том, что она у тебя была.

И вдруг требовательно задребезжал дверной звонок, звонили так решительно и безапелляционно, что стало понятно: тот, кто так звонит, имеет на это право. И сразу же в коридоре раздались шаги. В соседней комнате раздался душераздирающий женский крик.

– Полиция,– донеслось за дверью.

Андрей перевел дыхание, он не знал, радоваться ли ему этому второму неожиданному визиту.

Один из пришедших, высокий худой человек, засуетился. Быстро выключил свет.

–Уходим!!!

–Куда? – гневно зашипел первый.

–Да и невозможно, – спокойно добавил громила.

Тогда первый бросился к Алексею, железной хваткой потянул за воротник и прошипел с ненавистью в глазах: «Картину».

–Подожди, Антиквар, – попытался остановить его высокий. – Мы же сразу ее потеряем.

–Полиция, откройте, – раздалось за дверью комнаты.

Тот, кого назвали Антиквар, стащил Андрей с кровати, швырнул на пол к двери, на единственное свободное место в захламленной комнате. Раздались удары в двери комнаты, треск ломающегося дерева – старенький проем не выдерживал.

Громила спокойно вынул из кармана пистолет и положил его в вазу на шкафу. Высокий похлопал себя по карманам и достал документы.

Громила убрал ногу, дверь открылась.

На пороге стояли два человека – один из них – немец, с которым Андрей познакомился на выставке.

Андрей совсем растерялся. Он сидел у ног пришедших и переводил взгляд с одного на другого.

–В чем, собственно говоря, дело?– вежливо поинтересовался высокий. На каком основании… Свет здесь где зажечь? – обратился он к Андрею, который стал подниматься на ноги.

Полицейский потребовал от всех присутствующих документы.

Высокий, продолжая выражать недоумение, хлопал по стене в поисках выключателя одной рукой, другой протягивая документы.

За спинами вошедших Андрей увидел открытую входную дверь. Он рванулся, проскользнул между немцем и полицейским и бросился бежать быстрее, чем подумал, зачем он это делает. Холодные ступени лестницы обожгли босые ноги, он толкнул подъездную дверь и скрылся в темноте среди старых сараев. В их лабиринте непросто было найти человека.

Часть 24

Алексей Нилов

Бедствие подобно кузнечному молоту:

сокрушая, кует.

Боуи

Нилов видел, что лейтенант Волков очень подавлен произошедшим: он молча, с повышенной заинтересованностью рассматривал прошлогодний календарь.

Нилов глотал горячий кофе и прокручивал в памяти подробности случившегося.

Итак, подозреваемый в громком уголовном деле сбежал и от опытных оперативников, и отъявленных уголовников. Нилов представил, как будут обхохатываться во всех отделах их славного заведения, узнав о случившемся. А что ему придется выслушивать от Мухоморова!

Если бы не это, он и сам мог бы посмеяться, вспоминая, как участники этой истории замерли в растерянности, изображая немую сцену из гоголевского «Ревизора». Пятеро здоровых мужиков, открыв рты и застыв в разнообразных позах, смотрели вслед парню, который, мелькнув босыми пятками, оставил их с носом.

Алексей кивнул Волкову, и тот бросился следом, но двор был уже пуст. Парень вырос в этом районе. И спрятаться для него не проблема.

Они, конечно, задержали Антиквара и его людей, отвезли в отделение. Но какие обвинения они могли им предъявить?

На вопрос: « А что вы делали в доме такого-то в три часа ночи?» Антиквар и его свита с издевательскими улыбочками ответят, что были приглашены в гости к дорогому другу и засиделись в приятной компании.

А на вопрос: « А почему хозяин валялся на полу?» Можно было получить с десяток объяснений, начиная с классического: поскользнулся – упал, заканчивая чем-нибудь экзотическим – например, совершал ритуал очищения по законам племени людоедов ням-ням. Что в принципе законом не запрещено. А опровергнуть их показания – некому. Заявление на них писать тоже.

Интересоваться же, почему гостеприимный хозяин сбежал из собственной       квартиры, значит уже стать объектом насмешек со стороны уголовников, которые повеселятся, отвечая: «Ах, это вы его, бедняжку, испугали криком и грохотом».

Вот опера и сидели расстроенные. Нилов, чтобы разрядить обстановку, спросил у Волкова:

– Где Антиквар?

– В обезьяннике со всей своей свитой: громилой этим бегемотоподобным и мужичком скользким. Придется ведь отпускать их?

– Придется. Вы их расспросите, как они в квартиру попали. Ведь мы за подъездом наблюдали и не видели этого.

