ШОУ

А еще своими очертаниями шатер походил на вулкан Кракатау: вспомнилась какая-то иллюстрация из учебника. Действующий исполин, расположенный между островами Индонезии. Он остался в памяти человечества своим колоссальным извержением в конце 19 века. Образовавшаяся тогда взрывная волна трижды обогнула земной шар, небо померкло, и сумерки держались в районе вулкана более суток. Вскоре после катастрофы солнце приняло своеобразную зеленую окраску. В таком виде светило наблюдали на Цейлоне и даже в Центральной Америке. Особенный цвет солнца тогда объяснили скоплением мельчайших частиц вулканического пепла, которые носились в верхних слоях атмосферы. Целый остров ушел под воду, а профиль территории сильно изменился.

Вот этот образ вулкана после своего извержения и вспоминался Виэре, когда в поле зрения попадал контур шапито.

Сегодня полотнища шатра развевались и надувались особенно, толстые синтетические ремни, приковавшие его к земле, дрожали от напряжения. В городе было объявлено штормовое предупреждение, о чем беспрестанно трещало радио и телевидение. С погодой Шоу в этот раз особенно не повезло: подходил к концу уже второй месяц гастролей, но курортный город словно забыл о своем предназначении радовать людей. Часто моросил дождь, бесконечные ветры не давали покоя и несли опасность пустому месту, которое было только слегка прикрыто тонкой, хоть и плотной пленкой.

Казалось, артисты не замечали неудобств. Однако природа по-своему руководила ими. Они тоже, бывало, нервничали в непогоду. Чаще разгорались ссоры, припоминались обиды, раздавался женский плач… Работа в Шоу давно заменила им жизнь. А жизнь протекала под пленкой шатра, отъединенного от природной среды только тонким контуром. Общий организм, в который давно слились артисты, подавал сигналы – как поломанная рука болит к непогоде…

Несмотря на штормовое предупреждение и низкое атмосферное давление, спектакль в этот вечер удался. Артисты работали с полной самоотдачей. Среди зрителей Виэра всё чаще замечала обслугу – тех, кого она когда-то нанимала на работу. Персонал к концу второго месяца окончательно зафанател. Вон там стоит долговязый Дэн – сын какого-то местного олигарха. Зачем состоятельному, всегда с иголочки одетому парню, у которого собственный имидж-салон для пары десятков таких же, как он, хипстеров, отнимать у себя, любимого, время от вечерних развлечений и стремиться сюда, чтобы, мило улыбаясь, жарить в антрактах сосиски на гриле и раздавать их зрителям? Может быть, потому же, почему в продолжении сказки Золушка, заскучав во дворце, ушла-таки к сапожнику – ей просто нравилось чистить обувь…

А наверху, почти под куполом – любимое место Мэй, она попросилась стоять за световой пушкой, оттуда спектакль видно особенно хорошо. Виэра заметила, что девушка практически никогда не расстается с книжкой. Читает в перерывах между действиями, читает во время перекуса, причем на сей раз она читала Менегетти, и вообще читает литературу, а не какие-нибудь модные однодневки. Сейчас Мэй приходится время от времени поправлять сползающие на нос очки, глядя в расстеленный на пушечном лафете ридер, и находить время для перелистывания страниц… Охранники, бармены и контролеры давно уже начали выкраивать минутки из своего жесткого распорядка, чтобы лишний раз посетить зал.

Сегодня настроение у всей труппы было прекрасным : его градус зависит от целого ряда совпадений и произошедших событий. Артисты всегда подчеркивают, что один спектакль не похож на другой. Впрочем, совершенно неожиданно случилось сегодня и страшное или… просто очередное. Перед концом первого акта на голову одной из актрис сверху, с каната упала ее подруга. Предусмотреть всё невозможно – Шоу каждый раз разыгрывается здесь и сейчас…

Виэра понеслась за кулисы. На полу в обтягивающем сценическом костюме лежала красавица Ури и слегка постанывала.

«Что, что ты чувствуешь?» – спрашивала Виэра, прикладывая к ее затылку взятый из барного холодильника лед.

Артисты, по очереди освобождаясь от игры, также подходили к Ури и расспрашивали о самочувствии. Они привыкли к травмам и спокойно к ним относились, сознавая, однако, что дружеская поддержка все-таки пострадавшему необходима.

