banner banner banner
Terra Mirus. Тебе не кажется
Terra Mirus. Тебе не кажется
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Terra Mirus. Тебе не кажется

скачать книгу бесплатно


– Вот, значит, как… – Индра оперся рукой о стену и лениво, будто нехотя, встал, заслоняя выход.

Кикимора ахнула, развернулась и припустила к полуоткрытой двери в глубине пещеры. Только бы успеть добежать! В катакомбах ее никто не найдет, она там знает все ходы и выходы…

Она едва успела сделать два шага.

Всего два.

Крепкие, как сталь, пальцы сжали ей горло и подняли в воздух. Мокруха в ужасе захрипела, судорожно болтая ногами.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, знаешь такую человеческую поговорку? – спросил сокол хриплым голосом, стягивая маску и демонстрируя проклюнувшиеся короткие, но острые клычки. Кожа вокруг глаз потемнела безо всякого отравления, а глаза вспыхнули желтым сиянием. – А с теми, кто сует нос не в свое дело, стоит также поступить, как думаешь? Или отправить тебя в наш мир, только вместо заслуженного отдыха – на вечный? Или просто не заморачиваться, свернуть шею и бросить в озеро, рыбам на корм?

Марыся от ужаса заплакала, вздрагивая всем телом. Теперь она отчетливо понимала – от этого нигде ни спрятаться, ни скрыться.

Но не собственная жизнь больше волновала кикимору. Не привыкшая к чьей-либо ласке, она до сих пор не могла прийти в себя от бесхитростной Алисиной доброты. И у нее вдруг заболела душа, которой вроде как не должно быть у нечистой силы из сказок. В первый раз она болела, когда ищейки белобрысых сожрали лешего с водяным, во второй – когда поели всех ее подопечных лягушек в болоте. Сейчас никого еще не съели, но надолго ли?

– Девочка… – выдохнула она сквозь стискивающее ее шею пальцы. – Х-х-хорошая… Н-н-не губи…

– Девочка? Серьезно? – удивился Индра. – Странно видеть симпатию к человеку от нечисти, подобной тебе.

Но руку разжал, и Марыся упала на камни. Не обращая внимания на жесткое приземление, она поползла от страшного иномирца спиной вперед, отталкиваясь ногами, пока не уперлась в стену. И лишь тогда заговорила.

– Она хорошая, сокол Индра. Я видела, как она два месяца назад садила деревья на протоке за озером. Как будто каждое из них – ее родное. Я нос даю на отсечение, что она им передавала какую-то часть своей энергии, хотя, люди так не могут делать. Но именно ее деревья растут теперь лучше всех… И семья у нее наверняка хорошая, раз они тебя спасли. Пощади их.

– Ну, раз хорошая, значит, пощажу, – неожиданно легко согласился Индра, а потом рассмеялся, совсем по-человечески. Его лицо быстро принимало первоначальный облик, глаза снова стали зелеными, а зубы – обычными.

– Дура ты, носатая, – продолжил он, убирая в сумку кинжалы. – Дай угадаю, в нашем мире ты была пятьсот лет назад или еще раньше? Сейчас все по-другому. К тому же, опасность грозит этой семье и их друзьям независимо от моего присутствия в их жизни. Только без меня у них вообще нет шансов. Со мной – есть. Так что успокойся и не верещи. Победим белобрысых – так уж и быть, свожу тебя к нам. Посмотришь, как все поменялось. Мы умеем делать выводы и признавать ошибки.

– Ошибки? – выдохнула Марыся так резко, что закашлялась. – Ваше племя однажды утопило в крови весь наш континент, а теперь ты называешь произошедшее ошибкой?!

– Ошибкой одного, за которую расплатились мы все, а моя семья платит до сих пор, – ответил сокол. – А ты ничего не поняла тогда и не понимаешь сейчас. Поэтому сделай милость, закрой рот и не смей болтать о том, что знаешь. Придет время – я сам им все расскажу. А иначе…

И он так посмотрел на вжавшуюся в стену мокруху, что та снова задрожала и судорожно закивала головой.

Снаружи раздались шаги. Кто-то торопливо поднимался по ступенькам, шаркая ногами по осыпающейся каменной крошке.

