Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

– Ой, не глупи, давно уже никуда не ходили, – покровительственно фыркнула мама. – То со слезами еле по домам вас растаскивали, то вообще друг о друге забыли.

– Ага, ты чего. Весело будет, – закивал Серёжа.

Вова внимательно посмотрел на него. Он выглядел как обычно: беззаботно улыбался, чуть покачивал ногой. Словно каждый день приглашал к себе в компанию. Ленка злилась, Вова точно помнил. Вдохнул и решился:

– Да, наверное.

– Вот и замечательно, – улыбнулась Серёжина мама.

Вова выдохнул, осторожно снял шарик с ёлки.

– Я на секундочку. – Выскользнул из зала. – Лен, я быстро!

Серёжа не выглядел расстроенным, а Ленка любила обижаться. Возраст такой, говорила мама. Значит, ничего плохого не случится, правда ведь?

К пятнице зима наконец вступила в законные права, и детвора вовсю лепила снеговиков, ломала ледянки и запихивала друг другу за шиворот ледышки. Во дворе перед Вовиным домом, большом, с пластиковым лабиринтом горок и площадкой для футбола, всегда строили крепости. Мальчишки мирились с девчонками и под дружное сопение возводили крепкие холодные стены.

– Правую укрепляй! Завалится же сейчас! – завопил Гена, и Вова с Колей навалились, подогнали кособокий ком, удерживая стену. – Красота.

Вова улыбнулся, вытер рукой потный лоб. Очки съехали, шарф развязался и тянулся хвостиком – хорошо! Крепость возвышалась над ним на полметра. Даже башенки сделали по обеим сторонам, круглые, крепкие. Вместо флагов воткнули веточки с драными рукавицами. В общем, не налюбуешься. Вова задрал голову и с удовольствием плюхнулся на спину, раскинул руки и ноги.

Коля подкатил ещё один снежный ком, встал на него и щербато улыбнулся:

– Я Король! – Тёмные глаза сверкнули из-под наполовину сползшей шапки, мокрая чёлка прилипла ко лбу.

– Нет, я! – тут же подключились другие мальчишки. И дружно взревели: – Победит самый быстрый!

Вова тихо вздохнул. Он тоже хотел хоть раз оказаться Королём, но куда ему тягаться: и на ровном месте падает. Ноги заплетаются, руки машут невпопад, и земля с небом меняются местами. А мальчишки уже почти у угла Вовиного дома, сейчас оббегут, и кто первый запрыгнет на ком, будет ходить нос задирать. И пусть пользы от этого никакой, всё равно обидно.

Вова встал, отряхнулся. Шарф промок и прижимал неподъёмным весом к земле. Вова нахохлился, тяжело вздохнул и сунул мокрые руки в карман, прикоснулся осторожно к шарику. Сразу стало тепло и спокойно. И чего он так разволновался? Шарик может всё: уговорить маму отпустить погулять, упросить папу купить мозаику, помочь хорошо ответить у доски и даже помириться с сестрой! Уж Королём-то Вова, если захочет, станет в два счёта!

– Держи. – Дёрнула его за куртку Маша и протянула мятный леденец.

– Спасибо.

Взял и осторожно положил во внутренний кармашек: маме отдаст. Папа всегда покупал их ей, а на этот раз – Вова нахмурился – купил мозаику. Но мама не расстроилась, помогла собрать! Не принесли конфет, беда какая. Вова решительно разжал ладонь и вытащил руки из карманов.

Из-за угла вылетел Коля. Глаза горят, распахнутая куртка сползла с плеч, но он рвался к победе, опережая остальных на два-три прыжка. Вова вздрогнул. Рука сама метнулась обратно, схватилась за шарик как за спасательный круг. Губы сами произнесли:

– Я Король!

И медленно, с трудом двигая телом, словно промёрз, взобрался на ком. Коля молчал, но смотрел обиженно-удивлённо. Вова с трудом разжал пальцы, шмыгнул носом и подтянул шарф. Конфетка перевернулась и упёрлась в рёбра напротив сердца.

