Безжалостные клятвы

Пока поблизости от тебя есть двери гардероба и ты владеешь «Третьей Алуэттой», твои письма будут приходить ко мне даже через большие расстояния. Хотя могу предположить, что ты сейчас занят и, скорее всего, находишься на войне. У кого есть время писать письма незнакомцам?

Р. S. Припоминаю, что ты, кажется, еще не ответил на три моих вопроса!

Айрис отослала письмо и нетерпеливо ждала. Минуты шли одна за другой, опускалась ночь. Она вдруг ощутила усталость и тяжело вздохнула, готовясь поработать над статьей. Но потом на полу зашуршала бумага.

Роман ответил:

Я сознаю, что допустил бестактность. Прости меня. В наше время излишняя осторожность не помешает, когда речь идет о доверии, а твое утреннее письмо потрясло меня.

К сожалению, у меня нет ответа на три твоих вопроса, так что я, должно быть, провалил твою проверку. Или просто дал понять, что ты пишешь не тому человеку, которому надеялась, потому что «Третья Алуэтта» попала ко мне совсем недавно, и я не знаю, кто на ней работал до меня. Прошу за это прощения, но отныне я буду о ней заботиться.

Это все к тому, чтобы поблагодарить за то, что поделилась сведениями о печатных машинках. Пусть ты не богиня, но и я не бог. Пусть мы живем обычной жизнью, но, возможно, творим своими словами собственную магию.

Кроме того, я ведь не писал, что не хочу читать твои письма.

– Р.

Р. S. Если мы продолжим переписываться, может, сообщишь, как к тебе обращаться?

Айрис встала, чтобы подумать. Она грызла заусенец, стараясь совладать с клубком эмоций, слов, мыслей. Наконец, не в силах больше ждать, снова села на подушку. Комнату озарила вспышка молнии, и прогрохотал гром, сотрясая стены.

Не будет ли слишком, если она сообщит свое имя? Даже если она так сильно этого хочет?

А вдруг ее письма отберут? Не поставит ли она себя под угрозу, если подпишется как «Айрис»? Всего пять букв, и тем не менее они казались слишком опасными, чтобы уступать желанию.

«Будь осторожна. Действуй постепенно».

Айрис отправила ответ прежде, чем усомнилась.

Дорогой Р.,

Спешу тебя заверить, ты не провалил проверку. Я тоже осторожна, когда речь идет о доверии. Но я должна напомнить себе, что иногда мы пишем для себя, а иногда – для других. И порой эти границы стираются, когда мы меньше всего этого ожидаем. Что бы ни случилось со мной в прошлом… я помню, что это только сделало меня сильнее.

Р. S. Можешь называть меня Элизабет.

Часть вторая

На свет пламени

12

Соловей в клетке

Когда Тобиас уезжал из Ривер-Дауна, светило солнце и поблескивали неглубокие лужи после ночного дождя. Он взял с собой статьи Этти и Айрис для Хелены, а также почту, которую нужно было доставить из городка в Оут.

– Вернусь через несколько часов, – сказал он у ворот. Готовый к путешествию родстер сиял на солнце. – Завтра рано утром отправляемся в Биттерин.

Айрис кивнула.

Этти лишь сказала:

– А грязь на дороге вас не задержит? Вчера лило как из ведра.

– Я ничего не забываю. – Тобиас открыл водительскую дверь. – И нет, дороги меня не задержат.

Девушки смотрели ему вслед, и знакомый гул мотора затихал в утренней дымке.

Айрис покосилась на Этти.

– Волнуешься, что он застрянет?

– Нет. Волнуюсь, что мы застрянем, если он не вернется. – Но Этти продолжала смотреть на улицу, вцепившись в железные завитки на воротах. – Пойду прогуляюсь.

Айрис подождала во дворе, пока Этти не исчезла из вида, и только тогда повернулась к дому, чтобы найти Марисоль. Та оказалась на заднем дворе. Она стояла на коленях в огороде с раскрытой книжкой в руках.

– Какой милый огород, – сказала Айрис.

Марисоль с улыбкой подняла голову. Глаза у нее покраснели, как будто она не спала ночь. Темные волосы были заплетены в косу и уложены короной, рабочий комбинезон – заляпан грязью.

