В поисках своего ковчега

В один из дней Крон отправился вместе с братом Георги в большой город, чтобы пополнить к зиме запасы продуктов. Когда в горах выпадет снег, трудно будет в город пробраться. А его всегда бывает много, как рассказывали монахи, «в колено». До самой весны они не покидали стен монастыря без особой на то надобности.

Закупив всякие крупы и набив ими вместительные рюкзаки, брат Георг и Крон начали пробираться со своей ношей к выходу из рынка. Рюкзаки получились объемистыми, и не так-то просто было протиснуться с ними между узкими рядами, заваленными грудами овощей и зелени. Вдруг Крон резко остановился, глядя куда-то через ряды с таким лицом, будто увидел призрака.

– Что случилось, Андрей? – Брат Георги с размаху навалился на него, толкаемый сзади людьми.

– Видишь вон того парня с помидорами? Рыжего такого… – Крон напряг зрение. – Очень сильно похож на моего бойца.

– Так, может, он и есть?

– Нет, померещилось. Таких вероятностей не бывает, чтобы это был он.

– Как знать. Пути Господни неисповедимы…

– Нет, не может быть. Я ведь его тогда верно убил. Ну, того, своего бойца, Карася. По крайней мере, точно помню, что стрелял. Помню его стеклянные глаза, сползающее по дверному косяку тело. Нет, не он. – Крон нервничал. – Уйдем отсюда скорее! Это было бы слишком хорошо, если бы он и вправду остался жив. Одним тяжким грехом было бы меньше.

И все же, вернувшись в монастырь, Крон пожалел о том, что не подошел к тому парню и не убедился наверняка, Карась то был или нет. В следующий поход на рынок он вызвался сам, решив, во что бы то ни стало отыскать парня и все выяснить. На этот раз с ним пошел Иаго. Долго искать не пришлось. В том же месте, где и в прошлый раз, из-за груды пунцовых помидоров выглядывало знакомое веснушчатое лицо. Не раздумывая, Крон направился к нему.

– Карась?! – Его голос прозвучал уверенно, сомнений не оставалось. – Это ты? Точно ты!

От неожиданности тот вздрогнул и часто заморгав, тупо уставился на Крона. На его вдруг побледневшем лице еще ярче выступили веснушки.

– Не узнал? – Крон пытался улыбнуться.

– Узнал, – промямлил Карась, потерянно озираясь по сторонам.

Не успел Крон еще что-то сказать, как парень рванулся с места и нырнул в проход между рядами. Дорогу ему преградил Иаго. От неожиданности он попятился, споткнулся о какой-то ящик и повалился на землю.

– Ты чего убегаешь? – Крон помог ему подняться.

– Не пойду больше воевать!

– Так я тоже не пойду. – Он догадался, чего так испугался парень. – Я пришел вовсе не за этим. Да никто нас здесь и не ищет. Успокойся. Давай лучше прогуляемся и поговорим. Иаго присмотрит за твоими помидорами.

Карась согласился, хотя в его лице еще читалось недоверие. Они примостились на парапете, купив в ларьке по стаканчику кофе.

– Не хотел я ту тетку убивать, – оправдывался Карась, видно, не только Крону, но и ему тот случай не давал покоя, – думал только напугать. Если бы она на меня тогда с вилами не бросилась… Испугался, что кишки выпустит.

– Знаю, что не хотел. – Крон нахмурился. – В этом моя вина. Ненужно было нам идти в ту деревню, после того, что с ней сделали наши. Единственное, что меня сейчас утешает, так это то, что ты жив. Я ведь думал, что застрелил тебя тогда.

– Гы-гы, – оскалился Карась, – а я живым оказался. Даже и не зацепило. Со страху свалился тогда.

– Что же было потом?

– Так разбежались мы с хлопцами. Вернулись в роту, вас нет. Дожидаться не стали. Дернули кто куда. Никто воевать не хотел. Меня насильно забрали. Прямо из погреба. Наскочили в село, по хатам стали ходить. Мать в погребе меня спрятала. Нашли. Семерых тогда из нашего села увезли.

