Когда нам будет 40 лет

– Ты еще не замерз? – спросила Анна у сына, взяв с вои руки его ладошки без рукавиц. Ее хорошенький мальчик – ангел, как бы она жила без него?

– Нет, – покачала головой Киард. – Но я хочу есть.

Женщина улыбнувшись, поцеловала его в щеку. И куда в него столько влезает?

25.12.2016

С Новым годом и Рождеством

Императорская семья

31.12.2016

С Новым годом!

Полиньяк

Глава 21

Однажды в ее истории уже было сказано, что неделя – это маленькая жизнь. Те месяцы сумасшествия и безрассудства рядом с Куроки, как считала лишь она, остались в ее памяти светлыми деньками, в которых позабылись ссоры и недомолвки, оставив в воспоминаниях лишь самое лучшее и верное.

И сейчас, находясь в самолете, по пути на празднование сорокалетия Куроки Анна могла себе позволить немного прошлого, что открывало перед ней свои величественные двери. Там был май двухтысячного, последний день «незнания» в январе двухтысячи первого, а если пройти еще, то можно «найти» вечер их десятилетнего юбилея.

Но она все же решила выбрать последний день римских каникул, всполохом ощутив тот поцелуй в самолете Варшава – Рим. А еще Анна могла вспомнить, как за день до отъезда они с Куроки сильно поругались и она умудрилась так хлопнуть дверью, что заел замок и они, в ожидании служащих, целый час разговаривали через закрытую дверь, не смущаясь окружающих.

И может быть они слишком много говорили друг с другом, не уподобляясь другим нормальным влюбленным парам. Но если бы они переспали в те римские каникулы было бы им хоть на каплю легче? Смогла бы Анна так спокойно заводить новые романы, подавляя свой первичный интерес к Куроки? Сумел бы он просто смотреть в глаза Соре? Хотя… Смотрел же он в глаза княжны, зная, что все уже предрешено.

И все же интересная штука жизнь.

Перед выходом она вновь проверила сохранность документов и билета: до сих пор ее мучили сомнения насчет вседозволенности ее монаршего иммунитета. Завтра днем прилет в Грепиль с пересадкой в Париже, а до этого можно еще многое успеть. Вот только что? Признаться в чувствах едва знакомому человеку? Он же не такой как она: в ней отсутствует то бешеное пламя и чувства холодны. Анна сама себя вырастила, прежде всего, расчетливой, верной лишь самой себе. Тем более после стольких прочитанных книг, повествующих о том, к чему ведет вся эта безрассудность.

– «Анна и Король», – щелкнув пальцами, прервал ее размышления Куроки, сидящий рядом за столиком в этом переполненном кафе, на одной из многочисленных улочек Рима.

– Что «Анна и Король»? – переспросила Анна, непонимающе оглядываясь на танцующих вдалеке на площади людей. Видимо она вновь погрузилась в очередную перипетию сюжета своего «произведения». Куроки удивленно на ее посмотрел, словно не понимая того факта. Что она посмела не слушать его разглагольствования.

– Я предположил, что финал «Анны и Король» ты считаешь наиболее разумным, – все же он ответил ей, хотя в душе закралась маленькая обида на ее невнимание.

– Конечно, – согласилась девушка, улыбнувшись на автомате. – У них не было будущего. Сам посуди. Для начала героиня выходец из другой страны и культуры. Ей чужда сама мысль о многоженстве. Хотя может быть, если она была младше и радикальнее.

– Нет, – прервал ее Куроки, – возраст здесь совершенно не имеет значение. Можно в десять быть признанным дипломатом, а в шестьдесят убежать в Антарктиду и жить с мужчиной. Даже если посмотреть на нас.

– О, – усмехнулась Анна и резко встала. – Мы это настоящее несчастье любого автора любовного романа. Пойдем потанцуем.

Юноша взялся за протянутую руку, и они вместе направились к танцевальной площадке.

– Когда я занималась со своим репетитором по английскому мы первой переводили эту песню, – чуть повысив голос, произнесла Анна. Они с Куроки, вместе с остальными танцевали под грустную песню про девушку в красном платье. Пройдет несколько лет и эта песня у Куроки будет ассоциироваться только с собственной красавицей – женой, одетой в ало – красное платье в честь какого-то праздника императорской семьи.