В классе пахло стружкой, время от времени мигала лампочка. Батареи едва грели, Вова мёрз в курточке и с завистью смотрел на раскрасневшихся остальных. Словно марафон бежали, а не сидели, согнувшись в три погибели, над партой, не стыковали детали. Или шкурили. А шкурил Мишка мастерски, Вова даже не верил, что такой увалень способен строить, а не ломать. Он же как сожмёт лапищу, так только щепки лететь должны – а они не летели, наоборот, рождалась тонкая, изящная бригантина. Мишка аккуратно разглаживал паруса, осторожно вешал, натягивал тросы, проверял миниатюрные пушки. Вова забывал, как дышать, а потом яростно прокашивался, пытаясь вернуться в реальный мир.

– А давайте весной все наши корабли по ручью пустим! – радостно хлопнул по столу Серёжа. – Они же все в реку текут, а реки – в моря. Представляете, танкеры, пароходы – и наши!

– А Вова об этом напишет, – величественно кивнул Миша. – И нарисует. Станем знаменитыми.

Вова мысленно представил, как нарисует на ватмане длинные синие и голубые полосы, небольшой пароходик – и обязательно фотографию! Вздрогнул от неожиданности и насупился. Ничего он не будет делать! И не доплывут никуда их корабли, либо разломаются, либо унесёт кто. Мишка этот просто глупый мечтатель, даром что взрослый! Вова привычно сжал шарик и уставился на Серёжу.

– А если не доплывут? – погрустнел тот.

– Другие отправим, – удивился Мишка и добродушно хлопнул его по плечу. Шарик в Вовином кармане затрещал. – Будем делать до тех пор, пока не получится.

Серёжа улыбнулся, у Вова запылали уши. Просто идти до конца. Просто не бояться препятствий. Вова поднялся.

– Я сейчас.

Выскользнул из класса, осмотрелся и со всех ног побежал по коридору. Смазался в длинную змею зелёный дождик, отклеился серый цилиндр снеговика на двери. Вова выскочил на крыльцо, перемахнул сразу через пять ступеней и помчался по улице, словно пятки жгло. Мимо длинной тёти в шапке с размером с её голову, мимо толстого дяди в распахнутой куртке – мимо тысяч лиц, фигур и улыбок. Без какой-либо цели, просто чтобы убежать. В голове формулировалось желание, подбирались точные слова, чтобы разом – и всё!

– Осторожно!

Нога попала в ямку, Вова неловко взмахнул руками и ткнулся носом в грязно-коричневый снег. В кармане хрустнуло. Тонкие руки схватили его за плечи, подняли. Сквозь запотевшие и залепленные снегом стёкла Вова увидел голубую шубку и длинную русую косу.

– Не ушибся? – ласково спросила Снегурочка.

Вова заторможенно качнул головой. Сунул руку в карман и вытащил горсть осколков. Чёрных, с пятнами ржавчины. На острие одного вспыхнула искорка, кольнула на прощание в нос и исчезла. Вова заревел.

– Мальчик, мальчик, что с тобой?! – испуганно зачастило сверху.

Вова уткнулся Снегурочке в коленки и захныкал уже тише, но по-прежнему безудержно. В ответ она прижала его покрепче и ласково провела рукой по шапке.

– Я плохой, – кое-как выдавил Вова. – Я не хотел, правда! А теперь никак не исправить…

– Ох, – Снегурочка на миг задумалась. Вытащила платок, осторожно вытерла ему лицо. – Значит, надо прямо сказать, что виноват, и извиниться.

– Извиниться? – Вова ещё раз шмыгнул носом и задумчиво посмотрел на Снегурочку.

– Слово «прости» – одно из самых сильных заклинаний. И самых сложных. Но если ты действительно хочешь всё исправить, то найдёшь смелость произнести его.

