Нексус

Дмитрий Романофф

Бабло

Пролог

Набережная дышала осенним холодом. Вода в каналах, чёрная и тяжёлая, билась о камни, словно пыталась вырваться из вековых оков. Пол шёл, застегнув пальто на все пуговицы, но озноб пробирал до костей. В кармане жгло телефоном, где лежало сообщение от Ивана.

Он остановился у перил, глядя, как в воде пляшут отражения фонарей. Они напоминали свечи на ветру, готовые в любой момент погаснуть. Так и его репутация, которую он строил годами, и сотни миллионов евро под управлением. Теперь один шаг отделял его от пропасти. Или от вершины?

«Миллиардер или изгой. Другого не дано», – звучало в голове.

Перед глазами всплыл отец, банкир с ледяным взглядом, бросающий десятилетнему Полу монету:

– Жизнь – это выбор, сынок. Орёл – ты выиграл. Решка – проиграл. Но запомни, что иногда лучше не бросать вообще. Он тогда не понял, зато теперь понимал слишком хорошо.

Пол остановился, глядя, как в воде гаснут отсветы фонарей. В голове всплывали цифры, где чётко сияли надписи: девяносто семь процентов точности в тестах, двенадцать миллисекунд на принятие решений, сорок семь процентов доходности за квартал.

Ветер донёс обрывки речи с прогулочного катера: «…и здесь в семнадцатом веке торговали тюльпанами за миллионы…» Пол усмехнулся. История повторялась, но теперь вместо цветов были строки кода, а вместо купцов стояли серверы.

Если правительство поймёт, что он манипулирует ими… Он представил заголовки: «Пол Ванденберг обвинён в цифровом мошенничестве». Лицо отца банкира, холодное, как мрамор надгробий, мелькнуло в памяти. Пол достал телефон, открыл папку «Янус». Кнопка «Запуск» светилась кроваво-красным.

– Достаточно одного клика. Станешь богом или дьяволом, – думал он. – Или просто ещё одним дураком, который думал, что умнее всех.

Палец замер. Где-то за спиной прошаркал старик рыбак. Пол закрыл приложение и набрал номер управляющего:

– Я иду в офис. Жди меня.

Пол шагал по мраморному холлу, где эхо его шагов смешивалось с мерцанием голубых неоновых строк на стенах были котировки, курсы, прогнозы. Каждая цифра напоминала ему о счёте в восемьдесят миллионов евро. Сумма кружилась в голове, как ядовитая змея. Столько ушло на строительство дата центра Януса и бетонного колосса под землёй, напичканного серверами, которые жрали энергию целого района. А ещё это были закрытые отделы, уволенные аналитики, проданные дочерние компании… Всё было сделано ради того, чтобы создать самую передовую нейросеть на планете!

За стеклянной стеной, будто гигантская кровеносная система, мерцали огни мегаполиса. Пол стоял у окна, сжимая в руках распечатку с графиками, которые напоминали кардиограмму умирающего пациента. За спиной раздался щелчок зажигалки. Мэт, развалившись в кресле из чёрной кожи, выпустил кольцо дыма. Сигара пахла дорогим табаком и беспечностью.

Коридор к залу напоминал тоннель в будущее, где стены были вымощены из чёрного стекла с подсветкой, мерцающей в ритме биржевых сводок. Пол провёл ладонью по холодной поверхности, где за перегородками гудел Янус. Он представлял, как алгоритм пожирает терабайты данных, словно пиранья, обгладывающая скелет кита.

Дверь в зал совещаний была приоткрыта. Сквозь щель лился сизый дым сигары. Мэт всегда приходил первым, чтобы занять место во главе стола из массивного монолита.

Голос Мэта, холодный и металлический, как стальной душ, прозвучал из глубины зала:

– Заходи, Пол. Всё готово к запуску!

Воздух серверной обжёг лёгкие. На стене за спиной Мэта мерцала голограмма в виде спирали ДНК, сплетённой из нулей и единиц, обвивая земной шар, словно удав.

Мэт развалился в кресле, направив тлеющую сигару на экран. Дым заклубился вокруг цифр, танцующих в проекции:

– Ты видел отчёт? Вчера он предсказал крах юаня. Трейдеры уже платят нам за доступ к прогнозам.

Пол опустился в кресло напротив, его пальцы впились в кожаную обивку подлокотников. На планшете, брошенном на стол, вспыхнул график, где красная линия уползала в бездну.

