Ты, я и апокалипсис

– Сара-а-а! – расплываясь в улыбке, направилась к ним Оливия, так неосторожно размахивая планшетом, что тот, казалось, сейчас вылетит прямиком у нее из рук.

– Привет. – коротко ответила ей девушка, улыбаясь.

– О, и вам привет, мистер с серьезным видом. – обнажив свою детскую улыбку с щелью между зубов, глянула на Брэда Оливия. – И вам, эм, мисс. – кивнула она тетушке.

– А что вы то делаете на этой выставке показушного патриотизма? – удивилась Сара.

– Да я тут, как видишь. – подняла перед собой планшет Пинки. – на правах, как это говорится, блин? Девушки, которая с умным видом записывает все, что говорят.

– И даже с этой работой ты не можешь справится, не отвлекаясь. – упершись кулаками в бока, подошла Роуз, нахмурившись посмотрев на Оливию. Затем перевела взгляд на Сару, деликатно кивнув. – Здравствуй, Сара. А вы, я полагаю?.. – ее глаза переместились на Брэда.

– Брэд Кессиди. – кивнул он, поудобнее взяв Мэредит под руку. Женщина отвернулась, пряча часть лица, охваченную параличем и кивнула, прошептав что-то, что должно было значить приветствие к Роуз. – Сара моя… – он помялся, подбирая слова и глядя на Сару, чтобы найти подсказку.

– Это Брэд. – пожала плечами Сара – Я рассказывала тебе о нем.

– Стоп. – удивленно оглядел их Брэд. – Так это та девушка, которая доставила тебя сюда?

– Роуз Роудсон. – гордо отчеканила свое имя девушка, одернув утеплённое пальто и поправив густой пучок своих дредов на затылке. Подойдя ближе, она протянула ему руку. – Журналист и борец за права человека.

Брэд, от удивления опешив, спешно пожал ей руку, посмотрев на Сару озадаченными глазами.

– Вы та сама журналист Роудсон? – покачал головой он. – Вы ведете колонку в «Вестнике Мейкона»?

Роуз улыбнулась, якобы смущенно отведя взгляд, но тут же пришла в себя, вновь став серьезной и поправив воротник пальто.

– Да, это я. – кивнула она.

– Ваши статьи – лучшее, что есть в этой газетенке. – не переставая кивать, говорил Брэд, будучи удивленным таким знакомствам Сары. – Знаете, я читаю каждый выпуск. Ваш, как сказать, язык, очень интересный. А то, как вы описываете события Мейкона и, как бы выразится, ваши взгляды в целом. Они просто поразительны! Редко кто способен в наше время выдать такой спектр откровенно правдивых фактов, выставляя их поперек политики партии.

– Знали бы вы, как трудно мне проталкивать все это через цензуру, а еще через вредность и трусость нашего редактора. – улыбнулась Роуз, положив руки в карманы.

– А я Оливия Кейси-младшая. – сделала шаг вперед Пинки. – Но вообще-то для друзей я Пинки.

– Мы с вами так быстро стали друзьями? – приглядывался к ней Брэд.

– Ну, вы же, типа отчим Сары, да? – без всякого смущения сказала она. – А Сара моя подруга. Мы с ней, блин, почти сестры. Ну, только родители у нас разные. И мы не росли вместе, но знаете, это неважно! Вы такой здоровый мужик! Я думала вы поменьше, знаете, когда она говорила о вас. Хотя, у меня все мимо ушей пролетает. Однажды Роуз сказала мне, сходить забрать счета за оплату квартиры, и…

– Кейси! – прервала ее Роуз, поправляя очки.

– Ничего страшного. – сказал Брэд. – Я вижу, ваша подруга очень общительная. Мне нравятся открытые люди.

– А мне нравятся бургеры. – с искренней радостью от диалога, снова заговорила Пинки. – Я от них даже не толстею. У меня вообще талию можно, наверное, рукой объять. Хотите покажу? Я, блин, самая худая девушка во всем мире. Но не анорексичка! Просто очень худая. Но при этом не настолько, чтобы до костей. Просто знаете, я обожаю играть на гитаре, и вот однажды, моя мать сказала мне…

– Оливия! – снова одернула ее Роуз.

– Простите. – развела руками Пинки, растянувшись в улыбке.

– А что ты вообще тут делаешь? – спросила Сара у журналистки.

– Собираю материал для новой статьи. – ответила та. – Хочу выпустить что-то новое, громкое! Чтобы люди сразу обратили внимание на правду.

