Пелагея

– Почему всё жёлтого цвета? Вы любите этот цвет? – поинтересовался я.

– Тут все предметы из чистого золота. Я не то, чтобы люблю, просто так положено.

– А как же, – я ещё раз оглядел пещеру, – вы питаетесь?

Вместо ответа девушка подошла к излучающий желтоватый оттенок воде и протянула мне левую руку, как бы приглашая. Я положил рядом с ковром зонт и дождевик. Достал телефон и ключи, бросил их на ковёр.

– Вы хотите зайти в воду? Может, мне снять одежду?

– Не надо, – покачала она головой, – подойдите ко мне.

Я сделал так, как она просила. Пелагея взяла меня за руки и стала медленно двигаться назад, постепенно уходя в бурлящую воду. Чем дальше она шла, тем глубже мы погружались в воду. Остановилась девушка только тогда, когда над поверхностью воды остались только наши головы. Пелагея улыбнулась мне, отпустила мои руки и полностью погрузилась в воду. Я набрал побольше воздуха в лёгкие и тоже последовал её примеру.

В тёплой и жёлтой воде синие глаза Пелагеи отдавали темно-зелёным цветом. Она улыбалась и, как мне показалось, дышала под водой. Я подумал, что это бред, такое невозможно. Но при этом чувствовал: воздуха в лёгких становится всё меньше и меньше. Ещё немного, и мне придётся всплывать. Пелагея, всё так же невозмутимо улыбаясь, наблюдала за мной. Мне же с большим трудом удавалось сдерживать дыхание, и поэтому я решил всплыть, но красавица вцепилась в меня, не позволяя мне этого сделать. Я, нахмурившись, смотрел на неё, а в ответ получил её успокаивающий взгляд, как будто шептавший: «Доверься мне».

И я вдохнул…

…Не знаю, как объяснить такое, но я дышал. Дышал под водой. Заметив моё замешательство, Пелагея улыбнулась и всплыла. Вслед за ней всплыл и я.

– Как такое возможно? – спросил я, пребывая в восторге.

– Всё в этом мире возможно, – ответила девушка и вышла из воды на поверхность.

Я тоже вышел. Тут меня ждало новое потрясение. Оказалось, что моя одежда вовсе не намокла. И даже доселе мокрые кроссовки высохли. Я присел на корточки и засунул руку в жёлтую воду. Кожей я её чувствовал: тёплая, бурлящая, жидкая. Но когда обратно достал руку: она не была мокрой.

– Дьявольщина, – пришёл я к выводу.

– Древняя магия, – сказала Пелагея и подошла к золотому столу.

Девушка взяла со стола маленькую шкатулку, потом направилась к ковру, села и пригласила меня. Я сбросил кроссовки и присел рядом.

– Кто вы?

– Ты должен сам это вспомнить, – ответила она, переходя на «ты».

– Вспомнить что?

– Кто я. Кто ты.

– Я знаю, кто я.

– Ты уверен? – открыла она шкатулку.

– Хм. Если ты знаешь, кто я, тогда расскажи, – тоже перешёл на «ты».

– Не могу. Меня просили не делать этого. Ты должен вспомнить сам. Тебе предстоит сделать выбор. Открой рот.

– Зачем?

– Я не могу тебе рассказать правду, но могу помочь её вспомнить.

Мне пришлось сделать, как она просила. Пелагея положила мне в рот что-то круглое и вязкое, по вкусу напоминающее землянику.

– Что это? – поинтересовался я, дожёвывая.

– Нить, соединяющая твои жизни.

– Если это магия, – сказал я, показывая на бурлящую воду, – то ты тогда ведьма?

– Нет, – рассмеялась Пелагея. Потом улыбку сменила печаль, – но ведьма приложила к этому руку.

Я хотел задать следующий вопрос, но моё сознание помутнело, и перед глазами все поплыло. Словно через пелену дыма, я видел только силуэт Пелагеи, как она поднялась, подошла к стене напротив и по стёршейся лестнице взобралась на выступ, где был постелен второй ковёр. Она свернулась там калачиком и до меня, словно далёкое эхо, донеслись её слова:

– Началось. Не сопротивляйся.

После этого меня поглотила тьма.

Потом был взрыв, сопровождающийся ярким светом. Мой слух уловил ржание и топот коней, лязги мечей. Я увидел, что нахожусь на поле боя, где воздух был пропитан пылью, кровью, стонами и криками людей.

– Принц, вы в порядке?