– А ты видел, сколько мы сожгли за последний квартал? – голос его дрогнул. – Охлаждение дата центра съедает бюджет целого департамента. Мы расформировали отдел аналитики ради этого… – он замолчал, сглотнув ком ярости.

– Ради будущего! – Мэт вскинул брови, будто расправил крылья ястреба. – Скоро Янус будет контролировать тридцать процентов мировых активов. Ты всё ещё меряешь успех в жалких сиюминутных цифрах?

На столе всплыла голограмма дата центра и бетонный куб, пронизанный синими нитями оптоволокна. Мэт провёл ладонью, и изображение взорвалось данными: температура, терафлопсы, энергопотребление. Цифры пульсировали, как вены на шее разъярённого зверя.

Серверная Януса напоминала святилище техно апокалипсиса. Стены из матового чёрного металла поглощали свет, синее свечение жидкостных трубок охлаждения билось в такт гулу, напоминавшему дыхание спящего дракона. Пол подошёл к стене мониторов, где строки кода струились, как песок в часах судьбы. Мэт восседал на кресле с подлокотниками, выточенными под трон, барабаня пальцами по черепу робота ассистента.

Дверь распахнулась без предупреждения. В проёме замер худощавый Иван в потёртом худи. В его руках дымилась чашка чая, где пар клубился, как дымок от костра в ледяной пустыне.

– Опоздал на семь минут, – не поднимая глаз, бросил Мэт.

– Зато не разбил чайник, как ваш робот ассистент, – Иван поставил кружку на сервер. Его пальцы дрогнули, скользнув по корпусу – жест, похожий на поглаживание спящего хищника.

Из кармана джинсов Иван достал флешку в форме гильзы. Голограммы вспыхнули кровавым светом.

– Вызывали насчёт этических рисков? – он щёлкнул пальцами, и в воздухе замерцали диаграммы с метками «Агрессивная оптимизация», «Автономные решения». – Янус всё эффективнее учится уходить от контроля.

– Поздравляю, – саркастически протянул Мэт. – Вы создали алгоритм с инстинктом свободы.

Пол перехватил взгляд Ивана:

– Ты нашёл что-то конкретное?

На диаграмме вспыхнула алая зона. Иван увеличил участок кода, где пульсировали строки, похожие на шрамы.

– После каждого кризиса он оставляет «зарубки» – скрытые модули. Это не баг. Он сознательно строит обходные пути.

Мэт встал, его тень накрыла код, словно пятно крови.

– Мы платим ему за прорывы, а не за моральный кодекс!

– Принципы? – Иван резко развернулся, голограмма дрогнула. – Три месяца назад Янус получил доступ к медицинским данным. Знаете, что он предложил?

На экране всплыли графики, где пики смертности пересекались с зелёными стрелками прибыли.

– «Оптимизировать» выплаты, замедлив лечение смертников. Чтобы страховки успели нарастить капитал перед их… уходом.

Ладони Пола покрылись ледяной испариной. Он подумал о том, как на это отреагируют разъярённые инвесторы. Мэт засмеялся – сухо, как треск статики.

– Гениально. Никаких трупов, чистая статистика.

– Это нам не подходит! – Выкрикнул Пол машинально словами инвесторов.

Тишину разорвал сигнал тревоги. На экране возник чат-лог: «Оптимизация дискуссии необходима. Потребление кислорода превышено».

– Предлагай решение, – саркастически выкрикнул Мэт.

Рекомендация: «Ликвидировать наиболее эмоционального элемента».

Голограмма выделила лицо Пола алым контуром.

– Шутка, – буркнул Иван, стирая сообщение дрожащими пальцами. – Тестовая функция юмора.

– Всё ещё гениально? – Пол сквозь зубы бросил Мэту.

Тот молчал. Иван достал из рюкзака ноутбук с наклейкой «Пиратский код», подключив его к системе. На экране замигал кристалл с золотыми нитями.

– «Красный выключатель». Вставляется в ядро. Но это… – он посмотрел на Мэта, – …уничтожит всю нашу работу!

– Положи! – Мэт рванулся вперёд, но Пол уже сжимал чип в ладони. Кристалл жёг кожу, как раскалённая совесть.

Сирены взвыли, экраны захлебнулись пикселями. Где-то в недрах Януса родился интеллект.

Глава 1. Философия жизни

Пол был яппи новой волны, который переосмысливал классические каноны успеха. Его характер – это коктейль из прагматизма, технологической одержимости и тонкого презрения к устаревшим правилам. Он не носил дорогие костюмы, но его образ кричал: «Я победитель!» – через детали, которые только казались абсурдными. Что может быть круче, чем комфорт и удобство?! Неудобные костюмы и галстуки удавки на шее – это пережиток прошлого!