– А здесь как оказался?

– Так тетка у меня же тут. Давно живет. Лет тридцать. Теперь помидоры с ее огорода продаю.

– Звать-то тебя хоть как, Карась?

– Денисом.

– А фамилия?

– Рыбченко. То хлопцы меня Карасем прозвали.

– Ну, ладно, Денис Рыбченко, пора мне идти. Иаго там уже, наверное, заждался. Будь здоров! Хорошо все-таки, что я тебя встретил.

Словно камень свалился с души Крона, не камень – целая гора. Даже идти стало как-то легче. Расправились плечи, свободнее вдохнулось грудью. «Господи, благодарю Тебя!», – прошептал он одними губами, и от сказанного приятно защемило в груди. Впервые за свою жизнь он произнес молитву – коротенькую, несовершенную, но настоящую, родившуюся в самом сердце. Какие же мы, люди, самонадеянные невежды, подумал Крон, каждый день по много раз благодарим друг друга за всякие пустяки. Но как часто мы благодарим того, кто дал нам саму возможность благодарить друг друга?

Прошло два года. Крон даже не заметил их. Жизнь, в которой нет ни событий, ни потрясений не имеет времени. Склоны гор попеременно рядились то сплошь зеленью, то вперемешку с желтизной и багрянцем, то печально чернели безлистыми деревьями, как монахи в рясах. И только неизменными оставались белые вершины гор, замыкавшие собой меняющийся пейзаж. Время от времени пространство наполнялось то тихим шелестом листьев, то шумом дождя, то завыванием ветров и вьюг, и только тишина была постоянной. В ней рождались все звуки, в ней они и умирали.

В один из вечеров Крон сказал отцу Никосу, что собирается покинуть монастырь. Они сидели в беседке, пили чай и, как обычно, говорили о Боге.

– Жаль, конечно, – огорчился отец Никос, – из тебя получился бы неплохой монах. Может, все-таки подумаешь и останешься?

– Думал я уже над этим. Покривлю душой, если останусь. В миру, у меня есть сильная привязанность. И если бы я даже отрекся от нее на словах, то в душе не смогу. И это будет неискренне.

– Женщина? – Спросил, нахмурившись, отец Никос.

– Да, женщина, – сознался Крон. – Возможно, я ей и не нужен, но должен быть где-то рядом. Должен оберегать ее. Пусть даже невидимо.

– Ну, что ж! Это тоже благородно. – Согласился отец Никос. – Каждый должен быть там, где он больше всего полезен.

Глава 6. СУРОВЫЙ АРАРАТ

Из-за скал выползал густой мглистый туман, заполняя собой все пустоты. Путники смертельно устали и уже еле-еле передвигались. Чем выше они поднимались по каменистому склону, тем все реже попадались деревья, уступая место низкорослому кустарнику. Среди камней, пробивались редкие пучки травы. Впереди, там, где лежало седло перевала, белел снег. Путникам показалось, что они достигли той самой седловины, где, по рассказам пастухов, якобы видели ковчег. Но их ждало разочарование. За дальними обледенелыми выступами скал, которые они, было, приняли за пики Арарата, обозначились едва различимые силуэты подлинных вершин. Идти становилось все труднее. Ноги скользили на замшелых, покрытых лишайником глыбах, и путникам приходилось ступать осторожно, прощупывая подошвой каждый шаг. Вдобавок ко всему, становилось холоднее.

– Ночевать будем в той расщелине, – Вахак указал Али на небольшую впадину между скал, заполненную осыпью из слежавшихся крупных камней, – скалы защитят нас от холода и ветра.

