Тайна Каркассона

Держась за край проема, он сделал пару шагов, перехватил одной рукой каменный выступ и стал второй щупать стену в поисках хоть какой-то впадины или выемке в каменной кладке. До окна спальни графа Амори было всего два шага. Но каких!

– Виконт, – позвали его из окна.

Оглянувшись, Энтони увидел кинжал, который ему протягивал шевалье.

– Вбейте его в кладку, там, подальше… Да, так… Здесь я смогу поддержать вас. Давайте смелее.

Энтони кивнул. Ему удалось просунуть лезвие в щель между двумя камнями, расковыряв раствор. Опираясь на него и оторвавшись от твердой руки рыцаря, Энтони повис над пропастью и тут же зацепился ногой за выступ окна спальни графа.

Молодой и гибкий, Энтони смог собраться и ухватиться за каменный край оконного проема рукой. И тут лезвие кинжала обломилось. Отбросив бесполезную рукоятку куда-то в зеленую глубину обрыва, он смог и второй рукой уцепиться за край отесанного гладкого камня.

Окно спальни владетеля замка было открыто. Даже не заглянув вовнутрь, Энтони одним махом влетел туда и выпрямился. После яркого дня комната казалась мрачной. Постель графа стояла посередине каменного пола. И тот, кто там лежал, был накрыт с головой. Но не это увидел Энтони в первую очередь. Он, широко открыв глаза, смотрел на Анет, поднимающуюся с невысокого деревянного табурета.

– Ты? Что ты тут делаешь?

Девушка опустила голову и отвернулась.

В дверь постучали. Но молодые люди даже не сдвинулись с места. Из коридора постучали сильнее, громче, настойчивее.

– Открой, – тускло, чужим голосом проговорил Энтони.

Девушка кивнула и пошла к двери.

Энтони не сдвинулся с места.

Анет отодвинула засов. Дверь резко распахнулась и в комнату ворвался де Морс. Жерар сопровождал его, стараясь вежливо держаться сзади.

Не заметив девушку, де Морс первым делом бросился к кровати, отдернул тяжелый бархатный полог и отбросил вышитое покрывало. Граф Амори де Монфор, граф Эврё и Глостерский лежал на своей постели, вытянувшись во весь рост в нарядном платье из шелка и бархата, в том самом, в котором он принимал посланника короля Филиппа. Пальцы его были унизаны тяжелыми перстнями, на груди покоилась тяжелая рыцарская цепь.

– Умер, – тихо проговорил Энтони, едва сдерживая горе.

– И давно. Смотри, виконт, пятна на внутренней части рук, кожа высохла, запах, я же тебе говорил тогда. Его облагородили женскими духами, но я все равно его чувствую.

– Но мы же его видели совсем недавно живым? Он шел, и даже разговаривал…

Де морс быстро повернулся, оглядывая комнату. Увидев девушку, он бросился к ней и успел настигнуть ее раньше, чем та опомнилась. Вырвав из ножен меч, он прижал лезвие к ее шее.

– Остановитесь, шевалье! – воскликнул Энтони. – Она невинна.

– Расскажите это вашему брату, виконт. Отвечай, проклятая ведьма! Как ты убила несчастного графа? И теперь-то уж костер точно согреет твою ледяную душу. И даже не вздумай начать колдовать, мое оружие освещено в церкви святого Киприана, на него не действует твоя магия, ведьма!

– Я никого не убивала, шевалье. Убейте меня и наконец успокойтесь.

– Подождите. Уберите меч в ножны, шевалье. Пока я хозяин в доме моего отца.

Черный рыцарь отступил, опустил меч, но раньше чем убрать его, быстро прошел к двери и закрыв ее, задвинул щеколду.

– Отвечай, проклятая ведьма, что за черное дело ты сотворила с графом?

– Ответь, Анет, – мягко сказал Энтони. – Что случилось с моим братом?

Анет кивнула опущенной головой.

– Граф Амори умер третьего дня, – тихо проговорила девушка. – Он не смог перенести удар. Мне велели поддерживать его тело, пока не уедет посланник французского короля и барон де Руси.

