Безжалостные клятвы

ДАКР СПАСАЕТ СОТНИ РАНЕНЫХ В АВАЛОН-БЛАФФЕ

от РОМАНА К. КИТТА

Айрис уставилась на его имя, напечатанное в газете. Имя, которое она уже не чаяла снова увидеть в заголовке.

Китт жив!

Но радость схлынула, когда она начала читать статью Романа. Ее пробил озноб. По телу побежали мурашки, лицо вспыхнуло. Фразы пришлось перечитывать по несколько раз, чтобы вникнуть в смысл.

У каждой истории две стороны. Вероятно, вы знаете одну, рассказанную с точки зрения богини, которая втягивала ваших невинных детей в кровопролитную войну. Но, возможно, вы захотите услышать и другую сторону? Ту, в которой ваши дети будут исцелены, а не ранены. Ту, в которой ваша земля возродится. Историю, не сведенную к музейным экспонатам и историческим фолиантам, к которым многие из нас даже не прикоснутся, но историю, которая еще пишется. Прямо сейчас, пока вы держите эту газету и читаете мою статью.

Ведь сейчас я на передовой, в безопасности среди войск Дакра. И я могу рассказать то, что вы жаждете узнать, с другой стороны.

– Нет, – прошептала Айрис. К горлу подступала желчь, обжигая грудь огнем.

– Мне жаль, Айрис, – повторила Хелена, и огонек в ее глазах потух. – Роман нас предал.

4

Лед и паучий шелк

Роман уставился на пишущую машинку и чистый лист бумаги. Он сидел за письменным столом у окна, за которым золотилось поле. День клонился к вечеру. Скоро наступит ночь, звезды словно булавки пронзят небо, а он зажжет свечи и примется за работу при свете их пламени, потому что в темноте писать легче.

Начать статью всегда было для него самым трудным. Писать больно, не писать – тоже больно.

Досада казалась знакомой. Вероятно, в прошлом он проводил долгие часы, глядя на чистый лист бумаги и решая, какие слова написать. И хотя после его пробуждения прошел не один день, он не мог вспомнить прошлое в подробностях. Сжав пальцы, он подумал о том, что сказал Дакр.

«Доверяй лишь тому, что видишь».

Бога провалы в его памяти не беспокоили. Роману было трудно вспомнить, что происходило до того, как он очнулся внизу, будто из тумана сознания выросли горы и заслонили целые годы его жизни.

– Потребуется время, – сказал Дакр, – но ты вспомнишь то, что важно. И обретешь свое место здесь.

* * *

Впервые придя в себя в подземном мире, Роман ловил ртом воздух, словно это был его первый вдох. Открыв глаза, он увидел неровное пламя и белые мраморные стены, ощутил, что лежит на твердом каменном ложе. Он понял, что оказался где-то в другом месте – волшебном месте, где никогда не бывал прежде.

А еще он был наг.

Со стоном он приподнялся и оглядел необычное помещение.

Оно было странной формы, полностью высеченное в скале, с девятью стенами, белоснежными с голубыми прожилками, сияющими как грани бриллианта. На потолке сверкали крохотные золотистые крапинки, и если прищуриться, он напоминал ночное небо. В железных скобах горели четыре факела; их пламя было единственным источником света.

Вздрогнув, Роман соскользнул с твердого стола, на котором лежал, и его босые ноги коснулись гладкого камня. Он обошел комнату в поисках двери, но ничего не обнаружил. Отбросив нарастающий ужас, он снова обошел комнату, ощупывая каменные грани.

– Эй? – позвал он хриплым со сна голосом. – Есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Он слышал только свое дыхание.

Роман не помнил, как попал сюда и сколько времени его здесь держали. Содрогнувшись, он остановился и посмотрел на себя, на бледное в свете пламени тело, словно пытаясь найти ответы на своей коже.

К своему изумлению, кое-что он нашел.

Нахмурившись, Роман наклонился и осмотрел шрамы на правой ноге. Их было так много – одни длинные и рваные, другие маленькие и ровные. Он изучал их, словно это были дороги на карте, потом с силой надавил на них, надеясь, что боль поможет что-нибудь вспомнить.

Боли Роман не ощутил, но краем глаза заметил какую-то вспышку. Он вскинул голову и понял: сверкнуло не в комнате. То был проблеск из памяти. Солнечный свет и дым, артиллерийский грохот. Земля дрожала, ветер пах горячим металлом и кровью. Боль была такой острой, что перехватило дыхание, и он рухнул на пол.