Медленно, шаг за шагом, они поднимались по отвесной круче, цепляясь за каменные выступы и ветки кустарников. Вахак двигался первым, отыскивая наиболее безопасный путь. Али следовал за ним, точь-в-точь повторяя его движения. Они почти добрались до расщелины, как сверху послышался грохот. Громадный камень пролетел где-то совсем рядом, глухо ударился о дно ущелья, и все стихло. Слышался лишь шум ветра. Но потом вверху снова загрохотало, и в нескольких метрах от них обрушился целый водопад обломков, подняв кучу пыли. Шум бьющихся друг о друга камней нарастал и катился эхом по ущелью, сливаясь в одном сплошном грохоте. Вахак в страхе прижался к земле и обхватил голову руками. За первым камнепадом последовало еще два такой же силы. Один из камней оторвался от общего потока и едва не задел Вахака. Наступила гнетущая тишина, изредка нарушаемая шорохом запоздалого камня, но Вахак все еще боялся пошевелиться.

– Али, ты жив? – тихо позвал он.

– Слава Аллаху, жив, – послышалось рядом.

Вахак встал на четвереньки и огляделся по сторонам. Огромная груда обрушившихся камней перекрыла проход к расщелине. Нужно было искать другое место для ночлега, но на поиски уже не оставалось ни сил, ни времени. Начинало смеркаться. Длинные тени предвещали скорый заход солнца. Поднявшись еще немного вверх по склону, путники расположились на скальном выступе, нависавшем над ущельем. Отсюда хорошо обозревалась местность. За седловиной теперь четко виднелись пики Арарата. Внизу, у подножья горы, в серой дымке утопала долина. Далеко на севере смутными тенями выступали изломанные линии кавказского хребта.

– Ночь можно провести и здесь, – Вахак устало опустился на землю рядом с жидким кустарником.

Али принялся искать сушняк для костра. Кое-где сквозь каменные обломки пробивались низкорослые горбатые деревца. Он переходил от дерева к дереву, обламывая сухие ветки и размельчая их ногами. Вскоре огонь был разведен. Языки пламени живо заплясали в костре. Вахак извлек из сумки припасенную тушку куропатки. Пока они готовили ужин, появилась луна, и высветились на небе первые звезды. Измученные тяжелым днем, путники наскоро поели и начали устраиваться спать, наносив веток и соорудив из них ложе. Уже укутавшись в одеяло, и готовые вот-вот провалиться в сон, они услышали, как где-то глубоко в ущелье с грохотом обвалилась каменная глыба.

– Плохое место, – сказал уже сквозь сон Али, – умирать мы здесь.

– На все воля Божья, – ответил ему сонным голосом Вахак. Али тяжело вздохнул и, немного поворочавшись, погрузился в крепкий сон.

Вышли путники с рассветом, надеясь за день преодолеть горный отрог и к вечеру добраться до пропасти, о которой рассказывали пастухи. Гребень перевала, на который они взбирались с большим трудом, белел под неглубоким слоем снега. Твердая каменистая почва резко оборвалась, и тропа затерялась в снежных заносах. Временами они попадали в полосы тумана, вначале редкие, но с каждым разом туман густел.

– Не нравится мне этот туман, – Вахак обеспокоенно посмотрел на макушку горы, едва видневшуюся в сизой дымке.

Когда до вершины перевала оставалось совсем немного пути, погода начала резко портиться. Подул пронзительный ветер. Вздыбленный ветром туман стал собираться в угрожающие тучи. Смутное беспокойство охватило путников.

– Будет много снега, – Али указал рукой на небо, – надо идти назад. Злой гора. Пропадем.

– Господь да поможет! – Вахак перекрестился, подняв голову кверху.

– Надо идти назад! Аллах сердится! – Не унимался Али, глядя на монаха круглыми от страха глазами.