– А потом?

Одновременно вырвалось у обоих рыцарей.

– Они убьют виконта, – еще тише закончила девушка.

– Твоими руками, чертовка?

– Нет, не знаю. Знаю только, что убьют. Они подняли графа Амори со смертельного одра только для того, чтобы эти двое уехали.

– Как подняли с одра. Отвечай? – снова положил руку на рукоять меча шевалье.

– Колдовством, господин рыцарь.

– Кто?

– Мой опекун, Арль Тулонский. Это он все делал. Он сильнее меня.

– Жерар, – совсем другим тоном, в котором звенел металл, приказал виконт. – Беги, разыщи маркиза де Боде и барона де Руси и скажи, что я жду их в покоях графа и прошу о помощи.

– Слушаюсь, монсеньор, – проговорил растерянный Жерар и быстро отперев засов, выскочил за дверь.

– Хм, – только и проговорил шевалье де Морс.

Он быстро прикинул, что виконт сейчас уже не виконт, а почти граф и владетель, и что он точно уже отдаст ему его деньги, и может быть, с прибавкой.

В тот же день маркиз, пользуясь своим правом представителя французского короля, арестовал Арля Тулонского, Раймунда Транкавеля и Агнессу де Ним. Юрист Агнессы и Раймунда готов был оспорить это право на том основании, что вассал английского короля не является в то же время вассалом его сюзерена. Но вооруженная стража барона де Руси и маркиза де Боде не дали ему такой возможности.

Именно в те времена были организованы первые инквизиторские суды, хотя до рождения Томаса де Торквемады оставалось целых сто лет. Это был церковный суд только что учрежденный папой Григорием IХ на юге Франции ради «обнаружение, наказание и предотвращение ересей». И Каркассон-Ситэ притих в ожидании великого инквизитора. Даже гроб с телом владетельного графа не предавали земле в фамильной усыпальнице, ожидая представителя Ватикана.

Энтони не вступил в права наследования. До совершеннолетия ему оставалось четыре месяца, и на это время король Филипп должен был назначить ему опекуна.

Арль Тулонский, Раймунд Транкавель и Агнесса томились в ожидании в одной из башен под охраной неподкупного и честного барона де Руси. Анет, хоть и проходила свидетельницей по делу о колдовстве и убийстве, оставалась свободной.

Де Морс не спешил покинуть город. Он не плохо прижился в замке Кромталь, комната его находилась рядом с комнатой Энтони, и они часто вместе тренировались во внутреннем дворе. А молодой (уже не совсем виконт, но еще не совсем граф) рыцарь, привязчивый по своей натуре, считал его уже своим другом.

Из окна башни, в которой томилась Агнесса де Ним, видно было, как внизу то сражаются, то беседуют два рыцаря. От ярости красавица стала походить на фурию. Такое полное перевоплощение напоминало предание о фее Гуарх – той злобной колдунье, погубившей не одну рыцарскую душу.

Она вспоминала страшное вероломство старого графа де Монфора, гибель ее отца в тюрьме, сдавшегося под рыцарское слово и предательски схваченного графом Симоном. Агнесса молилась в душе Богу и дьяволу – но молитвы о мести были первыми среди ее просьб.

И она пообещала Арлю Тулонскому отдать все, если он поможет ей и в этот раз.

– Вы обещали рассказать историю про ваш шлем, – начал Энтони, отдавая Жерару свой меч. – Почему вы дали тот обет?

Шевалье опустил голову, размышляя. Он все еще опирался на свой длинный меч и думал. Потом выпрямился, отдал и оружие Жерару и показал молодому виконту на крыльцо в тени от навеса.

– Вы уговорите кого угодно, – с усмешкой сказал шевалье, первым садясь на приступок.

– Ну да, меня кузены звали мистером умасливателем, – присаживаясь рядом, усмехнулся Энтони.

