Ты, я и апокалипсис

– Это еще почему?

– Ну, нельзя поразится? – нахмурился он.

– Можно. – Сара плеснула себе еще молока в кружку, сделав глоток. – Только вот что поразительного?

– Ничего.

– А ну ответь!

– Ничего особого. – покачал головой он.

– Ну и не говори. – надулась Сара.

Почувствовав голод, она насыпала себе еще хлопьев, залив их молоком и принявшись есть. Она подметила, что в доме было припасено немало этих коробок с хлопьями и успела предположить, почему их так много и почему их до сих пор никто ни съел. Стало даже как-то грустно от этого. Брэд налил себе воды, попивая ее из кружки и глядел в окно, на равномерно падающий снег. Освежив горло очередным глотком, он посмотрел на Сару задумчиво.

– Твой отец никогда не улыбался. – сказал он.

– Что? – удивилась Сара, ошарашенно глянув на мужчину. Он почти никогда не поднимал этой темы. И от того она чуть не поперхнулась хлопьями, когда он это сказал.

– Я знал его недолго, но мы успели сдружиться. И сколько я его знал, он никогда не улыбался. Сколько бы ни шутили вокруг, максимум, что он мог из себя выдавить – легкую улыбку. Но никогда – смех.

– Удивительно, что… – промедлила Сара. – Что ты решил вдруг так внезапно заговорить о нем.

– Просто, – облокотился на подоконник Брэд, не оглядываясь на нее. – каждый раз, когда я вижу, как ты смеешься, я думаю, что ты скорее пошла в мать, чем в него. Вы с ним такие разные. Чем старше ты становилась, тем чаще я это подмечал. Годы текли, даже его образ стирался из моей памяти, но глядя на старые фото, я всегда поражался тому, каким хмурым и сухим был он и какой улыбчивой была ты. Всегда представлял, что его женщина была такой же красивой, как ты.

– Спасибо, что ли. – почесала затылок девушка, положив ложку обратно в размокающие от молока хлопья.

– Я мало говорил с тобой о нем, когда ты была ребенком. Не потому что боялся что-то сказать, а потому что говорить было нечего.

– Так уж и нечего? – ехидно подметила Сара.

– Почти все, что мог, я тебе рассказал.

– «Почти»? – приподняв бровь, спросила Сара, обернувшись на него. Он задумчиво глядел в окно, рассматривая что-то неуловимо прекрасное в снегопаде снаружи.

– Он был копом, как я когда-то. – начал Брэд. – Поступил на службу в тот же отряд, что и я. Я плохо знал Генри, – он редко называл отца по имени и потому это слово тут же врезалось в уши Сары. – да и времени не было узнать. Мы с ним толком не общались, даже словом с ним не перекинулись почти, а потом началась вся эта Мейконская бойня.

Брэд помолчал несколько мгновений, покачивая в руке стакан и глядя, как остатки воды мерно переливаются из одного края дна в другой.

– Мир словно с ума сошел. – вздохнул он, потирая стакан большим пальцем. – Все полетело к чертям. Все красивые лозунги партии рухнули прахом, когда люди полезли на баррикады. Я, молодой и глупый, еще ведать не ведал, до чего может дойти человеческая жесткость. И как страх смерти и жажда отмщения превращает людей в зверей.

– Красочно, – причмокнула языком Сара. – но звучит жутковато.

– На деле все еще хуже. – загляделся в стакан Брэд. – Это все поглощало людей, как трясина. Кровь и жестокость. Кажется, я слышал это выражение в какой-то статье в «Вестнике Мейкона», вроде бы. Насилие порождает насилие. Ступив в него, оно лишь поглощает тебя и как-то так.

– А ее автор случайно не Роуз Роудсон? – удивленно спросила Сара.

