ШОУ

С безумной пленкой на лице,

И жизнь ему дана – в подарок…

Я, как заложница в плену, –

Своих мучителей люблю,

От них зависит каждый вдох и каждый выдох.

Но липкой пленкой стянут рот,

Никто на помощь не придет,

Не загорится огонек «пожарный выход».

Сомнамбулический роман,

Который каждый затевал,

Причем ни разу не решился на начало.

А значит, сказке нет конца,

А добру молодцу – венца.

Бежать невмочь и оставаться – мало…

Откинувшись на стуле, Виэра пересчитала строчки. Посмотрела в зеркало на свое изменившееся лицо и удивилась. Стихов она не писала давно. «Вот, значит, как они меня достали! До самого дна. Окончательно».

…От мыслей отвлек звонок. Она по привычке еще меняла время от времени cимку. Вот и сейчас вставила старую, и телефон неожиданно разразился громкой трелью. Номер не определился, а голос казался незнакомым.

– Вы меня слышите? Это Влод. Помните такого?

– Помню… конечно… – попробовала быть адекватной Виэра и на всякий случай предупредила неопознанного собеседника:

– Я сейчас далеко… А вы откуда звоните?

– А я вам из Кабула звоню. Спустился только что…

И тут она вспомнила. Его черные, искрящие глаза. И тот накал чувств, который испытала благодаря ему. Сейчас вдруг поняла: он был двойник, его предназначение – прояснять ситуацию. Через него она и спаслась тогда, искупила вину…

Однажды в телередакцию, где она тогда работала, позвонили и сообщили, что в центре улицы стоит человек на коленях. Он не может передвигаться после аварии – ноги отказали, у него нет ни дома, ни семьи, в больницу его не берут – нет страховки. При этом он не бомж, не алкоголик, уверял человек, позвонивший из своей машины.

– Поможете? – спросил он.

– А вы сами? – ответил вопросом на вопрос координатор новостей.

– Ну, я-то кто? Вы же журналисты…

Виэра невольно вслушивалась в разговор. Обычно она избегала прямых решений и никогда не шла на поводу у ситуации. И вдруг ее охватила дикая ярость. На ходу застегивая пальто, она бросилась к машине: только бы ничего с ним не случилось! Она представила, как посреди оживленной улицы в весенней грязи стоит на коленях человек, и эта мысль заставляла ее убыстрять шаг и торопить водителя и телеоператора.

Он дождался: его не сбила машина, не забрали стражи порядка. Стоял в луже под весенним холодным дождем на коленях, «обутых» в полиэтиленовые наколенники, нестарый, чисто одетый мужчина с большими черными грустными глазами на бледном-бледном лице.

Свою историю он рассказал в ее микрофон без какой-либо суеты или надрыва – тут же, на улице, практически под колесами проезжающих машин. Для того,чтобы быть с ним вровень, Виэре пришлось и самой опуститься на колени в самую грязь – держать микрофон. Он рассказал, что попал в автокатастрофу, путешествуя по Индонезии. Его сбила машина жены мэра или вроде того. В больницу она его отвезла, но операцию ему пришлось оплачивать самостоятельно. Только вот то ли врачи в Индонезии оказались не на высоте, то ли больница сэкономила на специалисте, но после лечения Влод не вышел, а выполз. Ноги его не держали.

В посольстве, куда сообщили о неприятности с соотечественником, как-то договорились с пилотами, и те бесплатно подбросили обезножившего путешественника на родину. Долго ли, коротко ли – вот он, здесь.

Уже в машине, куда Виэра, несмотря на протесты водителя, вместе с телеоператором затащили безногого, Виэра внимательно рассмотрела его документы – действительно, последней в паспорте стояла индонезийская виза…

– На вулкан Кракатау хотел посмотреть, – доверительно признался ей Влод, осторожно переставляя руками травмированные ноги и стараясь не запачкать салон машины мокрыми штанинами. – Продал здесь всё имущество… В Индонезию поехал уже после Колумбии.

– На самом деле, надо было подать в суд на эту жену мэра, – спокойно продолжил Влод свой рассказ, – заработал бы на ней на всю оставшуюся жизнь.