– Ребята, я все! – радостно сказала Алиса, возвращая футболку с носа на законное место. – Ой, а чего вы носы открыли?

– А мы разговаривали, – улыбнулся Индра, совершено искренне и по-доброму. – Мы ненадолго совсем, даже надышаться не успели. Правда, Марыся?

– П-п-правда, – кивнула кикимора с усилием.

– И о чем вы разговаривали? – подозрительно прищурилась Алиса. – Почему Маря такая кислая?

– Потому, что возвращаться мы будем снова через ее катакомбы, а выйдем ближе к городу. Здесь спускаться опасно и телепортироваться тоже не хочется, сил и так немного.

– Маря, прости нас, мы тебе надоели, наверное? – всплеснула руками девочка. – Шаримся по твоему дому туда-сюда… Хочешь, я тебя на загривке понесу?

– Сама дойду, – и Марыся тоже улыбнулась. – И вас доведу, тут троп много. К городу ближе можно подойти, главное, дверь изнутри открыть.

– Я открою и закрою, – сокол повесил сумку через одно плечо, а на второе снова закинул Алисин рюкзак с учебниками. – Давайте поторапливаться. Нам к госпоже Илоне нужно, а до этого добыть какой-нибудь еды, а то желудок сводит. Алиса, ты все еще хочешь в то странное заведение со стеклянной дверью? Бери с собой нашу новую знакомую, пусть только превратится во что-нибудь, более привычное людям. Я угощаю.

Такое щедрое предложение оспаривать никто не стал.

Глава 10

– К сожалению, мы не сможем сегодня прислать вам посвященных братьев на прогулку, – щебетал в трубке нежный девичий голос. – Луна в эти часы в оппозиции к Марсу, энергия на нуле, и мы не в ресурсе. Поэтому будем медитировать и отдыхать.

– Но как же… как же старики? Они ждали всю неделю! Мы ведь не найдем замену за такой короткий срок! – Илона застыла с трубкой у уха.

…Это трехдневное дежурство выдалось особенно отвратительным. Гуру Фома Достопочтимый, к которому позавчера вечером пришлось-таки ехать на лекцию, оправдал все Илонины подозрения. Периодически брызгая слюной и потрясая кулаками, он активно вещал со сцены о том, что женщины нынче пошли неправильные, мужчин вдохновляют плохо, требуют много, а соответствовать своему предназначению категорически не хотят.

– Детей по двое-трое рожают, а некоторые и по одному, а не как природой заведено! – укоризненно качал он головой и время от времени вздымал руки к потолку, будто приглашая высшие силы согласиться с его словами.

Но высшие силы молчали, видимо, сказать им было нечего. Зато дамы в первом ряду слушали с жадностью и усиленно краснели – не иначе, стыдились своей неплодовитости. Одна даже всхлипывала, уткнувшись в носовой платок.

– Некоторые еще и работают вместо того, чтобы вдохновлять супруга и господина на повышение дохода! Или требуют богатств, новых платьев, посуды и украшений, когда старые еще вполне можно носить и использовать. Или еще хлеще – ведут праздный образ жизни и потакают чревоугодию, едят мясо, сладости и белый хлеб! А потом удивляются, откуда столько женских болезней, которые не лечатся ничем! Да оттуда же, от непокорности, от гордыни и нежелания жертвовать своим эгоизмом на благо семьи и общества! И от обжорства, ибо настоящая женщина ест, как птичка, и порхает, как бабочка!

«Вот уж действительно идеи эти не задушишь, не убьешь, – думала Илона, сидя на последнем ряду с подопечными бабульками. Те восторженно внимали оратору и поддакивали каждому произнесенному слову. – Испокон веков баба во всех мировых проблемах виновата была, виноватой и останется. Даже если небо однажды рухнет на землю, так точно из-за нашего желания жрать в четыре горла и нежелания рожать».

Слушать бредни скачущего третий час по сцене бесноватого мужика уже не было сил. Илона оглянулась и мстительно прищурила глаза, наблюдая, как на стульях в углу придремала троица, спрятавшая утром бабкины трусы. Их не было видно за зрителями, кому сидячих мест не досталось, поэтому будить их наставница не стала. Пусть лучше спят, чем слушают эту мутотень, а то примут еще за чистую монету.

