В поисках своего ковчега

В подвале было сыро, тянуло из углов плесенью. Тонкие стены почти не заглушали грохота взрывов, и каждый раз, когда рвалось где-то рядом, подвал сотрясало как маленькое судно в бурю. Но всем почему-то казалось, что здесь безопаснее, чем где-либо. Каждый надеялся, что их, наконец, оставят в покое и этот кошмар скоро прекратится. Но с каждым днем в городе становилось все беспокойнее. Квартиры пустели, от домов отъезжали машины, забитые чемоданами, коробками, узлами. По улицам шли люди с рюкзаками и сумками, покидая город в спешке и налегке.

– Сегодня разбомбили школу в двух кварталах от нас, – рассказывала после очередного обстрела тетя Маша, – думаю, что это все не скоро кончится. Уезжать тебе нужно с детьми, пока еще можно уехать.

– Куда же мне, теть Маш, ехать? – Ирма и сама уже не раз думала об этом, но не представляла себе это возможным. – Ни денег, ни вещей… все пропало.

– Куда угодно. Страна большая. Главное, чтобы подальше отсюда. Денег я тебе немного дам, вещи тоже соберем.

«Газель» бежала по разбитой грунтовке, подпрыгивая на ямах и оставляя за собой тяжелый шлейф пыли. По выжженным обочинам дороги попадались груды обгоревшего металла. Разинутыми пастями мелькали оставленные снарядами воронки. Ирма старалась не смотреть в окно. Ее снова охватил страх, еще более мучительный, чем тот, что она испытывала прячась от бомбежек. Там, в подвале, он был другого рода, темный и тяжелый, но понятный, и проходил, когда наступала тишина. Теперь же это был неопределенный, ползучий и неуловимый страх неизвестно перед чем и перед всем сразу. Он словно брал в заложники и мучил свою жертву произволом и беспричинностью. Такой страх не зависел от внешних причин, он сидел глубоко внутри и точил как червь. Ирма обнимала уснувших детей, ее душили слезы. Что с ними будет теперь? Точно весь мир со всеми его заботами взвалился на ее плечи, и она чувствовала, как сгибается под его тяжестью.

«Газель» была переполнена людьми. В основном ехали женщины и дети. Некоторым не хватило места, и они сидели на своих сумках и рюкзаках. Примостившиеся на вещах рядом с Ирмой две женщины негромко разговаривали между собой.

– …лучше не объявлять себя беженцами, – говорила женщина с рыбьим ртом, – поселят в каком-нибудь заброшенном лагере, где нет никаких ни условий, ни работы. А у меня, между прочим, высшее экономическое образование. Если есть хоть какие-то деньги, лучше самому устраиваться.

– Да мне все равно, где жить, лишь бы не стреляли. У нас дом разбомбили, ничего из имущества не осталось. – Отвечала ей полноватая блондинка с флегматичным лицом. – Должны же о нас позаботиться. Мы ведь жертвы войны.

– Позаботиться?! – Рассмеялась зло женщина с рыбьим ртом. – Да кому мы нужны! Мы ведь для них все равно будем по другую сторону баррикады, как будто бы это мы виноваты в этой проклятой войне.

К вечеру они въехали в какой-то город. Высадив пассажиров на вокзальной площади, «газель» сделала полукруг и затерялась в потоке машин. Очутившись посреди площади с вещами и детьми, Ирма растерялась, не зная куда идти и что делать дальше. Вокруг была обычная вокзальная сутолока. Все куда-то шли, тащили дорожные сумки и чемоданы, катили тележки, натыкаясь друг на друга. Кто-то кому-то махал рукой, кто-то кричал в телефонную трубку. В толпе часто мелькали вооруженные люди в камуфляже. Ирма пыталась определить, кто они, но никаких опознавательных знаков на их униформах не было. Она поискала глазами, у кого бы можно было спросить о жилье. Но вряд ли кто-то из приезжих смог бы ответить на этот вопрос. Взяв за руки детей, Ирма направилась к торговым павильонам. В этой части площади толпилась местная публика. Возле пивных ларьков гудели подвыпившие мужчины. Из открытых окон небольших кафе пахло чем-то жаренным. Тут же, возле павильонов, расположились прямо на тротуаре те, кому, как и ей, было некуда идти в этом городе. Под рекламными щитами вытянулась цепочка лоточников. Ирма подошла к ближайшему лотку.