Кто-то помог мне встать. Я чувствовал непривычную тяжесть доспехов.

– Нам нужно бежать. Их слишком много. Сами мы не справимся.

– Нет! – крикнул я, высвобождая свою руку. – Будем биться до конца! Подмога прибудет.

После этих слов я поднял меч и бросился на атакующих нас противников.

Я словно смотрел кино, видел происходящее глазами главного героя, но был не в силах вмешиваться.

Враги превосходили нас численностью. Я видел, как один за другим погибали в неравной битве мои воины. Их смерть болью отдавалась в сердце, но я продолжал биться, зная, что помощь в пути. Нужно всего лишь чуть-чуть продержаться. Того требовал мой долг. Иначе, если враги прорвутся, то смертей будет ещё больше. Могут пострадать невинные, а я не мог этого допустить.

– Принц, осторожно! – предупредил меня один из моих воинов.

Я смог отбить атаку врага, целившегося копьём в мои ноги, но атаку двух других мне отразить не удалось. Я почувствовал острую боль в ногах и упал на колени. Мои люди взяли меня в кольцо, защищая своей грудью, но кольцо довольно быстро разбили сотни мечей врагов. Двое вражеских солдат вывернули мои руки назад. Кто-то снял с меня шлем.

– Он мой! – услышал я чей-то грубый голос.

Ко мне подошёл здоровенный воин в чёрных доспехах. Из-под его шлема можно было заметить рыжую бороду. Он поднял забрало шлема. Острие его взгляда было пропитано злобой и ненавистью.

– Ну вот и всё, принц! Мои люди перебьют всех мужчин и детей твоего народа, а женщин будут насиловать до тех пор, пока не пресытятся ими, а после избавятся и от них.

– Нет! – кричал я, пытаясь вырваться.

Но люди этого изверга крепко держали меня.

Здоровяк двумя руками взялся за рукоять меча, поднял его над головой, блеснуло острие меча, после чего его руки стремительно опустились вниз.

***

1. Отсылка на рассказ автора «Призраки». (примечание автора)

Глава 3

За секунду до того, как острие меча должно было коснуться моего лба, время остановилось. Я услышал чарующую музыку, которая доходила до моего слуха, как будто издалека. Поле боя, враги, меч врага – всё растаяло, словно дым, и я снова оказался в пещере. Я привстал и повернулся к источнику звука. Пелагея играла на арфе. Я хотел похвалить её за хорошую игру, но моё сознание снова помутнело, стены помещения растаяли, и я оказался во внутреннем дворе большого старинного замка в числе двух десятков принцев из соседних королевств.

– Говорят, она настолько красивая, что мужчины падают в обморок, – доносились до меня слова сквозь гул голосов, топот и ржание коней.

– А я слышал, это из-за проклятия так происходит.

– Как я понял, – говорил третий голос, – проклятие сняли.

– Ну вот и посмотрим. Только не понятно, почему нас заставляют так долго ждать?

Оставляя принцев с их догадками, я решил пройтись, дабы осмотреться. Пройдя через высокую арку, я очутился в цветочном саду, где до меня донеслись звуки арфы. Заворожённый божественной мелодией, восхищённый красотой и одурманенный запахами сада, я шёл, направляемый музыкой. Словно сад – это море, я – корабль, а музыка была для меня маяком. И чем ближе я подходил, тем громче становилась музыка.

Я вышел к небольшой веранде, где, окружённая прислугой, на арфе играла девушка. Её длинные золотистые волосы были распущены и почти что достигали пола. Меч, висевший у меня на поясе, лязгнул по моим доспехам, и все присутствующие обернулись. В том числе и девушка, которая играла на арфе. Ею оказалась Пелагея.

Время снова остановилось. Картинка перед моими глазами задрожала и постепенно испарилась. Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на шёлковом ковре, глядя на каменный потолок. Я приподнялся. Пелагея сидела перед зеркалом за золотистым столом и что-то перебирала в большой шкатулке.

– Сколько я проспал?

Девушка посмотрела на песочные часы и ответила:

– Всю ночь. И половину утра.

– Что за видения были у меня?

– Ты должен сам это понять и осознать.

Она резко повернулась ко мне. Лицо её было радостным.

– Нашла.

В руках она держала золотую ленту. Я эту ленту уже видел. Она была на моей левой руке поверх доспехов в первом видении на поле боя.

Пелагея подошла ко мне и присела рядом. Попросила вытянуть левую руку и обвязала ленту вокруг кисти. Красный камень золотого кольца на руке Пелагеи оживился и засверкал.

