4 степень

Я узнала голос Джулии.

–Джейн, ты слышишь меня?

Я кое-как выдавила из себя жалкое «Да».

Он больше ничего не сказал. Я поняла, что это Дэвид, когда увидела его лицо. Он взял меня на руки, и мне стало так тепло. Я, оказывается, жутко замерзла в этой ванной на холодном кафельном полу. Он усадил меня в машину, потому зашел обратно, как я потом поняла, за моей сумкой. Мне было так невероятно хорошо, но так безумно стыдно. Я сидела, не отрывая глаз от своих коленей.

–Джейн, как ты себя чувствуешь? – беспокойно спросил он, когда сел в машину.

–Отвратительно, – промямлила я.

Меня сейчас пугало одно: я все еще была под кайфом, если это можно так сказать, а, значит, я буду говорить все прямо в лицо, как чувствую. Но это, черт возьми, такой необратимый процесс, что изменить что-то я была не в силах.

–Как ты умудрилась так вляпаться, а, – говорил он, поправляя мои волосы.

–Как ты узнал, что я здесь?

–Мне позвонила Джулия, и правильно сделала. Хоть за это ей спасибо.

–Она тут не при чем. Я же сама на это пошла. Черт, как же плохо. О-о-о, – ныла я, закрывая лицо руками.

–Домой в таком виде я тебя не могу отпустить. Так что, сегодня останешься у меня.

–Нет, мне нужно домой. Я не поеду к тебе.

–Не бойся, я не буду приставать, – закатив глаза, засмеялся он.

–Ой, плевать, мне просто нужна кровать.

Он снял с себя свитер и дал мне.

–Ты вся дрожишь, надень, согреешься.

–Спасибо, – прошептала я.

По дороге к нему домой я уснула, причем очень крепко.

–Джейн, проснись, мы приехали.

Я кое-как раскрыла глаза, Дэвид открыл для меня дверцу машины, а на свежем воздухе моя голова закружилась еще сильнее, и я упала прямо в его объятия, как обычно бывает в любовных романах. Но мне тут было не до романтики.

Я вообще не поняла, где мы находились, в силу своего состояния, наверное. Обычно я ориентируюсь не хуже GPS-навигатора. И я совершенно не помню, как мы поднялись в его квартиру, я не помню кровать, на которой уснула, не помню ничего, кроме запаха. Пахло очень приятно. И кровать… она была большая, мягкая и теплая.

Утро. Это самое ужасное время после пьянки, ну, или после того, что я вчера натворила. Я проснулась в огромной светлой комнате. Обстановка была просто нереальная, как в мебельных каталогах. Я встала с кровати на мягкий, пушистый ковер, посмотрела в окно и увидела… музей Метрополитен! Так я поняла, что нахожусь на восточной Пятой авеню. Черт, это Ист-Сайд! Это… это самый престижный район Нью-Йорка! Это мечта! Это просто фантастика!

Но потом я почувствовала вкус тлена во рту, поняла, что совсем не соответствую этому месту! Представила, как «прекрасно» я сейчас выгляжу. Во вчерашней одежде, фу. Меня тошнило от самой себя!

Я медленно открыла дверь и увидела его на кухне. Он варил кофе. У меня в голове сразу же всплыло высказывание Дюма: «Он был меньше, чем Бог, ибо он был смертным, но, вне всякого сомнения, он был больше, чем человек».

–Джейн! Доброе утро! Я как раз варю кофе. Как ты? Лучше?

–Доброе утро… Эм, где у тебя ванная? Безумно хочу прополоскать свои внутренности.

–Оу, в спальне, ты не видела?

–А, я, наверное, не смотрела толком…

–Не грызи себя. Все нормально, со всеми бывает, – улыбнулся он.

Я улыбнулась в ответ и убежала обратно в спальню. Вошла в ванную комнату и очумела от огромного зеркала на стене, от душевой кабины со всяческими наворотами, от кафельной плитки, от всего! Потом все омрачило мое отражение в зеркале. Господи, как он мог без смеха смотреть на меня.