– А я от своего получал только подзатыльники, – Куроки поймал ее удивленный взгляд. – Это была моя мама. Она в пору моего детства не отличалась всепрощением и добротой. Веселое было время.

– В нашей семье я била Сашу, считала что должна его воспитывать вместо отца, которого не было рядом. А потом появился Альберт, а с ним и правила, гласящие, что мы леди и джентльмены, должны быть стойкими и без малейшего намека на чувства. Я думала, что все это сон, который скоро закончится, и я проснусь дома, где на газовой плите кипит простой эмалированный чайник.

– Значит, сказки все же существуют, – улыбнулся Куроки и чуть сильнее прижался к ней. И лишь на самых последних аккордах песни он чуть повернул лицо и поцеловал ее. Так привычно. И все же сердце начало биться сильнее, разгоняя кровь по венам, не давая мозгу что-нибудь предпринять.

Юноша почувствовал, как руки княжны обвили его шею, словно боясь, что он убежит. Анна, разорвав поцелуй, чуть улыбнулась и снова подалась вперед, прижавшись губами к его губам.

Это был не первых их поцелуй, но почему-то Куроки боялся, что именно он будет последним. Приближался тот день, когда он наконец-то даст свое официальное согласие на женитьбу. Вот только почему он так и не заикнулся при родителях об Анне? Ведь в Упонии не настолько свирепые нормы. Почему? Почему он и словом не обмолвился даже с ней об этом? И спустя годы он будет задавать себе этот вопрос. Не находя разумный ответ. А ведь все могло быть иначе. Если бы Куроки, подобно Анне, смог бы проанализировать ситуацию. Не спешить. Остановиться. Хотя… Уже поздно бежать за уехавшим цирком.

Она почувствовала как до ее руки дотронулся Виктор, что сидел рядом. Анна обернулась и привычно, немного грустно улыбнулась ему.

– Ты уже выпил таблетки? – тихо спросила она, дабы никто не услышал. Саша остался с приболевшей Грейс и Марией в Грепиль, пока его жена в очередной раз обыгрывала Киарда в карты, веселя тем самым стюардессу.

Невозможно вообразить, что у этой идиллии есть оборотная сторона, известная только прислуга дворца. Ибо не все так безоблачно в этом мире, даже после того, как принц женился по любви.

– И витамины тоже, – добавил Виктор, поглаживая себя по колючему подбородку.

– Ты невозможен, – вздохнула Анна. – И эта небритость меня просто выводит. Ты целовался с ежом?

– А ты вижу, да, – усмехнулся мужчина, приобняв ее за плечи. Он дал слабину. Хорошо, что сейчас, а не восемь лет назад. И все же этот постоянный испуг в ее глазах и некоторое недоверие к его словам, угнетали Виктора. Словно он нарочно ее подводил своей уже излеченной болезнью.

Анна, закатив глаза, отвернулась от него не желая принимать участие в его глупой ребячьей болтовне, из которой она как всегда выйдет проигравшей. Хотя…

– У нас в зоопарке есть несколько ежей, – она, не поворачиваясь к нему, продолжила. – Если у тебя нет опыта, то они тебе с радостью помогут.

– Помогут в чем? – откликнулся порозовевший от смеха Киард, повернувшись к ним и не замечая, как Жанна подменивает карты.

– В целовании ежей, – просто ответил Виктор и чуть наклонившись вперед, взлохматил волосы сына.

– Аааа, – протянул мальчик, приглаживая свои темные волосики. – А я целовал только кошку. И Хезер меня отругала.

– Ну, конечно! – серьезно начала Жанна, – целовать-то можно только тигров.

– Жанна! – смеясь, остановила ее Анна и дотронулась до руки сына. – Милый, они шутят. Никого из животных целовать не стоит. Подцепишь заразу.

Киард обиженно посмотрел на тетку, что пыталась подавить смех. Женщина сделала большие глаза и заказала себе выпить, давая тем самым понять, что разговор окончен, и она победила. Ей внезапно захотелось помолчать, не думая ни о чем, но ее мозг постоянно работал, словно назойливая муха, что не дает отдохнуть. А мысли о браке оккупировали сознание. Их жизнь с Сашей походила на карусель: то все затихало и наступали солнечные деньки, то метались по комнате старые книги и хлопали двери. И в такие моменты Жанне и вправду нравилось, что они живут не во дворце – она с легкостью могла укрыться в другом крыле дома, не попавшись на глаза малочисленной прислуге. Лишь в их доме у него было место, где можно спрятаться от всего мира. Ей было тридцать один и ей так хотелось веселья и безбашенности, которых она не могла позволить себе в университете. А еще общения со старыми друзьями, что незримо держали дистанцию, словно опасаясь ее. Все изменилось и она это прекрасно понимала.