Там он был не один. Кто-то держал его за руку.

Убрав пальцы со шрамов, Роман поднес ладонь к лицу и заметил вмятинку на левом мизинце. Видимо, когда-то он носил кольцо. Он прикоснулся к следу от украшения.

Больше он ничего не вспомнил. Не было ни ярких вспышек, ни обрывков прошлого.

Он сжал руку в кулак – так крепко, что пальцы побелели.

«Я умер?»

Словно в ответ, внезапно его захлестнула боль. Голова так раскалывалась, что Роман растянулся на каменном полу. Он закричал, прижимая колени к груди. Голову будто резали ножом, туда-сюда, вскрывая то, что внутри.

Боль была такой острой, что он потерял сознание.

Какое-то время спустя он снова очнулся. Перед глазами все расплывалось.

На полу стоял поднос с едой: тарелка горячего рагу, ломоть черного хлеба, кувшин с водой и небольшая деревянная чашка. Рядом лежали одежда и кожаные ботинки.

Роман подполз к подношению. Он был так голоден и опустошен, что не задумываясь проглотил еду и выпил воду. Однако, развернув одежду, он замер.

Комбинезон. И снова его охватило чувство узнавания. Одежда была темно-красного цвета, а на левом нагрудном кармане белыми нитками вышита надпись: «КОРРЕСПОНДЕНТ ПОДЗЕМНОГО МИРА».

Роман натянул комбинезон, не обращая внимания на охватившее его беспокойство.

Застегнув последнюю пуговицу, он наконец согрелся. От тела теперь исходило тепло, словно он проглотил солнечный свет. Роман быстро надел носки и ботинки.

Спустя несколько мгновений звенящую тишину нарушил какой-то звук.

Роман обернулся. В стене открылся проход – дверь, которую он так и не сумел найти.

В комнату вошел молодой человек в светло-коричневой униформе – на вид его ровесник, может, на пару лет старше. У него была светлая кожа и короткие светлые волосы. Незнакомец хмурился, сжимая губы в тонкую линию, словно нечасто улыбался.

– Кто вы? – осипшим голосом спросил Роман.

– Лейтенант Грегори Шейн. А тебя как зовут?

Роман застыл. Как его зовут? Он отчаянно соображал и не мог вспомнить.

Должно быть, ужас отразился на его лице, потому что лейтенант сказал:

– Не волнуйся. Память вернется. Не напрягайся.

– Сколько я уже здесь?

– Пару дней. Ты выздоравливал.

– От чего?

– Он сам все расскажет. Иди за мной.

Шейн пошел к выходу, и Роману ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, пока дверь не исчезла и не превратилась снова в гладкую стену.

Ширины коридоров было достаточно, чтобы двое спокойно могли идти рядом, а высота позволяла Роману даже при его росте не пригибаться. Стены оказались такими же, как в его комнате, – холодными, гладкими, белыми с мерцающими голубыми прожилками. Через каждые десять шагов висели факелы. В коридорах стояла гробовая тишина, но когда они дошли до развилки, послышался отдаленный стук.

Роман замедлил шаг, вглядываясь в тени правого коридора. Звуки были как в кузнице. Удары молота о наковальню сопровождались криками и лязгом механизмов. Внезапно воздух потеплел; повеяло запахом металла.

– Не останавливайся, – бросил лейтенант.

Роман пошел дальше, однако ему не терпелось узнать, где он и почему очутился под землей. Они миновали еще два коридора, в одном из которых воняло гнилью и разложением. Другой был завален обломками и затянут паутиной, будто когда-то здесь обрушился потолок.

Шейн заметил, как Роман осматривается и замедляет шаги на каждой развилке. Лейтенант остановился, вынул из кармана повязку и завязал Роману глаза.

– Просто мера предосторожности, – сказал он, беря своего спутника под локоть. – За мной.

Роман прикусил губу. Его охватило беспокойство, а дыхание стало прерывистым. Кажется, они еще пару раз свернули. Когда Шейн велел вытянуть руки и дотронуться до стены, Китт обнаружил, что у него вспотели ладони.

– Мы у подножия лестницы, – пояснил лейтенант. – Лестница крутая, ступенек двадцать пять. Иди осторожно.

Роман начал медленно подниматься. Когда воздух наконец потеплел, его ноги уже горели от усилий. Со щелчком открылась дверь.