– Да, она кажется. – кивнул Брэд, не обратив особое внимание на ее вопрос. – И когда все вокруг переступили эту черту, погрузив ногу в эту трясину, я понял, что правых тут нет. Виноваты были все вокруг. На каждый выстрел с одной стороны, отвечали двумя с другой. И трупы росли в непомерных количествах. Поначалу я не был в самом эпицентре. Но, поверь, трупов я навидался. Для них не хватало мешков. Иногда ночью мне и вовсе снятся эти изуродованные ряды тел, криво разложенные по тротуарам, как рассыпавшиеся доминошки.

– Ты, кажется, говорил об отце. – перебила его Сара.

– Ах, да. – вздохнул он. – Я почти не знал его. Мне выдалось лишь пару раз действительно нормально поговорить с ним. Но уже тогда мы оба поняли, что без поддержки нам никуда не деться. Пока другие в группе, вроде Колиннса собачились, мы знали, что нужно прикрывать друг друга.

– Ты знал коменданта Коллинза? – удивилась Сара.

– Я с ним служил. – хмыкнул Брэд. – Или ты думаешь, что я столько раз вытаскивал Сэм из передряг, будучи знакомым с какой-нибудь секретаршей из участка?

В ответ Сара лишь легонько улыбнулась.

– Но для меня, – продолжил мужчина, допив наконец злополучные капли из стакана. – да и твоего отца, переломным стал момент, когда нам дали приказ стрелять по гражданским.

– Да, это историю я помню прекрасно. – вздохнула она.

– Это были всего лишь демонстранты, – кивнул он в сторону улицы снаружи. – как эти люди сейчас. Но среди них были люди, открывшие огонь по зданиям, где прятались какие-то важные шишки из корпораций Атланты, и решившиеся слиться с толпой. Командование долго думать не стало. Сказало, что все, кто сейчас перед нами – потенциальная угроза и что каждый из них сейчас готов вырвать нам сердце. Кто-то принял приказ, без зазрения совести открыв огонь, как наш старый добрый Уилл Коллинз. – процедил он. – А я не смог. И твой отец не смог. И пара добрых хороших ребят не смогла, земля им пухом.

– Неужели им было не жаль людей там? – сказала Сара.

– Им было страшно. А страх – лучшая мотивация к любому действию. – ответил он. – Тогда меня чуть ли не отдали под трибунал. Но так или иначе, мы ушли. Сорвали значки и погоны, кинув их под ноги командиру. Когда я был молодым, хотелось покрасивее уйти. Сохранить честь. Да толку-то. Люди в любом из случаев погибли. Безоружные дети и старики наравне с мужчинами и женщинами, которые сжимали в руках винтовки. И тогда твой отец ушел.

– И это я тоже помню.

– После того, как он переступил на другую сторону баррикад, я не видел его до того самого дня, как он, ночью, второпях, вспотевший и раненый, принес мне тебя. – Брэд наконец глянул на нее. В его глазах не было слез, но они казались словно мокрыми. – Сказал, чтобы я сохранил твою жизнь. Сказал, что хватит смертей. Что этот круг из кровопролития пора прервать.

– Жаль, что ты так плохо знал его. – опустила взгляд Сара.

– Но все равно не смог ему отказать. – отошел от окна Брэд, сев напротив девушки. – Ради девушки, что родила тебя. Ради него самого, не раз спасшего мою шкуру. Ты удивительный ребенок Сара.

– Мне так не кажется. – сказала она.

– А мне – да. – ели заметно пожал он плечами. – Ты, все что у меня осталось от тех времен. Единственное хорошее воспоминание. Моя Элизабет бросила меня и, чего уж стеснятся, своих детей мне уже не завести. Потому все, что мог, я отдавал тебе. И в первую очередь выполнил просьбу твоего отца. О ней я тебе никогда и не говорил.

– И что же за просьба? – заинтересованно спросила Сара.