– Ну, скажут, вошли как все, через подъезд. Мы же не можем доказать обратного, видеосъемку не вели. Тощий, кажется, уже адвоката вызвонил. Сейчас примчится с бумаженциями и так дело повернет, что еще мы перед ними извиняться будем, – вздохнул лейтенант, обескураженный этим обстоятельством больше всего.

Нилов похлопал его по плечу.

– Издержки нашего производства. Привыкай и относись философски. Теперь о деле. Осмотр комнаты ничего пока не дал. Внимательно все посмотрели?

–Да уж не сомневайтесь, – Волков снова поморщился каким-то воспоминаниям. – Все перерыли, мебель двигали. Стены простукивали. Все в пыли вывозились.

– Гостей обыскали?

– В первую очередь. Но так как они не особо протестовали, сразу стало понятно, что ничего у них нет.

– Эта братва опытная. И ничего не нашли?

– Пистолет нашли, Макаров, в отличном состоянии. В вазе на буфете. Только не похоже, что он Нарышкина. Из него недавно стреляли.

– Это бандиты скинуть успели, – объяснил Нилов, – ну что ж неплохо, теперь у нас есть повод для задержания Нарышкина. Беспроигрышный. Уголовники назад пистолет не потребуют, а мы повесим его на парня. Под этим предлогом будем задерживать.

–И где же его искать?

Нилов с уверенностью хлопнул папкой по столу.

–Всплывет. Деваться ему, голому и босому, без денег некуда. Устанавливайте связи, ищите родственников. Вполне возможно, что и домой вернется. Посматривайте за квартирой. И надо будет сделать еще один обыск, более тщательный: осмотреть коридор, кухню, подвал дома, наконец, в канализации посмотреть, хлам на чердаке. Хочется верить, что мы не ошиблись на этот раз.

–А с Антикваром что??

–Ну что ж!! Отпустим. Извинимся. Хотя нет, подождите-ка, надо позвонить в отдел по борьбе с наркотиками, может быть, они накопали что-нибудь на эту компанию. Пусть хоть нервы им потреплют неприятными вопросами, – решил Нилов.

Часть 25

Сергей Ивановский (Антиквар)

Видеть легко, трудно предвидеть.

Б.Франклин.

Антиквар с раздражением снял с себя всю одежду и бросил ее на пол. Несколько часов в «обезьяннике» придали ей характерный тюремный запах: сырого камня, дешевой масляной краски, табачного дыма, пота. И этот запах воскрешал тяжелые воспоминания о тюрьме, о холодном грязном карцере, где он маялся, страдая от чувства собственного бессилия и обиды. Он очень не любил эти воспоминания.

Хлыщ, освеженный душем, благоухающий дорогим парфюмом, молчал. Да и чем говорить? Они полностью облажались. Этот мальчишка сделал всех. Оставил в дураках и их, и ментов, что слабо утешало.

Горячий душ и чистое белье вернули Антиквару душевное равновесие. За долгие годы тюремных отсидок редкий, раз в неделю, казенный банный день, становился праздником, ненадолго возвращая иллюзию свободы и воскрешая воспоминания о нормальной жизни.

Антиквар сел за стол. Он спросил Хлыща: «Как разобрались с ментами?».

Тот вздохнул: «Пришлось дать подписку о невыезде, на недельку придется убрать ребят из клубов. Данила еще в обезьяннике, но надеюсь, к вечеру отпустят».

– Ладно.. Прикрой нашу деятельность недели на две. Внесем свой вклад в здоровый образ жизни нации.

Хлыщ кивнул.

–Теперь о картине.

–Может, хватит, еле выкрутились? – возразил Хлыщ.

–Нет, – жесткий возразил Антиквар, – Я хочу эту картину и получу ее. Найди среди соседей этого сбежавшего идиота какого-нибудь одинокого старика, алкоголика, бабку, снимите комнатку у них. И, как только освободят Данилу, посадите его там. Парень домой вернется, мы первыми должны побеседовали с ним.

–Глупо это, – не выдержал Хлыщ.– Ну что тебе денег не хватает купить какую-нибудь другую картину? Ведь ни перед кем не отчитываешься.

– Не суди о том, что в чем не разбираешься. Я хочу получить эту! Любой ценой. Я старею, а такие желания придают жизни стимул. Понимаешь? Ну, не жить же я ради того, чтобы обеспечивать наркотой зажравшихся малолеток.

Хлыщ тяжело вздохнул. Затея эта ему не нравилась с самого начала, но он знал, что лучше не спорить.

–Бабу бы лучше себе завел, – буркнул он.

Антиквар поморщился. Печальный опыт личной жизни отбил у него желание связывать свою судьбу с постоянной подругой. Семью и детей ему как законнику иметь не полагалось. А просто жить с женщиной, суетливой, навязчивой, стремящейся всегда настоять на своем, указывающей, что ему носить, как ему жить… А ласку и внимание только за дорогие подарки.