– Да. Люси – заядлая огородница. Она унаследовала эту страсть от тети. – Марисоль опять опустила взгляд на книгу, обводя пальцем картинку с птицей. – Пытаюсь определить, что за птица поет в кустах. Слышишь?

Айрис тоже опустилась на колени и прислушалась. Сквозь грохот фургона на соседней улице и крики детей она расслышала птичье пение – восхитительное, мелодичное, с трелями и переливами.

– Она здесь, на ветке, – сказала Марисоль.

Айрис наконец увидела птичку. Маленькая, с мягкими коричневыми перышками, та сидела в кустах на краю огорода.

– Никогда не слышала таких птиц. – Айрис завороженно следила за певуньей. – Кто это?

– Соловей, – ответила Марисоль. – Я так давно их не видела и не слышала, но когда-то, помню, они появлялись в Авалон-Блаффе каждую весну. Я часто спала с открытыми окнами и слушала их песни. Засыпала под их напевы, и иногда они мне снились.

Она аккуратно закрыла книгу, словно потерявшись в воспоминаниях, но чуть погодя добавила:

– Много лет назад соловьи были предметом исследования. Тогда поймали множество птиц и посадили в клетки.

– Зачем? – спросила Айрис.

– Хотели продавать птиц, а также изучать их песни. Большинство соловьев умерли, а те, которые дожили до осени… они в конце концов погибли, пытаясь освободиться. Они бились крыльями и телами о свои клетки. Им нужно было лететь на юг, а они не могли.

Айрис рассматривала соловья в кустах. Птичка замолчала и склонила голову набок, словно тоже слушала печальный рассказ Марисоль. Но потом соловей раскрыл крылья и улетел, а на огороде без его песни стало тихо и тоскливо.

– Прости, – сказала Марисоль к удивлению Айрис. – За то, как я себя вела вчера вечером. Мы провели вместе так мало времени, и я чувствую, что все испортила.

– Марисоль, – прошептала Айрис, чувствуя ком в горле. Она ласково коснулась руки подруги.

– Но когда я проснулась утром и услышала соловья, он напомнил мне тетин рассказ о пойманных птицах, – продолжала Марисоль. – Напомнил о том, что нельзя держать любимых в клетке, даже если кажется, что ты их так защищаешь.

Она выдохнула, как будто с ее плеч упал груз, и протянула книгу Айрис. Книжка была маленькая, с пожелтевшими от времени страницами. На зеленой обложке была вытиснена птица.

– Я бы хотела отдать ее тебе, Айрис.

– Я не могу ее взять, – запротестовала девушка, но Марисоль решительно всучила ей книгу.

– Я хочу, чтобы она была у тебя, – настаивала женщина. – Когда ты отправишься на запад, к новым городам и новым историям, возможно, тебе будут выпадать минуты отдыха и ты сможешь посидеть и понаблюдать за птицами. В такие моменты думай обо мне и знай, что я буду молиться за тебя, и Этти, и Тобиаса, и Романа каждое утро и каждый вечер.

Айрис сморгнула слезы. Это была просто книга, но казалось, что у нее в руках нечто большее, чем кожаный переплет, бумага и типографская краска. Казалось, что это якорь, который будет удерживать ее в грядущие дни, защищать и ободрять. Она провела пальцами по птичке на обложке и подняла взгляд на Марисоль.

– Буду ее беречь. Спасибо.

Марисоль снова улыбнулась.

– Хорошо. А теперь ты не против помочь мне собрать корзинки для наших гостей в Ривер-Дауне? Я бы хотела, чтобы ты с ними познакомилась.

Айрис кивнула и встала, отряхивая с колен влажную землю. Ей показалось, что над ней мелькнула тень, и она подняла голову. На крышу соседнего дома уселись два грифа. Они раскрыли крылья, и темные перья блестели на солнце.

Вздрогнув, Айрис прижала книгу к сердцу и пошла следом за Марисоль в дом.

Дорогая Элизабет,

Мне сегодня не спится, и я снова пишу тебе. Ты меня не видишь, но я сижу за столом перед окном, глядя в темноту, и пытаюсь представить тебя.

Я понятия не имею, как ты выглядишь, где живешь, как звучит твой голос. Не знаю, сколько тебе лет, не знаю твоей биографии. Не знаю, какие события ты пережила и что сформировало твою личность. Не знаю, чью сторону ты приняла в этой войне.