Я быстро почистила зубы и умылась, приняла душ. Надела его махровый халат, хотя боялась, что это будет нагловато с моей стороны. По крайней мере, теперь я выглядела намного свежее.

–А тебе идет белый цвет, – сказал Дэвид, когда я вернулась на кухню.

–Извини, что надела его…

–Это ничего, нормально, – поспешил ответить он.

–Извини, что так вышло вчера. Мне ужасно стыдно.

–А мне стыдно, что я оставил тебя одну после того, как ты открылась мне в тот вечер. Я не должен был.

–Ты не причем.

–Серьезно?

–Хм, нет. Это ты во всем виноват, – засмеялась я.

–Меня не было в Нью-Йорке эти дни. Я летал в Европу по делам.

–Ясно. Так вот он, твой Бруклин…, – оглядевшись по сторонам, заключила я.

–Мда, как-то так, – смущенно улыбнувшись, ответил он.

–У тебя очень красивый дом, Дэвид.

–Спасибо. Но мне одиноко здесь. Знаешь, это все как-то теряет в цене, если ты одинок.

–Да, я тебя понимаю. Деньги, может, и правят миром, но не делают людей счастливыми.

–Точно. Жаль, что я сразу не рассказал тебе все.

–И мне. Хотя, если бы ты мне рассказал все с самого начала, все было бы иначе. И я бы, наверное, не попробовала кексы с коноплей, – засмеялась я.

–Ха, ну и как тебе?

–Жутко. Я такой дурой никогда себя не чувствовала. Как будто прошла тестирование в космонавты. Как будто меня вертело всю ночь на каких-то бешеных каруселях.

–Ты очень напугала меня вчера, не делай так больше.

–Ты – хороший друг.

Я хотела подчеркнуть слово «друг», чтобы он не думал о чем-то большем. Оказалось, я не готова к чему-то новому. Даже после таких событий.

Его глаза казались мне такими грустными. Он, вроде, улыбался, а глаза оставались такими же. Сразу можно было определить, есть у человека счастье в жизни или нет. Он был странным для меня, во всех планах. Почему-то, с ним я чувствовала себя защищенной, но, в то же время, мне хотелось укрыть его от всего мира из-за его глаз. Мне хотелось обнять его и пообещать, что все обязательно будет хорошо. Процитировать ему Натали Сарот: «Tu verras, dans la vie, tôt ou tard, tout s’arrange». (фр.: Ты увидишь, в жизни, рано или поздно, все налаживается). Мне хотелось стать для него той, кем была Жанна Д’Арк для народа. Но я все равно не могла впустить его в свое сердце, как бы мне этого не хотелось. Оно до сих пор было занято, пусть и мертвецом.

–У меня нет друзей, – немного помолчав, сказал Дэвид.

–Ну, знаешь ли, меня это мало волнует. Значит, теперь будут!

Он снова заулыбался и налил мне кофе. Мне было интересно наблюдать за ним. Он как-то безумно мило смущался, что, не скрою, меня очень привлекало. Многим нравятся самоуверенные громилы, но это не мой случай. Мне, почему-то, всегда нравились слабаки. Наверное, у меня слишком остро проявляется материнский инстинкт. Стоило мне увидеть хотя бы одну скупую мужскую слезу – я падала в их объятия! Но это так, лирическое отступление в философию моей глубокой и бездонной души.

–Почему ты так смотришь? – спросила я, поймав его любопытный взгляд на себе.

–Мне вот интересно, есть ли такие люди на свете, которые тебя действительно знают? Ты какая-то… я не могу понять тебя! Мне интересно, но я все равно не врубаюсь. Если бы мне предложили снять тебя в какой-нибудь рекламе, я не смог бы как обычно сразу представить тебя в чем-то одном. Я сначала думал, что ты меланхолична, признаюсь. Потом ты меня впервые насмешила, я засек отличное чувство юмора, потом рассказала мне о своей жизни, я понял, что ты невероятно сильная, но ранимая. А сейчас я опять в тупике!