Однажды они с Анной говорили на эту тему, хоть Жанна и была скованная признанием ее власти, но княгиня в первую очередь являлась ее семьей. И Анна рассказала так просто и открыто кто остался ее другом, а кто исчез. Но в самый последний момент она решилась на одну из самых откровенных фраз, произнесенных между ними:

– Мой самый лучший друг – это мой муж, – Анна прокрутила на пальце обручальное кольцо. – Какой я бы не была сволочью, но он всегда, в любой момент будет на моей стороне.

– Быть может это просто любовь? – усмехнувшись, спросила Жанна, сев напротив. – Лю – бо – вь.

– Любовь? – княгиня посмотрела на собеседницу с каким-то весельем во взгляде. – Наверное, мои размышления покажутся тебе вычурными, но по – другому я сказать не могу. Одни говорят, что любовь живет три года.

Она встала и провела по полированному дереву полки, висящей над камином, едва касаясь рамок с фотографиями. Жанна неотрывно следила за ее движениями, отчасти решая притворен или нет, этот драматизм.

– Может быть это и правда, – Анна поправила фото. – Когда влюбленные люди слишком долго находятся друг с другом, любовь медленно, по крупицам, перерастает в привязанность, которую уже люди при всей своей душевной тонкости зовут «любовью».

В ее приглушенном, почти потустороннем голосе звучал отголосок усмешки над самой собой. И Жанне, отчего захотелось спросить у нее о Викторе.

– Но знаешь, – княгиня резко повернулась к собеседнице. – Если в этих отношениях не все так радужно. Если есть борьба и стены с расстоянием, то чувства, подпитанные каким-то осознанием несправедливости, могут длиться десятилетиями. Постоянно, словно волны, накатывая на несчастных влюбленных.

Почему-то Жанне тогда не хватило в легких воздуха, резко захотелось выйти из комнаты, а лучше из дворца. В сад, на центральную улицу, в Хораур, откуда она была родом. Куда угодно.

Она словно вновь осознала, что в истории этой семьи не будет «жили они долго и счастливо». Это не диснеевский мультфильм, о котором она мечтала в детстве.

– В пятницу я полечу в Варшаву, – окликнула ее Анна, возвращая к реальности. – Хочешь со мной?

– Да, – конечно, – кивнула Жанна, мимолетно оглядывая Виктора, спящего на плече княгини. Идеальная пара.

– Через полчаса приземлимся, – сообщила стюардесса, попутно забирая пустой стакан с подлокотника Виктора.

Ну, здравствуйте, будни.

В его любимых книгах в самый сокровенный момент всегда начинался закат. И, наверное, именно поэтому, когда его что беспокоило, он дожидался вечера, становился лицом к окну и смотрел, как в очередной раз умирает солнце. Яркие золотисто – алые полоски освещали иголки пихт, высаженных неподалеку от дворца, в последний раз прикасались к спокойной глади еще не замерзшего, но уже студеного озера и окончательно оторвавшись от закатного солнца, лучи оставляют после себя лишь воспоминание.

– Хикари снова подралась с Джин, – с порога устало заявила Сакура и присела в кресло у письменного стола. Почему-то у них завелось так с недавних пор: сидеть в его рабочем кабинете и о чем-то рассуждать. А ведь в детстве они не были так сильно привязаны друг к другу. Их объединила Анна. И эта мысль заставила мужчину усмехнуться.

– Что на этот раз? – Куроки непозволительно сел на подоконник и улыбаясь, посмотрел на сестру. Она вновь сбежала от Соры и своего мужа. Вновь неприкаянно бродила по дворцу.

– Джин отобрала у Морио какую-то игрушку, а та оказалась и вовсе Хикари, – ответила Сакура, совершенно не собираясь наказывать своих шаловливых близнецов. Их воспитанием занимался ее муж Рока Вада, а она же просто планировала их жизнь, чуть держась в стороне. Но все же своего сыночка тихоню Морио она любила сильнее.

– Я надеюсь, что в конечно итоге игрушка не окажется Такэо, иначе Соре придется купить ему скрипку.