Над Ури уже склонились врачи, предполагая, как обычно, самое худшее. Дежурный фельдшер сказал Виэре по секрету: «Перелом основания черепа – видите, она синеет…» Никакой синевы в темноте кулис Виэра не видела, но, дождавшись конца спектакля, сопроводила Ури в медицинский центр.

Девушке наложили шину на шею. Красавица просто бесподобна в таком виде: гордой посадкой головы она теперь напоминала царицу Савскую. Слово «больно» или то, что может вызвать в ней отклик в этом смысле, Виэра, произносить не смела. Девушку на ее глазах увезли на каталке в палату. Восковое лицо улыбалось накрашенными губами и глазами, огромными от приклеенных ресниц. Виэра скрестила два пальца – говорят, это помогает – и улыбнулась Ури в ответ.

– Я навещу тебя завтра, ок?

Бедняжка Ури, вчерашняя выпускница хореографического класса, красавица, настоящая балерина, звезда своего курса! Шоу для нее стало первым местом работы – дал бы Бог, чтоб не последним… Виэра еще не научилась спокойно относиться к физическим страданиям артистов, не разучилась переживать за них. Талантливую танцовщицу в Шоу поднимали под купол за связанные намертво руки, ей приходилось выходить в одной из кукольных масок, исполнять различные опасные трюки. Например, крутить свои фуэте на бочке.

Ури вытащил в Шоу брат-близнец: жили они вместе и были не разлей вода. Его поддержка помогла Ури притерпеться к неожиданному для классической балерины амплуа. Петеру было легче, он был характерным актером, ему только бы Петрушку или Щелкунчика исполнять с его типажом: вздернутым носом, веснушками и улыбкой от уха до уха… Но недавно Петера забрали в армию, и Ури осталась совсем одна, как неприкаянная половинка общего целого.

…Девушка сидела на кровати, опершись на поставленную высоко подушку и стараясь не напрягать шею, смотрела в окно на пожухлые деревья и дорожку, по которой уныло прогуливались ходячие больные. Шея после того неожиданного удара по голове больше не болела, но теперь ею нельзя было двигать, поворачиваться приходилось всем корпусом. Завтра и она пойдет гулять по больничному парку, всё равно надо положить деньги на телефон, нужно во что бы то ни стало дозвониться до Петера… «Как он там, уже служит или еще добирается до места? Интересно, придет ли сегодня ее навестить кто-нибудь из труппы? Тогда можно будет попросить положить деньги кого-нибудь из них. Надо было сказать об этом Виэре… Странная она, эта Виэра. Нелюдимая какая-то. Так и непонятно, где проводит свободное время… Мальчики сначала о ней шептались, что-то придумывали: в Шоу всегда радуются новому человечку. Хотя симпатичная, и видно, что добрая…»

Мысли путались, Ури и не заметила, как глаза сомкнулись – наверное, подействовало снотворное, которое вместе с обезболивающим распорядились вколоть врачи, как только осмотрели ее.

…По дороге из больницы Виэра встретила одну из актрис. Та довольно зловеще улыбнулась ей навстречу. Это была Гуппи, та самая, что упала Ури на голову. Узкоглазую черноволосую девушку иногда называли в труппе ведьмой. Прекрасная танцовщица и гимнастка, она была не на шутку амбициозной и завистливой. Красавица Ури, высокая блондинка с точеными ножками и яркими синими глазами, пользовалась невероятной популярностью у мужской части труппы и наверняка вызывала зависть у богом обиженной, невзрачной и коротконогой кореянки. Да и Фо Му, одного из трех китайских гимнастов, улыбающегося всегда, а не только на манеже, они однажды не поделили между собой…

Артисты вообще не заводили романов на стороне. Даже Ури, отличающаяся веселым и легким нравом, не была исключением. В лучшем случае ее хватало на пару встреч с каким-нибудь поклонником из местных. Но и тот чаще всего оказывался прямо или косвенно связан с шоу-бизнесом, следовательно, был как бы своим. Когда заканчивались любовные отношения, Ури безропотно возвращалась к кому-нибудь из гимнастов, к Кину, если тот был не против, или к Фо Му…

«У нас просто такая большая семья, у всех всё общее, все живут вместе!» – любила то ли в шутку, то ли всерьез подчеркнуть Фанесса.