Сквозь повязку просочился солнечный свет. Лицо обдало порывом свежего воздуха, пропитанного весенним теплом. Верхний мир приветствовал его ароматами мокрой земли – наверное, недавно прошел дождь. Деревянный пол под ногами скрипел, как в старом доме. Роман едва не споткнулся о край ковра и раскинул руки, чтобы не упасть.

– Подожди здесь, – велел Шейн, закрыв дверь. – Стой на месте.

Роман кивнул; во рту у него пересохло. Слушая, как удаляются тяжелые шаги Шейна, он понял, что комната заставлена мебелью, потому что не было никакого эха, лишь где-то слева мерно тикали часы.

Послышался разговор, приглушенный стенами. Это был монотонный голос Шейна, и Роман осмелился сделать несколько шагов вперед, пытаясь разобрать слова.

– Он очнулся, господин. Я привел его. Он ждет в соседней комнате.

Тишина. Потом раздался незнакомый глубокий баритон – томный и бархатистый, от которого у Романа по спине пробежал холодок.

– Я же велел тебе не приводить его сюда, лейтенант.

– Дело в его памяти, господин. Он даже не помнит своего имени. Я думал, поможет…

– Если он увидит это место?

– Да, господин. У нас мало времени, и мы могли бы воспользоваться его…

– Хорошо. Приведи его.

Роман отступил на шаг, сердце гулко стучало в ушах. Ему хотелось сорвать повязку с глаз и убежать отсюда подальше, однако он промедлил слишком долго. Шейн вернулся в комнату. Роман поморщился, когда лейтенант развязал ему глаза, и огляделся.

Комната была небольшой, но уютной: написанная маслом картина над камином, мебель из вишневого дерева с зелеными бархатными подушками и мягким покрывалом. На высоких окнах – занавески в цветочек. Окна были открыты, впуская свежий воздух. «Гостиная», – догадался Роман и взглянул на дверь, через которую они пришли.

Деревянная дверь была совершенно непримечательная. Белая краска облупилась, замочная скважина у медной ручки проржавела. Роман предположил, что это был платяной шкаф. Только они почему-то вышли через него из подземелья.

– Ты сейчас встретишься с главнокомандующим Дакром, – сказал Шейн. – Иди за мной.

– Дакром? – прошептал Роман.

Имя огнем поднялось к горлу и обожгло язык. Он увидел себя в кожаных подтяжках, идеально выглаженных брюках и рубашке на пуговицах. Он стоял на углу улицы и читал газету с этим именем в заголовке.

– Идем, – повторил Шейн.

Роман вышел в прихожую и сразу заметил двух вооруженных солдат у двери. Их взгляды были холодны и пронзительны, а лица – словно у статуй. Роман отвернулся и прошел по коридору, Шейн следовал за ним по пятам.

Пол местами казался неровным. На стенах по обоям ползли огромные трещины, будто дом пережил страшную бурю. Войдя в просторную кухню и увидев стол, стропила над головой, увешанные травами и медными кастрюлями, и двойные двери с треснувшим стеклом, Роман ощутил в груди острую боль.

Он уже бывал здесь, совершенно точно.

Его взгляд приковали две пишущие машинки, стоявшие рядом на столе, почти одинаковые. Их клавиши блестели на солнце.

– Кажется, тебе знакома одна из этих печатных машинок?

Роман повернул голову налево. У стола стоял высокий широкоплечий мужчина с длинными светлыми волосами, которые касались ворота безупречно выглаженной формы светло-коричневого цвета. Странно, что Роман совершенно не замечал его, пока тот не заговорил, но теперь не мог отвести от него взгляда.

Похоже, незнакомец был немолод, хотя определить его возраст было трудно. В нем сквозило что-то неподвластное времени – он выглядел представительно, но не было ни морщин в уголках глаз, ни седины в волосах. Лицо было угловатым, резко очерченным, глаза – ярко-голубыми.

Роман никогда не встречал его прежде, и все же в этом мужчине было что-то знакомое. Так и в самом доме, и в пишущих машинках, словно Китт уже видел все это в снах. Возможно, такое впечатление возникало потому, что незнакомец смотрел на него так, словно знал его. Эта мысль была неприятной – будто Роман провел рукой по шерстяному шарфу, а потом дотронулся до выключателя. Как статическое электричество при прикосновении к металлу, вызывающее удар током до самых костей.

Он никогда и помыслить не мог, что однажды будет стоять лицом к лицу с богом. Все божества были побеждены. Погребенные, они спали, и их силы тоже. Они не должны были пробудиться и снова ходить среди смертных. Роман внутренне содрогнулся, когда обрывки воспоминаний начали возвращаться. Вздох, шепот.