– Так в чем же дело? – спросила Виэра.

– Дипломаты меня отговорили. Думаю, они сами с нее деньги сняли.

Виэра тогда прошла насквозь несколько медицинских учреждений, внизу требовала инвалидное кресло на колесиках и сама возила Влода по этажам. Пристроить его удалось лишь с третьего захода – в центральную травматологию. После осмотра доктор сказал, что положение вполне сносное – нужно чуть-чуть подправить работу индонезийских костоправов, потом покой и уход. А там… человек встанет и пойдет, уверил он Виэру.

Влод, похоже, не ожидал ничего подобного от своей жизни, на которой он явно поставил крест: его черные глаза так и оставались удивленными до тех пор, пока за ней не закрылась дверь больничной палаты.

Через месяц его выписали, а еще через полтора года он позвонил Виэре по телефону, который она оставила ему на всякий случай вместе со своей визиткой, и сообщил, что ходит нормально, всё восстановилось, и он теперь уезжает в Афганистан – продолжать путешествовать.

А Виэра долго еще не могла забыть, как стояла на коленях перед ни в чем не повинным человеком, извиняясь за весь этот бесчеловечный и несправедливый мир…

Переживая воспоминания, Виэра тупо смотрела на экран телефона. И тут ей пришло в голову позвонить в редакцию . Несмотря на поздний час и невероятность ситуации, ей ответили. Трубку взяла Мори.

«Лучшая из нас», – говаривала про нее Виэра, когда они еще работали вместе с Виктором. Мори – настоящая журналистка, расследователь, смелая, не останавливающаяся ни перед чем. В то время как она, Виэра, часто просто играла свою роль – ту, исполнения которой от нее ждали. Людям всегда нужны те, кому они могут верить. Вот она такой и была – не более.

– Мори, – сказала Виэра, – это ты прислала мне письмо?

– Да, я. Не надеялась, что ты позвонишь. Рада!

– Он погиб?

– Да. И еще 65 человек, если ты не в курсе.

– Конечно, я в курсе. Но что ты от меня хочешь?

– Ничего. Это моя частная акция – рассылаю информацию, кому могу. Причем не по Интернету – там всё блокируется. Здесь просто из рук в руки раздавала – распечатала на принтере свой текст и разнесла всем, кто в этом поневоле участвовал, жителям домов, спасателям, парням из оцепления.

– Так всё страшно?

– Не то слово… Как у тебя?

– Нормально… Когда похороны?

– Не раньше чем через два месяца. Столько дали на опознание генетического материала. Спасатели рассказывают, что самый крупный фрагмент тел был два-четыре сантиметра… Ты приедешь?

– Не уверена. Не хочу обратно попадать…

– Твое дело.

– Не думай, я не боюсь.

Это была ложь. Я просто трусиха – не хочу, не могу видеть то, чему стала свидетельницей Мори, про себя зафиксировала Виэра.

– Ты думаешь, это из-за него, из-за Виктора всё случилось?

– Есть такая мысль…

Наутро Виэра пошла навестить Ури… Девушка уже без труда ходила по больничному коридору, пыталась даже поворачивать голову. Она сообщила, что прошла томографию, у нее всё нормально, есть лишь небольшие изменения в шейном позвонке. Так что она поносит свой гипсовый воротник недели две, а потом снова вернется на манеж.

Упаковать вещи было недолго – она так и не успела как следует обжиться в своем холостяцком номере. С благодарностью вспомнила уроки Пю-Пю, которая учила ее правильно заполнять емкости чемоданов при переезде: надо сворачивать одежду в плотные жгутики – так она занимает гораздо меньше места. Рассовывая вещи, наткнулась на проспекты из салона, где наблюдала за Лего : в них обещали овладение искусством рейки – техникой исцеления путем наложения ладоней(palm healing), упоминались «настройки», «посвящение», «введение в канал универсальной жизненной энергии»…

Уже выходя из автобуса, который привез ее к месту расположения Шоу, она неожиданно стала свидетельницей невероятной сцены. Высокий темноволосый, смутно знакомый ей парень, выйдя из того же автобуса, вдруг медленно сполз на асфальт. Вокруг него захлопотали пожилые пассажирки, они прислонили его к массивной мусорной урне. Он держался за бок, сквозь ладони сочилась кровь, а серая футболка быстро меняла цвет. Тем не менее, парень сумел достать из кармана телефон и кому-то позвонить.