–Уау, вот это да! Ты решил меня понять? Это, поверь мне, непросто. И я отвечу тебе: нет таких людей, которые меня действительно знают. Себя даже я сама иногда не узнаю. Смотрю на себя со стороны и думаю: «Эй, кто-нибудь может мне сказать, почему эта психованная особа до сих пор не повязана белыми халатиками и не увезена в психушку?!». Но иногда я бываю даже слишком адекватной, меня порой подташнивает от этой безмерной адекватности! Я бываю меланхолична, когда начинаю себя жалеть. Такое случается, обычно, вечерами или глубокой ночью, или когда идет дождь. Но я, все-таки, больше холерик. Вспыльчивая, но отходчивая. Помню, я прочитала в каком-то издании по психологии, что холерики неуравновешенные. Посмеялась над этим, а потом начала копить денег для полета на луну. Так что, одни противоречия, никаких рамок, несколько исключений, кучка принципов, поросших плесенью, ну и посыпано все, естественно, сахарной пудрой. Куда без нее.

Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я начала смеяться, выпила свой кофе, снова посмотрела на него. Он, кажется, так ни разу и не моргнул, его можно было отправить в музей восковых фигур мадам Тюссо. Еще бы и денег заработала.

–Ты удивительная! – наконец, выдал он.

К этому времени я уже успела одеться и начала завязывать шнурки.

–Да уж, я уже собралась уходить, решила, что ты завис надолго, – засмеялась я.

–А как бы ты написала о себе в записке, если б я спал, и ты ушла раньше меня, но я бы уже успел задать тебе этот вопрос?

–Хм… я влюбчива, вспыльчива, депрессивна, задумчива, рассудительна, но не всегда. Иногда мертвенно спокойна, иногда скрытна, иногда чересчур искренна, иногда болтлива, иногда молчалива, понимающая, иногда слишком категорична, упряма, уступчива по настроению. Сентиментальна, немного романтична, плаксива, но не на мелодрамах, труслива временами, ленива частенько, старательна, принципиальна, иногда наблюдаются приступы филофобии и липофрении, в вагонной давке временами прослеживается клаустрофобия, клептоманией не страдаю, юношеский максимализм на стадии излечения, пессимизм по понедельникам, в пятницу я явный сангвиник, но это нестабильно. Ненавижу воскресение больше, чем понедельник, не пою в душе, не смотрю сериалы (за редким исключением), люблю красивые мужские руки и хороший парфюм, а, чуть не забыла, я не состою в Green Peace, так что не посажу тебя за решетку за эти ландыши в твоей вазе. Как-то так.

Он опять молча пялился на меня. Это уже стало какой-то дурацкой традицией! Как только я начинаю много говорить – все остальные тупо молчат! Это так печально, ох.

–Короче, я пошла. Чувствую, ты еще не скоро отойдешь, так что, не буду больше ничего говорить. Эм, пока.

Я повесила сумку на плечо, обмоталась шарфом, посмотрела на него еще раз, вздохнула и закрыла дверь. Пока ждала лифт – он выскочил.

–Черт, ты уже ушла? э-э-э, давай я отвезу тебя! Или попрошу шофера?

–Нет-нет, я сама. Нужно проветриться, прогуляюсь. А ты быстро очухался! Это мой новый рекорд, – войдя в лифт, сказала я.

Ответить он больше ничего не смог, потому что дверцы лифта закрылись.

–До свидания, мисс, – неожиданно для меня, широко улыбаясь, сказал консьерж, когда я направлялась к выходу.

–А, да, до свидания.

Я вышла на улицу и немного растерялась в этом муравейнике. Как говорят, в Нью-Йорке трудно заблудиться, зато легко растеряться.