Вахак с тревогой посматривал на неспокойное небо. Стоит ли продолжать путь или лучше укрыться где-то в расщелине и переждать непогоду? Но было уже поздно что-то искать. Сгустившиеся тучи поглотили горные вершины, и стало трудно ориентироваться. Уже совсем не стало видно макушек Арарата, куда они направлялись. Вахак раздумывал, тихо шепча молитву. Между тем из ущелья подул сильный ветер, обдав путников мелкой снежной крупой. Началась пурга. Ветер налетал яростным вихрем, ударяя тугими хлыстами прямо в лицо и сбивая с ног. Его порывы достигали такой силы, что путникам приходилось становиться на четвереньки, чтобы не скатиться по склону вниз. Густая белая пелена обволокла все вокруг. Путники едва различали друг друга в снежной мгле. Им ничего не оставалось, как продолжать движение в надежде где-то укрыться от непогоды. Они долго ползли наугад, временами перекрикивались. Иногда приходилось взбираться через завалы обледенелых каменных обломков, порой ноги вязли в слякотной скользкой каше, но они не могли позволить себе останавливаться. Почти у самой вершины перевала Вахак взмахнул рукой, указывая на запад. В теснине скал чернела глубокая расщелина.

– Слава Богу! Мы нашли убежище!– Радостно воскликнул он. – Али! Видишь, вон там за валунами ущелье. Ты слышишь меня?

– А-а-а-а-а…– донеслось как будто бы откуда-то из глубины. Вахак стал тревожно оглядываться по сторонам. Али рядом не было.

– Али! Али! – Снова позвал он, повернув ухо в сторону, откуда был крик. Но больше ничего не услышал, кроме воя ветра.

Вахак пополз к валунам, успокаивая себя тем, что Али раньше него заметил расщелину, спустился туда и теперь звал его. Но подобравшись к гряде камней и посмотрев вниз, он испугался, что буран мог сбросить Али в ущелье. Оно оказалось довольно глубоким. Вахак на всякий случай крикнул в пустоту, подождал немного и начал высматривать место, где безопаснее всего спуститься вниз. Одеревеневшими от холода руками монах ухватился за выступающий камень и, повиснув на нем, стал искать ногам опору. Он уже, было, нащупал небольшой выступ и попытался стать на него, но сорвавшийся из-под ног камень с грохотом покатился вниз. Руки вмиг ослабели, и он с ужасом ощутил под собой глубину провала…

Когда Вахак пришел в себя, он с удивлением обнаружил, что находится на дне ущелья. Ветер поутих, и вместе с ним ослабела пурга. Ощупав закоченевшими руками все вокруг себя, он нашел свою котомку и с трудом встал на ноги. Сильно болели ушибленные бока, но все-таки он мог двигаться. Вахак поднял глаза вверх и понял, что скатился по откосу в ущелье. На снегу, сверху вниз, тянулась узкая борозда, оставленная его телом.

– И снова, Господи, ты спасаешь меня! – Он с благодарностью поднял глаза к небу. Но тут же его вдруг охватило беспокойство. Он не знал, что случилось с Али и где его искать. – Али-и-и-и! – Крикнул Вахак изо всех сил, надеясь, что его спутник жив и тоже находится в этом ущелье. Но ответа не последовало. Его окружали холодные безжизненные скалы, среди которых еще метался ветер. Вахак побрел наугад по дну ущелья, не переставая звать Али. Ему подумалось, что он оказался в самой преисподней, откуда нет выхода. Вокруг не было ничего живого, только снег и торчащие из-под него голые черные камни.

Но вот путь ему преградили заросли кустарника. Его ветки так густо переплелись меж собой, что через него было почти не пробиться.

– Али! – Теряя последнюю надежду, позвал в отчаянии Вахак.

Вдруг в кустах кто-то зашевелился. И почти рядом послышался слабый стон. Вахак бросился к кустарнику. На снегу вниз лицом лежал Али.

– Жив! Жив! – Закричал радостно монах, упав на колени возле товарища и пытаясь перевернуть его на спину.

– Больно! – Простонал Али, но все-таки поддался Вахаку, и тому удалось его перевернуть. – Али знал, что ты придешь. – Его лицо и руки были изодраны до крови, но он попытался улыбнуться.