Я понимаю, что не должен ничего этого знать. Возможно, тебе не следует мне сообщать. Но мне хотелось бы узнать о тебе то, что больше никто не знает.

– Р.

Дорогой Р.,

Боюсь, я мало что сейчас вижу, но дам подсказку: я печатаю, сидя на полу в прачечной, в компании развешенных для просушки рубашек и платьев. У меня длинные волосы, заплетенные в довольно небрежную косу, а рядом лежит книга о птицах Камбрии.

Сегодня я узнала, что грифы создают пару на всю жизнь. Ты знал об этом? Я, честно говоря, раньше не обращала на птиц особого внимания. Может, потому что выросла среди кирпичей и мостовых большого города. Еще я узнала, что соловей может петь больше тысячи разных песен, что альбатросы спят в полете, а у воробьев гнезда строят самцы.

Есть кое-что, чего обо мне никто не знает, потому что это случилось только сегодня: я бы хотела когда-нибудь научиться узнавать птиц по их песням.

Сегодня ночью я приоткрыла окно, надеясь услышать что-нибудь знакомое или неожиданное. Песню, которая напомнит, что даже если я и чувствую себя потерянной, птицы по-прежнему поют, луна по-прежнему прибывает и убывает, а времена года сменяют друг друга.

– Элизабет

P. S. Факт, который знает большинство: мне восемнадцать, но у меня всегда была старая душа.

P.P.S. Расскажи мне факт о себе. Это может быть то, что знают все, или то, чего не знает никто.

Роман не стал писать ответ Элизабет.

Что он мог ей сообщить? Что не помнит своего прошлого?

Он раздраженно распахнул окно спальни. Они по-прежнему стояли лагерем на заброшенном подворье, отчего ему было не по себе. Но как только он вдохнул холодный ночной воздух, влажный после весеннего дождя, напряжение отпустило его.

Китт со вздохом расшнуровал ботинки и лег в постель, задул свечу и, как только его окутала ночь, прислушался.

За открытым окном стрекотали сверчки и шелестели листья на ветру. Из солдатских палаток вдалеке доносились голоса. Но все эти звуки перекрывало неумолчное уханье совы.

Роман уснул.

Его сон был ярким и отчетливым.

Он сидел за столом с пишущей машинкой. Рядом лежали орфографические и толковые словари. Жестяная банка с карандашами, блокнот и стопка некрологов расположились у локтя. В обширном помещении пахло табачным дымом и крепким черным чаем, стоял металлический стук клавиш и звон пишущих машинок, на которых рождались новые абзацы.

Он находился в «Вестнике Оута». И здесь он чувствовал себя как дома в большей мере, чем в особняке на холме, который по-прежнему ему снился.

– Китт? Ко мне в кабинет, сейчас же, – сказал Зеб Отри, проходя мимо стола Романа.

Роман прихватил блокнот и пошел за боссом. Закрыл за собой дверь и встревоженно сел напротив Зеба.

– Сэр?

– Хотел поставить тебя в известность. – Зеб потянулся к графину с виски. Графин сверкал в косых лучах утреннего солнца. – Я нанимаю нового сотрудника. Она разделит с тобой работу над некрологами, объявлениями и рекламой.

– Она? – переспросил Роман.

– Не удивляйся так. Я читал ее эссе и не могу ее упустить. Хотелось бы посмотреть, на что она способна.

– Означает ли это, что я не получу должность колумниста, которую вы мне обещали, сэр?

Зеб помолчал, поджав губы.

– Это значит, что у вас обоих будут равные возможности. Немного соперничества тебе не повредит, Китт.

Роман воспринял это как «все в твоих руках». Он почувствовал, что краснеет, и от раздражения ком застрял в горле. Но Китт кивнул, стиснув зубы.

– Ну, нечего дуться! – усмехнулся Зеб. – Она даже не окончила школу «Уинди-Гроув». Шансы на повышение по-прежнему на твоей стороне.

Если она ходила в школу «Уинди-Гроув», значит, живет в той части города, куда Роман редко осмеливался заходить. Он не знал, должно это его успокоить или встревожить. Кем бы они ни была, у нее будет другая точка зрения на все. Ее манера письма может быть как ужасной, так и утонченной, но, самое главное, Роман не хотел соперничать за достижение своей цели.