– Он все еще не передумал? – усмехнулась Сакура такому пылкому желанию своего четырнадцатилетнего племянника.

– Нет, – пожал плечами Куроки. – И все разговоры на него не действуют. Ему безразлично на то, что у него нет «слуха».

– Так пусть занимается, – женщина встала и подошла к брату. – Пусть будет хобби. Хорошая статья для газеты.

Куроки хмыкнул и щелкнул ее по носу, прямо как в детстве.

– Ты все еще скучаешь по ней, – грустно улыбнулась Сакура, усаживаясь рядом. – Саша не приехал, но зато я вдоволь насмотрелась какая у него красивая и умная жена. Мне бы такую.

Куроки приобнял ее и поцеловал в висок, жаль, что в юности они не были так близки.

– Когда-то я мечтал, что она бросит Виктора, свою страну и переедет ком не. Я разведусь, и мы будем вдвоем. А мне было уже тридцать лет. И вот только сейчас я увидел, что она не бросит его ни сейчас, ни десять лет назад. А я дурак, что принял весь этот романтический мир из книг, как реальность. И до сих пор в нем живу.

–тогда я живу в тупой американской комедии, а сейчас уже идут тиры, – Сакура положила голову на его плечо. – Ходят слухи, что у Виктора начались проблемы со здоровьем, но она все отрицает, когда я спросила.

– Не стоит верить слухам, – Куроки погладил ее плечу, радуясь, что спустя столько трудных лет они могут откровенно и открыто разговаривать. – Напоминает о проклятье, о котором говорил Альберт.

– А мама бы сказала, что просто нужно поменьше смотреть фантастических фильмов, – улыбнувшись, пропела сестра и комната погрузилась в сближающую тишину. – Я скучаю по родителям.

Выпрыгнув из темноты полузакрытых век, он обнаружил себя шестого октября двух тысячи шестнадцатого года в самый разгар празднования его сорокалетия. Идеального празднования сорокалетия. Негромкая музыка, служившая отличным фоном для чуть слышных разговоров гостей, невесомые улыбки, внимательные взгляды, псевдодружеские объятия и он по обыкновению предоставленный сам себе.

– Я бросила мужа ради тебя, – вдруг около него образовалась Анна. – Так что давай рассказывай, почему ты такой хмурый.

– Кто тут еще хмурый? – возмутился Куроки и легко обнял ее, здороваясь. – Это ты просто отвратительно выглядишь.

– Спасибо, – княгиня расправила темно – бардовое платье, что своим унылым цветом старило ее, но оно ей так нравилось, что, а все нелестные комментарии она не обращала никакого внимания. – А ты постарел.

– Закончим обмен любезностями? – предложил Куроки улыбнувшись. Нет, он считал, что она выглядит потрясающе, словно английская леди из фильмов двадцатых годов прошлого века. Но это платье потухшего бордо словно придавало ее образу вид старой, потускневшей со временем фотографии.

Анна, молча, взяла его под руку, чтобы пройтись по залу. Они медленно брели около стен, совершенно не замечая остальных.

– Вы хорошо восстановили всю инфраструктуру после цунами пятнадцатого года.

– Ты хочешь поговорить о политике? – поднял брови Куроки и чуть сжал ее руку.-тогда поговорим об изменении твоей лояльности к СНГ?

Княгиня улыбнулась и строго посмотрела на него, словно преподаватель на ученика.

– Как Виктор? – переменил вопрос мужчина, вызвав недовольство Анны.

– Решил перевести разговор на супругов? – не удержавшись, съязвила она.

– Нет, я серьезно хочу узнать, – Куроки нахмурился, но не выпустил ее руки не замедлил шаг. – Он заметно похудел.

– Долго болел, – неохотно ответила Анна. – Но сейчас все хорошо. Он послушно пьет витамины, гуляет на свежем воздухе.

– А ты?

– А я? Я стараюсь не нагружать его и не нагнетать обстановку. Не хочу истереть, хоть мне и очень хочется.

– Так почему ты не звонишь мне? Мы бы поговорили…

– Нет, – покачала головой женщина. – Я не хочу ни с кем об этом говорить.

– Лучше напишешь?

– Знаешь сколько персонажей я уже убила? – горько усмехнулась Анна. – Я обещала Кэм романтическую историю, а получила «Голодные игры» в стиле Кинга. Хотя лично мне этот опыт понравился.