– Найду.

И Вова крепко обнял Снегурочку. На этот раз в благодарность.

За две недели до Нового года Вова с семьёй принялись украшать ёлку.

Красный шарик – на нижние ветви, синий, с оленем, – в серединку, жёлтый – к звезде. А можно и наоборот, какая разница, главное, чтобы всем было весело и потом никто не отворачивался. Вова вздохнул, решительно тряхнул головой и вытащил коробку с дождиками из-под дивана. Зарылся в шуршащую массу, схватил в охапку и пошёл в комнату к Лене.

– Вали нахрен, – радостно поприветствовала его она.

Вова перешагнул через валяющуюся на полу подушку и зашёл. Лена скривилась. В комнате царил хаос: полуоторванные плакаты свисали со стен, журналы и учебники гнездились на подоконнике, вещи рассыпались по ковру. Такой же бардак явно творился и у сестры в голове. Вова нахмурился, чтобы казаться старше и суровее, и протянул дождики.

– Давай вместе украсим ёлку. Ты очень красиво умеешь.

Лена открыла рот, закрыла, махнула рукой и отвернулась. Тело подрагивало от напряжения, она никак не могла подобрать нужных слов и зло пыхтела. Вова ждал. Руки ныли и норовили опуститься, но он упрямо закусил губу и терпел. Наконец Лена не выдержала.

– Знаешь что, мистер Всезнайка?! Иди и наряжай сам, ты же всегда лучше всех знаешь, как надо! Плюёшь на мнение остальных, ведь есть только ты. Ты – и больше никого!

Вова зажмурился. Ленка то хрипела, то срывалась на визг, выплёскивая всё, что накопилось не за неделю – за очень долгое время. Видимо, польза от шарика всё же была: он содрал корочки с ранок, и все вырвалось наружу. Вова действительно заслужил все эти нехорошие слова: эгоизмом, мелочностью и обидами. Дождался, когда Ленка выдохнется и, опустив голову, произнёс:

– Прости. – В ответ обрушилась оглушающая тишина. Вова открыл глаза и посмотрел на сестру. – Прости. Я был не прав. Я правда хотел вместе с тобой украсить ёлку, но не смог нормально объяснить. Не хотел, чтобы оно всё так получилось. – Вова сглотнул. – Это шари… Это я виноват, я не думал о тебе. Прости. Прости…

В конце голос всё же дрогнул. На душе стало чуточку легче. Лена удивлённо моргнула, криво улыбнулась. Вова неуверенно опустил руки, несколько дождиков дотянулись до пола и зазмеились по нему. В ярком свете люстры они переливались всеми цветами радуги, пытались добавить волшебства. Вова вздохнул: хватит с него чудес, ему сначала надо поумнеть и научиться ответственности. Ленка вдруг сорвалась с места и обняла его, прижала крепко.

– И ты меня, – глухо проговорила она. – На самом деле и сейчас красиво.

– Но как-то не так, – слабо улыбнулся Вова. Лена задумалась.

– Не так, – кивнула она и отпустила его.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом рассмеялись: искренне, громко – как не смеялись уже давно. Вова наигранно вытер пот со лба и тут же ойкнул из-за подзатыльника. Ему ещё много чего надо исправить: купить на накопленные карманные деньги маме конфет, извиниться перед Колькой и пробежать хоть раз вместе со всеми вокруг дома, рассказать в стенгазете о Мишке и Серёже – как бы ничего не забыть. Но первый шаг уже сделан, и Вова чувствовал невероятный прилив сил. Он сможет.

– Пойдём мудрить, – улыбнулась Ленка.

– Вместе.

Где-то далеко, на Северном полюсе, улыбнулась Снегурочка и добавила ещё одно имя в список хороших детей.

Тим Яланский

Совладелец литературного сайта, автор-составитель сборника «Странники» (2018, «АСТ»). Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, «Дятловы горы»), неоднократно становились победителями в сетевых конкурсах.