– Держись за меня, – Вахак напряг все силы, стараясь приподнять товарища. Но безуспешно. Али со стоном снова повалился на снег.

– О, Аллах! Если мне лучше умереть, то умертви меня, – всхлипывал жалостно Али. – Брось меня и уходи, – сказал он Вахаку. – Аллах рассердился на Али. Оставь меня его гневу.

Вахак не знал, что ему делать. Бросить Али одного замерзать в снегу он не мог, но и не двигаться дальше, когда уже проделан такой большой путь, он тоже не мог. Монах сбросил с плеча котомку, отвязал от нее одеяло и укрыл беднягу.

– Потерпи немного, – сказал он стонущему Али, – сейчас вернусь.

Снегопад прекратился, и немного посветлело. На восточном горизонте в синеве прорезалась макушка Арарата. Вахак пошел вдоль ущелья, осматриваясь вокруг в надежде отыскать какое-нибудь укромное место. Обмотанные войлоком ноги тяжело скользили по мерзлым, присыпанным снегом камням. Его беспокоило острое покалывание в ступнях, причинявшее боль. Хотелось разуться и растереть одеревеневшие пальцы снегом, но на это совсем не было времени. Нужно во что бы то ни стало отыскать укрытие для Али. Тогда уже можно будет разжечь костер и согреться. Кисти рук совсем закоченели, он отогревал их своим дыханием, засовывал за пазуху. Справа и слева прорезали белизну снега темные скалы. А вокруг – ничего живого, только мертвые камни. Вахак был поражен этой безжизненностью. После роскошных склонов, к которым он привык в своем монастыре, эти голые скалы удручали его.

Вскоре, к своей огромной радости, в скалистой стене Вахак заметил темневшую брешь, что-то вроде небольшой пещерки. Пригнувшись, он пролез внутрь. Впадина была неглубокой, но достаточно просторной, чтобы вместить двоих человек. Вахак поспешил вернуться к Али. К счастью, он недалеко отошел от того места, где оставил его.

Перетащив с большим трудом Али в пещеру, Вахак вернулся к кустарнику за сушняком. Боль в ступнях уже не чувствовалась, то ли они отогрелись сами, то ли вовсе омертвели. Он не думал теперь о них, необходимо было побеспокоиться о тепле. Он ходил снова и снова, пока не наносил достаточного количества веток. Часть из них он приберег для костра, остальные сложил в кучу, устроив небольшой настил для Али. Затем завалил вход камнями, чтобы не уходило тепло, и принялся разжигать огонь. Закоченевшие пальцы стали неуклюжими. Кремень то и дело выпадал у него из рук. Пришлось долго повозиться, пока, наконец, удалось высечь искру. Тонкая струйка дыма поползла вверх. Вахак пошевелил тлеющие ветки. Отсырев, они разгорались с трудом. Он начал осторожно раздувать искры, боясь, что они быстро угаснут. Внезапно раздался треск, и яркое пламя осветило пещеру. Вахак протянул к огню свои онемевшие руки и, закрыв глаза, несколько секунд наслаждался долгожданным теплом. Затем снял с ног войлочные обмотки и пододвинул ступни к костру. Они были совсем заледенелыми. Спустя какое-то время он почувствовал, что пальцы оживают, но вместе с этим оживилась и боль. Она была такой жгучей, словно в его стопы до самых костей вонзали раскаленные иголки. Сцепив челюсти, Вахак кинулся растирать шерстяными портянками пальцы ног. Понемногу боль утихла, и он ощутил разливающееся по телу тепло. Только теперь он вспомнил о несчастном Али. Тот лежал на настиле из веток и тихо стонал.

– Прости, брат, совсем окоченел, – сказал виновато Вахак, – сейчас помогу и тебе согреться. – Он подбросил в костер веток и подтянул Али ближе к огню. – Потерпи, будет немного больно. – Освободив от обмоток ноги Али, он растирал их до тех пор, пока они совсем не отогрелись.