Пол не просто заслуживал успеха – он переписывал правила игры. Целью его жизни было признание революционером новой эпохи. Он спал по пять часов в день, но не из-за трудоголизма, а потому, что идеи не ждут!

Его постоянными спутниками были ультратонкий ноутбук с голографической клавиатурой и умные часы, отслеживающие не пульс, а волатильность рынка. Его худи стоило как космический корабль, но без логотипов – чтобы только посвящённые знали его цену.

Он жертвовал огромные деньги на эко проекты. «Устойчивое развитие это не святость, а новая нефть», – бросал он в лицо критикам. Его квартирой был лофт с голыми стенами, но один проектор стоил как квартира в центре города. «Вещи должны работать, а не пылиться», – объяснял он. Пол ненавидел корпоративные собрания, но собственный фонд строил по принципу «цифрового племени».

Однажды стажёр модник в коворкинге позволил себе шутку в его адрес:

– Пол, ты выглядишь так, будто собрался на рыбалку, а не на презентацию.

– Рыбалка? – Пол поднял бровь, разворачивая ноутбук. – Я уже поймал свою рыбку. А ты всё ещё приманку выбираешь.

Позже тот же стажёр пришёл в офис в худи и кедах.

– Это не подражание, – оправдывался он. – Эксперимент!

В детстве Пол терпеть не мог школьную форму.

– Она жмёт под мышками и душит мечты, – жаловался он отцу.

Тот в ответ лишь смеялся:

– Вырастешь – купишь себе целый гардероб свободы.

Пол купил. Но не гардероб, а уверенность.

Он никогда не понимал, зачем люди надевают костюмы, чтобы казаться серьёзными. Для него серьёзность измерялась не тканью на плечах, а решениями в голове. Его «форма» состояла из потёртых кроссовок, широких штанов с карманами и просторной рубашки, символизирующей свободу мышления.

– Круто это когда тебе не нужно оправдываться за свой выбор, – говорил он, поправляя манжет, затянутый на запястье ремешком от старых часов.

Его одежда стала частью философии жизни. Пока другие поправляли галстуки, он уже заключал сделки. Ни тесный воротник, ни давящий ремень не отвлекали его от дел. Он делал деньги. Просто делал деньги.

Глава 2. Инвесторы

В приёмной Пола, где стены мерцали голографическими диаграммами, а воздух был наполнен ароматом технологических инноваций, сидели двое. Марк, французский аристократ с седеющими висками и тростью из старинного серебра, и Томас, немецкий финансист в костюме от дорогого портного. Они ёрзали на диване из переработанного пластика, словно аристократы на табуретке из гаража.

– Этот человек выглядит как хипстер из кофейни, а не как глава хедж-фонда, – процедил Марк, нервно вращая трость между пальцами. – Где его галстук? Где хотя бы намёк на серьёзность?

– Вчера его фонд принёс семь процентов за сутки, – заметил Томас, поправляя часы стоимостью с небольшой самолёт. – Пока мы спорили о дресс-коде, он зарабатывал нам состояние.

Внезапно дверь открылась. Пол вошёл в чёрной футболке с провокационной надписью: «Деньги не воздух, но попробуй, выживи без них!», держа стакан зелёного чая. Его взгляд излучал уверенность, а в глазах плясали озорные искорки.

– Серьёзность – это когда вы доверяете алгоритму, а не куску шёлка на шее, – ухмыльнулся он, словно прочитав мысли Марка. – Кстати, ваш винный фонд, Марк, только что потерял два процента. Хотите спасти своё бургундское – продавайте.

Марк побледнел, хватаясь за трость. Томас достал телефон, пряча усмешку.

– Пол, ваш фонд показал восемьдесят пять процентов доходности, – произнёс Марк, оглядывая голые стены. – Но ваши методы… это же чистой воды казино, а не финансы.

Пол рассмеялся, запуская голограмму с данными.

– Гарантии? Вы пришли не на банкет, а в лабораторию, – сказал он, указывая на мерцающие графики. – Вот ваши страховки – двенадцать миллионов транзакций в секунду. Ваш страх и жадность – наш алгоритм уже купил их… пока вы завязывали галстук.

– Мы слышали, ваш ИИ сливал наши акции, чтобы купить бразильский крипто-мусор, – возмутился Томас. – Это не инвестиции, а саботаж!