Стычки между двумя девушками происходили иногда прямо на спектакле. Оказывается, и в самой невинной роли можно так прошипеть оскорбительное слово, так зацепить взглядом, что противница не устоит на ногах. Еще можно запрятать перед выходом костюм соперницы, связать в узел ее сценические колготки… Ури часто прибегала в офис в слезах и умоляла поменять отведенное ей место в мизансцене: «Чтоб я не сталкивалась с этой ведьмой!».

За кулисами в антракте девушки однажды даже вцепились друг другу в волосы – Джузи пришлось их разнимать и разводить по разным концам артистического кафе…

«Так вот в чем дело!» – вдруг осенило Виэру. Гупи упала на голову Ури неслучайно. Долго, наверное, она выжидала момент, рассчитывала траекторию, копила силы, соразмеряя мощь удара… Впрочем, ей довольно было бы и одного посыла сгустка своей энергии – манеж умножает всё стократно… Он – увеличительное стекло, катализатор, ускоряющий любую химическую реакцию, допинг для всех шести чувств, проявитель и закрепитель настроений артистов… Такова была их Жизнь: она там и вершилась, происходила независимо от того, кто в какой роли был занят.

Манеж – тот самый заколдованный круг, который чертят, спасаясь от нечистой силы. В его пределах совершается невозможное, сверхъестественное. И если представить картинку в геометрических формах, то «стакан» манежа сначала «варит» свой потрясающий грог, а потом залпом выпивает горячую энергию артистов…

Вечером того же дня артисты по просьбе Лего устроили для vip-гостей дополнительную программу: у них это называлось «катание на резине». То есть вас, прочно закрепленного в кожаном ременном «седле», при помощи лебедки поднимают наверх, под самый купол, а потом отпускают на волю… И вы летаете над пустым залом совершенно один!

Гости, которых сегодня «угощали» этим развлечением, вели себя по-разному. Начали со своих: Фанесса грациозно помахивала стройными ножками и заливисто смеялась, Поль расплакался уже на первых секундах подъема и свалился замертво на маты, когда его «вынули из петли». Немолодая журналистка из модного издания повизгивала и охала, ее переполняли восторги, которые она выражала столь же эмоционально, как и ее сын тинейджер, совершавший в оздушное путешествие рядом с мамашей. Она даже попросила повторить полет и громко объявила, что только однажды чувствовала похожее – спускаясь по водопаду в Африке.

Высоченный прибалт, популярный актер кино, которого из-за его немалого веса с трудом удалось протащить на резине по манежу, истово благодарил за незабываемое удовольствие. Оказалось – так он отметил свой день рождения. «Не забуду этого никогда!» – вдохновенно клялся киноартист…

Некоторые же стеснялись переполнявших их чувств и никак не комментировали свое состояние. Признаться в том, что чувствуешь, – это как поведать окружающим, что у вас открылись чакры…

Все эти гонки под куполом нужны были для того, чтобы фотографы потом разместили снимки селебрити на сайтах и на страницах своих изданий. Виэра регулировала процесс, лениво отбиваясь от предложений Джузи, старшего по манежу, полетать. Вместе с ним. Или одной. Или с Кином.

Отправившись вечером в город за гостинцами для Ури, Виэра случайно столкнулась с машиной Лего. Несмотря на то, что она не на шутку увлеклась складывающимися отношениями с Кином, личность патрона по-прежнему занимала ее. Не только потому, что в ней работал какой-то старый импульс – как шрамик на запястье, который постанывает перед грозой, напоминая детство. Но и потому, что ее интересовало его, близкое то ли к божественному, то ли к дьявольскому, умение управлять человеческой энергией. Интересовало, где он черпает вдохновение, откуда берет горючее для своих фантастических опытов. По ее мнению, запредельные силы могут браться только от любви… сублимироваться… Если так – то кто наградил его огромным даром? Как он договаривается с Небесами?..

Поэтому, встретив машину Лего далеко от обычных мест, и как личный пиарщик патрона не имея информации о назначенных на это время встречах, Виэра решила проследить за ним.

«Ауди» Лего стояла как-то боком, опасно накренившись. Да и стоянка здесь была запрещена, о чем свидетельствовал знак… «На худой конец, если попадусь ему на глаза, скажу, что пришла предупредить о подходе эвакуатора», – подумала Виэра.