Тут на улицу выбежал Дэвид.

–Я, все-таки, решил тебя сопроводить, – запыхавшись, проговорил он.

–О, да, мне не помешает гид.

–Я так и подумал.

В этот момент подъехала его машина, Дэвид открыл мне дверцу, я немного смутилась, но вовремя продолжила мозговую деятельность.

–Спасибо, – сказала я.

–Мне, кстати, есть о чем с тобой поговорить, – начал он, сев в машину.

–Я слушаю.

–Короче, у нас наметилась одна интересная рекламная компания, я быстро согласился, когда Фредерик рассказал мне, в чем суть. Современная женщина. В наше время женщины несут на своих хрупких плечах абсолютно все! Они стали чаще обыгрывать нас в бизнесе и политике. Они научились обходиться и без мужчин. Они стали сильнее. Но какие они на самом деле? После напряженного трудового дня они возвращаются в свои квартиры, где их ждут голодные дети и муж, нервный из-за напряженных отношений со своей начальницей. Современная женщина не имеет права на слабости. Она не может прийти домой, лечь на диван и смотреть весь вечер сериалы по кабельному телевидению, она не может заказать своим детям пиццы, чтобы их животики не урчали, потому что она – женщина – должна заботиться о них. Ведь это в ее крови. Она всегда должна быть на высоте, даже дома, даже когда сил улыбаться не остается. Это постоянная борьба! Дома она должна быть привлекательной для своего мужа, чтобы тот не увлекся своей секретаршей, на работе она должна быть сдержанна, умна и опять же привлекательна, чтобы босс не предпочел ей какую-нибудь молоденькую блондинку с третьим размером, когда она может быть самой собой? Когда занимается тем, что она действительно любит. Это хобби. Не имеет значения, какое. Современная женщина – она… она…

–Она всегда должна быть идеальна, – закончила я.

–Именно! У нее нет права на ошибки и осечки. Так вот. Друг Фредерика открывает косметическую кампанию. Ты, наверное, уже поняла, к чему эта реклама о женской красоте. Это косметика. Где-то я прочел одну глупость, но и в ней что-то есть: «Бог создал женщину и подумал: «А, ладно, накрасится». Это, естественно, нельзя использовать в рекламе, но довольно достоверно.

–Интересная идея. Так чего ты хочешь от меня?

–На той вечеринке по случаю выхода новой рекламной кампании DKNY Фредерик работал фотографом. Фотографировал этих длинноногих красавиц, знаменитостей, меня, – закатив глаза, сказал он. – Но потом он решил сфотографировать тебя, потому что кто-то шепнул ему, что на тебе платье за миллион долларов. И все, остаток вечера, пока ты не ушла, он фотографировал только тебя. Как он сказал мне потом: «Мой объектив влюбился в ее лицо».

Я явно покраснела от услышанного, никогда не думала, что я фотогенична. Но, не спорю, мне было лестно.

–Так вот, потом он распечатал эти фотографии. Я видел их, они действительно шикарны. И ты на них просто… королева Ист-Сайда того вечера!

–Не смущай меня, я сейчас начну свистеть, как чайник.

–Прости. Заболтался. Он после этой вечеринки показал эти фотографии Гюставу, это тот, кто открывает косметическую кампанию. Он был в восторге от фотографий, просил личного знакомства. Вчера мы встречались с Фредериком, и он сказал, что Гюстав хотел бы использовать именно твое лицо для рекламы своей косметики. И хочет встретиться с тобой лично, чтобы обговорить все. Он даже контракт уже подготовил.

Дэвид замолчал и всматривался в мое лицо. Я открыла рот от изумления, пытаясь понять, какие эмоции испытываю: счастье, радость, испуг, панику или все сразу?! У меня совершенно все повылетало из головы, я и двух слов не могла связать, получалось какое-то мычание.

–Я… м-м-м… черт… я не фотомодель… как…

Дэвид, поняв, что я неадекватна, остановил машину.