Трепет.

Дакр улыбнулся, словно прочитав его мысли.

Бог протянул изящную руку, указывая на пишущие машинки.

Роман поморгал, вспоминая вопрос.

– Да, сэр. Машинки кажутся мне знакомыми.

– И которая из них твоя?

Роман подошел к столу, всмотрелся в печатные машинки, но по одному лишь их виду не мог понять, какая принадлежала ему. Казалось, обе были для него важны, и это сбивало с толку.

– Потрогай их, – мягко произнес Дакр. – Это помогает вернуть воспоминания после исцеления.

Роман вытянул руку, пальцы дрожали. Щеки вспыхнули. Ему было стыдно, что он предстал перед богом таким слабым и хрупким. Он даже имени своего не помнил. Стоило нажать на клавишу «пробел» на стоявшей слева пишущей машинке, бешеный стук сердца вдруг унялся.

«Вот эта, – подумал он. – Это моя».

И снова была вспышка на периферии зрения. На этот раз он точно знал, что это происходило в его воображении. Так возвращалась память. Он вспомнил, как сидел за столом в своей спальне и печатал на этой самой пишущей машинке. Работал при свете лампы до поздней ночи, а рядом лежали книги и стояли чашки с остывшим кофе. Иногда отец стучал в дверь и говорил: «Роман, ложись спать! Слова никуда не убегут. Завтра допишешь».

Роман убрал руку с пробела, и его имя отозвалось эхом в памяти. Он с любопытством взглянул на другую пишущую машинку, провел пальцами по клавишам, ожидая, что вспомнится еще что-то.

Но перед глазами не возникло ни света, ни образов, за которые можно было ухватиться. Поначалу казалось, что вообще ничего не было, кроме прохладной и глубокой тишины. По темной глади озера пробежала рябь. Но затем Роман почувствовал, что его потянули. Откуда-то из глубин его души возникла невидимая нить, спрятанная между ребер. Он не видел ее, но чувствовал.

Кровь вскипела в жилах.

Он почувствовал легкий аромат лаванды, чье-то теплое прикосновение. Удовольствие и беспокойство, желание и страх, от которых ломило в костях, были тесно сплетены воедино.

Китт стиснул зубы, изо всех сил сдерживая нахлынувшие чувства. Но когда он убрал руку, сердце колотилось бешено и жадно.

– Какая из них твоя, корреспондент? – спросил Дакр, но голос изменился и звучал уже не так дружелюбно.

Роман уловил нотку раздражения в его тоне. Наверное, это была какая-то проверка. Было лишь два варианта ответа – правильный и нет. Роман колебался, разрываясь между пишущей машинкой, позволившей вспомнить его имя, и той, которая напомнила ему, что он живой.

– Эта, – ответил он и указал на машинку слева. Ту, что всколыхнула воспоминания. – Думаю, это моя.

Дакр кивнул кому-то за его спиной. К столу подошел Шейн, о котором Роман совершенно позабыл.

– Отнеси нужную машинку в комнату нашего корреспондента, – велел Дакр. – Другую уничтожь.

– Слушаюсь, господин, – ответил Шейн, склонив голову.

Роман вздрогнул. Он хотел возразить – он не желал, чтобы другую машинку уничтожали, – но не смог найти в себе ни смелости, ни нужных слов, чтобы переубедить Дакра. В голове как будто стояла глыба льда, готовая разлететься на мириады осколков, и бог, вероятно, об этом знал.

– Иди за мной, корреспондент, – сказал Дакр. – Хочу тебе кое-что показать.

* * *

Роман прошел вслед за Дакром через задние двери в заросший сорняками огород. Земля была сырой, а между овощными грядками блестели лужи после дождя. Но в ясном небе светило солнце, а западный ветер рассеивал облака.

Через железные ворота они вышли на разбитую мощеную дорогу, пересекли ее и оказались посреди поля.

Дакр без труда пробирался сквозь высокую траву; его тень колыхалась на золотистых стеблях. При каждом его шаге раздавался звук – не то легкий звон колокольчика, не то звяканье металла.

Роман шел следом за ним, но сердце его учащенно билось. Это место как-то странно действовало на него. Он дрожал, несмотря на солнечное тепло, а на коже проступил пот.

– Вот здесь я нашел тебя, – сказал Дакр.

Китт неохотно остановился и посмотрел на землю. Кое-где трава была примята и испачкана. Похоже на засохшую кровь цвета темного вина.