– Вы не знаете случайно, где сдаются комнаты? – Обратилась она к пожилой женщине, торгующей мочеными яблоками.

– Что, дочка, никто не встретил? – Сочувствующе спросила женщина.

– Некому встречать.

– Плохо. – Покачала она головой. – В это время трудно что-то найти. Ты сходи к поездам. Там обычно предлагают комнаты. Может, повезет.

На перроне было немного людей, очевидно, недавно отошел поезд, а следующий пока не ожидался. По платформе прохаживались патрульные, туда-сюда сновали работники вокзала. Двое мужчин неопределенного возраста ворошили урны в поиске пустых бутылок. На скамейках, воспользовавшись перерывом между поездами, отдыхали привокзальные торговцы. Ирма поискала среди них тех, кто сдает жилье, но таких не оказалось.

– Пирожки! С картошкой! С мясом! С рисом! – Непонятно для кого кричала на полупустом перроне женщина в замасленном переднике.

– Мама, я кушать хочу, – дернул за руку Ирму сын, указывая на котившуюся с пирожками тележку.

– Потерпи, мой родной… сейчас найдем, где переночевать, и я вас покормлю. – В сумке еще оставались бутерброды с колбасой, которые они не доели в дороге.

– Вы не видели здесь кого-нибудь, кто сдает комнату? – Спросила Ирма у сидевших на скамейке.

– Были две женщины. Ушли, наверное, куда-то. Ты подожди, через полчаса прибудет поезд, и они появятся.

Ирма усадила детей на скамейку и развернула бутерброды. Их оказалось всего три. Она разделила свой бутерброд пополам между детьми.

– Мама, а тебе? – Спросил Даня, с аппетитом дожевывая кусок.

– Я не голодна, – вздохнула тяжело Ирма.

– Ты специально так говоришь, чтобы нам больше досталось, – он подозрительно посмотрел на мать.

– Нет, конечно, мне действительно не хочется кушать.

Багровые всполохи окрасили небо над высоковольтными проводами станции, заскользив желтыми бликами по блестящей поверхности рельс. Ирма вздрогнула и напряглась.

– Что это там горит? – С беспокойством спросила она.

– Где? – Головы сидевших на скамейке повернулись в ту сторону, куда смотрела Ирма. – Ничего не горит. Это закат.

– Закат? – Ирма удивилась. За несколько дней, проведенных в подвале, она забыла, что бывает закат.

Объявили о прибытии поезда. Толпа отбывающих и провожающих высыпалась из здания вокзала и раскатилась по перрону как яблоки из опрокинутой корзины. К подъехавшему поезду ринулись и торговцы, наперебой предлагая свой товар. Запахло сладкой выпечкой, жареной курицей и вяленой рыбой. В толчее возле вагонов мелькнула табличка «сдается жилье». Стараясь не потерять ее из виду, Ирма протиснулась сквозь толпу и тронула за плечо женщину в пестрой кофте.

– Вы комнату сдаете?

– Сдаю. – Женщина окинула Ирму оценивающим взглядом, потом пристально посмотрела на детей. – Откуда приехали? – Бесцеремонно спросила она. – Документы есть?

Ирма показала ей свой паспорт. Она полистала его и с недовольным видом вернула назад.

– Беженцев не беру, – брякнула она и отвернулась.