–Джейн, если тебя это пугает или ты думаешь, что это не то, чего бы ты хотела – ты можешь отказаться. Не паникуй, давай же, ты умная девочка.

–Так. Я не знаю, что чувствую сейчас и не могу однозначно сказать, хочу этого или нет.

–Тогда нужно встретиться с Гюставом. Он тебе все объяснит, ты прочтешь условия контракта, обдумаешь все хорошенько и решишь. Любое твое решение будет правильным, не думай о других. Подумай о себе, что это может тебе дать или чего лишить.

–Это очень странно. Я никогда не думала, что у меня какое-то лицо… не такое, как у всех. Ведь фотографы всегда выбирают лица по каким-то странным критериям.

–Поверь мне, если лицо понравилось одному лишь фотографу – этого мало. Но когда оно понравилось еще и крупному бизнесмену и крутому рекламщику – это лицо действительно многого стоит.

–Замолчи! Я скоро стану помидоркой, и меня никак нельзя будет использовать в рекламе косметики!

–Все-все-все. Замолкаю, – улыбнулся Дэвид.

–А если я пойду на встречу с этим Гюставом, ты пойдешь со мной?..

–Конечно! Если ты этого хочешь – пойду.

–С тобой мне будет спокойнее. Просто, я много читала про этих моделей, как они начинают, это жутко. Я имею в виду проход в мир моды через постель главного. И не только.

–Оу, я об этом даже не подумал, хотя, лично с этим французом я не знаком… теперь я точно пойду с тобой!

–Мне как-то страшно.

–Чего ты боишься?

–Изменить что-то устоявшееся в моей жизни.

–Рано или поздно все меняется, ты же знаешь.

–Да, знаю, этого и боюсь.

–Знаешь, когда в жизни что-то меняется, рядом должен быть кто-то, с кем ты сможешь оставаться такой, какой была прежде. Эти люди будут исполнять функции машины времени.

–Ох, как же все это неожиданно. Так может упасть только метеорит на голову, с чем еще сравнить свое состояние, я не знаю. История про метеорит самая правдоподобная, честно.

–Я представляю. Ты не должна решать прямо сейчас! Поговори с родными, переспи с этой мыслью, обдумай все. И когда ты решишь, я обязательно буду рядом, договорились?

–Да, хорошо. А сейчас отвези меня домой, я сказала бабушке, что приду сразу, как проснусь, а уже час дня. Хотя, это похоже на меня.

–Кстати, я должен отдать тебе твои фотографии, – протянув мне конверт, сказал Дэвид.

–Это с вечеринки?

–Да, именно.

–Я посмотрю их дома, уж слишком много моих эмоций ты уже увидел.

Мы доехали довольно быстро. Мне хотелось быстрее заползти в свою берлогу и что-то решить. В моей голове так все запуталось, так стало все странно в одночасье. Во мне, как всегда, родились мысли о судьбе и предопределенности всего происходящего. Как глупо в наше время полагаться на судьбу. Но я все равно на нее полагаюсь! Хотя бы просто потому, что это единственное, на что я все еще могу положиться.

Я вошла в дом и еле сдержала себя, чтобы не убежать обратно тем же маршрутом.

–Энди?! – раскрыв рот от удивления, выкрикнула я.

Глава девятая

–Смотри-ка, Дженни, кто к нам приехал! – радостно сказала бабушка.

–Привет, Джейн, – совершенно спокойно проговорил он.

Я была в ауте, в нокауте, в оцепенении, в бешенстве. Я готова была провалиться сквозь землю! Мне хотелось кричать, бить всех вокруг, стрелять, что угодно! Это, наверное, единственный человек, появления которого в жизни я бы сейчас не захотела.