– Я обязательно прочту. – сказал Брэд.

Роуз обернулась к стенду, сделав пару шагов в его направлении и остановилась, разглядывая его. Брэд предпочел остаться в стороне, приобняв тетушку. Пинки же, почесав затылок, снова взялась за планшет. Сара подошла ближе к Роуз, разглядывая панораму. На мерцающей голограмме были здания, охваченные огнем. У их подножий возвышались баррикады из куч досок, мешков и какого-то хлама. Люди лезли через них, с палками и штыками бросаясь на полицейских. Голос диктора медленно и неторопливо, но с ноткой жёсткости в голосе, рассказывал о Мейконском восстании. Жестокости людей на улицах, пытках, повешениях и самосуде над полицейскими и представителями корпораций и чиновниками. Гордо заявлял о том, как «восстанию кровожадной несправедливости» был нанесен сокрушительный удар. План голограммы менялся и вот теперь на нем возникал современный Мейкон, словно дорисованный. На нем город отстраивался, прореденные бомбами здания покрывались строительными лесами и быстро излечивались от ран и вот уже печи «Дженерал Стиллворк» вновь на полную мощь работают, люди счастливо идут на заводы и производственные предприятия, а смеющиеся дети обнимают полицейских, нагибающихся к ним, выражая им слова благодарности за спасение от беспорядков на улицах. Затем возникает анимированный герб партии и девушка пускает в воздух расправляющего крылья феникса.

– Ну и мерзость. – фыркнула Роуз.

– Чудовищно. – прохрипел проходящий мимо стенда старик и вновь пошел своей дорогой.

– Как-то тут все слишком радужно. – вздохнула Сара, переступив с ноги на ногу и подойдя ближе к Роуз.

– Это не приукрашение, это откровенная ложь. – ответила ей та.

– Странно, что такому событию на всей выставке уделен лишь один стенд. – осмотрелась вокруг Сара.

– А чего ты ждала? – пожала плечами журналистка. – Хотела бы, чтобы Атланта устраивала тут светошоу о том, как все их уклады рушатся, когда народ устает от голода, нищеты и вечного контроля? Нет, они будут лгать, выставляя себя героями и уделяя этому настолько мало внимания, что неискушенный посетитель и не заметит ничего подозрительного в этой картине. Тут гербов и плакатов больше, чем истории Джорджии в принципе.

– Удивительно. – разглядывала вновь повторяющуюся запись на стенде Сара. – И как вообще они на такое решаются?

– Политика, как цирк, дорогая моя Сара. Меняется лишь время и место гастролей, а клоуны и представления одни и те же. – вздохнула Роуз.

– Красиво сказано. – прошел мимо Брэд, потирая плечо тетушки.

Они медленно пошагали дальше вдоль стендов, которые уже не отличались ничем особым. Здесь были истории молодежных организаций, своды законов, исторические записи заседаний министерств, истории корпораций и становления кредитной валюты, как основной в Джорджии и ее государствах-соседях и куча формальностей, которые никому не были интересны. Старик, все еще потиравший клюку теперь стоял у другого стенда. Точнее у места, которое им было. Оно выделялось тем, что пустовало в отличии от других, захламленных мусорной информацией, частей здания. Сара заметила стоявшего рядом с стариком пса. Она уже и не заметила, рассматривая все эти картины, как он пробежал прямиком досюда.

Направившись к псу, она присела на корточки, стараясь не обращать внимания на странного старичка.

– Что ты тут забыл, лохматый? – потрепала она пса за ухом. – Я уж из виду тебя упустила. Чем так привлек этот пустой стенд? Тем, что он единственный не мигающий тут страшными голограммами?

– Он не был пустым раньше. – возразил старик.

– Ну круто. – незаметно покачала головой Сара, заведя глаза. Этот старик ее, скажем прямо, напрягал.

– Тут стояла часть, посвященная Отто Хартманну. – причмокнул старик. – Гениальный был человек. А потом, уже несколько месяцев, если не год, как, ее отсюда убрали. Вот и пустует.

Пес тявкнул.

– Они удосужились убрать отсюда светило науки! – потряс указательным пальцем старик. – А сыворотка Хартманна в свое время спасла мне жизнь! Я бы сгнил заживо от лучевой болезни, если бы не этот святейший человек! Чудовищно! Просто чудовищно! Вот в мое время…

– Да-да, – встала Сара, постаравшись убраться как можно поскорее от начавшего разглагольствовать старика и поманила пса за собой. Она ушла достаточно далеко, прежде чем пожилой человек обнаружил, что собеседники покинули его.