– Нам пора выходить, – сказала она и направилась к проходу.

Я собрал свои вещи и пошёл за ней. До нас доносился грохот, который эхом пронёсся по узкому проходу. Видимо, впереди снова образовался проём. Так и оказалось. Мы вышли на поляну. Погода снаружи была тёплой и приветливой. Пахло дождём и свежестью леса. Пелагея глубоко вдохнула воздух. Потом направилась в сторону высоких кустов и, раздвинув их, вышла к речке. Я последовал за ней. Девушка без предупреждения стала сбрасывать с себя сарафан. Я отвернулся. По всплеску я понял, что она ушла под воду, поэтому спокойно обернулся.

– Идём, – позвала она, – только на этот раз снимай одежду.

Положив зонт, ключи и телефон на траву, я разделся до нижнего белья и пошёл к воде.

– Раздевайся полностью.

Я смущённо взглянул на неё, она же засмеялась и отвернулась. Я сбросил остаток одежды и быстро спрятал свою наготу в приятно-прохладной речке.

Пелагея подплыла ко мне.

– Магическая вода полезная, но она никогда не заменит настоящую.

– Ты мне объяснишь, что за видения у меня были?

– Я же сказала, тебе нужно самому это понять. И желательно поскорее.

Красивое лицо Пелагеи находилось так близко, что мне вдруг захотелось прижаться к ней и поцеловать в алые губы. Видимо, она почувствовала мой порыв, поэтому отплыла от меня на некоторое расстояние. По восторженному выражению её лица можно было предположить, что ей всё-таки не хватает настоящей воды в её «доме». Длинная коса, обвитая вокруг её тонкой талии, походила на золотистую змею, заключившуюся в свои тиски жертву.

«Хорошо, – подумал я, не отрывая от неё своего взгляда, – она просит, чтобы я сам понял значение моих видений. Попытаюсь».

Писательская работа в целом в том и состоит, чтобы видеть причинно-следственную связь там, где она на первый взгляд отсутствует.

Припоминая некоторые слова Пелагеи, например, «нить, соединяющая твои жизни» и то, что мне нужно вспомнить, кто я, плюс добавить сюда мои видения, то получалось, моё ощущение уверенности, что я знаю Пелагею давно, было правильным. Видимо, как бы это безумно ни звучало, в прошлой жизни я был принцем, а Пелагея принцессой. И судя по тому, что я к ней сейчас чувствовал, возможно, мы когда-то давно любили друг друга. Это все получается, исходя из второго видения. Но вот значение первого видения понять я так и не смог.

Я подплыл поближе к Пелагее, чтобы рассказать о своих умозаключениях, но меня отвлекла сороковая симфония Моцарта. Это звонил мой телефон. В своём необычном приключении я напрочь забыл о матери. Я быстро подплыл к берегу, выскочил, натянул на мокрое тело трусы, лихорадочно стал искать телефон, нашёл его прятавшимся под моей одеждой и ответил на звонок:

– Миха, здорово! Ну как вы там?

Я слышал, как Пелагея тоже вышла из воды. Слышал, как зашуршала её одежда.

– Марсель, дружище, плохо дело, – голос Михаила дрожал.

– Что случилось?

– Вчера ночью маме стало не по себе. Пришлось вызывать скорую…

– Что с мамой?

– Врачи говорят, ей осталось несколько дней.

– Я могу с ней поговорить? – сердце сжалось до маленького комочка, готового взорваться тревогой и болью.

– Нет. Она со вчерашнего вечера не приходила в сознание. В общем, рейсов на сегодня нет, я позаботился и заказал для тебя билет на поезд. Он у тебя на почте.

– Хорошо. На какое время билет?

– На шесть часов.

Я посмотрел на часы на дисплее, время было одиннадцать утра.

– Хорошо. Ждите меня. И…

– Да?

– Может, всё обойдётся?

– Я тоже молюсь об этом, дружище.

Я взглянул на Пелагею и принялся натягивать на себя остальную одежду.

– Что случилось? – спросила она почти что шёпотом.

– Мама в тяжёлом состоянии. Прости, мне нужно ехать в Москву. Но… я вернусь… обещаю.

Пелагея ничего не ответила. Я полностью оделся. Убрал телефон, ключи и золотистую ленточку в карман. От речки мы перешли на поляну. Кольцо с красным камнем на пальце девушки стало испускать слабое свечение. Пелагея молча подошла к скале.