А вот и он… Лего, как ни в чем не бывало, подошел к машине, бросил что-то на заднее сиденье и, машинально оглянувшись по сторонам, нырнул в подворотню. Виэра выждала время и шмыгнула туда же.

На одном из подъездов висела табличка: white sensation/tour to astral/

С ней соседствовала другая табличка с немного неуместной надписью «занято».

«Похоже, сюда», – подумала Виэра и поймала себя на чувстве полного удовлетворения. Она всегда знала, что рано или поздно найдет ответы на все вопросы и разгадает все волнующие ее тайны. Но в тот миг вечность занимала ее гораздо меньше, чем способ проникнуть за заветную дверь никем не замеченной.

Все окна низкого первого этажа были плотно закрыты и зашторены, с кондиционеров капала влага, и стоять посреди двора было то же самое, что посреди грозы – вот-вот навлечешь на себя удар молнии. Но ей повезло: из-за двери показался неторопливый чернорабочий в клеенчатом фартуке с коробкой в руках – он направился к мусорному контейнеру. В этот момент, предварительно сняв туфли, чтоб не стучать каблуками, Виэра и нырнула за дверь. Тут ей повезло во второй раз – она инстинктивно согнулась в три погибели и не задела головой висящий на входе колокольчик.

Замерев, она прижалась к стене напротив высокой, видимо, регистрационной стойки. Где-то внутри помещения раздавалась тихая музыка, слышались ритмичные вздохи и характерные звуки телесных движений.

Чтобы не попасться на глаза рабочему, Виэра нырнула под стойку, увидев, что корзина для мусора там опорожнена, и значит, сюда не заглянут.

На внутренней полке стойки лежали какие-то проспекты – Виэра набила ими карманы и сумочку. Со своего места проследила за рабочим, а тот, случайно задев бамбуковые шторы плечом, приоткрыл картину: посреди пустой комнаты на длинном белом столе лежало расползшееся тело Лего. Над ним в районе ступней склонился молодой человек – тоже до пояса обнаженный. Он наколдовывал над расслабленным безвольным туловищем, и до нее доносились звуки, перепутать которые было невозможно …

Ошалев от увиденного (хотя разве не что-то подобное она подозревала всегда?), Виэра толкнула плечом входную дверь, забыв про колокольчик – он предательски звякнул, – стремглав пересекла порог и смешалась с толпой праздной публики на многолюдном бульваре…

ПИСЬМО

Кин не находил себе места: Лего запретил ему делать «каплю». На общем собрании, где артисты обсуждают свои насущные дела, патрон попробовал прилюдно высмеять выходку Кина. А накануне Лего посвятил в свои размышления относительно инцидента Темо и Фанни. Те хором закричали: прыгать в черной повязке равносильно самоубийству, он рисковал жизнью, ты должен сделать Кину выговор и наказать его!

Штрафовать Кина Лего не хотелось: да и сам инструмент «острастки» был бесполезен, никто не стал бы повторять дурацкие страшилки Кина. Лего прекрасно знал, что именно ударит по самолюбию артиста больнее всего… Для Кина не делать свой опасный трюк и было самым страшным наказанием. При этом Шоу, конечно, теряло свою коронку, свою визитную карточку, самый эффектный номер… Но Лего пошел на это сужение смысла спектакля и решил пожертвовать частью зрительского успеха ради дисциплины. Необходимо было исключить всякое вольнодумство среди артистов.

Конечно, можно было и по-другому выразить негативное отношение к лихачеству артиста, но Лего прекрасно понимал, что хотел сказать своим поступком Кин, а также кому именно адресовано острие его беспримерного падения. И это, как ни странно, бесило Лего.

На собрании отлично знающие Кина и привыкшие к его выходкам артисты попробовали было поддержать Лего и попытались вдогонку язвительной речи патрона посмеяться над данной им оценкой «самоубийцы-любителя». Однако смех звучал как-то неуверенно. Кин был лидер, главарь, вожак, и право это он заслужил. В том числе и своими мастерскими трюками, которые никто ни за какие коврижки не смог бы повторить. Ни один артист труппы не был так смел и бесстрашен, так целеустремлен и точен, так настойчив и выразителен в средствах достижения своей цели. Поэтому все парни – хоть и не подавали вида – завидовали ему, а все девушки думали – вот если бы он сделал что-то подобное для меня…

Но ни у кого из них не было никакого повода исполнять бесстрашные безумства. Повод был только у Кина. И, пользуясь своей властью, Лего наказал Кина – запретил делать трюк. То есть, по сути, отказал в праве проявлять геройство на глазах у женщины.