– Может пойдем, Мэредит? – сказал Брэд, глядя на то, что женщина все еще немного дрожит и ненавязчиво прячет лицо за ладонью.

– Да-да. – прошептала та. – Еще секунду.

– Сейчас ходить по улицам достаточно опасно. – предупредила их Роуз. – Никогда не знаешь, что разворошит толпу.

– Люди злы на Атланту, полицию, Маккриди. – вздохнул Брэд. – Они требуют справедливости, но вы же знаете, что ее им никто не даст. И отбирать ее, как двадцать лет назад, они уже не решатся. Они выстроили такую систему, – кивнул мужчина на висящий напротив них плакат с Маккриди. – в которой возможность торжества справедливости стремится к нулю.

– Любая система, как стадо. Работает идеально, пока в ней не заведется паршивая овца. – колко отметила Роуз, поправляя воротник.

– Скажите это Бенедикту Маккриди. – вздохнул Брэд.

– Маккриди… – начала было Роуз, как вдруг опешила, замерев. Она резко развернулась, глянув на Сару и поправляя очки. Затем сняла их, протерев подолом пальто и снова одела. Зажмурила глаза, а потом снова посмотрела на Сару. – Так, стоп.

Все взгляды были обращены на Роуз. Пес сел на задние лапы, принюхиваясь к ней. Она осмотрела зал, переведя глаза на плакат в конце выставки, затем снова на Сару, снова на плакат и снова на Сару. Затем откашлялась, не отрывая взгляда от девушки и потирая толстый ободок своих очков, сказала:

– Мистер Кессиди. – взглотнула она, прикусив губу. – Вы не будете против если я одолжу у вас Сару на некоторое время?

– Что? – приподняла бровь Сара.

– Ты бы слышала, как это звучит! – посмеялась Пинки.

– И зачем вам? – удивленно спросил Брэд.

– Мне нужно… – Роуз опустила взгляд задумчиво, покачивая головой. – Мне нужно просто, чтобы она… Помогла мне немного. С работой.

– А эта ваша милая болтливая помощница плохо справляется?

– А? Что? – отречено бросила на него взгляд Роуз, взяв Сару под руку и потянув за собой. – Нет-нет, все отлично.

– Да не тащи ты меня так! Я и сама идти могу! – возмущенно взвизгнула Сара, затем оглянувшись на Брэда. – Я скоро вернусь домой! Главное ждите меня там! – Брэд удивленно посмотрел вслед девушке, а затем вопрошающе глянул на Пинки.

– Не обращайте внимания. – отмахнулась Оливия. – Роуз всегда ведет себя странно.

Пес пустился вслед за убегающими девушками, а Оливия, постояв несколько секунд рядом с Брэдом, пожала плечами и, убрав планшет в сумочку, перекинутую через плечо, застегнула куртку и бросилась вслед за девушками и псом, придерживая свою вездесущую шляпку.

– Классная шапка. – крикнул Брэд вслед Пинки.

– Благодарю. – уносила ноги та.

Быстро вырвавшись из выставочного зала, проскочив мимо все еще ошивающегося здесь старика, разглядывающего с ворчанием гордо висящие флаги республики, Роуз потащила Сару к выходу. Пес уже был наравне с ними, а Оливия второпях пыталась просунуть ладони в рукава своей куртки.

Холодный ветер ударивший в лицо после теплых залов выставки заставил глаза слезится. Наконец вырвав руку из хватки Роуз и остановившись, она возмущенно крикнула:

– Что случилось то? – однако ее голос затерялся в гуле толпы вокруг и Роуз не обратила на нее внимание, кажется, даже забыв, что только что сломя голову тащила ее куда-то. Снаружи толпа кричала, размахивая руками, плакатами и плавно расшатывалась по площади перед ними, оглушительно вопя. Сара зажмурилась, чтобы разглядеть на кого направлен гнев бастующих.

С небес донёсся оглушительный гул двигателей. Облетая обглоданные бомбами и покрытые старыми незарастающими ранами небоскребы, черные пятна скользили по небу, а их силуэты растворялись в лучах холодного зимнего солнца. Обогнув соседнее здание, самый крупный из них начал снижаться. В ушах заложило от рева огромных двигателей по бортам летательного аппарата. Синее пламя обжигало плазмой асфальт площади, явно не предназначенный для таких посадок. Другие черные пятна вслед за этим тоже убавили в высоте. Вальируя между зданиями, они окружали площадь. Их силуэты становились четче и Сара наконец могла рассмотреть их не прищуривая глаз.