– Почему? – Ирма почувствовала, как к горлу подкатывает комок. – Хотя бы на одну ночь… переночевать…пожалуйста…

Но женщина в пестрой кофте сделала вид, что не слышит ее, нарочито высматривая кого-то в толпе. Едва сдерживая слезы, Ирма побродила по перрону, в надежде увидеть еще кого-то с табличкой, однако жилья больше никто не предлагал. Дети устали и начали хныкать. Ничего другого не оставалось, как переночевать на вокзале. К большому огорчению Ирмы, все комнаты отдыха были заняты, и ей пришлось идти с детьми в зал ожидания.

Зал ожидания уже был забит людьми, хотя среди них реальных пассажиров, коротавших время в ожидании поезда, похоже, было не так уж и много. Их выдавали не только дорожные сумки и чемоданы, но и спокойная уверенность лиц. Кто же были те другие, угрюмо горбившиеся на лавках, как воробьи на ветках, Ирма только догадывалась. Она с трудом нашла два свободных места в самом углу зала. Сиденья рядом были завалены каким-то тряпьем, тут же стояла старая детская коляска. Женщина с лошадиным лицом, в махровом халате и домашних тапочках на шерстяной носок, кормила из бутылочки годовалого ребенка. Ирма посмотрела одетую по-домашнему женщину.

– Что смотришь? – Буркнула та недоброжелательно. – Это мой угол, и я здесь живу. Понятно?

– Простите. – Ирма смутилась. – Мы только до утра…

– Все здесь только до утра… – Оскалилась женщина. – Ночевать негде?

– Негде.

– Ладно. – Она уложила ребенка в коляску и отодвинула свои вещи, освободив еще два места. – Укладывай малых спать. На-ка одеяло.

– Спасибо.

– Спа-си-бо… прос-ти-те…, – передразнила женщина, – гляди какая интеллигентная, – сказала она то ли с насмешкой, то ли с завистью.

Ирма уложила детей и умостилась на сиденье рядом с ними, чувствуя дикую усталость. Она развернула купленную в киоске газету и принялась читать объявления о сдаче жилья.

– Слышишь, интеллигентная, – обратилась к ней новая знакомая, – посмотри за моим дитем, а я пойду в туалет постираюсь да помоюсь. Если что, то меня Любкой зовут.

Ирма отложила газету, пододвинула к себе коляску и огляделась по сторонам. Народа заметно прибавилось. Какие-то сгорбленные люди с клетчатыми сумками и мятыми пакетами время от времени заходили в зал и бродили между рядами в поиске свободного кресла. Некоторые сразу облюбовывали себе место под стенкой и укладывались прямо на пол, подстелив картонки. Напротив нее уселась цветочница, примостив возле себя большое пластмассовое ведро с нераспроданными цветами. Запахло клумбой. Цветочный аромат смешался с тяжелым запахом немытых тел и стал неприятно приторным. Ирма перевела взгляд на сидевшую рядом с цветочницей сухенькую старушку в трех заношенных свитерах, одетых один на другой поверх выцветшего фланелевого халата. Она доставала из кармана кусочки черствого хлеба и, положив их на грязную ладонь, жадно собирала ртом, стараясь не проронить ни крошки. Подросток, лет тринадцати, в рваных кроссовках на босую ногу и широкой не по размеру спортивной кофте прятал за пазухой скулившего щенка. Так же по-нищенски одетая женщина, бранясь, раз за разом отвешивала мальчишке оплеухи. По-видимому, это была его мать.

– Не просыпался? – Спросила возвратившаяся Любка.

– Нет. Спит. – Ирма осторожно отодвинула коляску на прежнее место.

– Ты сумочку-то свою спрячь себе под одежду, – посоветовала новая знакомая, – народ здесь вороватый, – вон Венька уже на нее прицелился. – Она погрозила кому-то кулаком. – Даже и не думай!

– Вы здесь всех так хорошо знаете? – удивилась Ирма.

– А то! – Засмеялась Любка. – Полгода уже тут живу. С тех пор, как муж из дому выгнал. А вон Валька полоумная, – она указала на женщину с подростком, которую Ирма уже успела заметить, – пятнадцатый год на вокзале, и сына здесь прижила.