Но где же Мишка, вызвавшийся сопровождать стариков и помогать им на входе и выходе из автобуса? Только бы не сбежал никуда за мороженым или конфетами, не найдет ведь потом дорогу домой! Илона охнула, торопливо вскочила и начала протискиваться к выходу.

Мишаня обнаружился сидящим прямо на крыльце.

– Я не пойду туда больше, Илона Владимировна! – сразу и категорически заявил он, как только увидел наставницу. – Мне не нравится!

«Знал бы ты, как мне все это не нравится», – вздохнула Илона мысленно.

А вслух спросила.

– Почему, Мишань? Что не так?

– Все не так, – отрезал Мишка. – Там тесно и воняет этими, которые не моются, потому что мыться вредно. И дядька еще на сцене…

– А дядька чем не угодил?

– Он… – Мишка задумался, подбирая слова. – Он это… ну, как баба Кузя наша. Только руками еще машет, как будто драться полезет. Я его боюсь.

«Силы небесные! – у Илоны защипало в глазах. – Человек с поражением интеллекта прекрасно осознает, что гуру не в себе, хоть и не может объяснить, почему. Зато полный зал условно нормальных людей ловит каждый его плевок! Так кто из них дурак в итоге?»

И противный ком в груди, не дающий дышать уже несколько дней, потихоньку начал таять. Не зря она старается и учит своих ребят всему, чему нужно на самом деле, а не чему система велит. Все правильно, все хорошо. Может, ее подопечные и ведут себя, как дети, житейской мудрости им все равно не занимать. А это самое главное.

Солнце клонилось к закату. В водяных струях фонтана у лектория, отливавших всеми цветами радуги, купались и оглушительно чирикали воробьи. За деревьями слышался голос мороженщика, зазывавшего клиентов в свою лавку.

– Мишань, хочешь мороженого? Я угощаю.

Небольшая передышка, затишье перед бурей. Впереди война с неизвестным исходом. Уцелеет ли кто-то из них в борьбе за свободу?

Каменное крыльцо было теплым, а сливочное мороженое, посыпанное шоколадной крошкой, по-настоящему вкусным. Илона под укоризненным взглядом двух стройных блондинок, придирчиво выбиравших между ледяной крошкой с ванильным сиропом и с тертой ежевикой («Люся, в ванильном на тридцать калорий больше, ты что, мы же не обжоры какие!»), взяла две самые большие порции густого и жирного лакомства на натуральном молоке и с натуральным же сахаром.

Ели молча, наслаждаясь закатом. Мишка поглядывал на солнце и блаженно щурился.

Гуру, прекрасно видимый из выходящего на крыльцо окна, тем временем начал махать руками, будто вот-вот собирался взлететь. Его лицо перекосилось, как при кататоническом возбуждении. Смотреть на это все из зала категорически не хотелось. Бесноватых, считающих, что на них снизошли просветление и милость Вселенной, а также энергия небесных сущностей или черта лысого в ступе, хватало и в родном Доме утешения и призрения. Жаль, что при этом они не желали принимать никакие таблетки, ибо всем известно, что проклятая химия прекращает людей в растения и наркоманов.

Лекция закончилась быстро и предсказуемо – гуру изрек какую-то очередную непреложную истину, затрясся всем телом и рухнул с поклоном, от души приложившись головой о дощатый помост. И как череп пополам не расколотил?

Зато зал взорвался овациями. А помощники ушлого мужичка тем временем уже вовсю сновали между рядами с ящичками для пожертвований, с надписью: «На донесение мудростей Фомы Достопочтимого до всех уголков земли» на каждом. Больше всех, конечно, пожертвовали зареванные тетки, сидевшие прямо перед сценой. Дальше толпа выстроилась в две очереди – одна за благословением, вторая – к прилавку с чудодейственными травяными сборами от любой хвори, пилюлями от всех видов паразитов, как ментальных, так и телесных, а главное – страшненькими и корявыми статуэтками для женского плодородия. Что с этими статуэтками предлагалось делать женщинам, Илона побоялась даже представить.