Спаренные двигатели по обеим бортам ослепительно ярко горели изрыгаемой плазмой. Подвешенные на корпусах пулемёты и контейнеры с ракетами угрожающе глядели вниз, на людей-муравьишек вокруг. Если бы кто-то из них сейчас нажал на спусковой крючок, трупов было бы немерено. Для этих ракет вся толпа, как селедки в банке. И люди чувствовали это, их охватил страх. Бастующие пытались выбраться из круговорота толпы, но стоящие в переулках с щитами полицейские перегородили им путь. Плазменные двигатели машин сбавили рев, плавно переворачиваясь в горизонтальное положение. Они опускались везде, где хватало места. Крыши небоскребов, переулки, те места на площади, с которых подальше отбежала толпа.

– Вот же черт. – прошептала Роуз, сделав шаг назад. Засунув руку во внутренний карман своего пальто на груди, она обернулась на Сару и Оливию. – Камера работает, Кейси? – уставилась она взглядом в подругу.

– Всегда готова, мэм. – растянулась в улыбке Пинки, доставая из сумочки на боку небольшой прибор, который прикрепила к своему голографическому планшету. На экране тут же вспыхнуло изображение камеры.

– Сара, – серьезно впилась в нее глазами журналистка. – не высовывайся из толпы. Поняла?

– Может тебе стоит хотя бы объяснить… – начала было Сара.

– Оливия придержи ее и не забывай снимать. – резко сказала та и пошагала в толпу, пропихиваясь через толкучку тел на площади. Люди вокруг гневно кричали, другие затихали, а еще одни и вовсе принялись бесстрашно бросаться плакатами в стороны полицейских. Те наступили на особо буйных, выпятив вперед электрошоковые дубинки и выхватывая из толпы самых резвых, огревали их разрядами тока, уволакивая их ослабшие тела за собой и надевая на них наручники.

Сердце Сары вновь сжалось от какой-то панической боязни перед этими толпами. Особенно сейчас, когда напряжение буквально повисло в воздухе, проносясь между полыхающих плазмой двигателей самолетов, между волнующихся в воздухе лесов рук и плакатов с табличками, между огромными зданиями, тенями, нависающими над площадью. Она кашлянула, когда Оливия взяла ее под руку, в обход потащив за собой ближе к самолету, севшему рядом. С грохотом ударившись о землю выдвинувшимися шасси он приглушил двигатели и его трап открылся. Вслед за ними все садящиеся и только приближающиеся к посадке машины отворили свои люки из которых выступили облаченные во все черное комендантские солдаты. Черные шлемы, черные нагрудники, украшенные партийным гербом – девушкой, пускающей феникса в воздух.

Высаживающиеся на крышах комендантские гвардейцы заученно выстраивались вдоль парапетов, опираясь на одно колено и выставляя в сторону толпы длинные стволы снайперских винтовок. Полицейские трусливо отступили на несколько шагов назад, не опуская перед собой щиты. Обступая бастующую толпу стенкой, комендантские солдаты выстраивались живой стеной, увешанной своей броней из темного сплава цвета ночи, в шлемах с такими же черными стеклами и визорами, за которыми не было видно лиц. Все они, как на подбор, каждый похож на стоящего рядом. Движения, выверенные и заученные, они встали, даже не думая шелохнуться, как свободные полицейские при виде летящих в них кирпичей и палок. Тысячи человек посреди площади теперь были замкнуты в кольце. С высоты зданий красными бликами отражались лазерные прицелы винтовок. Они перемещались по толпе и улицам рядом туда-обратно. Сара спряталась за спиной Оливии, когда ее глаза ослепил прицельный луч.