Куроки чуть прижав ее к себе и неожиданно поцеловал в висок. Анна даже не дрогнула и не стала оглядываться по сторонам. Перед кем ей отчитываться за это чисто дружеское действие? Пусть и нежное. И личное. Виктор любил целовать ее за ухом, щекоча легкой небритостью. Очередной раз, доказывая насколько они разные. И любимые.

– Знаешь, иногда я себе напоминаю машиниста поезда. Вижу на рельсах человека, пытаюсь остановиться и не могу, – Куроки поправил сережку в ее ухе. – Это страшно, но все проходит.

– И к чему все это было сказано? – улыбнувшись, поинтересовалась Анна. Она непроизвольно посмотрела в висевшее рядом зеркало и автоматически втянула живот, хоть в этом уже и не было смысла. Мы вырастаем, а привычки остаются с нами до самого конца.

– Я не знаю, – чуть смутился он. – Иногда веду себя, как глупый ребенок.

– Но ты такой милый глупый ребенок, – легко потрепала его по плечу Анна, заставив улыбнуться шире. Он был счастлив, единственное, что его беспокоило – это отсутствие того переизбытка чувств, что всегда было с ним, когда он касался Анны.

Может быть, они слишком привыкли к своим особым отношениям на расстоянии? Или не хватает всего одного поцелуя в губы, дабы вновь возродилось сжигающее пламя. Когда-то она сравнивала ее привязанность к нему с притчей про ребенка и Луну. Сейчас же все было иначе. До горького смешно. Может быть, она повзрослела, а может быть просто перелюбила? И все же надеялась, что последнее – ложь.

– О чем ты задумалась? – решил спросить Куроки, увидев, что к ним приближается один из гостей. Нет. Не нужно. Не разбивай. Единение.

– О том, что наша жизнь тянется от новогоднего письма к письму. И все. Словно остальное время мы не живем. Но зато…

Она не успела договорить, увидев приблизившегося мужчину.

Вот и все. Время истекло. Пора возвращаться к реальности, что с шумом и словом «мама» окружит ее вихрем.

И ничего не ноет. Словно она снова начала принимать те таблетки, прописанные врачом. Нет чувств, лишь разум. Или она просто научилась себя сдерживать? И не писать писем, позже сжигая их в камине. Не следить тайком по новостным сайтами с жадностью копить те крохи информации о его жизни. Так же как и он.

Тоскливый и глупый мир, что раньше светился надеждами и весельем. Может просто раньше они сами были намного лучше? Меньше лгали и лицемерили, меньше чувствовали власть, осязая робкие взмахи крыльев. Раньше. Уж точно не сейчас.

31.10.2017

С Днем Рождения!

С любовь, К.

06.11.2017

Сорок один. Это много или мало?

Ничтожно мало. Расти дальше.

Твоя A.P.

25.12.2017

С Новым годом и Рождеством!

Пусть ангелы поют вам

И свет не потухнет никогда

Императорская семья

31.12.2017

С Новым Годом!

Пусть ваше счастье достигнет высот, а смелость вечно будет сильна

Полиньяк

Многие верят, что в Новом году у них все будет хорошо. Что весна это время любви, а осень хандры. Забавно во все это верить, но ведь это правда.

Для Анны весна всегда ассоциировалась с дождем. И сыростью, чей холодный запах исходил от каменного дворца. Казалось Время пыталось доказать самому себе насколько оно старо.

– Тебе тоже не спиться? – Виктор зашел в кабинет Анны, где та сидела в полумраке и читала какие-то документы. Она всегда и все старалась делать атмосферно: за витражом легко барабанил ночной апрельский дождик, скрытый занавешенными шторами. А внутри было тепло и потрескивал огонь, словно в камине старого сыщика, что так любила Мария. Такая умиротворенная атмосфера не давала задать волнующий его вопрос: «Снова болит?» Он просто старался не думать об этом.

– Чуть – чуть, – она сама поняла вопрос и ответила, устало улыбнувшись, и отложила бумаги. – Может быть, спустимся на кухню?

Виктор, усмехнувшись, перекатился с пятки на носок.

– Знаешь, в прошлый раз, когда ты предложила спуститься на кухню, мне пришлось оправдываться, – он почти что жалобно посмотрел на жену. – И искать ту девушку. А это было непросто, спустя-то пятнадцать лет.