– Это вы и есть. Хорошо. Слушайте. Ничего постыдного я не совершил. Я родился и вырос в веселой Шампани, в семье небогатого дворянина дю Мотье. Пока я еще был недорослем, жилось мне легко и весело. А так как я был старшим сыном своего отца, друзья называли меня Кервером – по названию нашего замка. Мы пили и охотились, не зная преград. И однажды, навеселе повстречали в лесу девицу. Клянусь всеми святыми, мы не знали, кто она. Среди нашей веселой банды я один оставался девственником, вот и пришло нам на ум в пьяном угаре лишить меня моей неприкасаемости заодно с этой девицей. Та естественно была против такого, но нас и это веселило от души. Я справился достойно, а наутро стало известно, что некий дворянин, недавно поселившийся в наших краях, как говорили, с Кипра, разыскивает молодого сорванца, надругавшегося над честью его дочери.

Рассказывая – один и слушая – другой, они не обратили внимание на то что сзади к ним подошла Анет де Лузаньян и застыла в ужасе.

– Продолжайте же, шевалье, ваша повесть очень познавательна.

– Еще бы. Но мне тогда было совсем не до знания, когда я узнал, чьи юбки мы разорвали под кустом. Обидеть дворянина – это совсем другое. Видите ли, девица была одна, в лесу, а это не подобает делать благородной даме. Я про себя составил целую речь в свое оправдание. И даже концовку придумал отличную, с предложением либо поединка, либо возможности загладить вину. То есть жениться на той, лишить девственности которую я спьяну поторопился. Не подозревая ни о чем, я пришел в дом дворянина без оружия и сопровождения. Мне бы нужно было подумать сперва, чем действовать. Посоветовался бы со знающими людьми. Ну скажите на милость, что могла делать в лесу одна знатная девица? Вот именно, что ей там не место. Но я всегда был горячим. Придя в дом и отдавшись целиком в руки хозяину, я лишь начал говорить о своем деле, как тот побледнел, отшатнулся и приказав мне не двигаться с места, быстро вышел в боковую дверь. Вернулся он с большой серебряной чашей. Я уж решил, что все пошло на лад, и хозяин выпьет со мной за примирение. Но тот был другого мнения. «Беда в том, что вы, сударь слишком глупы, смазливы и ленивы, чтобы понять, что вы натворили. Мне нужно просто позаботиться, чтобы вы прекратили бесчинствовать и от вас больше никто не пострадал». Я не понял этих слов, просто они запечатлелись в моей памяти. Дворянин подошел ко мне ближе, но я не двигался с места. И тогда он плеснул содержимым чаши мне в лицо. Я только успел закрыть глаза рукой и вот, посмотрите, что произошло.

Рыцарь снял с руки матерчатую перчатку, и Энтони увидел сведенную от ожога кожу ладони.

– Это ужасно, – сказал юноша.

– Клянусь своей честь и своей бессмертной душой, что в чаше была вода. И она была холодной, потому что дым не шел из нее. Но меня словно облили пламенем. Лекарь, лечивший меня после этого, сразу признал колдовство. Выздоровев, я поклялся перед алтарем Пресвятой Богоматери, что найду и покараю злодея. И я пустился в странствие.

– Вы исполнили вашу клятву?

– Еще нет.

– Можете с моей стороны ожидать любого содействия в вашем деле! – порывисто воскликнул Энтони де Комталь.

И Анет отскочила в глубь коридора, словно ее саму облили той заколдованной водой.

Едва сдерживаясь, шла она по длинному коридору, поднималась по узкой лестнице, снова шла. Даже стража у дверей не заставила ее прийти в себя. И вот она уже стучалась в дверь епископа Арля.

– Я согласна на все, монсеньёр, – проговорила девушка и разрыдалась.

Энтони стоял во дворе напротив де Морса. У обоих в руках были мечи.

– А сейчас покажите ваш любимый прием, Кервер, – попросил юноша. – Вы сами говорили, что его нельзя отразить.

– Хорошо, мой друг, только доверьтесь мне. Колющий удар гораздо страшнее рубящего. Не делайте лишних движений, и я покажу вам прием.

– Я не самый плохой боец, Кервер. Показывайте.

– Бой, – воскликнул рыцарь и сделал первый выпад. Энтони легко отразил его и размахнулся сам.

