ШОУ

– Понимаешь, пришло письмо неизвестно от кого, там было вот это – она сунула ему в руки диск, – открыть я не смогла. Не подумай чего-нибудь лишнего, я просто не сумела сама, а ты сможешь. Ты ведь всё можешь, – даже как-то заискивающе сказала она, смущенная тем, что приходится так долго объясняться. – Я просто не хочу, чтоб кто-то об этом знал, понимаешь?

– Ну, я попробую, конечно…

Прошло минут пять, и Кин позвал ее к лэп-топу.

Там, в режиме нон-стоп шли кадры с места падения самолета: чудовищные картины разорванных человеческих тел, изрешеченные очередями куски фюзеляжа, лица ухмыляющихся бомжей, профиль мэра, растерянно объясняющего что-то журналистам… Больная правда, которой не нашлось места даже в Интернете…

Виэра прильнула к экрану, ища глазами лицо, ботинки, очки Виктора, который должен был оказаться там, или хотя бы какая-то его часть… хоть что-то должно же было попасть на глаза! Ведь мы никогда не поверим в смерть близких – пока не увидим их останков…

Еще на диске оказался текст в pdf – жуткие интервью и вопросы без ответов, куча версий, вываленных на экран без разбора.

– Ну, вот, теперь кое-что понятно… – в конце концов, произнесла Виэра. И, повернувшись к Кину, поблагодарила: – Спасибо, что тебе удалось. Хочешь пива, или , может быть, виски?

– Спасибо, у меня есть.

Он достал из кармана маленькую баночку «Red Bull».

– Ты же тренируешься, тебе нельзя.

– Теперь «каплю» не делаю – можно позволить себе расслабиться.

– Хочешь, я поговорю с Лего?

– Не надо, переживу.

Ну и к лучшему. Она, как и все остальные, не поддерживала историю с черной повязкой. Кроме того, что это было чистое безумие, она была верна корпоративной этике и никогда не осмелилась бы ставить под сомнение решение руководителя.

– Завтра про тебя приедут снимать передачу, ты готов?

– А что там нужно будет?

– Ну, решено рассказать о твоей судьбе – как ты пришел в Шоу совсем юным, как добивался роли – сначала одной, потом других. Все будут снимать – все твои трюки, переодевания, ту же «каплю», кстати. Причем они хотят повесить на тебя мини-камеру на тот момент, когда ты падаешь из-под купола вниз. Чтоб максимально достоверно было: таких кадров, я думаю, никогда еще не было.

– Я готов.

Он встал спиной к окну. За ним издевательски мигнула вывеска: rаеl cun…

– Им особенно понравился тот эпизод, где ты выхватываешь из рядов зрителей девушку и летишь с ней над залом. Журналистка хочет сама с тобой полетать, и сказать в полете заветный стенд-ап.

– А вы не хотите? Со мной полетать?

– Не хочу.

– А почему? Боитесь? – он посмотрел прямо на нее. Обычно он не осмеливался встречаться с ней глазами.

Виэра давно заметила, правда, не всегда делала из этого далеко идущие выводы – так ведут себя люди, которые говорят неправду или делают что-то опасное для своего визави. Вообще, на прямой ответный взгляд отваживаются очень немногие люди, если они, конечно, специально не тренируются…

И тут она соврала:

– Я ничего не боюсь.

И это в тот момент, когда при одной мысли о том, что ей пришлось бы в обнимку с Кином пролететь на огромной высоте, у нее всё холодело внутри…

– А что тогда вам мешает? Думаете, судьба может сыграть злую шутку, оборвется пояс, или ребята не удержат канат?

– А такое может быть?

– Еще как! Сколько раз бывало! Вот вчера, например, я не стал выдергивать зрителя, потому что пояс как раз порвался…

– Боже мой! Каким безумием вы занимаетесь!

– А вы? – кивнув на уснувший экран компьютера, с некоторым даже вызовом спросил Кин.

– Я ничем подобным больше не занимаюсь, – отчеканила Виэра.

– Тогда зачем этот диск, фотографии, материалы?

– Мне прислали это по почте.

– Чтобы что? – с неподдельным интересом спросил Кин.