Они лежали возле костра в полном блаженстве. Сырые ветки потрескивали и дымились. Вход в пещеру был заложен, и клубы дыма поднимались вверх, просачиваясь куда-то через щели в своде. Только внизу, у самой земли, было сносно. Вахаку представлялась его тесная келья с теплым медовым запахом воска. Как бы ему сейчас хотелось очутиться там. Вернется ли он туда, или сгинет среди этих мертвых скал? А если вернется, впустят ли братья его обратно, простят ли своеволие? О, с каким усердием он совершит покаяние, с какой покорностью примет любое наказание! После всех испытаний его не страшил гнев владыки. Оставалось только отыскать ковчег, и он был почти уже у цели.

Вахак пробудился на рассвете. Осторожно разобрал камни, которыми загораживал вход, и вылез из пещеры. Зубчатые верхушки скал еще дремали в туманной мгле, сквозь которую едва пробивались розовые лучи рассвета. Небо было чистым, без единого облачка. От вчерашней пурги, казалось, не осталось и следа. Снег покрывал только макушки кряжей, но из ущелья его как будто кто-то вымел за ночь, оголив черные камни. Вахак протер заспанные глаза. На уступах скал сидели орлы, жадно высматривая что-то в каменных осыпях ущелья. Где-то совсем рядом перекликались сиплыми голосами улары. Вахак улыбнулся поднимающемуся из-за горизонта солнцу. Нет, и среди этих мрачных скал есть жизнь! Он размял ноющие кости и вернулся в пещеру.

– Прощай, Али! – Монах растолкал спавшего приятеля. – Если к завтрашнему вечеру не возвращусь, то считай, что сгинул. А ты немного отлежись здесь и, если меня не будет, уходи. – Он достал из котомки лепешку, разломил ее пополам, одну половину засунул обратно в котомку, другую отдал Али. То же самое он проделал с куском сыра, раздобытого у пастухов. У него еще оставалась тушка куропатки, но он подумал, что она ему ни к чему, и решил оставить Али. – Ну, вот! Еды у тебя достаточно, дров для костра тоже хватит на какое-то время. – Он расшевелил тлеющие угли и подкинул веток в очаг. – Только огню не давай угаснуть. Береги тепло.

Вахак взял свою полупустую котомку и вылез наружу, завалив за собой камнями вход в пещеру. Осмотрелся по сторонам, запоминая очертания скал, и двинулся вверх по ущелью. Он долго шел наугад, сбившись с пути из-за вчерашней пурги, и не зная, куда приведет его эта расщелина. Поднимаясь все выше и выше, наконец, вышел на широкую террасу. Здесь решил осмотреться. Впереди виднелись покрытые снежниками скалы, справа от них зияла глубокая пропасть. «Вроде бы все так, как говорили пастухи, – размышлял он, – значит нужно идти вдоль края пропасти вверх по склону».

Узкая тропа прижималась к отвесной скале, нависавшей над самой пропастью. У Вахака закружилась голова, когда он взглянул вниз. Дна видно не было, только чернели каменные глыбы, нагромождавшие бездну. Из расщелин прорастали кривые хилые деревца, цепко хватаясь корнями за каменистую безводную почву. Солнце взошло уже высоко, разогнав утреннюю дымку. Впереди сквозь легкие облака прорезывался ледяной пик Арарата. Воздух был прохладным, еще ощущалась вчерашняя пурга.

Потеплело только к полудню. Вахак все шел и шел, не позволяя себе отдыха. Ему хотелось как можно быстрее обогнуть пропасть. Недобрая слава тянулась об этих местах. Нередко здесь случались обвалы, да и бездна поглотила ни одного путника. Сама тропа была полна неожиданностей, она то расширялась так, что могла вместить повозку, то вдруг за изломом становилась совсем узкой, и монаху приходилось ползти над самою бездною, вплотную прижимаясь к скалам.