Зато подопечные «дети» в очередной раз порадовали житейской мудростью, проснувшись в один момент и стремительно выскочив из зала, как только ящики для денег понесли по рядам.

– Илона, мы все! – радостно объявила Женька на все крыльцо. – Ща бабулек дождемся и поедем! А на ужин успеем? Жрать охота, аж живот пучит!

Выходившие следом тетки с заплаканными глазами посмотрели на девчонок с презрительной жалостью, укоризненно покачали головами и начали спускаться по лестнице, демонстративно обходя стоящих стороной.

«Зато наши деньги при нас остались, а не осели в кармане жулика», – мстительно подумала им вслед Илона и пошла забирать из зала престарелую компанию подопечных. Пока до прилавка не дошла их очередь и они не спустили остатки пенсии на чудодейственное лекарство от всех хворей, в том числе, и от старости.

Второй день дежурства выдался не лучше. Так как Дом призрения являлся режимным учреждением, в нем категорически запрещалось употреблять спиртные напитки. И местные пьяницы сделали хитрый финт ушами – отправились группой из трех человек в ближайший магазин, якобы за свежими булочками, а вернулись сами, как те булочки. Только экстракта дрожжей в них было в разы больше. И на ногах они твердо не стояли. А получив замечание от «зануд и моралистов», которыми они именовали все остальное население Дома призрения, кинулись защищать честь и достоинство самыми привычными методами – кулаками и руганью.

К моменту прибытия Полиции нравов, которую вызвала Илона, драка обзавелась болельщиками сразу с двух сторон. Но больше всего внимания привлекала хорошенькая Олечка, социальный работник, которая бестолково бегала вокруг и кричала: «Прекратите немедленно это недопустимое поведение!» Олечка работала всего третий месяц и до сих пор верила, что люди обязательно меняются в лучшую сторону, если тот, кто им помогает, очень постарается.

Илона в такие вещи давно не верила, поэтому даже не стала подходить. Только следила, чтобы драчуны не зацепили несчастную девушку.

Блюстители приехали быстро, минуты за три, и навели порядок в свойственном им репертуаре. Олечке досталось больше, чем драчунам – за то, что не может своим примером вдохновить подопечных на перемены к лучшему и недостаточно следит за порядком. Остальным выдали устное замечание. По-настоящему получил по заслугам только главный скандалист и пьяница Репьев, который тоже мог обойтись малой кровью, если бы не заорал в ответ на порицание стражей правопорядка: «Мусорами вы были, мусорами и остались, морда в просветлении, а ж… в пердении!»

За что его тут же скрутили и погрузили в машину. «В исправительный центр на антиалкогольную очистку поедет на две недели, а потом в Дом смирения при вашем местном районном храме. Минимум на три недели, за свой нечестивый язык», – сурово поставил Илону перед фактом старший блюститель группы Демидов.

Илона в ответ клятвенно заверила, что они очень сожалеют о случившемся, что это, без сомнения, недосмотр всего коллектива, и они обязательно обсудят в понедельник вопрос перевоспитания подопечных, пристрастившихся к пагубной привычке. А затем она лично разработает для них целую систему медитаций на исцеление разбитой души и научит правильно дышать через печень, выводя ментальные токсины и шлаки, накопившиеся за годы пьянства. И, наступив ревущей от обиды Олечке на ногу, чтобы та не сболтнула в сердцах ничего лишнего, добавила, что постоялец Репьев на самом деле очень болен, ему все сочувствуют и с нетерпением будут ждать его возвращения.

Блюститель Демидов под конец медоточивой речи растаял и на этой почве специально проверил у Илоны отпечаток пальца, чтобы сличить с базой, а затем наставительно сказал собравшимся зевакам: «Первый круг, чистая душа, четыреста тридцать два балла на последнем Испытании! Были бы все вы такими, и пить бы никто не стал!»

А затем они уехали, а Илона увела Олечку в класс, пить чай и накладывать примочки на распухший от рева нос. Потому что по нынешним меркам девицам стыдно ходить в неприглядном виде, потом половина коллектива будет гадости за спиной говорить. Нечего давать тему для сплетен страдающим от безделья сотрудникам.