Пишу прозу, преимущественно, фантастику и фэнтези, статьи. Любимые темы – приключения, о дружбе и любви.

Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html

И больше ни-ни

Цыплята василисков внутри медного чана скребли когтями и скрипели. Их писк терялся во мраке. Итен зажмурился и полоснул себя скальпелем по руке. Густая кровь хлюпнула, прочертила дорожки на коже, закапала в мерный стакан. Надо было всё же использовать иглу.

Итен подумал о том, как втыкает в вену толстую заострённую трубку, и его замутило. Нет уж, лучше так. Он пошевелил пальцами, чтобы поскорее всё закончилось.

Огонь под чаном с молодыми петушками потрескивал, лизал закопченную медь, цыплята верещали – сквозь щели выстреливали змеистые кончики хвостов – но выбраться из-под тяжёлой крышки не могли.

Совсем скоро.

Уровень крови в стакане достиг отметки в десять унций, Итен с облегчением обтёр рану влажной губкой и прижал пластырь. Тот сразу похолодел – заживляющая магия принялась за дело.

Через отверстия в крышке чана полыхнуло сиреневое пламя, визг оборвался на инфернально-высокой ноте. Итен метнулся и стянул посудину на край, стараясь игнорировать боль в руке, приподнял крышку и заглянул внутрь.

Отличные контрабандные василиски из Несветлоземелья превратились в мягкий серо-зелёный пепел. Итен взял ещё тёплый стакан собственной крови и вылил в горячую пыль с торчащими головками цыплячьих косточек. Зашипело, взметнулся пар. Смесь задрожала, теряя цвет, и Итен подвинул чан обратно на печку. Его кровь – кровь рыжего человека – оказалась подходящей.

В венах Итена, кроме человеческой, струилась и кровь старших народов – похоже, она делу не помешала. Пусть философский камень окажется менее долговечным, чем даже нелегальные, но Итену много не надо. Даже одной ночи хватит для осуществления желания. Ведь философский камень может улучшать тело, активизируя латентные способности, лечить и дарить бессмертие.

Итен пошаркал в угол комнаты. Дальше от печки нежилое помещение дышало бетонным холодом, ветер из тёмных окон посвистывал и кусал за пальцы. Снаружи что-то неслось во тьме небес – огромное и сверхъестественное, выпущенное из неведомых пространств в Новогоднюю ночь. Совсем низко над остовом его заброшки.

Пакет с медной стружкой был тяжёлым. Когда Итен подволок его к импровизированной печке, футболка под паркой взмокла: человек не сильно-то крепок для таких дел. А Итен вообще худоват, росту выше среднечеловеческого – сказались бабкины эльфийские гены. И рыжий, огненно-рыжий, как феаноринг – так с умилением говаривала бабуля Синдарель. Кроме рыжины, способностей старших народов Итену не досталось – даже завалящего умения очаровать девушку, а уж от итеновского пения водопроводные ундины начинали выть в резонанс и биться головами о трубы. Сейчас это даже хорошо – философский камень получится лишь из человеческой крови.

Итен крякнул и бухнул пакет на край печи. Рука отозвалась раздирающей болью. Ну ничего, как только артефакт получится, можно будет исправить всё! Повреждения мигом заживут.

Итен безжалостно вылил в смесь полбутылки брюта, предварительно хлебнув из горла и закашлявшись, и снова прихлопнул крышкой. Теперь отмерить двадцать шесть унций меди.

Плотный край лопнул под ножом, пакет накренился, и металлическая стружка посыпалась на печь. Порыв ветра из окна взметнул облако медной пыли. Итен в долю секунды успел удивиться, когда тонкая взвесь сдетонировала, и его отшвырнуло от печи. Размётанный первым взрывом пакет исходил клубами медной пыли, огненный смерч взревел и выплюнул Итена через проём в ночь.