– Тебе оставалось несколько секунд до смерти. В твоих легких было полно крови. Ты полз по траве, будто кого-то искал. – Дакр помолчал. Легкий ветерок взъерошил его соломенные волосы. Он посмотрел Роману в глаза. – Помнишь?

– Нет.

Голова у Романа снова начала раскалываться. Он хмуро посмотрел на примятую траву и пятна крови. Попытался представить себя здесь умирающим, но ничего не почувствовал, кроме благодарности богу за спасение.

– Вас нелегко исцелять. Тела смертных хрупки, как и ваш разум, – произнес Дакр с ноткой иронии. – Словно паучий шелк, словно лед по весне. Чтобы исцелить магией твои физические раны, мне пришлось возвести в твоем разуме стены. Они защитили тебя при пробуждении. Лучше, если воспоминания будут возвращаться постепенно.

Роман некоторое время молчал. Не сводя взгляда с орошенной кровью земли, он спросил:

– Почему вы спасли меня?

– Тебе отведена крайне важная роль в этой войне, – ответил Дакр. – Я бы хотел, чтобы ты излагал мою сторону истории.

* * *

В тот вечер Роман стоял в своей комнате на верхнем этаже дома, который почти вспомнил.

На окне висели темно-зеленые занавески. У стены лежал импровизированный тюфяк со сложенными одеялами. Оконные стекла покрывала паутина трещин, и сколы переливались всеми цветами радуги в свете закатного солнца. Дверь закрывалась с трудом, словно фундамент здания сместился. Хотя Роману отвели собственную комнату, приватность была иллюзией. Замок на двери отсутствовал, а в коридоре стоял на страже Шейн.

Однако все внимание Роман сосредоточил на столе у окна. И на пишущей машинке, которая поблескивала в угасающем свете дня, ожидая его.

От усталости тело отяжелело, но он всегда ставил долг прежде всего и поэтому подошел к столу, сел на стул и уставился на печатную машинку. Китт еще не знал, о чем писать. Не знал даже, найдутся ли у него какие-то слова.

На столе лежали стопка чистой бумаги, блокнот и карандаши, стояли свечи и лампа, дающая желтый электрический свет. Можно писать хоть всю ночь. Похоже, Дакр все продумал. Роман аккуратно заправил бумагу в машинку. Вздохнув, провел рукой по темным волосам.

Нужно было принять душ. Хотелось завалиться спать и какое-то время ни о чем не думать. Но положив пальцы на клавиатуру, Китт удивился.

Это была не та пишущая машинка, на которую он указал. Не та, которая промелькнула в его воспоминании и на которой он печатал с детства.

Роман закрыл глаза; дыхание перехватило.

Он снова почувствовал, как его тянут, и снова его охватила буря эмоций. Он попытался представить, кто касался этих клавиш, снова и снова. Кто печатал на этой машинке?

«Кто же ты?»

Ответа не последовало. Он ничего не увидел, но снова кое-что почувствовал – легкое, но несомненное притяжение. Невидимую нить, завязанную узлом в груди.

Он воспротивился этой тяге к неизвестному.

5

«Первая Алуэтта»

– Не думаю, что Роман нас предал, – сказала Айрис. – Он просто пытается выжить.

Хелена выгнула бровь.

– Вполне вероятно. Но он все равно ненадежен, и он скомпрометировал себя. Я больше не могу ему доверять, а теперь он еще и пошел против нас, потому что пишет для конкурента.

Айрис снова посмотрела на «Вестник Оута», который не выпускала из рук. Мысли путались, но она постаралась сосредоточиться на статье Романа. Она будто слышала, как он читает ей эту статью, а его голос стал холодным и резким, почти незнакомым. Внезапно ее взгляд зацепился за одно слово в шестом предложении, которое она чуть не упустила: «Историю, не сведенную к музейным экспонатам и историческим фолиантам, к которым многие из нас даже не прикоснутся, но историю, которая еще пишется».

– Музей, – прошептала она.

– Что? – спросила Хелена.

Айрис поморгала. Сердце у нее бешено заколотилось.

– Ничего. Просто мысли вслух.

Хелена вздохнула, уперев руки в бока.

– Это не помешает тебе работать, малыш?

– Нет. Наоборот. – Айрис подошла к телефону. – Я докопаюсь до истины.

Она тряхнула «Вестником Оута», чтобы успокоить Хелену и коллег, смотревших на нее. Потом сняла трубку и набрала номер оператора.