Улыбаясь, Анна подошла к нему и обняла. Наверное, она действительно самая счастливая женщина на всем белом свете. И даже голова стала чуть меньше болеть.

– Я просто проголодалась, – словно по секрету прошептала княгиня ему на ухо.-только не говори моему диетологу.

– Могила, – Виктор закрыл свой рот, словно на молнию и обнял жену за талию. Все было просто чудесно, вот только Виктор не мог избавиться от мысли, что проявляя такую несвойственную ей нежность, его жена просто пытается убежать от мигрени, что обожает временами возвращаться к ней.

– Может, выпьем кефира? – предложил он, открыв дверь холодильника и заглянув вовнутрь. Позади послышалось легкое фырканье. – Хорошо, можешь добавить туда какао.

Анна, подобно ребенку, захлопала в ладоши, радуясь своей маленькой победе над вечной диетой. А еще она обожала эти минуты, когда не нужно притворяться, быть безрассудной и чувствовать себя намного моложе. Муж поджал ей приготовленный напиток и сел, напротив за высокую кухонную стойку. Анна осторожно прикоснулась к кружке и почему-то задумчиво посмотрела на мужа. Они столько лет вместе. Ее, мать, будучи замужем за двумя мужчинами не прошла столько лет в юридически законном браке. Интересно, знает ли он как она ценит его? Уважает? И уже не представляет себе жизни без него. Виктор настолько стал ей родным и необходимым, как воздух, что оглядываясь назад Анна не понимала, что же связывает ее с Куроки. Мистика? Приворот? Или просто упрямство обоих сторон?

Она обвела взглядом коричневый торшер, вазу, стоявшую около раковины, и снова вернулась к мужу. Княгиня протянула к нему руку и прикоснулась своими прохладными пальцами до его руки. Еще минута и она соберется. Еще секунда и ей хватит смелость сказать ему все то, что она чувствует.

– Я люблю тебя, – ее голос предательски сел, а рука мужчины чуть дрогнула. Словно от неожиданности. Виктор изучающее посмотрел на нее и наконец, позволил теплоте появиться в его глазах.

– Я тебя сильнее, – он улыбнулась и, подавшись вперед, поцеловал ее в губы. – И жили они долго и счастливо…

– Пока их экономка не узнала о пропаже кефира, – улыбнулась Анна. Она была счастлива.

И она была счастлива. Кротко, едва заметно улыбаясь сидящему напротив мужчине. Сора совсем чуть – чуть позволила себе расслабиться на этом собрании членов благотворительной организации. Они помогали всем и всюду, что отлично вливалось в кристально чистый и непорочный образ императрицы Упонии. Она была национальным достоянием, гордостью своей страны. Идеальная. Сочувствующая, упрямая, честная. Боже, какая прекрасная маска! Сколько труда и лет в нее вложено. Помни, лучше устало улыбнуться, нежели сообщить во всеуслышание о своем провале. Она брала пример с Елизаветы Второй и матери Куроки Масако, побеждая множество публичных скандалов.

Она все делала по расписанию: и даже раз в неделю, посыпав свое лицо специальной присыпкой, брала личный компьютер и под милым ником «Красивая луна» вела блог, разбавляя свои футуристический рассуждения о политике мыслями о правильном воспитании детей. И конечно же о супружеской верности. Едко. Жаль не столь живописно, как повествование в книгах «ее соперницы». Но не в этом суть. Блог позволял ей выплеснуть все то, что накапливалось изо дня в день. Конечно, у нее было еще вино, что оказалось одним из самых глупых решений: она поняла это сидя у унитаза, в то время как Куроки осторожно придерживал ее волосы. Никто из прислуги не должен был узнать. Позор.

Кусты роз уже не цвели, оставив после себя лишь голые ветви с парой листов, пожелтевших и трепыхающихся на ветру. Это не была годовщина, просто по какому-то знаку свыше они с Виктором решили навестить могилу дочери, а заодно и Альберта. Время и не думало останавливаться: вот Киарду уже одиннадцать и он в школьной сборной по плаванью, седина появилась на волосах Виктора, а ведь ему всего сорок восемь, да и Анна уже не такая романтичная девчонка, как прежде. Все меняется и уходит. Даже боль. Она затихает и дремлет где-то в глубине души.

– Надо рассказать Киарду о Розе, – прервала молчание Анна, одетая непривычно для себя в брючный костюм.