У самого большого из самолетов, примостившегося прямиком перед толпой комендантские солдаты стали в стойку смирно, но все еще четко и выверено сжимая рукояти своего оружия. Эти винтовки чем-то походили на ту, что нашла Сэм, однако утверждать Сара не решилась, из-за обвесов и прицелов назвать их идентичными можно было с трудом. Трап ведущего самолета коснулся земли. Твердым, солдатским, выверенным шагом с него спустился мужчина, одетый в утепленное пальто, опускающееся ему ниже колен и прикрывающее солдатскую униформу и бронежилет на груди. Словно с экранов телевизионных интервью, высокий, стройный, но с сильными руками и выпяченной вперед по-солдатски грудью, комендант Моралес спускался по железу трапа. Его сапоги чеканили шаг, который в наступившей тишине эхом отзывался, казалось, по всей площади. Светлые волосы с легкой неестественной сединой на висках были заплетены в пучок на затылке. Комендант поправил его, остановившись перед тем, как сделать решающий шаг на Мейконскую землю. Его взгляд, суровый, размеренный, но все еще пылающий солдатской стойкостью прошелся по толпе, которая молча застыла, опустив руки, притупив взгляды и заткнув рты. В отличии от своих подчиненных он не носил шлема, а из оружия у него через плечо был перекинут короткий командирский пистолет-пулемет, а под развивающемся плащом-пальто виднелись висевшие на походном поясе с десятками сумочек пистолет и обоймы. Суровый зимний ветер ударил коменданту в лицо, но тот и глазом не повел, лишь прищурившись и сделав гордый, властный шаг на площадь, пока ветер трепал подол его плаща.

Вслед за ним выступил парень в обычной военной форме, встав позади старшего коменданта и протянув ему какую-то вещицу, которую тот нацепил на ухо, протянув к сухим губам микрофон. Теперь каждый его вдох было слышно по всей площади. Громогласно вторя каждому движению его губ, сирены на летательных аппаратах оглушали стоящих посреди этого котлована бастующих. Пинки подступила ближе, включив запись и приподняв планшет над головами людей. С ее худеньким тельцем было трудно протискиваться через толпу, но пес, таранящий головой людей впереди отлично справлялся с этой задачей.

– Граждане, – он сказал это спокойно, но с сухой чёрствостью солдата в голосе, от чего казалось, что он почти кричит, хотя это лишь сирены оглушающе передавали его слова. – вы все сейчас переступаете через закон. Эта площадь – общественное место, которое должно быть свободно для прогулок. Это ваше… «выступление», – выдавил из себя он. – не повлечет за собой никаких последствий, кроме плачевных. Члены свободной полиции имеют право говорить от лица государственности республики и они не раз говорили вам разойтись. – комендант встал, заведя руки за спину и тяжело вдохнув, выпятив грудь. Его вдох шуршанием прошелся по ушам митингующих. – Однако вы не послушали. Но министры даже в такое тяжелое время оказались милосердны к вам, не смотря на всю беззаконность ваших выходок. Ваша демонстрация не будет принудительно распущенна. И я прибыл в этот город не карать, а разобраться. Однако, ради безопасности остальных граждан нашего с вами славного Мейкона по моему приказу с одобрения министерств площадь будет оцеплена для контролирования толп от давки в городе. Если вы не решились покинуть площадь, когда вам сказали об этом полицейские, то останетесь тут до окончания разбирательств.

Микрофон коменданта Моралеса захрипел и тот, сморщившись, поправил его, издав омерзительно громкий звук из динамиков повсюду.

– До окончания разбирательств? – крикнул мужчина из толпы, шагнув вперед. – И долго вы будете разбираться?

– Он прав. – шагнула женщина вслед за ним. – Во всем виноват Коллинз и его козлы из полиции, которые ничего не могут контролировать.

– Именно, – высказался еще один, взмахнув кулаком в сторону комендантских солдат. – а что если одну из моих дочерей завтра жестоко изобьют до смерти?

– Город переполнен мразью и бандитами! – крикнули из толпы. – Что вы собираетесь с этим сделать? – вышла женщина, направляясь с другими ближе к коменданту.

Солдаты думать долго не стали. Комендантские отряды тут же бросились на подступивших бастующих. Огрев их электрошокерами, а пыл тех, кто не отступился так просто, усмирив ударами прикладов. К ним тут же подскочили полицейские, заворачивая их в наручники и утаскивая дальше от толпы. Комендантские отряды теперь уже в открытую целились в толпу и та, сжималась, отходя дальше от севших вокруг самолетов и черных стен из вооруженных солдат.

– У меня есть ордер на полную свободу действий для обеспечения безопасности города. – теперь Моралес уже повысил тон и его грозный голос впивался в уши. Пинки, прячась за толпой, не переставала снимать Сара же, сама не заметив, обняла ту за талию, лишь бы толпа волнами не оторвала и не унесла ее. От напряжения в легких стояла тяжесть и жар, а холодный воздух удушливо перехватывал горло.

Комендант выступил вперед, развернувшись на месте и шагая, волочил одну из ступней, отчерчивая ей неровную линию на грязном полурастаявшем снегу. Держа руки за спиной, он сурово оглядывал каждого человека, который отступал на шаг назад перед его взглядом. Вновь поправив пучок своих светлых волос и одернув воротник плаща, Алекс Моралес положил руку на висящее на плече оружие.