– Пелагея, – обратился я к ней, так как меня угнетало её молчание.

– Для короля его собственная жизнь не имеет значения. Главное это жизнь подданных. Их безопасность.

– Ты о чём?

– Ты сделал выбор, – вместо ответа сказала она и дотронулась до скалы.

Каменная глыба вздрогнула. По зелёной поверхности пошли трещины. Облако пыли устремилось к небу. Часть поверхности сдвинулось, образовав проём.

– О каком выборе речь? Пойми, это же моя мама… она мне дорога, как… как и ты теперь. Когда все прояснится, я обязательно вернусь. Обещаю!

Пелагея вошла в образовавшийся проход и сказала:

– Ты и тогда поступил правильно. И сейчас поступаешь, как надо. Я тебя дождусь.

Снова послышался грохот, и проём стал закрываться. Прежде чем Пелагея исчезла полностью, я успел увидеть слезы на её глазах.

К хижине я шёл в прескверном настроении. Чувствовал себя виноватым за слёзы Пелагеи, но и пренебречь здоровьем матери я ведь не мог. Врачи, конечно, те ещё паникёры. Только и знают, что давать отрицательные прогнозы больному человеку. Но я был уверен, что всё обойдётся и у меня, после того как маме станет лучше, получится по-быстрому вернуться в Крым.

Когда я уже почти подошёл к хижине, мной снова овладело сомнение. А была ли Пелагея? Доставая ключи из кармана брюк, я вместе с ними достал и золотую ленту. Вот оно доказательство тому, что моя встреча с девушкой произошла на самом деле, а не была плодом фантазии.

Сменив одежду и собирая в чемодан всё самое необходимое, я поймал себя на мысли, что не голоден и это несмотря на то, что вчера не ужинал и ещё не завтракал.

Когда я забирал зубную щётку, то непроизвольно посмотрел на себя в зеркало и замер. Не веря своим глазам, я приблизил лицо. Седые волосы, которые потихоньку начинали отстаивать своё место среди чёрных волос бороды, вдруг куда-то исчезли. А морщины на лице разгладились, будто я помолодел на несколько лет.

«Неужели это влияние Пелагеи?» – возникла мысль.

Вернувшись в гостиную, я позвонил хозяевам хижины и сказал им, что мне нужно срочно возвращаться в Москву, но я готов оплатить своё проживание на всё лето. Они согласились и вызвались отвезти меня до вокзала.

Я сел за стол, распечатал билет, любезно предоставленный Михаилом, и открыл редактор. Ко вчерашним записям добавил своё ночное приключение. Потом позвонил Михаилу, чтобы узнать о состоянии матери. Он ответил, что она пока ещё не приходила в себя.

Ближе к четырём дня приехали хозяева хижины. Помогли мне загрузить чемодан, довезли до места назначения и, пожелав скорейшего выздоровления маме, уехали.

Всю дорогу в поезде мои мысли, словно тушканчики, беспрерывно прыгали от переживаний за маму до тоски о Пелагее и обратно. Мне не удавалось сосредоточиться на чём-то одном. Я теребил в руках золотую ленту, чтобы мои сомнения больше не могли взять меня в плен. Молил небеса, просил тех, кто там наверху, чтобы они сжалились над моей матерью и дали ей возможность пожить ещё. Из-за моих переживаний голоса и лица пассажиров поезда потеряли свою чёткость, будто весь путь был покрыт туманом, словно я спал, а не бодрствовал.

До дома я добрался на следующий день ближе к трём ночи. Дверь мне открыл Михаил. Круги под глазами говорили о том, что он не спал всю ночь. Мы с ним обнялись. Он помог мне с чемоданом. Сказал, что жену и детей отпустил домой. Мама за весь день ни разу не открыла глаза, но он каждые полчаса заходил, чтобы проследить за её дыханием. Поблагодарив его, я направился в сторону комнаты матери. Сквозь тишину спальни с большим трудом можно было услышать её слабое дыхание. В комнате не горел ночной светильник. Только лунная полоска света, проникающая через окно, освещала нанесённые старостью линии морщин на лице. Рядом с её кроватью стоял стул, на который я сел и сжал левой рукой ладонь матери. Всегда тёплая рука мамы на этот раз была холодной. Я прижал её руку к своей щеке. Она шевельнулась, открыла глаза и посмотрела на меня.

– Боже мой, мама! – обрадовался я. – Ты испугала меня и Миху.

И принялся целовать руку матери.