Всю ночь Ирма боролась со сном, опасаясь за детей. Однако усталость ежеминутно одолевала ее. Она то проваливалась в забытье, то вдруг выныривала из полусна и тревожно оглядываясь по сторонам. Малейший шорох вынуждал прислушиваться, малейшее чье-то движение напрягало все тело, готовое в любую секунду столкнуться с опасностью. Самыми тяжелыми были часы перед рассветом, когда не просто хотелось спать, а казалось, что кроме сна не существовало больше ни одного желания, ни одного чувства, ни одной мысли.

Кое-как она дождалась утра. Разбуженный визгом поломоечных машин, зал ожидания просыпался нехотя. Недовольно зашевелились спавшие на полу постояльцы вокзала. Разминали ото сна шеи, проснувшиеся в креслах. Плакали не выспавшиеся дети. Вокзал снова наполнился привычной суматохой и гулом. Люди приезжали и уезжали, тянули свои баулы и чемоданы. Дикторы объявляли о прибытии и отправлении поездов. Из открывшихся ларьков пахло жареным кофе и свежей выпечкой.

Покормив детей горячим завтраком в одном из привокзальных кафе, Ирма развернула газету и принялась звонить по объявлениям. Но почти все, кому она звонила, под разными предлогами отказывали ей, или прямо заявляли о том, что не хотят связываться с беженцами. Наконец по одному из номеров ей ответил приятный женский голос, пообещав помочь.

– Мы беженцы и у нас немного денег, – предупредила Ирма.

– Вам повезло, – пропел приятный голос в трубке, – мы как раз занимаемся расселением беженцев. Вам нужно подъехать к нам в агентство.

В офисе агентства негромко играла музыка, наперебой, не замолкая, звонили телефоны. Не успела Ирма осмотреться, как бойкая девица, видно та, с которой она разговаривала по телефону, разложила перед ней печатные листы бумаги.

– Мы сейчас подпишем договор, – объяснила она, улыбаясь, – и всего за две тысячи гривен заселим вас в квартиру, которую вы сами выберете.

Ирма на мгновение засомневалась, но мысли о том, что им снова придется ночевать на вокзале, тяжело зашевелились в ее голове, пересилив все сомнения. Она посмотрела на своих детей, которые терпеливо ждали на диване, сложив угрюмо по-стариковски тоненькие ручки на коленях, и ее сердце сжалось от жалости к ним. Что она им скажет? Что нужно потерпеть еще? Но сколько?

– Ну что вы думаете, – убеждала девица, продолжая улыбаться, – это гарантия того, что вас не обманут. Подписывайте!

Пробежавшись глазами по тексту, Ирма наспех поставила подпись и отдала нужную сумму. Пересчитав деньги и спрятав их в ящик стола, девица принялась звонить по телефону, с кем-то о чем-то договариваться и что-то записывать в блокнот.

– Вот вам адреса, – сказала она, протягивая Ирме вырванный из блокнота клочок бумаги, – там вас уже ждут.

– А вы разве с нами не поедете?

– К сожалению, я не могу вас сопровождать, но вы не волнуйтесь, – заверила девица, – я всех предупредила.

Выйдя из агентства с договором в руках, Ирма уже представляла себе уютную, чуть пахнувшую пылью небольшую квартирку – желанное пристанище, пускай и временное. Она сделает уборку, приготовит ужин, постелет мягкие постели…

Но все адреса, по которым ее направила улыбчивая девица из агентства, оказались липовыми. Ей либо не открывали двери, либо отвечали, что квартира не сдается или уже давно сдана. Тщетно она пыталась дозвониться в агентство, на ее звонки никто не отвечал. Ирму душили слезы, она корила себя за свою доверчивость, ей было стыдно смотреть в глаза своим детям. Близилась ночь, а им снова не было где ночевать.