– Вот этого я и не поняла. А главное, я не поняла, кто и зачем это сделал…

Она медленно закурила сигарету, хотя обычно курила в душе, чтоб не загрязнять воздух.

Кин повел носом. Встал, прошелся по комнате. Она опять заметила, что он слегка прихрамывает.

Он подошел и встал сзади. Спросил:

– А вы останетесь в Шоу? Поедете с нами дальше?

– Еще не знаю. Не решила…

Чтобы ответить ему, Виэре пришлось повернуться на стуле. Он смотрел вниз, поигрывая цепочкой от плеера.

– Ты, оказывается, неглупый парень. Я почему-то думала, что такие трюки мозги напрочь вышибают.

Он как-то неопределенно хмыкнул. И направился к двери.

– Ты уже пошел? – спросила Виэра.

– А что, можно остаться? – резко отпустив дверную ручку и обернувшись, спросил Кин.

– В общем, да! – прямо посмотрев ему в глаза, сказала Виэра.

После этого, по ее мнению, должны были последовать неорганизованные объятия и поцелуи. Ей почудилось, или действительно из его зеленых глаз в этот момент посыпались искры?

Искры рассыпались впустую. Пауза затянулась. Он даже к ней не прикоснулся.

Чтобы разрешить ситуацию, она вышла из комнаты в туалет. Там закурила сигарету и дождалась, пока за ним закроется дверь.

– Вот это да… – вслух сказала себе Виэра после того, как смачно щелкнул замок. – Ну что ж, бывает, – тряхнув волосами, утешила она себя. – Вернемся к нашим баранам.

И вновь прильнула к компьютеру, теперь уже внимательно рассматривая все фото, вчитываясь в тексты.

«Две сцепленные в железный замок ладони, обрубленные чуть повыше кисти, уже никогда не разожмутся и не обнимут любимого, не погладят ребенка по голове, не протянутся для дружеского пожатия. И сердце, повисшее на кусте, словно распластанная медуза, разбросав сосуды, как щупальца, уже никогда не наполнится болью или любовью и не забьется другому сердцу в унисон…

Глаза отказывались видеть, а мозг принимать и понимать увиденное. Но именно такую картину застали очевидцы происшедшего, которые прибыли на место трагедии первыми. День был выходной, а значит, большему количеству народа не спалось в это раннее и совсем не доброе утро. Увидев невероятной силы зарево, осветившее окрестности словно днем, услышав дикий рев «Боинга» над самыми крышами, а потом – громкий хлопок, взрывной волной от которого едва не вынесло стекла в близлежащих домах, люди побежали на место происшествия. Правда, многие из них, уже привыкшие к регулярным бытовым взрывам газа, решили, что где-то опять рванул очередной баллон. Но были опасения, что могла полыхнуть и бензозаправка, совсем некстати расположенная в нескольких сотнях метров от места падения самолета. У поколения постарше первой мыслью была одна: «Война!»

И все-таки они опоздали. В логу, у железнодорожного полотна, на пепелище уже копошились какие-то темные личности, появившиеся из-за гаражей, расположенных рядом (там тусуется местная наркота). Они методично и цинично снимали с обрубков конечностей кольца и часы…

Самолет, как спичка, вспыхнул еще в воздухе, над десятиэтажными домами, наличие двух вспышек зафиксировали бесстрастные видеокамеры на ближайшем торговом центре…

А дальше произошло то, что озвучивает официальная версия. Уже после взрыва в воздухе самолет воткнулся носом в землю под углом 30-40 градусов. Тогда-то и раздался второй взрыв. Столп огня, взметнувшийся выше десятиэтажек, наблюдали с балкона их жители. Видели они и кресла, которые, словно брызги, разлетелись в разные стороны. Но мощное пламя, будто устыдившись, тут же погасло. На земле маленькими светлячками продолжали гореть отдельные части, иногда негромко, как петарды, отчего-то взрываясь…

Всю картину от начала до конца – как над микрорайоном с жутким грохотом нависла гигантская тень, как она вспыхнула в воздухе и как, словно фантастическая комета, пронзив ночное небо, рухнула через две секунды в овраг – наблюдала компания молодых людей, которая собралась на пикник как раз недалеко от места падения.

Правда, а где воронка, положенная быть по всем законам физики от удара о землю, если «Боинг» не взрывался в воздухе?..

Вообще, от вранья, которым кормят, просто физически заболеваешь. Уже и время падения самолета сместили на полчаса – с 5.10 на 5.40! Видимо, для того, чтобы дать возможность спецслужбам не спеша прибыть на место? И связь с экипажем, оказывается, пропала не за полчаса до падения, как сообщалось с утра (информацию еще не успели отфильтровать и пригладить?), а лишь за минуту. Да и место разброса останков самолета к вечеру вдруг резко уменьшилось с десяти километров до четырех.

Руководящее звено, стоявшее в оцеплении, не отпускали домой двое суток.

Видели бы вы лица молодых, здоровых, сильных мужиков, когда спасатели на их глазах достали из «каши» останков то, что было восьмимесячным младенцем…

Еще в первый день расследования один из них сказал мне прямо: «Это теракт, но вам никто и никогда об этом не расскажет!..»

Но именно эта версия многое объясняет. И взрыв в воздухе, и отсутствие воронки на месте, и странное поведение пилота, который на запрос о том, всё ли в порядке на борту, вместо полного позывного, как положено по инструкции, лишь буркнул: «Да!». Опытные летчики утверждают, что для «земли» это первый признак того, что на борту не всё в порядке. Почему сейчас никто не принимает этого во внимание? Или делает вид?..

…Чуть позже версию теракта не стали отрицать. Якобы спецслужбы знали об этом и приняли все меры предосторожности. В частности, за сутки до происшествия были максимально усилены меры безопасности. Но, в конце концов, пришлось пожертвовать пассажирами и экипажем «всего лишь» одного самолета и спальным микрорайоном, так что «Боинг» был сбит ракетой системы «воздух-воздух» с одного из двух МИГов, которые «пасли» самолет. Их-то и зафиксировали видеокамеры в виде двух движущихся светящихся точек по бокам лайнера.

Бог спас, жители района не пострадали. Очень хочется верить, что в последний момент, когда летчики уже знали, что обречены, они все-таки смогли дотянуть машину до пустыря и спасти жизнь мне, моим детям, сотням моих соседей, друзей и знакомых. Но может быть и так, что от них уже ничего не зависело. И когда над крышей дома самолет настиг удар, сделать уже ничего было нельзя. И лишь Провидение, две секунды и двести метров подарили всем его жителям вторую жизнь…

Именно эта версия объясняет многое, если не всё. И почему первый пилот вел себя неадекватно, не реагируя на команды или выполняя действия, прямо противоположные указаниям диспетчера; почему связь исчезла на подходе к городу, и почему паспорта и мобильники пассажиров были найдены в одном месте кучкой (говорят, это – верный признак того, что на борту находились террористы)… Похоже, завидев ракету, пилот, уже снижая высоту, вдруг начал ее набирать, поднявшись с 600 метров сразу до 1200, а потом, вместо того чтобы поворачивать вправо, как приказывали наземные службы, рванул влево. Но где был самолет полчаса, когда с ним не было связи? Наматывал круги над городом? И сколько он их совершил, если его крейсерская скорость превышает 390 км в час?

И вот еще что. «Наверху» знали, что на борту самолета нештатная ситуация. Иначе зачем, едва только с ним была потеряна связь, в аэропорт в экстренном порядке были вызваны «скорые», спасатели и пожарные? Это случилось, напомним, еще за полчаса до взрыва! И почему с места крушения молниеносно вывезли самые крупные обломки самолета – носовую и хвостовую части, элементы кабины и фюзеляжа, крылья? Чтобы не было видно, что они изрешечены, как это бывает после попадания в них ракеты?

Тысячи «почему» сверлят мозг и не дают покоя ни днем, ни ночью. Почему столько иностранцев летело в наш город этим рейсом? Что их сюда тянуло? Чем они тут собирались заниматься? И почему троих из них до сих пор не ищут родственники? Не потому ли, что уже попрощались с ними, благословив на «джихад» с неверными и помолившись об их душах, попавших в рай? Ведь за каждого «неверного» им, вероятно, полагаются в кущах особые блага и удовольствия.

А улица, на которой всё произошло, очень давно, но непонятно почему носит название Самолетной. Теперь ее жители точно знают, что так ее окрестил какой-то провидец…»

Виэра читала и читала, холодея от ужаса, покрываясь потом…

А после, когда отпустило дыхание, попыталась все-таки вычислить, понять, кто же загрузил ее мучительной обязанностью размышлять над происшедшим.

Если это сделал Виктор – значит, он жив. Хотя его телефон по-прежнему не отвечает… Что, интересно, делает мобильный оператор, когда sim-картой не пользуются?

Кто еще мог знать ее местопребывание? Спецслужбы? Тогда это что – провокация?

Несмотря на свойственную ей мнительность, даже ее воображение отказывалось всерьез воспринимать такое предположение. Это было бы чересчур: слишком долгий путь засадить ее за решетку, проще подкинуть наркотики или выдвинуть какое-нибудь нелепое обвинение – как они обычно делают. Да разве сам факт ее отсутствия в информационном поле не означает ее отказ от продолжения борьбы?!. Мстить? – ну, не такой уж она лидер, чтоб доставать ее практически на другом конце света. Не Нельсон же Мандела!

Тогда, может быть, кто-то из друзей-журналистов, пожелавший остаться неизвестным, вывалил ей на голову эту информацию?

Да, наверное, это самый правильный ход мысли. К ней обратились за помощью: по-видимому, не имея возможности опубликовать материалы, кто-то захотел ее сопричастности, памятуя о том, что она часто символизировала надежду – хотя бы на здравый смысл – для многих людей, читателей и зрителей.

Виэра просто застонала и отодвинулась от стола: нет, нет! Даже ради Виктора я не буду этим заниматься!

За окном послышался какой-то стук. Виэра насторожилась и задумалась о природе звука. Потом сообразила: просто ветка билась в окно, да громко стучали жестяные буквы вывески – опять разыгрался ветер, штормовое предупреждение. Еще она подумала: если Кин когда-нибудь придет к ней – то обязательно сделает это через окно – ведь так ему проще.

Съемочная группа, как всегда, опоздала – но опоздал и Кин. Не «Red Bull» ли тому виной, – язвительно подумала Виэра.

Но, так или иначе, вчерашний вечер не сказался на умении Кина проделывать невероятные трюки на глазах у камеры. Будучи перфекционистом, он доводил каждый дубль до совершенства, при этом давал точные советы оператору и режиссеру, делая это таким мягким и ненавязчивым образом, что они легко соглашались с его предложением. Но, несмотря на ее личную просьбу, он наотрез отказался показывать свои полеты – те самые, которые Виэра подсмотрела однажды на тренировке. Но и того, что он делал, хватило для видео под завязку.

Видно было, что Кин чрезвычайно горд вниманием к нему… Видно было, что и труппа, собравшаяся на репетицию, ему завидует. Правда, дисциплинированно исполняет всё что требуется для сюжета.

Виэра заметила, что злился и Лего: он не без основания был уверен, что сам подходит для главной роли в любой передаче! Но решение было за Виэрой, а она понимала, как журналист и телевизионщик, что пылкий, эффектный молодой Кин с его вполне типичной биографией «золушки» – несравним как герой телешоу с заведомо «скучным» владельцем бренда…

Журналистка, маленькая энергичная девушка еще без признаков звездной болезни, отрабатывала тему довольно честно: она даже поднялась в кольцо под самый купол вслед за оператором и Кином. Побывала она и на крыше шапито, откуда группа снимала окрестности, чтобы дать представление о размерах сооружения и заодно показать, как Кин спокойно расхаживает по самой кромке без всякой страховки.

Свой стенд-ап девушка, как и положено, придумала заранее и долго репетировала, расхаживая с микрофоном по фойе, прежде чем, вцепившись в Кина, вознестись с ним над пустыми рядами кресел. Правда, одним дублем не обошлось, и Виэра вместе со всеми присутствующими трижды провожала глазами импровизированную пару, в обнимку пролетающую над залом.

Текст, который произносила журналистка в полете в прикрепленный на воротник микрофон, был о том, как важно артисту выбрать правильную кандидатуру для совместного движения – вперед и вверх…

Во время съемок Лего несколько раз отрывал Виэру от контроля и предлагал ей попробовать себя на манеже. Пользуясь ее присутствием на репетиции, которая проходила параллельно с записью передачи, он приговаривал:

– Виэра, ну что тебе стоит исполнить роль, которая просто для тебя написана? Ну, выйдешь разок на манеж, ну, пройдешь, встанешь рядом с девочками… Я хочу на это посмотреть… думаю, не я один…

И он обернулся на выстроенную для очередного дубля «группу поддержки», артистов Шоу.

Действительно было бы приятно посмотреть на нее со стороны – ее особая грация была бы кстати в той многозначной и символичной

и, как он неоднократно признавался, самой любимой его сцене. В этом эпизоде все актрисы были одеты в одинаковые красные платья и рыжие парики. Они появлялись друг за другом, а зрители в это время гадали – кто же из них настоящая героиня…

– Тебе даже парик надевать не надо, и фигура у тебя подходящая, – то ли в шутку, то ли всерьез продолжал Лего.

Вслед за ним все остальные – девушки и ребята – начали канючить:

– Мы вам уже придумали все движения, и костюмчик будет впору… красное платье, как раз ваш цвет…

– Виэра, ведь Ури попала в больницу! – обратился к ней Джузи. – Как бы там ни было, быстро она не вернется. Выйди для количества, в массовке, а?

Такой разговор возникал не впервые, поиграть в мимансе охотно предлагали всем своим – и Темо, и Фанессе, и Полю. Для кайфа и массовости шоу. Виэре всегда доставало ума отказаться. Для Лего она нашла убедительный аргумент: я не актриса, я всё запорю, и это будет плохо для Шоу. Он пожимал плечами и в пику приводил немало историй про нее саму – как она все-таки иногда умудрялась проявлять себя недурной актрисой – и в жизни, и на сцене.

Артистам она без обиняков заявляла: «Вы все – гении, я вам в подметки не гожусь!».

Ее категоричность казалась им странной: в своей работе они не видели ничего сложного, во-первых. Во-вторых, Виэра от природы была пластична, за ней поневоле начинаешь следить глазами даже в жизни, а на сцене она еще, пожалуй, всех переиграет… Более того, в Виэре они неосознанно хотели видеть свою. А еще чувствовали очевидную заинтересованность продюсера в ее присутствии, и вслед за ним испытывали желание ею обладать.

Виэра и для себя нашла аргумент: Шоу – это наркотик, а я не люблю зависимость, – твердила она. Ни от чего и ни от кого. Даже с виду невинные уговоры сыграть какую-нибудь эпизодическую роль она рассматривала как покушение на свою свободу. Один раз выйдешь на манеж, захочется повторения – всем известно…

А еще она остерегалась оказаться в окружении артистов. Она боялась, что те взаимоотношения, которые складываются внутри, – выйдут наружу, выпадут на манеж как нечто стыдное. Что по ходу пьесы будут разыгрываться волнующие лично ее драмы, трагедии и комедии, шутки и приколы. Почему же иначе актеры и актрисы Шоу так немыслимо нетерпеливо ждут каждого спектакля? Именно там они выясняют свои отношения. В сюжете спектакля много раз разыгрывалась личная история каждого из них: любовь, ненависть, зависть, борьба за первенство, парад приоритетов…

Лего отдал должное ажиотажу телевизионщиков вокруг персоны Кина. Позднее посмотрел и саму передачу. Актер на экране выглядел подкупающе искренним и непосредственным, рассказывая о Шоу и подробностях овладения профессией. И тогда Лего решил отменить наложенную на него епитимью. Он объявил Кину, что тот может вернуться к любимому трюку. Кин кивнул в ответ – как будто ничего важного не произошло…

Однако вечерний спектакль преподнес немало сюрпризов…

ФИНАЛ

Виэра перестала заходить в зал – как ни трудно ей было расставаться даже на один вечер со своим любимым зрелищем, она пыталась противиться неестественной связи с артистом, каждое движение которого воспринималось ей как обращение к ней лично. Он же, чувствуя свою власть, не упускал возможности дотронуться до нее или подать другой знак, находя ее в любой точке зала. Непонятно как, известным только ему одному способом, он всегда обнаруживал ее присутствие или отсутствие. И действовал соответствующе. Впрочем, Шоу – это коллективный разум, они все были заодно. И Кину, наверняка, просто сообщали по цепочке, здесь она или нет.