– Когда она приступит к работе? – спросил он.

– Сегодня. Скоро придет.

«Великолепно», – с иронией подумал Роман. Хотя, возможно, это к лучшему.

Чем быстрее эта пытка закончится, тем лучше.

Следующие пару часов его внимание разделялось между некрологами и стеклянной дверью «Вестника». Он ждал эту загадочную личность, которая потенциально могла разрушить его будущее. Она явилась ровно в полдень, как по волшебству.

Невысокая, бледная, лицо сердечком, на носу рассыпаны веснушки. Девушка оглядывала новое место работы широко раскрытыми глазами. Каштановые волосы были зачесаны в аккуратный пучок. На ней был потрепанный тренч, в котором она утопала, с туго затянутым поясом. Когда Сара Приндл бросилась к ней с оживленными приветствиями, она с хрустом разминала пальцы.

– Вот, позвольте представить! – заявила Сара, ведя по редакции за руку худший кошмар Романа.

Он встал из-за стола и подошел к буфету налить себе чашку чая, не сводя глаз с новенькой, которая знакомилась с редакторами, помощниками, с Зебом. Он был единственным, кому она еще не пожала руку.

Однако он не мог избегать ее вечно. Сара бросила на него несколько многозначительных взглядов, усаживая девушку за рабочее место – всего в двух столах от него. Роман подавил стон.

Он поставил чашку и пошел знакомиться.

Новенькая трогала клавиши печатной машинки. На ней по-прежнему был этот невзрачный плащ, хотя высокие каблуки добавляли авторитета. Должно быть, она почуяла его появление, как бурю, надвигающуюся на горизонте. А может, ощутила его холодный взгляд. Девушка подняла голову, смело рассматривая его, а потом улыбнулась.

– Я Айрис, – жизнерадостно произнесла она, протягивая руку. – Айрис Уинноу.

«Что за имя?» – мысленно проворчал он, уже представляя его как подпись в газете. Хорошее имя. Из тех, которые так и хочется попробовать на вкус, но он одернул себя.

– Я Роман Китт, – резко сказал он. – Добро пожаловать в «Вестник».

Ее рука так и висела между ними, ожидая его пожатия. Игнорировать было бестактно. То, что он так долго не отвечал, уже было грубостью. Роман неохотно взял ее ладонь и удивился тому, каким крепким оказалось пожатие. И как от прикосновения вверх по его руке пробежал электрический ток.

Китт резко проснулся.

13

Ты видал и похуже

– Что-то ты слишком тихий, – заметил Дакр.

Роман оторвал взгляд от грязного окна грузовика. Войска наконец покинули унылую ферму и двинулись на восток по извилистой дороге.

– Простите, сэр. Наслаждался переменой обстановки.

Дакр сидел рядом, пристально глядя на него.

– Старые раны болят?

Допрос оказался столь неожиданным, что на миг Роман растерялся. Разве Дакр не исцелил то, что было в нем сломано? Так почему боль должна вернуться?

– Нет, – ответил Роман, но пальцы его прошлись по шраму вокруг колена, скрытому под комбинезоном. – Я прекрасно себя чувствую, сэр.

– Если будут болеть, скажи. Иногда раны оказываются глубже, чем мне кажется на первый взгляд, и приходится исцелять их снова. – Дакр помолчал, словно задумавшись, и спросил: – Тебе что-то снилось прошлой ночью? Ты давно не рассказывал о своих снах.

– Если и снилось, я не помню.

Ложь легко слетела с его языка, но к горлу подступил ком. Перед глазами Романа так и стояла улыбающаяся Айрис Уинноу. Почему казалось, будто мир вращается вокруг нее, хотя после сна прошло несколько часов?

Он провел большим пальцем по ладони, еще хранившей ее прикосновение, и почувствовал, что Айрис – не просто сновидение.

– Если бы у тебя была божественная магия, – спросил Дакр, – какую способность ты бы выбрал?

Вопрос Дакра снова удивил Романа.

– Не знаю. Никогда об этом не думал, сэр.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

От англ. middle name – имя, расположенное между личным именем и фамилией. – Прим. ред.