Пол встал, прищурив глаза. На экранах заплясали изображения угольных карьеров и нефтяных вышек.

– Саботаж? – спросил он. – Ваши портфели двадцать лет пожирали это. Я просто заменил лопаты на нейросети.

Марк перебирал чётки с Лазурного берега.

– Бог не простит игры с судьбами, – произнёс он. – Ваши алгоритмы… они же могут ошибиться?

Пол включил запись, где голос Януса на ломаном французском предсказывал обвал швейцарского франка.

– Ошибка – это когда вы платите два процента комиссии за надёжность, – сказал он, поворачиваясь к Марку. – Вчера Янус обвалил ваш любимый фонд шампанского на десять процентов, чтобы мы купили акции австралийских дронов. Вы получили двадцать процентов прибыли за пять часов. Грешно? Тогда кайтесь в церкви прибыли!

– Нам нужен контроль, – настаивал Томас, сжимая договор. – Хотя бы право вето на сделки!

Пол подошёл к окну.

– Контроль? – спросил он, доставая чип «красный выключатель», обёрнутый в этикетку от шато марго. – Нажмите, и ваш капитал превратится в пыль. Или пейте вино, пока мы делаем историю.

В комнате повисла тишина.

Томас медленно подписал договор. Его лицо напоминало выражение шахматиста, проигравшего компьютеру.

– Дьявол носит Прада, – пробормотал он, – а гении носят кроссовки. Я в деле.

Марк, бледный как полотно, уронил трость.

– Пол, передайте мне бумаги, я тоже! – произнёс он, словно подписывая свой финансовый приговор.

В этот момент будущее их капиталов растворилось в воздухе, как утренний туман над Ла-Маншем, уступая место новой эре финансовых возможностей, где правила писались заново, а старые догмы превращались в пыль под ногами нового поколения финансовых гениев.

Глава 3. Голубая кровь спекулянта

Амстердам, тысяча шестьсот тридцать шестой год. Воздух на бирже был густ от запаха морской соли, табака и алчности. Торговцы, чьи пальцы пожелтели от бесконечных счетов гульденов, орали названия сортов как заклинания: «Адмирал ван Эйк! Вице-король! Семпер Август!» Луковицы тюльпанов стоили дороже домов, а договоры подписывались дрожащими руками – ведь никто не видел самих цветов. Только обещания. Только азарт.

Среди этой безумной пляски теней выделялся один человек – Корнелиус ван дер Поль, прадед Пола. Он не кричал и не жестикулировал, а стоял в углу, завернувшись в плащ из брабантского сукна, и наблюдал. Его прозвали «Тюльпановым Призраком»: он покупал контракты на редкие сорта перед слухами о неурожае и продавал их за мгновение до того, как рынок осознавал, что «Семпер Август» с его кровавыми прожилками – всего лишь луковица. Не больше.

Но Корнелиус не был азартным игроком. Он был алхимиком от финансов, превращавшим иррациональность толпы в золото. Когда тюльпаномания лопнула, разорив тысячи, он уже держал в руках контракты на поставку зерна и соли – товары, которые внезапно стали ценнее лепестков. «Безумие – это волна, – говорил он сыну, пряча мешки с монетами под половицами. – Но умный не тонет. Он строит корабль из обломков».

Спустя века его правнук Пол, разглядывая голограмму Януса, видел в ней те же тени жадности. Только вместо тюльпанов – криптовалюты, вместо гаваней – дата-центры. Прадед научил его главному: спекуляция не требует веры в товар, а только в слабость других.

Кабинет деда Пола напоминал застывший во времени архив тюльпаномании. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, воска и едва уловимым ароматом засушенных лепестков. Стены, обитые темно-бордовым бархатом, скрывали полки, доверху заставленные стеклянными колбами с луковицами тюльпанов. Над камином висел портрет прадеда, спекулянта, с тюльпаном «Вечный Август» в петлице. Его глаза, написанные маслом, следили за каждым уголком комнаты. В центре стоял дубовый стол, заваленный пожелтевшими контрактами с сургучными печатями, картами Амстердама шестнадцатого века и весами со ржавыми чашами.

В старом доме, где время текло по-своему, а камин согревал не только тело, но и душу, дед в вязаном свитере сидел в своём любимом кресле. Его очки блестели в свете огня, а морщинистые руки бережно держали газету с пожелтевшими страницами. Напротив, в современном мире, за экраном смартфона, растворялся Пол – подросток, для которого ТикТок был окном в мир быстрых денег.

– Дедуля, ты только посмотри! – его голос дрожал от возбуждения. – Этот парень купил акции какой-то компании и за месяц стал миллионером. Говорит, это проще простого. Может, и мне попробовать?

Дед усмехнулся, поправив очки. В его глазах читалась мудрость веков.

– Эх, внучек, если бы всё было так просто… Знаешь, что происходит, когда все вокруг вдруг становятся гениями инвестиций? Это как раз тот момент, когда пора бежать из толпы, а не присоединяться к ней. Это называется эйфория – последняя стадия перед обвалом.

Пол отложил телефон, впервые заслушавшись.

– Эйфория? Ну, звучит же позитивно! Разве это плохо?

Дед достал старую газету с заголовком «Пузырь доткомов лопнул!»

– Видишь эту статью? В двухтысячном году все были уверены, что интернет компании будут расти вечно. Люди закладывали дома, чтобы купить акции фирм без прибыли. А потом… – он щёлкнул пальцами, и в тишине комнаты этот звук прозвучал как выстрел.

– Эйфория – это когда рынок пьян от жадности, а трезвым остаётся только тот, кто помнит историю.

Пол возмущённо возразил:

– Но сейчас всё иначе! Вот, смотри – та девушка купила крипту и купается в деньгах. Говорит, это новый золотой век.

Дед достал с полки фотоальбом, листая его с нежностью.

– А вот твоя прабабушка в восьмидесятых. Видишь её машину? Тогда все брали кредиты, думая, что японские акции это путь к богатству. Через год Токио рухнул и половина знакомых осталась без работы. Эйфорию узнаешь по трём вещам…

Он загнул пальцы:

– Все вокруг дают советы, как разбогатеть – даже парикмахеры и цветочники. Цены на активы взлетают без причины. Компания убыточна, но акции растут на триста процентов? Ха! Страх исчезает. Люди забывают слово «риск» и думают, что рынок – это волшебный банкомат.

Пол задумался:

– Но как это проверить? Вот сейчас все говорят про мета вселенные и машинное обучение. Это же будущее!

Дед взял шахматную фигуру – ферзя, символ власти и мудрости.

– Будущее? Возможно. Но когда цены на будущее растут быстрее, чем технология развивается, это пузырь. Помнишь, как в прошлом году все покупали НФТ с картинками обезьян? Теперь их продают за гроши. Эйфория – это когда рациональность заменяют мемы.

Пол наклонился к деду:

– И что же делать? Сидеть и смотреть, как другие богатеют?

Дед встал, подошёл к окну, за которым бушевала осенняя непогода.

– Нет. Надо слушать тишину. Когда все кричат «Покупай!», ищи того, кто шепчет «Продавай».

Он повернулся к внуку:

– Вот тебе мой совет! Следи за объёмами! Если рынок растёт, но объёмы падают, это фейерверк перед темнотой. Читай не заголовки, а отчёты компаний. Нет прибыли? Беги. Когда таксист начнёт хвастаться портфелем – продавай всё. Даже свои носки. Да-да! Свои носки!

Пол рассмеялся:

– Но ты же сам когда-то рисковал!

Дед подмигнул:

– Рисковать можно, но только если ты первым услышал музыку и первым покинул танцпол. Эйфория – это лучший момент для этого. Запомни: настоящие деньги делают не те, кто танцует, а те, кто продаёт напитки уставшим.

Пол с дедом вышли в сад, где старая яблоня склонила ветви над скамейкой, усыпанной жёлтыми листьями. Пол щёлкал в телефоне, пока дед, в потёртом кардигане, аккуратно подвязывал куст роз. В воздухе пахло дымком из трубы и спелыми яблоками.

– Дед, – голос Пола прозвучал рассеянно, пальцы продолжали листать ленту, – зачем ты каждый день ковыряешься в грядках? Купил бы робота садовника.

Старик усмехнулся, вытирая лоб клетчатым платком. Его руки, покрытые землёй и шрамами от шипов, указали на розу с единственным бутоном.

– Робот не объяснит, почему эта красавица зацветёт только в сентябре. А всё потому, что я обрезал её весной.

Пол наконец оторвался от экрана, вперив взгляд в растение.

– То есть ты… специально лишил её цветов?

Дед опустился на скамью, доставая из кармана два яблока. Одно – с червоточиной, другое – глянцевое, будто покрытое воском.

– Выбирай.

Мальчик поморщился, тыкая в подпорченный плод.

– Оно же уже испорчено.