Если бы Виэра была на собрании, она увидела бы общий настрой, восхищение, камуфлированное смешками… Но в это время она пыталась разобраться не в чувствах труппы, а в своих собственных… Роясь в Интернете, она без всякого труда нашла текст песни Ричарда Маркса:

Wherever you go

Whatever you do

I will be right here waiting for you

Whatever it takes

Or how my heart breaks

I will be right here waiting for you.

Спрашивается, в чем был смысл просьбы Кина найти текст песни? Значит, только в том, чтобы она прочитала его…

Прошло три дня. Кин не делал «каплю», а Виэра избегала его, как прокаженного. Лего, напротив, был ласков и внимателен, каждый день отвозил ее домой и всякий раз пользовался случаем вспомнить какую-нибудь гадость о Кине, в основном, рассказывая о его бесконечных и нелепых, на его взгляд, похождениях. О том, например, как, поссорившись с Жюли, он во время спектакля всерьез пытался сдернуть ее с зависающей под куполом трапеции, а она – в отместку – кидала ему песок в глаза. Или как однажды ей не удалось выйти на поклоны, потому что он подговорил приятелей-артистов, и те в конце спектакля закатали девушку в ковер, из которого было нелегко раскататься обратно… Что он сумасшедший, и бесится, когда его не замечают, что он ради славы готов на всё – и ему ничего не стоит изобразить, например, безумную любовь.

Но в конце рассказа всегда выплывало что-нибудь такое трогательное, что заставляло, скорее, восхищаться Кином и его выходками, а вовсе не ненавидеть его. И услышав свой собственный тон, Лего смущенно переводил разговор на другую тему.

Кин всё это время, чувствуя, что Виэра сознательно отдаляется от него, ловил каждый миг ее случайного появления в шатре или у входных ворот, за кулисами, в торговом центре, куда стал наведываться – в надежде застать Виэру там, где она обычно обедала. Он и тренировался теперь дольше обычного, домой его не тянуло, а тянуло к ней, такой непохожей на других… как будто она всех на голову выше.

Виэре, однако, сопутствовала удача в ее намерении: они нигде не сталкивались…

И тут курьер принес ей письмо. В конверте, который она судорожно вскрыла, находился браслет – тот самый, или похожий на подаренный Виктору. И компакт-диск, явно чем-то записанный.

Ее окатило холодной волной. Привет из прошлого, или с небес, или из-под земли… Могильный ужас охватил Виэру. Она тупо уставилась на конверт – есть ли на нем обратный адрес, похож ли почерк Виктора?

Обратного адреса не было. А почерк Виктора она всё равно не узнала бы, все мы теперь пишем на компьютере. К тому же, текст на конверте был машинописным…

Виэра повертела в руках диск, размышляя, какую загадку он ей принес, какую тайну приоткроет, куда вовлечет? И стоит ли вообще вставлять его в дисковод и поддаваться на чью-то игру? Или, может быть… на просьбу о помощи?

Она с диском в руках вышла на порог офиса. Было тихо и солнечно, громко чирикали какие-то птахи, они давно приспособились жить возле дорожек, ведущих к шатру, доклевывая продукты жизнедеятельности Шоу. Долго и нудно разговаривал по мобильнику охранник, бился от ветра полог шапито… Царило блаженное утро. И Виэре немыслимо захотелось взять блестящий кружок и забросить его далеко-далеко. Она живо представила, как красиво, плавно, медленно он летит, поблескивая гладкой лучезарной поверхностью, бликуя на солнце, и, кружась, исчезает в кустах…

Но тут она задумалась: а если там находится что-то опасное для жизни и здоровья окружающих?.. И если кто-то случайно поднимет и просмотрит присланный именно ей материал? И сможет, воспользовавшись информацией, принести кому-нибудь вред?

Виэра вздохнула, вернулась в офис и подошла к столу. Компьютер не взял расширение. Значит, там фотография во вполне профессиональном исполнении – решила Виера. И попытаться ее открыть она должна сама. Либо доверившись кому-нибудь, более сильному в компьютерных программах.