«Спасибо не знаю, кому, хоть даже Вселенной, что я по их меркам уже старая и страшная, и обсуждать меня не интересно, – размышляла тем же вечером Илона, засыпая на жесткой казенной кровати, стоявшей в каморке без окон рядом с собственным кабинетом. – Мне почти тридцать четыре, у меня двадцать лишних килограмм и сорок восьмой размер одежды, от фигуры колобка спасают лишь нормальные пропорции и высокий рост. Но мне и не нужно котироваться на брачном рынке. Зато в статусе достойной жены, хозяйки дома и наставницы мне верят больше, чем Ксане, я внешне в этот образ лучше вписываюсь. Моралфагов заболтала сегодня, и пяти минут не прошло. Хотя, и дураку понятно, что Репьева только могила исправит. И для предстоящей заварушки прекрасно. Что может быть естественнее для такой, как я, чем приютить попавшего в беду мальчишку? Никто не осудит и ничего не заподозрит. Надо, кстати, выводить его гулять, а то сидит взаперти, иммунитет не тренирует. Главное, пережить завтрашний день – и домой…»

Но третий день доконал Илону неприятными событиями уже в обед. Работа в Доме призрения была похожа на игру в карты на оружейном складе, каждый час думаешь, рванет ли, и если да, то где именно? И ведь можно было перестраховаться, продумав запасные варианты сорвавшихся событий или четкие алгоритмы действий при конфликтных ситуациях. Но в этот раз то ли голова была не на месте, то ли неистребимое желание верить в лучшее победило здравый смысл.

Каждые выходные Илона занималась любимым и очень важным делом: прогулкой с людьми, которые из-за возраста и сопутствующих проблем со здоровьем больше не могли вставать с кроватей. Жизнь превратилась для них в череду однообразных и унылых дней – завтрак, прием лекарств, телевизор с «просветляющими» программами, обед, водные процедуры, телевизор, ужин, снова телевизор, отбой. Даже помощники жреца районного храма захаживали к ним редко, а если и заходили – вели беседы про то, что нужно думать о бессмертной душе, которая скоро обязательно переродится на земле в лучшем виде, а пока стоит готовиться: медитировать, отказываться от излишеств и очищать свою карму хорошими и благими мыслями. Потому что такая жизнь дана, безусловно, как повод для искупления грехов, или же как наказание, каждый должен понять сам.

А после их приходов Илона бегала от одной кровати к другой, раздавала успокаивающий чай и слушала, как плачут навзрыд расстроенные старики.

– Я же всю жизнь честно работала, никого не обманула, не обидела. Детей подняла, достойными людьми вырастила, разве моя вина, что ушли они до срока? А я от трудов тяжелых да горя слегла раньше времени и даже до туалета дойти не могу? За что же меня наказывать? – говорила растерянно Нина Константиновна из 101-й комнаты, утирая слезы.

– А меня за что? Я всю жизнь недоедала, после войны денег не хватало даже на необходимое, профессию хорошую не удалось получить, работать сразу пошла. Так что мне теперь, и на старости лет булочки с шоколадом не есть, потому что они дурно на организм влияют? Лучше от голоду пухнуть, чем от сладкого, так, что ли? – вторила ей с соседней кровати кругленькая баба Зоя, доставая спрятанный под подушку кулек с заварными пончиками, единственную свою отраду в четырех стенах.

В такие минуты Илона остро жалела, что она не ведьма из страшной сказки. Была бы ведьмой – прокляла бы и жреца, и помощников за длинные языки, пусть бы думали, откуда прилетела дурная карма, и сами бы отрабатывали. Но – увы. Поэтому она поила стариков полуостывшим чаем (горячий нельзя – уронят на себя и обожгутся) и говорила, улыбаясь: «Это не наказание, а длинный путь к нашему знакомству, чтобы мы с вами подружились и вместе гуляли. Так что это награда, я вам честно говорю, вы же мне верите?»

И старики улыбались, кивали головой и успокаивались.