Снег хрустнул под затылком, Итена на мгновение оглушило. Клубы огня с гудением вырывались из окон заброшки, рядом с головой в наст врезалась дымящаяся дверца от цыплячьей клетки. Раздался жуткий вой, и что-то, объятое пламенем, упало с небес, сотрясая землю. Пустой панельный дом зашатался, охнул и развалился, звёзды заволокло тучей цементной пыли.

Вставать было тяжко – ломило спину и болели кости, включая ту, что между ушами.

«Нифига себе бабахнуло, – бормотал Итен. – Наверное, из-за той штуки в кастрюле. Или брют оказался порошковым».

Он понимал, что задумка провалилась, и чтобы получить философский камень, придётся ждать следующего Нового года, но уйти и не поглядеть на итоги трудов – не мог.

А это что?

Огромная обгоревшая конструкция, похожая на сани, постреливала угольками. Итен попинал её ногой, и на покрытый сажей лёд выкатился обгорелый череп, похожий на человеческий, но почему-то серебряного цвета.

– Ох ты! – сделал шаг назад Итен, по спине разбежались ледяные мурашки. Неужели он кого-то нечаянно убил? Он слышал, как над крышами что-то безмолвно носилось… Страшно захотелось бросить всё и бежать. Сейчас сюда заявятся копы и обнаружат эту красоту.

Итен всхлипнул и начал пробираться к эпицентру взрыва между бетонных блоков и узловатых прутьев арматуры.

Конечно, крышку сорвало и унесло, и чан развернулся грязными медными лепестками, являя миру тускло-фиолетовый камень, покрытый узорной сетью трещин. Сердце Итена бухнуло, и он прижал руки к груди, чтобы угомонить его. Камень получился!

Он был тёплым, похожим на яйцо размером с два кулака, и прекрасно поместился под паркой. Итен поковырял ботинком остатки печки и плюнул: мало ли несчастных случаев устраивают бездомные на вот таких заброшках? Пора убираться.

Он спрыгнул с бетонного блока бывшей стены и снова содрогнулся. Серебряный череп с укоризной смотрел на него тёмными провалами глаз.

Его можно спрятать, и никто разбираться в произошедшем не станет.

Итен поднял погнутую металлическую арматурину и потыкал в упавшую с неба конструкцию, потом вздохнул и полез туда руками. Поиски принесли добычу – отчего-то не сгоревший алый мешок из плотного шёлка и набор похожих на человеческие серебряных костей. Остро воняло гарью, в голове мутилось, но Итен механически собрал всё, что нашёл. Измазанными в саже руками Итен сложил странно лёгкие кости в красный мешок, потом подошёл к черепу. Даже рёбра было не так страшно трогать – они походили на произведения искусства, а вот череп казался живым.

Вдали послышался ленивый вой полицейских сирен. Итен наклонился, схватил череп и быстро затолкал его в мешок, потом, оскальзываясь, подворачивая ноги и придерживая тёплый камень на животе, дал дёру.

Новогодняя ночь изумлённо таращилась на него звёздами-пуговицами.

«В связи с исчезновением Деда Мороза новогодняя ночь продлится ещё сорок восемь часов, – вещала хорошенькая ведущая с экрана палантрона. – Министерство соцмагии выделило тринадцать миллионов на проведение торжеств…»

Итен выключил палик и поплёлся в ванную. В тёмном коридоре шелковисто поблёскивал мешок со зловещим содержимым – теперь ясно, что останками Деда Мороза. По полу растеклась лужа, и он вступил в неё, поскользнулся, стукнулся о стену. В слабом свете бра проявилось тёмное нутро мешка и оплывающие косточки. Мелкие растаяли совсем, а крупные ещё сохраняли форму.

«Вот же дерьмо», – покачал головой Итен и сморщился. Поставил сочащийся мешок в раковину, на груду грязных тарелок, и скрылся в ванной.