– А-а-а, интеллигентная, – встретила ее насмешливо Любка, – что, снова пришла? Так, гляди, здесь и пропишешься.

Она как будто напророчила. Ночью Ирма снова боролась со сном. Неприятности тяжелого дня еще переполняли ее, а страх перед тем, что может произойти, если она уснет, заставлял ее бодрствовать. Ежеминутно раздавались какие-то звуки: то дадут гудок локомотивы, то заскрипят тормоза вагонов, то прошипят электронные информаторы, оповещая о прибытии и отбытии поездов. Чтобы не уснуть, Ирма пыталась цепляться за эти звуки. Как только сон накатывался на нее, она вздрагивала, открывала глаза, осматриваясь вокруг, и, не обнаружив никакой опасности, снова опускала голову, прислушиваясь к звукам. Но, в конце концов, усталость взяла свое, и Ирма погрузилась в глубокий тяжелый сон, забыв обо всех опасностях.

Проснулась она от какой-то возни и криков, и испугалась, что проспала очень долго. За окнами уже брезжил рассвет. В зале завязывалась драка, двое бомжей что-то не поделили между собой и катались по полу, царапаясь и кусаясь. Ирма посмотрела на детей, шум не разбудил их, и они мирно спали, вздрагивая во сне. Дерущихся тут же разняли милиционеры с резиновыми дубинками, и сразу же началась проверка документов и проездных билетов.

– Вот сволочи, – злилась Любка, – нашли место для разборок. Теперь всех, кто без билета на улицу выгонят.

Ирма потянулась к сумке, чтобы достать свой паспорт, но под боком, где она ее прятала, сумки не было. Остался только обмотанный вокруг руки длинный ремешок.

– Эй, подруга, очнись! – Любка хлопала Ирму по бледным щекам. – Милиция! Здесь женщине плохо!

– Деньги…документы…сумку украли, – простонала Ирма.

– Вот курица, – выругалась Любка, – говорила же тебе, под кофту прячь.

– Пойдем в отделение, заявление напишешь, – предложил без особого энтузиазма милиционер.

– Как я пойду? – Ирма показала на спящих, прижавшихся друг к дружке детей. – Я утром напишу. Все равно уже не найдете.

– Ну, как знаете, – облегченно выдохнул он.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – ухмыльнулась Любка, когда милиционер ушел, – нас с тобой теперь хоть на улицу не выгонят. – Да не реви ты! Твои слезы здесь никому не интересны.

Ирма бессильно опустила голову. Тупое отчаянье сжало ее в своих тисках, не оставив ни надежды, ни выхода. Она вдруг осознала, что ей не под силу теперь выбраться из этого тупика, как не под силу было другим, застрявшем на этом вокзале на годы. Медленно, но неотвратимо она становилась одной из них…

– Девушка, поймите же, я не могу так долго ждать, – пыталась достучаться до сознания паспортистки Ирма, – мне срочно нужны документы…

– Здесь всем срочно нужны… вы не одна такая… – раздражалась она, – ваши документы будут готовы через месяц.

– У меня дети на улице живут, – чуть ли не плакала Ирма, – я оказалась в безвыходной ситуации. Ну что же мне делать?

– Откуда мне знать, что вам делать, – оставалась непреклонной паспортистка, – понаехали и качаете здесь свои права. А нам что разорваться? Не задерживайте очередь! Давайте, что там у вас! – Обратилась она уже к высокому плотному мужчине, стоявшему за Ирмой.

Мужчина неуверенно протянул паспортистке заполненные бланки и виновато посмотрел на растерянное лицо Ирмы. Ей стало невыносимо стыдно. Прожив неделю на вокзале, она перестала заботиться о своей внешности, и теперь, как казалось ей, вызывала в окружающих только брезгливость и презрение. Совсем новый жакет и кожаные туфли она выменяла у Любки на еду, и теперь стояла в старой вытянувшейся кофте и резиновых тапках. В Любкин «гардероб» ушло и два платья, пара чулок, футболка и джинсы – все, что у нее было из личных вещей. Единственное, что на ней осталось своего и говорило о благополучном прошлом – сережки с сапфирами. Это был подарок Максима, и она никак не могла с ними расстаться. Пришлось продать телефон и даже обручальное кольцо, но сережки были частью ее, и добровольно лишиться их, все равно, что отрезать себе ухо или палец.