Раздался мужской голос.

– С кем вас соединить?

– С «Вестником Оута», пожалуйста, – попросила Айрис.

– Минуточку.

Постукивая ногой, она ждала. На линии слышались помехи и щелчки, а затем – непрерывный звон. В редакции «Вестника» стояло несколько телефонов, и было трудно сказать, кто ответит, поэтому Айрис ждала, считая секунды, надеясь и молясь…

– Здравствуйте. Говорит Приндл из «Вестника Оута».

Айрис расплылась в улыбке. Она так надеялась, что трубку возьмет именно Приндл. Она набрала воздуха, чтобы собраться с мыслями.

– Алло? – снова раздался голос Сары, уже с ноткой нетерпения.

– Приндл, – тихо произнесла Айрис. – У меня для тебя важные новости, но нужно сообщить их лично. Встретимся через двадцать минут в кафе Гульда.

– Встретимся в… – начала возмущенно Сара, но осеклась и ахнула. – Минуточку… Уинноу, это ты? Я узнала твой голос.

– Да, это я.

– Но ведь Отри… До обеденного перерыва я уйти не могу.

– Понимаю, но мне нужно увидеться срочно. Сможешь улизнуть?

На минуту воцарилась тишина. Айрис представила, как Сара украдкой оглядывает редакцию «Вестника». Несомненно, Зеб Отри сидел сейчас в своем кабинете перед стопкой бумаг на столе и потягивал виски со льдом.

– Да, думаю, смогу, – наконец ответила Сара с легким волнением. – Через двадцать минут, говоришь? В кафе Гульда?

– Да, – отозвалась Айрис. – Буду ждать тебя там.

– Тогда скоро увидимся.

Айрис повесила трубку и развернулась. Вся редакция так и смотрела на нее с широко раскрытыми от любопытства глазами.

Она спрятала газету под плащом, чтобы защитить от дождя. Прижав к сердцу предательские слова Романа, девушка вышла из редакции и сквозь клубящийся серый туман направилась к кафе Гульда.

* * *

Сара Приндл опоздала на несколько минут, но Айрис не обиделась. Она выбрала маленький круглый столик в углу, между книжной полкой и лимонным деревом в горшке. Идеальное место для секретного разговора. Айрис успела повесить плащ и заказать чайник чаю, когда зазвенел колокольчик над дверью.

Сара ничуть не изменилась. Правда, с тех пор, как они вместе работали в «Вестнике», миновала всего пара месяцев. Однако за это время Айрис пришлось пережить немало странных и мрачных дней. У нее перехватило дыхание, когда она осознала, что для нее эти недели были как годы.

– Уинноу! – радостно воскликнула Сара полушепотом и поспешила к ней.

Айрис с улыбкой поднялась.

– Рада тебя видеть, Приндл.

Они обнялись так крепко, что у Айрис хрустнула спина, а в рот набились светлые волосы Сары.

– Присаживайся, – пригласила Айрис и снова села. – Я заказала чайник чаю.

– Который никогда не остывает. Приятная особенность зачарованного здания.

Сара поставила зонтик у стены и тоже села.

Официант принес дымящийся чайник – у Гульда и правда чай никогда не остывал, – кувшинчик со сливками, мед и булочки в масляной глазури. Девушки молча разлили чай. Сара, вероятно, почувствовала беспокойство Айрис.

– Я так понимаю, ты прочитала статью Китта, – сказала она.

– Да. – Айрис подняла с пола газету и положила на стол. Заголовок так и продолжал притягивать взор, словно водоворот в океане. – И у меня есть вопросы.

– У меня тоже. – Сара протерла очки от капель дождя и тумана. – У меня куча вопросов с тех пор, как ты ушла из «Вестника». Почему Китт уволился через пару недель после тебя? Это казалось просто совпадением, пока я не задумалась. – Она водрузила очки на нос и вытаращила глаза. – О боги, я только что заметила… У тебя кольцо! Это… вы что же…

– Тише, – сказала Айрис, заметив, что на них стали оборачиваться. – Да. Мы с Киттом поженились.

– Когда это случилось?

– На фронте.

– О, ты должна мне столько всего рассказать, Уинноу. Или мне теперь называть тебя Китт?

– Уинноу сойдет. – Айрис отпила чай. – Долгая история. Боюсь, придется поведать ее потом. А сейчас мне нужно знать, как статья Китта попала в «Вестник». Он прислал ее письмом? На имя Отри? Она была написана от руки или уже напечатана?