Виэра своим отсутствием тоже пыталась на него воздействовать, наказать: это, наверное, называется «ломать кайф». Известно, что артисты всегда играют лучше, если есть для кого. В этом состоит их особенность, в этом суть актерства.

Не выходя в зал, она лишала его необходимой энергетической подпитки, а когда вампиру не дают испить человеческой крови – он кусает собственные руки… Смиряться с ее непокорством он не желал и придумывал жестокие развлечения, каждое из которых всё равно, так или иначе, было адресовано ей.

…На сей раз финал спектакля был ознаменован слезами и воплями одной из зрительниц: девушка потеряла кольцо. Вылетев после спектакля в фойе, она закатила истерику обслуге, требуя, чтобы украшение ей немедленно вернули. Выяснилось: кольцо с руки зрительницы сорвал Кин. Произошло ли это случайно или намеренно, никто теперь уже никогда не узнает, а дело было так. Во время исполнения одного из интерактивов(по сюжету спектакля, террорист хватает девушку и поднимается с ней под купол) Кин довольно жестко обошелся со зрителями, и даже схватил соседку своей «жертвы» за пальцы, которыми она закрывала лицо, пытаясь отгородиться от «нападающего». Так или иначе, но кольцо с ее руки слетело и куда-то укатилось.

Девушка вошла в раж: она начала утверждать, что номер придуман специально для того, чтобы артист мог украсть какую-нибудь драгоценность. Так неоднозначно люди иногда реагируют на слишком близкий и неожиданный для них контакт с актерами…

В конце концов, выяснилось, что кольцо было копеечным, хотя и с большим фиолетовым камнем, но если его обладательница и жалела об утрате, то только потому, что оно было ей дорого как память. Для очистки совести труппа показательно облазила все ряды и вымела пол – кольцо никому не попалось…

Лего давно привык к неадекватным поступкам зрителей: Шоу буквально провоцировало человека на самые невероятные реакции. «Однако и Кин хорош!» – подумал Лего, узнав о происшедшем.

Кин оправдывался тем, что для исполнения роли террориста ему нужна «ярость», которая, как он объяснял, и заставляет его сметать всё на своем пути…

Не успели успокоить истеричную девушку, как в фойе вывели старушенцию в пелерине. Та, оказывается, случайно получила по голове ботинком «террориста». Державшие ее под руки родственники всерьез грозили администрации Шоу судом и требовали сатисфакции. Как ни уговаривал их вызванный для урегулирования конфликта Темо, обещая поддержку, медицинское обследование и оплату лечения (если, конечно, потребуется), они были неумолимы. И даже очаровательная улыбка самого Кина, в приглаженном и надушенном виде вышедшего на подмогу техническому директору, и его искренние извинения не восстановили гармонию…

По дороге домой Виэра рассуждала над тем, что было главным во время их последней встречи с Кином. Вновь и вновь воспроизводила в памяти сказанное обоими и малейшие движения. И пришла к неожиданному выводу: ключевым вопросом для Кина было «останетесь ли вы с нами?».

Продуманный во всем, он не хотел необязательных встреч. Он был верен Шоу, и только человек, который готов был связать свою судьбу с Шоу, был ему нужен.

Он в плену – подумала Виэра, он преданно любит своего «террориста», того, кто взял его в заложники – Шоу…

СУБЛИМАТИЧЕСКИЙ РОМАНС

Так она назвала свое стихотворение, которое тем же вечером набила на компьютере:

О сладкий миг, о сладкий плен!

Натянут полипропилен:

Под ним случайно получилось место встречи.

А может, храм, а может, чум

Или резинка buble gum –

Прилипнешь – даже не заметишь…

Смешной отважный пионэр,

Когда выходит на пленэр,

Всегда готов еще на раз добавить жару.

Но он в плену, но он – в кольце,