Когда до конца пропасти оставалось не более часа ходу, путник внезапно уперся в обвал. Обрушившиеся обломки скал загородили ему путь. Он неожиданно оказался в ловушке: по одну сторону была пропасть, по другую – отвесные стены, впереди – громадные каменные глыбы. В отчаянии Вахак устало опустился на землю. Солнце начинало пригревать, хотя кое-где на гребнях еще белели пятна не растаявшего снега. Вахаку очень хотелось пить. Он поискал взглядом, не блеснет ли где в складках иззубренных скал хотя бы тонкая струйка воды. Но покрытые редким сухим лишайником скалы так же жаждали влаги, как и он сам. В их трещинах, высунув языки, прятались от солнца ящерицы. На выступах после удачной охоты дремали орлы, время от времени отрыгивая не переваренные остатки пищи. Вахак достал из котомки флягу в надежде, что в ней остался хотя бы глоток воды. Но она была безнадежно пустой. Нужно было что-то делать. Он растерянно уставился на глухую стену. Высокая насыпь мелких камней была придавлена сверху многопудовыми обломками. Перебраться через обвал не представлялось возможным. Ему в голову пришла мысль разобрать мелкие камни под глыбами, сделав лаз. Но он тут же отказался от этой сомнительной затеи. На это уйдет уйма времени, или, хуже того, все окажется напрасным. Пытаясь найти выход, он отважился подползти к краю пропасти и посмотреть вниз. На расстоянии не больше двадцати футов под собой он разглядел узкий, в два локтя, карниз, а чуть дальше за обвалом – довольно широкий уступ. От волнения у него пересохло во рту. Дерзнуть пройти по карнизу к уступу представлялось ему полным безрассудством, и все же это был выход.

Вахак долго молился и, наконец, отдав себя на божью волю, решился рискнуть. Перед тем как спуститься на карниз, он снял с ног обмотки и скрутил из них веревку. Сбросив вниз котомку, он привязал один конец веревки к тощему буковому деревцу, росшему на самом краю обрыва, а другим концом обвязал себя вокруг талии. Со всей силы подергав веревку и убедившись в ее прочности, Вахак сел на край спиной к обрыву и начал медленно спускаться, упираясь ногами в шероховатую туфовую стену. Нащупав ногами выемку или торчащий камень, несколько секунд отдыхал и двигался дальше. Осыпавшиеся из-под его ног мелкие камни, с шорохом летели вниз. Он старался не думать о зияющей под ним страшной пропасти, но воображение упорно рисовало бездонную пустоту, готовую в любой момент поглотить его. В ушах звенело, точно в колокольне. Преодолевая подступившую к горлу дурноту, монах еще крепче уцепился за веревку, до боли врезавшуюся в его ладони.

Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он коснулся ногами края карниза. Почувствовав под собой твердую почву, Вахак облегченно вздохнул, но сердце продолжало бешено стучать. Некоторое время он стоял неподвижно, прижавшись к стене и стараясь совладеть с дрожью в коленях. Наконец, утерев со лба пот, поднял котомку. Потом, осторожно переставляя ноги и цепляясь пальцами за торчащие из стены камни, начал боком передвигаться по карнизу. Он был достаточно ровным, примерно в три фута шириной. Справа виднелся широкий уступ.

Делая осторожные шаги, Вахак преодолел узкий карниз и, наконец, добрался до уступа. Совсем обессилевший он лег на спину, раскинув руки и устремив взгляд в бескрайнее синее небо. Высоко над ним кружили орлы, высматривая в расщелинах добычу. Только теперь путник почувствовал сильный голод. В котомке еще оставалось кое-что из еды, но пошевелиться не было уже никаких сил. Солнце накалило гладкую поверхность уступа, и от его тепла уставшее тело Вахака разомлело. Он не заметил, как погрузился в крепкий сон.