– Антуан… – услышал он низкий грудной голос.

Застыв, юноша отступил.

– Антуан… – голос зазывно манил.

– Да соберитесь же, черт возьми!

– Да! – Энтони шагнул вперед.

– Бью, парируйте. Отбивайте…

Энтони сделал круговое движение отводя от головы рубящий удар. И перед ним появилась Анет.

Как и когда-то на корабле, она заслонила собой мир и позвала:

– Антуан…

Энтони выронил меч.

Де Морс не успел понять, что с ним, и сделал выпад. Энтони шагнул навстречу острию, и клинок вонзился в его незащищённую грудь.

– Анет, – мертвеющими губами произнес юноша.

Все случилось мгновенно. Де Морс испуганно рванул на себя меч и быстро отступил. Энтони рухнул лицом вниз. Де Морс. отбросив меч, встал на колени перед упавшим. Перевернув безвольное тело, он увидел обильно льющуюся кровь из груди. Широко открытые глаза юноши стекленели и смотрели ввысь. Грудь только однажды слабо поднялась и дыхание больше не тревожило ее. Молодой рыцарь скончался.

Де Морс, с трудом подняв руки, раздвинул пластины и снял с себя шлем. Ветер слегка потрепал его русые кудри, спускавшиеся к плечам густой гривой. Изуродованному ожогом лицу даже в летний день было непривычно свежо. Мертвенно-белая кожа его пошла пятнами. Склонившись, он начал молиться и тут услышал слово: «Нет!» выкрикнутое душераздирающим голосом.

Анет слетела с крыльца, как на крыльях и подбежав, упала на тело ничком, зайдясь в рыданиях.

– Он перед смертью сказал твое имя, чертовка, – медленно и тяжело проговорил де Морс. – Признайся, ты повинна в этом?

Девушка подняла голову.

– Он умер с твоим именем на устах, чертовка, ты меня слышишь? – повторил де Морс.

Девушка кивнула. Она с мольбой посмотрела на рыцаря, волей судьбы бывшего ее отцом. Потом положила руку на свою грудь.

Де Морс понял. Он поднялся и взял с земли свой меч, алый от крови погибшего юноши. И стал медленно обходить лежавшего. Анет напряженно следила за ним, поворачиваясь и становясь на колени. У де Морса не хватило духа и благочестия оттащить девушку от тела, и он сделал резкое колющее движение, подаваясь вперед всем своим телом и резко вырвал меч. Это скорее было актом милосердия и единственным проявлением отцовского чувства и сострадания, которые суровый рыцарь мог себе позволить.

Пронзенная насквозь, золотоволосая Анет мягко ткнулась вперед, лицом вниз на грудь того, кого любила больше свое жизни. Рыцарь выпрямился и увидел сбегавшего с крыльца юного пажа. Увидев все, что произошло во дворе, мальчик остановился, как вкопанный и затрясся.

– Что тебе? – сухо произнес рыцарь.

Но мальчик трясся и не мог выговорить ни слова.

– Зачем тебя прислали? – снова спросил рыцарь, шагая к пажу.

Но тот продолжал трястись, не отводя взгляд от окровавленных тел. Тогда рыцарь, пугающе страшный, со сведенной кожей лица, подошел к мальчику и взяв его за плечи, повернул лицом к крыльцу.

– Говори, зачем тебя прислали?

– Там… приехал отец инквизитор, просили позвать молодого графа.

– Иди, позови его сюда. Скажи, что тут произошло колдовство с великим злодеянием.

И начался суд.

Прошел год. Графства Тулуза и Каркассон отошли французской короне. Шевалье де Морс посвятил свою жизнь служению Бога в братстве святого Иоанна и уехал в Палестину, защищать гроб господень. Прекрасная Агнесса де Ним удалилась в монастырь Сен-Саве молить Бога о прощении. Ее брат, Раймунд заплатил большие деньги за индульгенцию. А аббат Арль вернулся в город Париж, продолжая служить Филиппу и его наследнику Людовику. Причем Людовик, став королем, первым же своим указом произвел скромного аббата в высокородные епископы.