«Мои последние минуты в образе неудачника», – думал Итен, намыливая шевелюру. Струйки грязной пены бежали по животу, склеивали волоски вокруг пупка и щекотали рёбра. Итен как следует потёр за ушами, прошёлся мочалкой по шее и с наслаждением смыл  остатки копоти с подбородка.

«В зеркале трансмутаций я хочу выглядеть собой», – отметил он, зачёсывая влажные рыжие волосы наискосок. Он изменится, вытянет наружу гены бабушки-эльфийки или прадеда-ведьмака, получит магические способности, станет тем, кем мог бы быть, а не жалким человечком-неудачником.

Итен замешкался перед зеркалом, разглядывая собственные острые плечи и веснушки: в эльфа или ведьмака? Ну какой из него грозный колдун – с веснушками-то? Хотя если ведьмачий хвостик на заднице отрастёт, то, наверное, и рыжие пятнышки на морде пропадут?

А если в эльфа – то бабуля станет гордиться внезапно проявившимися способностями внука и устроит ему протекцию в Светлый Круг. И Итен, наконец, предложит милой Иликке выйти за него – даже она не сможет отказать красавцу-эльфу, каким он станет. А ведьмачий хвост Иликке, наверное, не понравится – хотя кто их, девчонок, разберёт? Всё-таки, ведьмак – это круто!

Скорчив злобную надменную рожу и разлохматив только что зачёсанные волосы, Итен влез в тёплые домашние штаны и походкой мачо потопал на кухню.

Он не включал свет, и потому проблесковые маячки выруливших во двор полицейских заметил сразу. Не раздумывая, метнулся в коридор, впрыгнул в ботинки и парку, сунул философский камень в красный мешок с костями и вылетел в подъезд.

Внизу хлопнула дверь, послышались голоса – хобгоблинши-консьержки и незнакомые, мужские. Итен бесшумно прикрыл дверь и помчался вверх. Ужас плеснул тёмной волной и рассеялся, перетравился в желание жить. Это за ним!

Ночной ветер резнул влажный затылок морозом, Итен натянул капюшон, вытолкал мешок наружу и вылез сам. Куда бежать с крыши, он себе не представлял, потому просто запер за собой на щеколду люк и огляделся.

На плоской крыше многоэтажки возвышались две подъездные будки, в одной из которых находился Итен, и ракушки вентиляций. Угловые горгульи спали, очевидно, хорошо накормленные в районным бестиологическом центре. Слетаются в окрестности как проклятые. Нет чтобы эпидемку с дудочками вызвать и вывести тварей из города – их ещё и прививают!

Итен постарался ступать тихо, подобрался к краю крыши, лёг на живот и глянул вниз. Вряд ли полицейские во дворе заметят на фоне ночного неба его силуэт.

Как они его нашли? Итен с сомнением поглядел на мешок. Могли ли серебряные кости фонить? Ох он и дурак! Ну конечно же, останки могущественного и великого существа, которым являлся убиенный Дед Мороз, должны излучать столько магии, что мешок для детекторов, небось, светил фонарём.

Возникло желание швырнуть мешок вниз. Страшно подумать, что с Итеном сделают за убийство специалиста с той стороны. Бессмертного и могущественного.

Нельзя швырять, в нём камень.

Итен подался назад и пополз прочь от края, оскальзываясь на ледяных корочках черепицы.

Надо было, конечно, выкинуть опасный трофей ещё раньше, не нести его в дом.

Порыв ветра скользнул царапучей лапой под парку, над шпилями города заплясали рваные тени.

Нога во что-то упёрлась, Итен обернулся и судорожно перевернулся на спину.

Над ним нависала туша горгульи: жёлтые любопытные глаза разглядывали добычу между когтистых лап, а огромный клюв-топор нацелился Итену в пупок.

– Курлык! – сказал монстр.

– Хорошая птичка, – голос охрип и сломался. – Ты же не голодная, птичка?