– Я не буду повторять дважды. – тихо сказал он, но слышали его все. – Внимательно следите за моим шагом, – растаптывал он снег, шагая вперед-назад. – по ту сторону этой линии, – кивнул он в толпу. – вы – мирные бастующие, выступающие за защиту своих прав. Но стоит вам переступить ее, – указал он пальцем на ту сторону площади, что была переполнена солдатами и полицией. – вы становитесь врагами государства, этих людей за моей спиной, Атланты и лично моими.

Толпа замерла в ожидании, все глаза были направленны на остановившегося посреди площади коменданта.

– Стоит кому-то одному ее пересечь, – комендант набрал воздуха в грудь. – и эти парни имеют право открыть огонь по всем. Надеюсь это вы уяснили? – в ответ коменданту вторила тишина. – Отлично. Таков уж закон.

– Такого закона нет! – донёсся из толпы голос Роуз. Люди перед ней расступались, пропуская безрассудную девушку вперед. Она прошла, гордо достав из-за пазухи карточку журналиста и кивнула Оливии, стоявшей неподалеку. Та поспешила вперед, а Сара, следуя указу Роуз и тревоге в груди не высовывалась у нее из-за спины. Пес выскочил вперед, встав рядом с Роуз. Оливия направила на подругу камеру, переводя ее то на журналистку, то но старшего коменданта.

– Нет в Джорджии такого закона. – яростно выпалила Роуз, все еще держа перед лицом коменданта свой журналистский билет и показательно обнажив браслет на запястье.

– Значит теперь есть! – рявкнул в ее сторону старший комендант.

– Роуз Роудсон, – представилась сквозь стиснутые зубы она. – новостная колонка Мейкона. Может вы не забыли меня?

– А, – потерев подбородок, вздохнул комендант, не спуская взгляда с Роуз. Журналистка в свою очередь гордо расправив плечи достойно выдерживала на себе тяжелый взгляд черных глаз Моралеса. – Роудсон. Снова вы.

– И снова решусь задавать вопросы. – отважно стояла она на своем, показательно поставив ногу прямиком на отчерченную Моралесом полосу посреди снега.

– И эти с вами? – кивнул, не глядя на подошедших ближе Пинки и Сару, потирающую замерзшие руки, комендант. Их дуэль взглядов с Роуз сейчас достигла своего апогея.

– Да. И эти. – издевательски кивнула Роуз, растирая по земле следы комендантских ног мыском своего сапога. – Они мои подопечные.

– И собака? – процедил сквозь зубы Моралес.

– И собака. – гордо держась, ответила Роуз, подняв подбородок и сжав губы в тонкую линию.

– Я отвечу вам то же, что и всегда, Роудсон. – комендант прикоснулся к журналистской карточке Роуз, глянув на нее своими уставшими глазами. Его худое лицо покрылось румянцем от холода. Опустив руку девушки вместе с карточкой вниз, он пригнулся к журналистке, снимая с уха ретранслятор. – Без комментариев.

Развернувшись, комендант пошагал обратно внутрь самолета. Двигатели издали свой громогласный рев, разогреваясь, а солдаты перекрыли бастующим путь к отступлению. Роуз стояла прямиком на начерченной Моралесом линии в снегу и когда машина, ослепляюще сверкая выхлопами синего пламени взлетела ввысь, пнула в его сторону снег, поправляя очки. Часть самолетов поднялась в воздух, разлетаясь, другие же остались на своих местах.

Роуз обернулась. Толпа смотрела на нее молча. Посреди площади воцарилась тишина. Больше никто не вопил и не восклицал. Все в изумлении смотрели на журналистку. Опомнившись, она поправила свое пальто, убирая за пазуху журналистский пропуск и пошагала вперед. Люди расступались перед ней, восторженно провожая взглядом. Подойдя к Оливии с Сарой, она кивнула в сторону машины, припаркованной у обочины неподалеку.

– Убираемся. Сейчас же. – тихо сказала она.

Полиция пропустила их через оцепление, получив разрешение у одного из офицеров. Быстро выскользнув в полупустующие городские улицы, Роуз нажала на газ. Двигатель напрягся, издавая легкий дребезжащий звук. Низко посаженный силуэт авто мелькал в переулках, исчезая из глаз полицейских. Оставив вдалеке площадь и выезжая на развилку между зданий, Роуз резко повернула руль, притормозив и войдя в поворот, а затем снова надавила на газ.