Энди, Эндрю Спаркс. Моя первая «любовь», мое первое разочарование, мой бывший самый лучший в мире друг, мой сосед по пеленкам, мой первый парень, мои первые слезы ни о чем. Это все он, в одном комплекте. Я даже вспоминать не хочу то время, когда я считала его самым главным человеком в моей жизни. Мне было 15 лет, мы учились в одном классе, ходили в один детский сад, хотели поступать в один колледж. Наши семьи дружили с нашего рождения, что было раньше, я не знаю. Мы встречались два года. Я, все-таки, наверное, любила этого человека. Хотя сейчас искренне этого стыжусь.

Мы расстались очень болезненно. Я узнала, что он переспал с моей лучшей подругой. После того случая я перестала верить в женскую дружбу, и стала одиночкой. Это было таким сильным ударом, мне было тяжело, даже если сейчас мне все это кажется ребячеством. Но тогда! Тогда я умирала от боли, от предательства. Знаете, я вру, во мне до сих пор сидит обида. Он был у меня первым, это ведь очень важно для девушки, вы понимаете, о чем я. Эти набитые предрассудками головы начинают давить на шею, столько разных мыслей, столько преувеличений, это просто не описать. Это постоянное чувство стыда, я не могла видеть его на улице в толпе других парней, мне казалось, что они все знают, что они тоже побывали в моих кружевных трусиках. Мне было противно. И самое ужасное во всем этом – я действительно страдала. Страдала два года, беспрестанно. У меня накопилось штук десять блокнотов со слезным содержанием. Я, помню, чуть не стала готом, чуть не влезла в какую-то секту, что-то типа «Поможем друг другу излечить душевные раны и поднимемся на небеса с чистой совестью!». Я вообще не вылезала из дома, писала пессимистичные статусы в интернете, плакала постоянно, просто постоянно! Это как… использованная туалетная бумага! Я чувствовала себя именно так! А потом в моей жизни появился Эрик. Он вылепил из меня то, чем я сейчас являюсь. Он вытащил меня из этой депрессии.

–Прости, что не предупредил, сам оказался в Нью-Йорке случайно, – продолжил он.

–М-м-м, здорово, – сделав каменное лицо, выдавила я.

–Ты хорошо выглядишь!

–Ну, я пойду, вы тут поболтайте, – сказала бабушка, и ушла.

–А теперь давай на чистоту: что ты здесь делаешь? – чуть понизив голос, спросила я.

–Я давно тебя не видел.

–О, брось. Тебя это как-то не волновало раньше.

–Люди меняются. Осознают ошибки.

Я молча покачала головой.

–Ты надолго?

–Недели на две, я приехал к дяде. Он живет здесь недалеко. Я очень рад тебя видеть, правда.

–Что ж, не скажу, что я рада, но, наверное, я рада, что ты хоть немного, но изменился. Я надеюсь, что ты изменился!

–Вот ты точно изменилась. Так повзрослела. Я бы тебя не узнал на улице.

–Ну, знаешь ли, иногда происходят такие события, из-за которых взросление происходит насильно.

–Это ты на меня намекаешь?

–Нет, у меня были проблемы и похуже.

–Пойми, Джейн, мы были детьми! Я совершил глупость, я это понимаю!

–Эй, ты мог бы сказать мне это тогда?! Как все было тогда? Ты даже не подошел ко мне, ты ничего не объяснил, я просто проснулась однажды утром и больше не увидела тебя, вот и все. А сейчас поздно думать о том, что ты сделал. У тебя своя жизнь, у меня своя. Наши пути разошлись, причем довольно давно. И я этому рада.

–Мне очень жаль, что ты обо мне такого мнения, но, наверное, я это заслужил.

–Наверное?!

–Хорошо, я это заслужил, но ты ведь знаешь, я всегда любил тебя, мне и дела не было до Лили! Это… одно дело, когда девушка привлекает физически, другое – то, что было между нами. Этого не стереть, как не старайся! Да ты ведь не забыла, признайся!