Пока Виэра со своего мобильника вызывала скорую, из торгового центра вышли охранники. Они тащили под руки маленькую, стриженную под мальчика сорокалетнюю женщину, которая нисколько не сопротивлялась.

– Ты зачем это сделала? – спрашивал ее верзила в камуфляже будто бы на правах давнего знакомого, в том время как второй спокойно отобрал у нее довольно длинный окровавленный нож.

– А это он у всех кошельки не ворует! – вскинулась стриженая дама. Но вскоре вновь низко опустила голову, которая теперь болталась в такт шагам волочащих ее охранников.

Парень, услышав этот разговор, нашел в себе силы усмехнуться:

– Да я только что приехал в этот город, – подал он слабый голос. – Никогда здесь и не был раньше… Вот, позвонил своей невесте Стелле, чтобы пришла…

А Стелла уже бежала навстречу – ну конечно, это была актриса из Шоу, ее длинные светлые волосы развевались на ветру как парус, щеки алели, а блузка была расстегнута. Она бросилась на шею парню и стала, как безумная, целовать щеки и волосы, прижимая его лицо к своей груди.

Вслед за ней примчался на своей «ауди» Лего. Он редко принимал участие в разборках – только если без его помощи было не обойтись. Лего не заметил стоящую в створе двери торгового центра Виэру. Он только глянул на парня, который, прикрыв глаза, умиротворенно положил голову на колени Стелле. Зафиксировав, что всё нормально, жизни его актрисы, скорее всего, ничего не угрожает, он направился к лежащей на газоне виновнице происшествия. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что это абсолютно не владеющая собой наркоманка.

И все-таки Лего дождался приезда «скорой помощи», понаблюдал, как врачи осмотрели и погрузили парня в машину. По их мнению, задеты почки, возможно, придется делать операцию…

Тогда Виэра решила подойти к Лего.

– Ты как тут? – спросил он.

– Была в городе. Мы ехали с ним в одном автобусе. Я вслед за ним вышла, и тут он стал падать на землю на моих глазах.

– Не бери в голову… Со всеми, кто уходит из Шоу, так бывает.

– Что ты имеешь в виду?

– Это Арчи, он когда-то у нас начинал, а потом уехал . Но там ничего не получилось у него. Могу рассказать сколько угодно таких историй… Уходить отсюда нельзя. И поверь, я даже ничего не делаю для этого. Само получается.

Но Виэра не обратила внимания на скрытую в прозвучавшем пассаже угрозу. Вся под впечатлением пережитого, она рассуждала в категориях обобщений:

– Средь бела дня… в рабочий день, в полдень, в обычном рейсовом автобусе, ни с того ни с сего… просто подошла и пырнула ножом… сказала «он кошельки ворует»…

– При этом он только что приехал в город, – дополнил Лего.

Они посмотрели друг на друга.

– Невероятно… – выдохнула Виэра.

Лего почувствовал слабину и тут же воспользовался моментом:

– Ну, так что, ты ведь выйдешь сегодня в начале второго акта?

На одного человека меньше стало. Стелла в больницу поехала и останется там до утра, она у меня отпросилась, – уже всерьез сказал Лего в машине, когда они подъезжали к шлагбауму .

– Вряд ли, – притворно вздохнула Виэра. – Ведь ты должен будешь увезти меня в аэропорт. Я уезжаю.

Лего не подал виду, что его задело это сообщение.

– Тем более… Виэра, надо же когда-то начинать! – подзадоривал ее Лего по дороге от машины до офиса.

«Хитрец, – подумала Виэра, – прекрасно знает сильные стороны своего детища. Если однажды я выйду на манеж – я стану соучастницей».