– Марсель, – едва слышно сказала она, – прости меня.

– За что, мама? Это ты меня прости, что оставил тебя и уехал.

– Вчера приходил твой отец и всё мне объяснил. Он помог мне вспомнить одну из прошлых жизней.

– Отец? – сердце моё сжалось. Ведь он давно умер.

– Да. Он сказал, чтобы я попросила у тебя прощения. Иначе мы с ним не сможем быть вместе.

– Мама, мне не за что тебя прощать. Но если тебя это успокоит, я тебя прощаю.

– Я думала, что все предусмотрела. Я радовалась тому, что смогла вас разлучить…

– Мама, о чём ты?

«Видимо, из-за очередного приступа, сознание мамы помутнело», – думал я.

– …Была уверена, что даже после моей смерти вы никогда не сможете быть вместе, – продолжала говорить мама.

– Теперь всё хорошо, мамуля, ты пришла в себя. Это главное!

– Но никто не сравнится с Великим Магом, – будто не слыша мои слова, продолжала мама, – я предусмотрела всё, кроме одного: что когда-нибудь стану твоей матерью. Прости меня, Марсель.

– Мне не за что тебя прощать, мамочка, – говорил я, поглаживая правой рукой ставшую ещё более холодной руку матери.

– Но теперь вы сможете быть вместе. Будь счастлив, мой малыш.

– Главное ты поправляйся, мамочка.

Мама улыбнулась и отвела взгляд в сторону окна.

– Твой отец пришёл за мной. Прощай, мой хороший, – и закрыла глаза.

– Мама! – кричал я, – мама, нет, открой глаза, мамочка!

Но она меня больше не слышала.

Я прижал холодную руку мамы к щекам и заплакал. Мои слезы, стекая по лицу, падали на её руку.

На мой крик вбежал Михаил. Все поняв без слов, он положил руки мне на плечи и сказал:

– Мужайся, дружище, – голос его дрожал.

Я слышал, как он плакал вместе со мной.

Глава 4

После похорон я задержался в Москве ещё на один месяц. Родители, будучи живыми, просили меня, когда наступит тот неминуемый для любого человека скорбный день, похоронить их рядом друг с другом.

Я выполнил их просьбу. Маму положили рядом с отцом.

Сколько бы я ни размышлял, я так и не понял, к чему были сказаны последние слова матери и за что она просила прощения. Пришёл к выводу, что, возможно, те слова были сказаны в предсмертном бреду, когда человек не совсем осознаёт, что говорит.

Как же я ошибался…

Издатель в лице своего доверенного редактора дал мне отсрочку с написанием романа.

Первые дни после смерти мамы все мои мысли были о ней и о папе. Мыслей о Пелагее я старался избегать, так как чувствовал себя виноватым перед ней. Конечно, я обещал вернуться, не называя точной даты. И всё же ощущал себя предателем.

Но если я мог управлять своим сознанием, когда бодрствовал, то во сне мне этого не удавалось сделать. Те два месяца, что я был вынужден пребывать в Москве, каждую ночь мне снилась Пелагея. Я видел её заплаканные глаза. Печальное лицо. Видел, как она каждое утро или ночь выходит из пещеры в надежде увидеть меня, но, поняв, что меня нет, расстраивается. В конце концов, думая, что я не сдержал своё обещание, она в итоге перестаёт выходить наружу.

Я вступил в права на собственность одновременно с августом. Первые дни летнего месяца были не по-летнему дождливыми и холодными, словно транслировали в мир всю ту боль и слёзы, что я сдерживал внутри.

Единственной хорошей новостью за всё это время был звонок владельца хижины. Он выразил свои соболезнования и сказал, что хочет продать хижину, так как они с женой решили переехать в Европу. И, зная мою любовь к этому месту, предложил мне выкупить дом. Я согласился. На моём счету хоть и была приличная сумма денег, но её для выкупа не хватило бы. Я решил продать квартиру в Москве. Михаил поначалу меня отговаривал, но, смирившись с моим решением, как настоящий друг помог мне продать квартиру быстро и дорого. Я же пообещал ему, что буду периодически их навещать, да и самого просил приезжать почаще ко мне в гости.

В середине августа я въехал в хижину уже как владелец.