Ирма взяла за руки детей и угрюмо побрела к выходу. Месяц! Еще целый месяц ей с детьми ютиться на вокзале. Жить по-волчьи, одним животным чутьем, и каждый раз ждать опасности от любого, такого же неприкаянного и бездомного, как она сама. Она там уже знала всех в лицо, и все же эти люди, живущие на вокзале, оставались для нее опасными. Опасным был и весь мир.

– Подождите! Не уходите! – Услышала она за спиной. – Это я вам говорю, девушка с детьми!

Она оглянулась. Ее догнал тот плотный мужчина, что стоял за ней в очереди.

– Что вам нужно? – Напряглась Ирма, готовая в каждую секунду отразить опасность.

– Я могу вам помочь… с документами…, – отдышавшись, сказал он.

Ирма недоверчиво посмотрела на него, все еще не понимая, что от нее хотят.

– Правда-правда, – волновался незнакомец, – вы только напишите мне свою фамилию и имя, – он протянул Ирме блокнот и ручку, – и еще адрес.

– Адрес? – Она смотрела на него непонимающими глазами.

– Да, адрес. Ну, где вас можно найти…

– На вокзале! – Ирма вернула ему блокнот с ручкой, ничего не написав.

– Как на вокзале? Вы там живете? С детьми? – Он немного растерялся.

– Да. – Ирма иронично улыбнулась. – Разве по мне этого не видно?

Минуту мужчина что-то обдумывал, потом снял с плеча Ирмы дорожную сумку, которую она везде носила с собой, и повесил себе на плечо.

– Пойдемте, – сказал он решительно.

– Куда? Что вы делаете? Зачем вы забрали мою сумку? Оставьте нас! Там нет ничего ценного! Я сейчас милицию позову!

– Простите! Я не подумал, что вы решите, будто я хочу вас ограбить. – Он поставил сумку на землю. – Вы все не так поняли. Я просто хочу вам помочь. Пойдемте ко мне домой. Вам нечего бояться. Дома жена и дети.

– Домой? – Это слово подействовало на Ирму почти магически. Оно звучало как защита, как надежда, как сама жизнь. – Как же… я ведь вас совсем не знаю. Мы даже не знакомы.

– Павел, – незнакомец улыбнулся, – Павел Никитин. А вас как зовут?

– Ирма. Просто Ирма.

– Вот видите, теперь мы знакомы. Ну, так пойдемте? – Он снова повесил сумку себе на плечо.

Ирма больше не сопротивлялась. Своим внутренним чутьем, обострившимся у нее до звериного, она не чувствовала от этого человека никакой опасности. Этим чутьем она жила в последнее время, и это чутье ее не подводило.

– Зачем вы это делаете, Павел? – Успокоившись, спросила она.

– Вон их жалко стало, – кивнул он на детей, – у меня двое таких же, тоже мальчик и девочка, и тоже погодки. Я как представил, что мои бы дети вот так же могли оказаться на улице и им бы никто не помог…

…Очнувшись от воспоминаний, Ирма тяжело вздохнула. Она не заметила, как снова уснули дети, успокоившись в ее объятиях. Гроза не унималась, время от времени ослепляя взблесками молний и оглушая раскатами грома. В водосточных трубах шумно бурлила дождевая вода, заливая потоками узкие дорожки. Любая боль, какой бы сильной она не была, когда-нибудь притупляется. Дело только во времени. Она чувствовала, как с дождевыми потоками по размытым дорожкам уплывают ее страхи.