Лего? Подставлять его она не имела права – даже посоветоваться с ним, хоть он мудрый, решительный, и сразу ее успокоит, чтобы там ни находилось. Темо? Я плохо его знаю, парень он хороший, однако может потом невзначай поделиться с друзьями тем, что увидит. Поль? Мальчишке я не верю ни на грош – неуравновешенный, сентиментальный, такие люди – прирожденные предатели. Фанесса исключается по умолчанию, она и в компьютере не смыслит, и тайн хранить не умеет. Значит… Кин?»

И как всегда с ней бывало – стоит о ком-нибудь подумать – он уже здесь.

Кин, сделав вид, что ему прямо сейчас необходимо узнать что-то жизненно важное, как раз в этот момент зашел в офис. И, увидев ее забитое негативом лицо, резко придвинул стул к ее компьютеру и спросил:

– Что у вас случилось?

– Ничего особенного… – стараясь не глядеть на него, быстро ответила Виэра. – Вот получила письмо, внутри был диск. Не могу открыть, может, ты попробуешь?

В этот момент на пороге появилась Фанесса, а вслед за ней и вся остальная компания – Темо, Поль, Лего.

– Здравствуйте… – только и смогла растерянно произнести Виэра.

Кин, мастер интуиции, всё понял сразу и сказал негромко:

– Ну, я пошел. Зайду вечером.

Весь спектакль, который Виэра провела, как обычно на левой лестнице, она думала о том, как дальше будут развиваться события. Что ей делать, дожидаться ли ухода всех из офиса или пригласить Кина домой – что все-таки было бы правильней в смысле сохранения тайны…

Продолжая размышлять, Виэра вернулась в офис и стала дожидаться, когда все разойдутся, чтобы осуществить свое намерение.

Как назло, никто не торопился уходить. Фанесса и Темо обсуждали денежные вложения в лечение Ури, просчитывая наихудший вариант. Лего же, словно почуяв, что происходит то, о чем он не осведомлен, ждал хоть какого-то знака, чтобы прояснить ситуацию. Поль просто дожидался развития событий. Он, как обычно, размышлял, куда бы ему направиться по окончании рабочего дня… Виэра опять отказалась его сопровождать. Про себя она давно решила – геи не должны занимать возле нее слишком много места, оно должно быть свободно для нормального мужчины. Но под этим предлогом не откажешь вслух…

Кин время от времени маячил Виэре на входе: освещенные окна офиса давали ему полное представление о происходящем. Виэра то появлялась на пороге, то скрывалась за дверью. Он внезапно почувствовал, как нужен ей, и внимательно стерег каждое ее движение, готовясь в любую секунду броситься навстречу. Выходя под звездное небо из душа или находя другой повод оказаться недалеко от офиса, он издалека наблюдал за ее силуэтом, на расстоянии ощущая меру ее растерянности. И этот сигнал на тот момент казался ему самым важным, заслоняя собой другие ощутимые призывы и угрозы, которые он иногда чувствовал, приближаясь к ней.

Лего предложил подвезти Виэру домой. Иногда его настойчивость начинала ее раздражать, а как отказать, если нет видимого предлога?

«Минуточку!» – сказала Виэра. Она бросилась в шапито и, увидев первого встречного – им оказался кто-то из китайцев, сунула записку с номером своего телефона – «Передай Кину, ок?»

После этого она, захватив злополучный диск, села в машину Лего и отправилась домой.

Кин позвонил примерно через час.

– Добрый вечер, Виэра! Как дела?

– Если можешь, приходи сегодня, – торопливо произнесла Виэра, – лучше прямо сейчас, дело срочное. Ты ведь знаешь, где я живу?

– Найду, – ответил Кин.

Она ходила по номеру в ожидании встречи и размышляла, во что одеться. Домашняя одежда будет не очень уместной, может настроить гостя на игривый лад. Джинсы надоели, юбка – слишком женственно. Выбрала кожаные шорты и гольфы, лимонно-желтую футболку, на которой стразами было вышито «de puto madre».

В момент переодевания раздался легкий стук в дверь. Чертыхаясь, она носилась по номеру, натягивая одежду на влажное после душа тело.

Кин стоял в дверях, явно волнуясь – это вам не трюки изображать…

Виэра, одергивая прилипающую футболку, сказала, пропустив его в дверь: