Ледяное пламя Якова Свердлова

Тема собрания: обсуждение кишеневского погрома в пасхальную ночь 1903 года. Оппонент бундовец гнет националистическую линию – евреев бьют русские охотнорядцы. Агитатор говорит с жаром, проблема крайне злободневная, юные сердца распаляет обида за вековые унижения их народа, и начинают звучать одобрительные возгласы.

Однако слово берет Яков, не дожидаясь окончательной победы противника, гневным баском перебивает: «Я лично никогда не знал национального гнета, никогда не подвергался гонениям в качестве еврея. И в первые дни после кишиневского погрома я не испытывал ничего, что отделяло бы меня от настроений нееврейского населения!» (16) Он разоблачает скрытую суть бундовского эгоизма – строить замкнутую секту, которая будет развиваться в теле огромной страны, подобно опухоли, не обращая внимания на нужды и чаяния людей вокруг. Но зачем же закукливаться в раздражающую всех группку, которая всегда будет заметна и уязвима? Ведь есть возможность на положении равноправных товарищей влиться в большое общее дело и изменить страну для всех ее жителей – раз и навсегда! Царству рабочих и крестьян не будет конца!

Это была убедительная крупная победа Свердлова-оратора, но далеко не последняя.

Следующий его звездный час – выступление в Дарвинском лесу, где собралось около пятисот сормовских рабочих. Яков с жаром клеймит позором французского социалиста Мильерана за то, что тот вошел в буржуазное правительство. Аллюзия с меньшевиками – на поверхности. Те тоже склонны сотрудничать и договариваться с властями. Позор трусам и предателям рабочего движения! Между прочим, резолюция сормовичей была доставлена в Париж (48).

Следующее важнейшее направление агитационной работы большевикам дала в руки сама История. В январе 1904 года неожиданно для большей части российского общества началась Русско-японская война. Нижегородский комитет РСДРП получил директиву от Ленина незамедлительно начинать агитацию среди воинских соединений, особенно во время лагерных сборов. Свердлова назначили в первую же группу солдатской пропаганды.

Однако добиться больших успехов в армейской среде Свердлов не успел. Летом нижегородские промышленники, несмотря на рост правительственных заказов, решили не упускать момента и в очередной раз прижать рабочих, снизив им расценки. Жадность, как обычно, оказалась плохой советчицей и привела к нагнетанию силового протеста. 11 июня 1904 года в полицейском участке был убит сормовский рабочий Матвей Флорихин. Весь трест «Коломна-Сормово» проявил солидарность и начал забастовки одну за другой. Промышленники боролись с рабочим протестом самым простым и недальновидным способом – ужесточали штрафную политику, увольняли по малейшему подозрению.

Градус противостояния продолжал накаляться. 13 августа после очередного ужесточения штрафов встали все цеха Сормовского завода. Забастовка вышла за пределы одного акционерного общества, ее поддержали рабочие нефтезавода Тер-Акопова в Варихе, Курбатского судоремонтного под Нижним, Выксунского завода и Молитовской фабрики. Это была первая столь масштабная акция неповиновения в промышленности с момента воцарения Николая II. Одна из первых ласточек грядущей революции. Забастовка продолжалась целых 12 суток. Но хозяева не стали прекращать репрессии, только в Сормово были уволены 1200 рабочих. Полиция вовсю применяла силу, иногородних принудительно высылали. Когда же забастовка прекратилась, полиция начала массовые аресты – за решетку было брошено свыше 100 человек.

Яков все это время проводил близ летних лагерей солдат и никоим образом не касался Сормовской всеобщей забастовки, но его фактическая непричастность не делала Свердлова чистым в глазах стражей порядка. Социалист – значит, уже виновен. В досье охранки он был тесно связан с сормовскими ячейками, и это было уже вполне достаточным основанием для четвертой отсидки, а то и ссылки – как помощника Заломова и друга Лубоцкого. Семашко был занят созданием рабочих боевых дружин – большевики принимали вызов властей и поднимали ответные ставки. Настала пора Якову покинуть родной город и начать скитальческую жизнь профессионального революционера.

С Николаем Семашко Свердлов долгие годы практически не виделся, и лишь в зените своей карьеры они снова встретились в составе первого большевистского правительства.

Глава 7. Главный большевик всея Костромы

В Кострому Яков Свердлов отправился в ноябре 1904 года уже не в качестве чьего-то подручного или рядового исполнителя. Птенец оперился и оказался настоящим орлом. Он ехал занять должность руководителя Костромской группы Северного комитета партии – главного большевика Костромы. Можно предположить, что за столь высокое назначение девятнадцатилетнему революционеру стоило благодарить Ольгу Чачину, через подругу Надежду Крупскую обратившую внимание Владимира Ильича на перспективного юношу.

Другое предположение – резкий карьерный взлет Якова связан с удивительным бегством в 1904 году из Якутии в Швейцарию Владимира Лубоцкого, уже ставшего Загорским. С юным героем захотел познакомиться Ленин и несколько раз встречался потом со своим тезкой. Вполне вероятно, тот не раз рассказал Ильичу о своем лучшем друге из Нижнего Новгорода.

Наконец, положительные рекомендации своему наиболее перспективному новобранцу наверняка дал Пискунов. К моменту отъезда Якова он уже полгода как вышел из тюрьмы и жил в курской ссылке. Мы можем предположить, что он первым делом представил подробный отчет о предарестном периоде Нижегородского комитета. Учитывая интерес Ленина к Нижнему, наверняка Ильич лично прочел этот документ. В общем, в желающих и могущих продвинуть Якова по партийной иерархии недостатка не было.

Екатерина Федоровна Шмидт – первая жена Я. М. Сверлова. Юная Катя была обворожительно красивой и не могла устоять перед кипучей энергией и харизмой молодого бунтаря. 1900-е годы

[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 139. Л. 29]

Перед приездом Свердлова Костромская городская организация была основательно разгромлена жандармами. Среди оставшихся повисла некоторая растерянность, были нарушены связи с рабочими кружками, и всяческая работа почти прекратилась. Общей мыслью напуганных и приунывших социалистов была – «залечь на дно и не подавать признаков жизни». И это еще у самых отважных партийцев, малодушные же попросту дезертировали. Свердлов писал некоему господину N во Фридберг (письмо было перехвачено полицией и изучено): «Я поселился здесь в качестве "профессионала" по поручению Северного комитета, в состав которого входит и Кострома. Дела здесь много, а народа почти нет, всего 3–4 человека. Екатерина (Шмидт) пока не приехала» (49). Екатерина Шмидт – это законная жена Якова, которая, возможно, уже была беременна.

Поселился партийный лидер в маленькой комнатушке под самой крышей. Его подчиненные впоследствии вспоминали, что на квартире у Свердлова было и холодно, и темновато, а самое главное – невероятно тесно. Но житейские трудности мало смущали Якова. Лучше уж в тесной каморке на свободе, чем в просторной камере за решеткой! Он с блеском доказал, что не зря в его талант поверили так много умных и наблюдательных людей.

Как заправский партийный профессионал, юный Яков Свердлов начал с восстановления потерянных связей с фабриками. В Костроме – старинном крупном центре текстильной промышленности – насчитывалось тогда около 12 тысяч рабочих. Это была значимая сила. За год до приезда нового руководителя местные социал-демократы сумели организовать масштабную стачку на Михинской фабрике. Это стало первой вехой в истории костромского протестного рабочего движения. И, по сути, единственной. Яков метался по городу, воссоздавая кружки рабочих на костромских фабриках. Успевал заботиться о получении и распространении литературы. Не упускал возможности собирать местных студентов и учащихся, из которых готовил в сжатые сроки пропагандистов и агитаторов (50). Жил так, словно у него 48 часов в сутках.

Не забывал Яков и свою первую специальность. Практически сразу же по прибытии он начал налаживать подпольную партийную типографию для выпуска прокламаций и листовок. Работу над печатной агитацией Свердлов доверял наиболее проверенным товарищам: «Печатание листовок было для нас священным делом. Нужно было незаметно проскользнуть в квартиру, где печатались листовки. Сюда приносили, написанный обычно Яковом Михайловичем текст прокламации, и мы приступали к работе. Печатали на гектографе или мимеографе. За ночь удавалось напечатать несколько сотен экземпляров. Затем ночью или на рассвете нужно было вынести отпечатанные листки, уничтожить все следы, отмыть руки, покрытые чернилами или краской» (51). В результате кипучей деятельности молодого руководителя партийная организация к концу 1904 года начала заметно восстанавливать свою численность и активность.

При этом следует учитывать, что в Костроме Свердлов находился целиком на нелегальном положении. Он шел на явку, не будучи в полной уверенности, цела она или провалена. Опасности подстерегали Якова на каждом шагу. Ленин о нем говорил: «В эту эпоху, в самом начале XX века, перед нами был товарищ Свердлов, как наиболее отчеканенный тип профессионального революционера, – человека, целиком порвавшего с семьей, со всеми удобствами и привычками старого буржуазного общества, человека, который целиком и беззаветно отдался революции…» (52) Конечно, нужно учитывать, что эту речь вождь произносил через два дня после скоропостижной смерти соратника, однако, и впрямь решимость и преданность Якова революции производили сильное впечатление как на соратников, так и противников.

Свердлов на примерах из деятельности нижегородского подполья обучал костромичей азам конспирации и нелегальной работы. Особый акцент Яков делал на готовности импровизировать и действовать по обстоятельствам. И судя по всему, парень, которому еще не исполнилось двадцати, оказался одаренным педагогом. Об этом свидетельствует одна из рядовых ситуаций костромского большевистского подполья.

В начале осени Свердлов поручил троим активистам получить на вокзале присланный из Москвы багаж – две корзины с нелегальной партийной литературой, однако те заметили наряд жандармов – конвоиры вели к поезду активистку большевистского подполья Софью Загайную. Один из нелегалов вдруг выскочил вперед и на всю платформу выкрикнул довольно нелепый лозунг: «Да здравствует свободная русская женщина!» Жандармы ринулись на нахального студента и потащили его в привокзальное полицейское отделение. Это позволило оставшимся двоим подпольщикам спокойно забрать багаж и отвезти его на извозчике на конспиративную квартиру. Свердлов долго хохотал над комичной ситуацией и не уставал нахваливать смелость и изобретательность своих подручных (51).

Тем не менее порой Яков Свердлов ради того, чтобы заявить громко о большевизме, решался нарушать все мыслимые правила конспирации. Не стоит забывать, что партийному вождю в тот момент было всего лишь девятнадцать. В Костроме ему довелось впервые выступить публично не на подпольной сходке, не на маевке, не среди рабочих. Местные земцы-либералы решили провести открытый банкет, поводом для которого послужил сорокалетний юбилей судебной реформы Александра II.

Это была любопытная форма политического протеста, практиковавшаяся «Союзом освобождения» и примкнувшими либерально-буржуазными активистами после проведения Земского съезда в начале ноября 1904 года. Подобные банкетные кампании в этот момент проходили по всей стране. Средний городской класс на фоне затянувшейся «маленькой победоносной войны» надеялся получить от самодержавия конституцию, парламент и еще целый ряд уступок, формально чествуя наиболее значимые либеральные реформы последних десятилетий (53).

Свердлова не интересовала буржуазия, он охотился совсем на иную дичь. Либералы, дабы подчеркнуть, что они приверженцы истинных демократических взглядов, пригласили на банкет довольно большую группу рабочих. Диверсия была с блеском проведена 8 декабря 1904 года в большом зале гостиницы «Московская».

Очевидцы вспоминали, что внезапно за столом появились гости, среди которых выделялся невысокий брюнет. Один из тостов во славу царя-освободителя был прерван гневной отповедью. Представитель костромских социал-демократов утверждал, что не было никакого освобождения народа, он жил и продолжает жить в кабале, а потому нет царя, которого можно называть «освободителем». Второй марксист ввернул реплику, многих присутствующих зацепившую за живое, – дескать, царизм настолько деградировал, что не сумел даже по-настоящему организовать войсковую оборону в бессмысленной войне, уложив без толку тысячи рабочих и крестьян на полях Маньчжурии и Кореи.

Эту эмоциональную речь ловко перехватил Яков Свердлов, он начал высмеивать наивные надежды устроителей банкета «на туманное лучшее будущее». Щедро сыпал тезисами о подлинном завоевании власти рабочими и крестьянами, установлении восьмичасового рабочего дня, конфискации помещичьих земель. Закончил он свою речь заявлением, что только пролетариат, поведя за собой широкие народные массы, сможет обеспечить победу над царской монархией. Пока организаторы старались замять скандал, нарушитель спокойствия снял урожай аплодисментов рабочих и в сопровождении сильной свиты покинул банкет – под аккомпанемент революционных песен (54). Потрясающая дерзость, но именно смелость города берет!

У выхода из гостиницы, как оказалось, были уже стянуты жандармы и полицейские. Они сейчас же начали напирать на манифестантов, стараясь высмотреть и схватить руководителей. Однако рабочие взяли вожаков в плотное окружение и неприступной коробочкой продолжали движение по улице. В итоге нападавших удалось оттеснить и отойти без потерь. Как бы ни был велик риск, все же Свердлову удалось ускользнуть целым и невредимым.

Наступил 1905 год. Начался он с большой забастовки на Путиловском заводе в столице, моментально перекинувшейся на все заводы и фабрики Петербурга. Однако всего через два дня стало ясно, что всеобщая стачка не поможет добиться выдвинутых экономических и политических требований, сформулированных Земским собором. 5 января священник и лидер организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга» Георгий Гапон озвучил мысль, что единственным выходом из патовой ситуации может стать петиция, обращенная непосредственно к императору (55).

Дальнейшие события хорошо известны: мессианская одержимость Гапона и готовность вести за собой людей напролом, дезорганизованность штаба по противодействию шествию, отдавшего всю инициативу войсковым генералам, безучастная самоотстраненность председателя Комитета министров С. Ю. Витте и самого Николая II – все эти факторы стали причиной массовой бойни на петербуржских улицах 9 января (56).

Это страшное событие послужило отправной точкой Первой русской революции. В январе 1905 года, по далеко не полным официальным данным, бастовало более 440 тысяч рабочих, из них от 30 до 60 процентов – по политическим мотивам (58). В конце месяца солидарность выразили рабочие польских губерний – там забастовку поддержали еще 400 тысяч человек (59).

Ленин неистовствовал на газетных страницах: «Пролетариат был доведен до восстания правительством. Теперь вряд ли возможны сомнения в том, что правительство умышленно давало сравнительно беспрепятственно развиться стачечному движению и начаться широкой демонстрации, желая довести дело до применения военной силы. И оно довело до этого! Тысячи убитых и раненых – таковы итоги кровавого воскресенья 9 января в Петербурге. Войско победило безоружных рабочих, женщин и детей. Войско одолело неприятеля, расстреливая лежавших на земле рабочих» (60). Кровожадность низовых исполнителей и нерешительность высоких руководителей со стороны государства сыграла на руку профессиональным революционерам.

Костромской большевистский комитет незамедлительно отреагировал на расстрел питерских рабочих. Яков Свердлов самолично напечатал листовку, доводя до текстильщиков правду о Кровавом воскресенье. Состоялись короткие, но очень бурные массовки. Самая первая прошла за городом, в каменоломне близ реки Костромки. Собралось несколько десятков рабочих. Несмотря на предпринятые конспиративные предосторожности – предварительный сбор у стены Богоявленского монастыря, систему опознавательных знаков, вроде повязанной платком головы у проводника – на сходку удалось просочиться полицейскому шпику и установить личность неуловимого лидера большевиков Костромы. Инкогнито Якова Свердлова было раскрыто (61). Ему оставалось лишь бежать, ступая все дальше по тернистому пути профессионального революционера.

Глава 8. Самый быстрый Бегун Северного комитета партии

Ревущий 1905 год оказался очень щедрым на поездки для молодого партийного организатора. Он словно наверстывал упущенное за оседлую юность. Якова Свердлова видели в Ярославле, Москве, Казани, Уфе, Перми, Саратове, а время от времени и в родном Нижнем Новгороде. Больше всего Свердлов провел времени в соседнем с Костромой Ярославлем – четырежды он посещал этот древний город до осени 1905 года.

Большевики уделяли Ярославской губернии в жаркое стачечное время особенное внимание – она занимала четвертое место среди губерний центра России по числу фабрично-заводских рабочих, а местный комитет РСДРП руководил операциями на территории соседних Владимирской, Костромской и Тверской губерний (48).

В свой третий визит в город Свердлов сумел подготовить самое масштабное протестное шествие за всю предыдущую историю Ярославля. Поводом стала завершившаяся трагедией административная травля сына земского врача, сосланного в Ярославль: подростка уличили в связях с левым студенчеством. Пятнадцатилетний Коля Попов застрелился. Похороны, состоявшиеся 21 марта, превратились в открытую политическую демонстрацию. Проститься на кладбище с невинной жертвой государственной машины пришло не менее тысячи человек (62). На сей раз Яков Свердлов не прятал лица и не оставался в тени. Настало время бросить ненавистной власти вызов прямо в лицо!