–Я поняла только одно – это была детская привязанность. Я не знаю, как это было бы сейчас и не знаю, было ли бы вообще. Нам было хорошо вместе, весело. Мы знали друг друга как собственные пять пальцев. Это все прекрасно, но времена меняются, люди меняются, Энди! Я изменилась! Мне нужно другое, у меня другие приоритеты, другие желания. Все изменилось. Я собиралась замуж, если помнишь, и я ни на минуту не сомневалась в своем решении, я ни на минуту не задумалась о том, а что если Энди вдруг решит вернуться? Я забыла тебя. Не быстро, признаюсь. Было тяжело, но это прошло. Ты это уже не вернешь.

–Я понимаю, ты сейчас включаешь защиту, чтобы обезопасить себя, но это неправильно. Я больше никогда так не поступлю с тобой, ты же знаешь.

–Про какую защиту ты говоришь?! Да пойми же ты, наконец, я тебя не люблю, ты мне не нужен! Это прошло. Все! финиш!

Он немного помолчал, потом надел свою куртку и ушел. Я стояла на пороге, совершенно разбитая. Для меня это было слишком много, слишком много именно в одно время. Эта сумасшедшая ночь, чужой унитаз, косметическая кампания, Фредерик, Гюстав, теперь еще и Энди. Я просто села на пол и уткнулась лицом в свой шарф. Сидела так, пока ко мне не вышла бабушка.

–Он так плохо поступил с тобой, да? – осторожно спросила она.

–Ужаснее некуда, – пробурчала я, – я два года потратила на страдания. Уже четыре года прошло после нашего расставания. Он ни разу не пришел ко мне, ни разу не позвонил, ни разу не объяснился, а тут, на тебе, смотри, какой я крутой и красивый, ты же знаешь, что любишь меня, ну же, прыгни в мои широкие объятия!

–Прости, Дженни, если б я знала… я бы его и на порог не пустила.

–Ты не при чем, все нормально, я разберусь, как всегда. Я уже привыкла постоянно со всем этим разбираться.

–Ты сильная. Вся в маму.

–Знаешь, а пойдем пить чай! Я очень хочу чай. Просто очень! И расскажу тебе просто нереальную историю!

–О, а ты повеселела!

–Я просто немного отхожу от шока, – подмигнула я.

Мы проболтали около получаса. Я рассказала ей последние новости, ее немного испугала эта идея с лицом косметической компании. Если честно, я и сама боялась. И не знаю, чего я боялась больше: разницы в возрасте с Дэвидом, или этой совершенно незнакомой мне работы. Хотя, если так думать, если бояться всего незнакомого в жизни. О-о-о! Еще и Энди. Черт.

В восемь часов я, как обычно, выползла из дома на работу.

С одной стороны, я люблю забивать голову любыми другими мыслями, лишь бы не думать о главной, но потом, как всегда, я начинаю себя грызть. Мне не нравится думать, что я чего-то не заслужила в этой жизни. Но как бы я не старалась, я всегда буду помнить, всегда буду ненавидеть себя за это. И это плохо! Так хочется оправдать себя как-нибудь, но я не могу, потому что никто, кроме меня, не может быть виноват в этом. Не могу же я обвинить маму в той ссоре, или Эрика в том, что у него заглохла машина. Все как-то сложилось… не в мою пользу. Да какая вообще может быть в этом польза. Моя или не моя, какая разница.

–Дженни! Слава Богу, ты в порядке! Как себя чувствуешь?

–Привет, Джули. Да все нормально.

–Нормально? Серьезно? Видок у тебя какой-то…

–Какой?

–Ну, ты как Элизабет Беннет, из фильма «Гордость и предубеждение». Когда она поняла, что любит, но был поздняк. Да брось, ты уже врубилась давно!

–Ха, вообще-то, и книга есть такая, – засмеялась я.

–Ты шутишь что ли? Книги – не моя тема.

–Я заметила.

–Так в чем дело-то? Как прошлая ночь? – подмигнула она.

–Как как, я вообще не помню ничего, сразу отключилась!