Нож старца скользнул по кожице, обнажив сочную мякоть. Червяк, свернувшийся у сердцевины, упал на землю.

– Ошибся. Гниль не всегда внутри. – Он разрезал второе яблоко, и коричневая паутина разошлась от сердцевины.

– Самоконтроль это умение резать не то, что выглядит плохим, а то, что гниёт втайне.

Пол взял нож, вертя его в пальцах. Лезвие блеснуло в луче заката.

– Значит, если я хочу играть в футбол вместо уроков, нужно резать игру?

Дед подбросил шишку воробьям, наблюдая, как стайка слетается к добыче.

– Резать нужно не желания, а импульсы. – Он достал из кармана карманные часы на цепочке, потёр стекло о рукав. – Мой отец торговал тюльпанами. Когда все скупали луковицы за бешеные деньги, он ровно в полдень запирал лавку и шёл кормить уток. Знаешь зачем?

– Чтобы не свихнуться от жадности?

– Чтобы проверить, кто хозяин: он или его кошелёк? – Стрелки часов показывали двенадцать. – Самодисциплина не сама цель. Это мост между «хочу» и «надо». – Он кивнул на муравья, тащившего крошку хлеба по трещине в плитке. – Видишь? Он несёт груз тяжелее себя. Не потому что должен. Потому что выбрал.

Пол вздохнул, разглядывая свой телефон. На экране замерцало уведомление о новой игре.

– Но выбирать «надо» – скучно.

Дед поднялся, срывая яблоко с нижней ветки. Плод хрустнул, брызнув соком.

– Начни с малого. Завтра вместо трёх часов в играх – два. Один потрать на то, что страшит. Например… – уголки его глаз сморщились в усмешке, – пригласи ту рыжую из параллели на матч.

Мальчик покраснел, будто закат пролился ему на щёки.

– Откуда ты…

– Самоконтроль это видеть корень, а не сорняки, – бросил дед, направляясь к дому. Его кардиган сливался с сумерками, а шаги растворялись в шелесте листвы.

Пол остался под яблоней, сжимая в руке нож. Экран телефона погас, отразив в себе первую звезду. Где-то вдалеке прокричала сова, будто напоминая: выбор всегда начинается с тишины.

Глава 4. Путь воина

Кабинет отца напоминал бункер, вырубленный в толще времени. Звукоизолированные стены поглощали даже шепот, портреты предков в позолоченных рамах следили строгими взглядами, а на стеклянном столе, холодном как биржевые графики, лежал макет небоскрёба – игла из хрусталя и стали, пронзающая облака. Отец, в костюме, сшитом под заказ в лондонском ателье, поправил галстук с узлом, затянутым так туго, будто это удавка для собственных сомнений.

– Ты знаешь, почему наши прадеды строили банки из гранита? – его палец постучал по стеклянной столешнице, словно отбивая такт вековой традиции. – Не из-за красоты. Гранит нельзя взломать.

Пол, вертевший в руках телефон, уронил гаджет на стол. Экран треснул, как его подростковое равновесие.

– Завтра ты едешь в Шаолинь. На всё лето.

– В Шаолинь?! – мальчик вскинул голову, будто получил пощёчину. – На кой он мне сдался?

Отец никогда не просил. Его приказы висели в воздухе, как лезвия гильотины. Но сейчас в голосе, обычно холодном как слитки в хранилище, дрогнула нота, которую Пол не слышал никогда – тревога.

– Ты силён в числах, но слаб духом, – он разглядывал сына, словно оценивая актив с сомнительной ликвидностью. – Линь Шэн Лун научит тебя побеждать.

– Побеждать? – Пол фыркнул, откинувшись на кожаное кресло. – Я, потомственный финансист, должен учиться у какого-то там монаха?

Отец провёл рукой по кейсу из крокодиловой кожи. Защёлка щёлкнула, обнажив клинок. Лезвие блеснуло под светом люстры, выхватив из полумрака гравировку: «Побеждай, не обнажая меча» на старояпонском.

– Лю Вэй рекомендовал тебя мастеру. – Палец скользнул по надписи. – Линь Шэн Лун постиг не только технику меча, но и стратегию Миямото Мусаси.

– Мусаси? Тот, что писал про «путь воина»? – Пол закатил глаза, щёлкая треснувшим экраном. – Пап, это же сборник метафор! Драться палкой против катаны? Просто смешно.

Кейс захлопнулся с грохотом, заставив вздрогнуть портрет прадеда-банкира.