Погода в Крыму в отличие от Москвы была тёплой и не такой пасмурной. Часы показывали девять вечера. Сердце, которое теперь полностью, а не наполовину, принадлежало Пелагее, стучало нетерпеливо и рвалось в сторону леса. В те редкие минуты, когда я всё же думал о Пелагее, я в своих размышлениях пришёл к одной мысли о закономерности. Пелагея выходила из своего «дома» всегда или утром, или ночью. Примерно к одиннадцати. Из чего я сделал вывод, что мне лучше идти в лес ближе к этому времени. Но терпения хватило только на полчаса. В девять тридцать я уже шёл в сторону леса.

Природа встречала меня шелестом листьев, букетом знакомых запахов, сладкозвучным пением птиц и ощущением тревоги. Не обращая внимание на неприятное беспокойство, я вышел на ставшую для меня родной поляну. Подошёл к скале, покрытой зелёным мхом. Дотронулся до холодной поверхности и, приблизив лицо, сказал:

– Пелагея, я вернулся!

Ничего не произошло. Скала не вздрогнула. Не образовался проём.

«Рано, – успокаивал я себя, – надо подождать».

Я сел под дугообразным деревом. Достал телефон. Время было десять часов вечера. Через час она, если я правильно вывел закономерность, должна будет выйти.

Час, словно ястреб, стремительно пролетел, а следом за ним умчался ещё один ястреб, потом ещё один и ещё один, но Пелагея так и не вышла. В три часа ночи я, огорчённый и потерянный, добрался до хижины. Уснуть мне удалось только к пяти. Будильник на часах я поставил на десять часов утра.

Проснувшись утром, я, не завтракая и даже не чистя зубы, выбежал из дома и побежал в лес. Но ни в одиннадцать, ни в последующие часы Пелагея не появилась.

Возвращаясь к хижине, я подумал, что нужно написать письмо на языке Пелагеи и оставить на видном месте возле скалы.

Весь день я занимался тем, что, припоминая письменный древнегреческий, писал письмо. Писал я от руки. Первое письмо показалось мне слишком длинным, поэтому я скомкал его и выкинул. Второе письмо получилось слишком эмоциональным. Третье вышло сухим. Только четвёртая попытка меня удовлетворила.

Вечером позвонил редактор, который меня курировал, он ещё раз выразил соболезнования, извинился и спросил, готов ли я продолжить писать. Я ответил, что готов. И для успокоения своей совести я, после того как закончил с ним говорить, сел за ноутбук и накидал план десяти глав. К концу десятой главы время перевалило за десять вечера.

Я схватил письмо, маленький фонарь, ключи и вышел из дома. Но и на этот раз мой поход ничего не дал. В час ночи я сложил лист письма надвое, положил рядом со скалой, прижал камнем и ушёл.

Все последующие дни также были безрезультатными. Письмо так и лежало там, где я его оставил.

Ещё через два дня закончилась еда. Вечером я прихватил рюкзак, вышел из дома и направился в сторону автострады. Перейдя дорогу и пройдя широкое поле, я дошёл до ближайшей деревни. Неоновая вывеска с надписью «Продукты» призывно светилась. На улице никого не было, кроме девочки примерно двенадцати лет. Из-за слабого освещения мне не удалось разглядеть её лица. Возле её ног сидели четыре собаки, которым она что-то рассказывала. И как будто выслушивая их ответ, продолжала вести с ними беседу.

«Вот у кого нужно учиться воображению, – подумал я, – дети самые большие фантазёры!»

Продавщица магазина, полная женщина средних лет, была со мной на редкость тепла и вежлива. Я накупил себе продуктов. Потом мой взгляд упал на бутылки вина. Отец у меня был из бывших боксёров, поэтому в нашей семье культивировался здоровый образ жизни, благодаря чему у меня нет пристрастия к курению или к алкоголю. Но сейчас мне хотелось напиться и забыться, как часто поступали герои моих историй. Я попросил три бутылки красного вина, расплатился и вышел. К тому времени и девочка, и собаки куда-то испарились.

Дома я приготовил себе ужин, налил полный бокал вина и приступил к трапезе. Красное полусладкое оказалось на удивление вкусным. После первого бокала последовал второй, а затем третий и четвёртый. Но мне этого показалось мало, и я открыл вторую бутылку.

А потом я отключился.

Утром меня разбудила головная боль. Болело так, словно в голове собрались в хоровод тысячи и тысячи шаманов и принялись вытанцовывать мистический танец, постукивая при этом изнутри своими палками по моей черепной коробке.

Нет, для меня истина не в вине! Лучше я буду отвлекаться от тягостных мне мыслей за написанием романа, который по срокам я вообще-то должен был давно сдать.