На следующее утро, Ирма пошла к Никитину. Она взяла с собой пакет с деньгами Крона. Он так и не появлялся, и эти деньги мучили ее. Хотя на самом деле причина была не совсем в деньгах. Она надеялась хоть что-то разузнать о Кроне, но не хотела в этом признаваться самой себе.

– Что-то случилось? – Никитин удивился раннему визиту Ирмы. – С детьми все в порядке?

– Все нормально, – успокоила его Ирма, – у меня к тебе небольшая просьба. – Она выложила на стол сверток. – Это деньги Андрея, он мне их отдал, когда уезжал. Я не знаю, что с ними делать. Ты бы мог их ему вернуть, когда он появится?

– Подожди… – Никитин, соображая, потер лоб. – Я не совсем понял. Он дал тебе их на хранение?

– Нет, просто дал. Сама не понимаю, как так получилось, что я их взяла, – оправдывалась Ирма, – Я хочу все отдать обратно.

– Давай сейчас выпьем по чашечке кофе и подумаем. – Никитин включил газ и поставил турку на огонь. – Тебе с корицей, как всегда? – Помешивая кофе, он о чем-то сосредоточенно думал. – Раз он тебе их отдал, значит, хотел, чтобы ты ими воспользовалась. Так? Сколько их там?

– Не знаю. Я не разворачивала.

– Тогда давай это сделаем вместе. – Никитин снял турку с газа и развернул сверток. – М-да, сумма довольно внушительная. – Сказал он озадаченно. – Не думал, что Андрюха способен на такой широкий жест. Это, наверное, все, что у него было.

– Вот видишь теперь, что я не могу взять эти деньги.

– Видать, действительно он испытывает к тебе серьезные чувства, – заключил Никитин.

– Ты так думаешь? – Неуверенно спросила Ирма.

– О, женщина, какие еще доказательства тебе нужны?! – Он иронично поднял бровь. – И если ты не возьмешь эти деньги, то обидишь моего друга в его лучших намерениях!

– Нет! Нет! Я никак не могу их взять! – Запротестовала Ирма. – И, к тому же, что мне с ними делать?

– Об этом мы сейчас подумаем! – Никитин налил кофе в чашки. – Когда не знаешь, как поступить, нужно выпить кофе, успокоиться и подумать. Это мое золотое правило.

Он пригубил чашку с кофе и задумался. Наступило молчание. Было слышно, как по оконному стеклу тоненькими коготками скребутся ветки старой разросшейся ели.

– Есть у меня одна мысль! – Сказал, наконец, Никитин, допив кофе и поставив пустую чашку на стол. – Только сначала можно я задам тебе вопрос? Сможешь мне на него ответить?

– Постараюсь, – кивнула она головой.

– Ты его любишь?

– Я? – Ирма смутилась, чувствуя, как ее обдало горячей волной стыда. Она хотела тут же запротестовать, но поняла, что румянец, предательски вспыхнувший на щеках, уже выдал ее. – Мне, кажется, что да.

– Тогда слушай…

Никитин говорил очень долго, излагая свою затею. Ирма сначала возражала ему, но потом стала соглашаться с его мыслями. Расстались они оба разгоряченные разговором, но довольные тем, что задумали.

Глава 8. ПРОНИКНОВЕНИЕ

Покинув убежище ковчега, к полудню следующего дня Вахак, наконец, добрался до того места, где оставил своего друга. Он еще надеялся, что Али ждет его, но заглянув в пещеру, обнаружил ее пустой. Вахак поворошил рукой золу в костре, земля под ней еще хранила тепло. Возможно, ушел на рассвете, поразмыслил он. Это его опечалило, но в тоже время Вахак подумал, что если ушел, то, по крайней мере, жив. Но какова же была его радость, когда, выйдя из пещеры, он услышал знакомое пение. Али возвращался с охоты, держа в обеих руках по куропатке. Завидев Вахака, он подскочил от радости, и, бросив добычу на землю, возвел руки к небу.