А вслух призналась:

– Я не смогу. Физически. Дело в том, что самолет улетает в 20.30. Как раз в разгар второго действия.

…Пока она собирала со стола свои бумаги, прикрепляла к стене какой-то пожухлый листочек, пока заказывала такси, раздаривала коллегам накопившиеся безделушки, никто из артистов ни разу не зашел в офис. Она не сомневалась, что весть об ее отъезде уже разнеслась. И так они отвечают… на ее предательство.

Зашел только Кин – и то не попрощаться. Он, уже переодетый в сценический костюм, принес диск с фильмом «Огарки» и молча положил на стол. Виэра собрала все силы, чтобы не выдать своего волнения и не дать Кину возможности его почувствовать.

Лего явно прятал от нее глаза, Фанесса делала вид, что красит ногти, Темо демонстративно ушел в спортзал. Поль лишь слабо помахал ей пальчиками, когда она проходила мимо него, занятого разгрузкой продукции для бара…

Виэра даже с каким-то удовольствием принимала весь этот остракизм. Такое отношение труппы красноречивей признаний в любви.

Она знала, что будет скучать по Шоу, что скоро у нее наступит ломка, что на долгое время место на рабочем столе ее компьютера займут фотографии и мелодии Шоу. Она будет по несколько раз в день нажимать на Adobe Photoshop и FLC Player, чтобы посмотреть фото и видео, послушать саундтрек или надоевший до лома зубов рекламный ролик. Но понимала она, что и Шоу будет скучать о ней. Сожалеть – как о недополученной выгоде. Убиваться – как по не рожденному ребенку. Страдать от отсутствия лучшего из своих зрителей.

Она успевала в последний раз посмотреть на любимые сцены. В который уже раз с замиранием сердца понаблюдала за теми, кто летает над залом на высоте семиэтажного дома: Жюли, Найк, китайцы, Пю-Пю, Гупи, Стэс, Кин…

Возможно, они все просто фанатики любви. Ведь когда люди пытаются выразить это чувство словами, они говорят – «я летаю». И в Шоу есть такой эпизод – бесконечное кружение под небесами двух влюбленных. Для иллюстрации откровенности сцены героиня сбрасывала платье и оставалась в облегающем трико.

Кто не помнит своих ощущений: холодок в солнечном сплетении, невыносимая легкость бытия, восторг ощущений…

Именно за это артисты и платят свою цену: травмы, неустроенный быт, зависимость, необходимость мириться с теми, кто волей случая оказался рядом.

Значит, ей просто не дано любить… И пора себе в этом признаться.

Таков ее последний ход, ее точка в бессловесном диалоге с Шоу.

Уже вернувшись к привычной работе и с головой погрузившись в расследование загадочной авиакатастрофы, она однажды посвятила в свои личные переживания Мори. Та ответила: «Спорим, он сделает ответный ход!».

– Кто?

– Да этот твой Кин!

И действительно, примерно через две недели она получила в ответ: «Fuck you!».

Интернет в тот день сообщал в топ-лайнах: «Жители одного из курортных городов засыпали звонками мэрию: проснувшись наутро, они обомлели, увидев написанное гигантскими буквами нецензурное выражение на куполе стоящего поблизости от их домов шатра-шапито. Четырехметровые буквы были видны на расстоянии нескольких километров и оскорбляли своим видом не только пенсионеров, но и школьников. На вопросы чиновников мэрии владелец Шоу ответил, что им уже предприняты все необходимые меры, ведется работа по стиранию нелитературного выражения с поверхности сооружения…»

«Ах, Лего, Лего – ты сам выпустил из ящика Пандоры незарегистрированное заболевание! Ты сам отправил в бесконечное путешествие своего голого Голема! Это ты, Франкенштейн, придумал чудище, которому несть ни имени, ни числа! Ты и сам теперь в полном подчинении, ты в его власти! Ты и сам никак не можешь выпутаться из паутины, которую сплел паук твоего креатива!..

Конечно, это сделал Кин, – подумала Виэра. Он хотел, чтобы я о нем услышала».