Рука нырнула в жёсткий от замёрзшей жидкости мешок и нащупала берцовую кость:

– Не ешь меня, – сказал Итен. – На вот, угощайся.

Он ткнул костью в наглую морду и взвизгнул:

– Хорошая птичка!

Кость рассеялась голубым искристым дымом, туша горгульи схлопнулась, и на живот Итена с душераздирающим квохтаньем упала пёстрая курица.

– Ничего себе! – выдохнул он, таращась на бывшую горгулью, стряхнул её. Та скатилась и погуляла прочь, поклёвывая трещины черепицы. Итен с ошеломлением разглядывал собственную ладонь. От серебряной кости не осталось и следа.

Итен знал, что Синдикат человеческой магии специализируется на трансмутациях, но не представлял, что кости дедов морозов могут превращать горгулий в кур, как волшебные палочки.

Он сел, распутал горловину мешка, достал ещё одну оплывшую кость и провозгласил:

– Пусть полицейские убираются прочь и забудут обо мне навсегда! – он помахал «волшебной косточкой», потыкал ею в звёздное небо и, на всякий случай, в сторону края крыши. Ничего не произошло.

– Пусть катастрофы не случалось, и нет причин меня искать, – сказал Итен, с сожалением прощаясь с философским камнем в мешке. Он понял, что готов отказаться от внезапно свалившихся исполнений желаний ради того, чтоб всё стало как раньше.

Снова ничего не вышло. Со стороны подъездной будки застучал отодвигаемый засов. Они здесь.

– Ладно, раз можно только превращать одно существо в другое… – Итен огорчённо вздохнул. Сейчас бы превратиться в ведьмака и зачаровать их всех. Но ведь всё равно повяжут за убийство. И контрафакцию. И контрабанду. И… Он с тоской поглядел на звёздное небо, отмечая пару стремительных силуэтов, дёргающихся с грацией рваных зонтов. – Мне срочно нужны крылья!

Голубые искры ссыпались с ладони, завернулись в спираль и растаяли. Под паркой распёрло и зашевелилось, плечи вывернуло, словно под руками профессионального массажиста, дыхание сорвалось – Итен успел только натужно крякнуть. Слёзы брызнули, пахнуло холодом – кожистые тонкие крылья оказались чертовски нежными. Итен прижал к себе мешок, и его сорвало с крыши обжигающим ветром.

Ветер гудел, переворачивал, крутил волчком, звёзды размазывались в бесконечные запятые.

Итен обезумел. Он метался пьяным вампиром, проваливался в ямы, выворачивал крылья, стремясь подняться. Он чуть не врезался в конус башенки городской ратуши – вцепился в кованый флюгер и сложил дрожащие крылья. Фонари просвечивали сквозь их кожу, делали пергаментно-жёлтыми, пронизанными тёмной сетью вен.

Осторожно цепляясь скрюченными пальцами за завитки, Итен переместился к служебному люку. Замок оказался слабым, и дверь, скрипнув под ударами ноги, вдавилась, жалобно клацнула и повисла на одной петле. Итен ввалился внутрь в полуобмороке.

«Надо вернуть всё обратно, – думал он. – Найти способ, доказать… Стоп!»

Чувствовать себя идиотом, похоже, становится привычкой. Он может воскресить Деда Мороза при помощи философского камня. Лечение, улучшение, бессмертие… и оживление!

Он может использовать артефакт, чтобы исправить хоть что-то, затереть свою самую большую ошибку.

Камень и ему нужен, чтобы осуществить мечту. Эти нелепые крылья… Что скажет Иликка? А бабушка Синдарель? Она же его проклянёт – шутка ли, у внука крылья, как у вампира. Кстати, ранка на руке-то зажила… Но Иликка, конечно, не захочет за него замуж – она необыкновенная, экзотичная, впечатлительная, а он – уродливый человек. Серебряные кости превратили его во что-то, чего не было в его генах… А ведь могли и в курицу, кудахтал бы теперь желания в полицейском участке.