Со временем они и вправду подружились. И действительно ходили вместе гулять. Вот только трудов это стоило немалых, одна Илона бы не справилась. Шутка ли – поднять парализованного, в котором может быть весу и пятьдесят, и сто килограммов, одеть по-уличному, посадить в инвалидную коляску и выкатить через длинный коридор на улицу, а там по пандусу спустить вниз, на березовую аллею. И так – с каждым. Без помощников никак, приходилось искать и договариваться.

Вопреки ожиданиям, помогать желающих было немного, хотя, на словах идею поддерживали абсолютно все. И неудивительно, труд – каторжный, тяжелый физически и морально. Ломались даже добрые и отзывчивые, сталкивались в казенных стенах с самыми глубокими своими страхами. Они смотрели на стариков, которые больше не могли просто выйти в магазин за хлебом или подышать воздухом, не читали книги, так как падало зрение, общались лишь с теми, с кем жили в одной комнате (и далеко не всегда по-доброму) – и ужас накрывал кипящей морской волной, и утягивал за собой в бездну, которой нет конца и края. «Пусть минует меня чаша сия. Пусть пронесет», – шептали люди потом в своих молитвах Мирозданию долгое время. А в Дом призрения больше не приходили. В конце концов, можно найти себе другое занятие для очищения кармы, не такое тяжелое.

Илона прекрасно их понимала. Но от ее понимания помощников не прибавлялось, а сама она могла поднять и вывезти максимум троих бабулечек из последней 106-й, тоненьких, как спичка. А остальные ждали следующих выходных и надеялись, что кто-то к ним обязательно придет и поможет выйти на улицу. И плакали украдкой от расстройства. И сама Илона потом тоже плакала, и на работе, и дома.

Рик сначала ругался и требовал пожалеть себя и сменить работу, затем понял, что жена уйдет от своих подопечных разве что вперед ногами, плюнул и сам стал приходить к ней на выходных и помогать. Так и заявлял: «Лучше я их сейчас пару часов потаскаю, чем потом всю жизнь – тебя». Порой присоединялся Мишка, которого бабули жалели и подкармливали сладким, иногда приходили спортсмены из городских школ здоровья. Заходили и просто неравнодушные жители, прочитавшие однажды объявление в интернете с призывом помочь.

А на этой неделе вдруг впервые отозвались «Дети Любви» – огромный клуб, где собирались почитатели всех современных идей, пришедших от Великих. Они проповедовали милосердное отношение к миру, отказ от любых излишеств, призывали окружающих избегать дурных мыслей и душевной лени, а до кучи имели репутацию любимцев новой власти. Правда, Рик им не доверял и называл за глаза «латентными мракобесами», потому что лечение в Восстановительных центрах и таблетки они тоже не особо жаловали, хоть и не призывали отказаться остальных. Но Илона только махала рукой. В конце концов, не самые страшные недостатки в нынешнее время. Некоторые и вовсе уринотерапией лечатся, и рожают без врачебной помощи в каких-то благословленных очередным гуру полях и еловых перелесках. На их фоне «Дети Любви» выглядели вполне пристойно.

Когда они позвонили и предложили помощь в прогулках, Илона удивилась так, что переспросила трижды, точно ли они придут. А заодно и перечислила все психические и физиологические особенности лежачих стариков, чтобы уж с гарантией понять, согласятся или нет. «Что вы, что вы, Илона Владимировна, для нас нет различий между людьми, мы поддерживаем всех, а тех, кто остро нуждается в нашей помощи – вдвойне!» – журчал на том конце провода нежный голосок.

Обещали прислать двадцать человек. Илона на радостях никого больше не пригласила, зато рассказала всему отделению, как они пойдут гулять, и будут наблюдать за бабочками, ведь сейчас сезон вылета самых теплолюбивых. Как будут нюхать цветы, а если рядом окажется Мишка – то и есть шоколад, за которым она обязательно пошлет его в магазин. А если пришедшие возьмут с собой гитару, то можно и попеть. Хрен с ним, про матушку-природу и Вселенную тоже сойдет, лишь бы подопечные были рады.

А теперь не будет ни бабочек, ни гитары, ни прогулки. Не то время, не те планеты. И Рик, как назло, на дежурстве сегодня.

– Илона Владимировна, я знаю, чем вам помочь! – тем временем воодушевленно вещал голосок в трубку телефона.

– И чем же? – воспряла было духом Илона. Может, пришлют взамен хоть пару человек?

– А мы будем во время медитации добрыми мыслями творить новую реальность, в которой обязательно вам кто-то придет и поможет! – радостно воскликнула девица. – Ну разве это не чудесно? Ведь мысли материальны, у нас обязательно получится!

– Эээ… – у Илоны от удивления просто не нашлось других слов. Вернее, нашлись, но явно не те, которые жаждала услышать просветленная. Зато было их столько, что Илона торопливо повесила трубку, а то прорвутся еще наружу.

И лишь тогда дала волю эмоциям, швырнув попавшуюся под руки пачку бумаги в стену. Исписанные ребятами листы веером разлетелись по кабинету, а большой портрет Евгения Валентиновича, который нарисовала Женька на одном из занятий, а Илона от греха спрятала поглубже в стопку (ибо портрет был похож на карикатуру), упал прямо под ноги Оле, собравшейся домой и зашедшей попрощаться до следующей недели.

– Уму непостижимо, сидят двадцать лодырей на заднице и медитируют вместо того, чтобы реально помочь! – возмущалась спустя десять минут Олечка, уже сама наливая коллеге успокаивающий чай. – Как же теперь сказать бабкам-дедкам? Всю неделю ведь ждали.

– Не знаю, – Илона пожала плечами, машинально отхлебывая из кружки дрянной напиток, имевший привкус сена. Голова была пустой и чумной, как всегда после нервного срыва. – Буду думать, Олечка.

– С тобой остаться? Хочешь, вместе пойдем, скажем.

– Я придумаю, что-нибудь, – Илона нашла в себе силы улыбнуться. – Беги домой, тебе еще сына в парк везти, ты же ему обещала.

Оставшись в одиночестве, она долго смотрела в стену. Вставать с кресла не хотелось, говорить несчастным людям, что сегодня они гулять не выйдут – тем более. Мелькнула предательская мыслишка – а если просто не прийти к ним сегодня? Потом сделать вид, что ничего не произошло, и вести себя, как обычно.

Нет. Это трусость и нежелание признавать свою ответственность за случившуюся ситуацию. Ну что ей стоило позвать еще хотя бы пару человек со стороны? Есть же список телефонов! Но уже поздно. Чтобы старики потом успели на полдник, через пятнадцать минут надо начинать прогулку – или прийти и сказать, что все откладываем до следующих выходных.

И смотреть, как жалобно моргают в ответ запавшие и выцветшие глаза, как опускаются понуро головы. Еще целая неделя! А большинство в таком возрасте, что каждый день может стать последним в их жизни.

Надо допить противный остывший чай, а потом набраться смелости и спуститься к ним. Но Илона продолжала смотреть в одну точку перед собой. Голова противно гудела – предвестник завтрашней мигрени. И зрение начало подплывать, видимо, сказалось нервное напряжение. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Еще хотя бы пару минут так посидеть, подышать глубоко и медленно, и пусть ноют виски и снова болит колено, лишь бы не вставать и не идти, а просто качаться на невидимых волнах, слушать шум листвы за открытым окном и звонкие голоса, то и дело взрывающиеся смехом…

Стоп. Голоса не на улице, они в холле, и плавно приближаются по темному коридору прямо к ее кабинету.

– … говорю же, ты ей сначала понравился, этой официантке, раз она тебе третью чашку чая с соевым молоком подсовывала, типа, комплимент от заведения! А потом ты попросил что-нибудь с мясом, и у нее вся очарованность тобой слетела, – весело журчал очень знакомый и родной девчачий голос.

– Ну я же не кролик, одну траву есть. Мне силы нужны, потягай-ка эти валуны в катакомбах туда-сюда! Так она еще и скривилась, будто я ей тушку дохлого упыря предложил! «Молодой человек, у нас приличное заведение, мы мяса не держим!» – приятный баритон резко сменился писклявым и сдавленным скрипом, передразнивая неведомую официантку. – Хорошо, хоть блины с вареньем у них были, жаль, что мало.

– Так ты последние семь штук и слопал, еще и не запивая. И как влезло?