– Он боялся, что они захотят найти тебя. Избавиться от тебя, как избавлялись от всех, кто связан с повстанцами. Он предал службу свободной полиции, перешел на другую сторону и после той ночи, что принес тебя, исчез. – Брэд помедлил, постукивая пальцами по столу. – Что бы с ним не случилось, я уверен, в последние моменты он думал о тебе.

– Не надо, Брэд. – прервала его Сара, приподняв ладонь. – Не надо.

– Я лишь говорю, что думаю. – мягко ответил он.

– Ты так меня до слез доведешь, блин. – потерла глаза руками Сара. – Не люблю я все эти истории. Они навевают на меня жуткую грусть. Как будто бы я стоила того, чтобы за меня… исчезать.

– Он не раз говорил о той девушке, что ждет его дома. – кивнул Брэд. – Определенно, он любил ее. Я не знаю ни как ее зовут, ни как она выглядела, Сара. Но я уверен, что она тоже была бы рада тому, что ты сейчас жива.

– И кстати, – решила отвести разговор в сторону Сара, задав первый пришедший ей в голову вопрос. – это он назвал меня так?

– Как? – не сразу понял Брэд.

– Ну, имя Сара, это он так сказал? – развела она руками. – Вроде как, дал меня тебе и сказал: «ее будут звать Сара». Или что-то вроде того?

Брэд несколько смущенно улыбнулся, со всей добротой своих глаз посмотрев на нее и потрепав за плечо.

– Нет. Такого он не говорил. – посмеялся он.

– А почему тогда Сара? Стоп, так же кажется…

– Да, Сара. – кивнул он. – Так звали нашу с Мэредит мать.

Глава 27

Этим утром тетушка Мэредит потащила их с Брэдом на выставку. Сара была категорически против экскурсии на эту браваду, однако Брэд сказал, что не стоит в очередной раз расстраивать женщину и им пришлось отправится с ней. Мороз на улице был не такой уж лютый, однако Сара все равно оделась так тепло, как только могла. Толпы недовольных, казалось, с каждым днем становились все больше. Почти на каждом углу люди понатыкали палаточных лагерей, обвешавшись плакатами и фото юной Эми Лайнс. Они, как специально, подобрали самую пронзительную из фотографий, с которой она смотрит, как живая. От такого количество этих фотографий по всему городу, становилось неуютно, особенно при осознании того, что девочка эта уже мертва. Брэд каждый раз с грустью разглядывал эти фото, когда они попадались им по пути на выставку, а Мэредит, кажется, не обращала внимания, лишь четко шагая вперед и глядя куда-то в пустоту, зримую лишь для нее самой.

Еще спросонья Сара чувствовала себя неважно. То ли промёрзла, то ли больные легкие давали о себе знать при каждом проклятом вдохе ледяного зимнего воздуха. Ее трясло каждый раз, когда сухой кашель норовил вырваться из горла. Брэд не прекращал постоянно спрашивать, все ли в порядке. Не нужно ли зайти, выпить чего-нибудь потеплее, но Сара отвечала – нет. Как минимум потому, что ей не хотелось напрягать Брэда.

Потирая укутанную в варежку руку, Сара посмотрела на бодро бегущего рядом пса. Несмотря на подступающий лютый мороз, ему, казалось, было все равно. Собака бежала, петляя между ними и ругающимися на пса прохожими. Несколько человек собрались вокруг колонки, разбавляя какую-то смесь в пластиковых стаканчиках горячей водой. Из кружек вверх валил густой пар и пахло чем-то вроде цитруса.

Выставка проходила ближе к центру города и оттого им пришлось пробираться рядом с все разрастающимся палаточным лагерем. Разноцветные убежища бастующих, разбавленные людьми с плакатами и горящими бочками, как печами, оставляли неизгладимое ощущение дежавю. Саре вспомнилось, как толпа в Саванне уволокла ее неведомо куда и как ее чуть было не убили. От подобных воспоминаний ее пальцы дернулись и рана на ладони заныла. Девушка принялась растирать руку еще тщательнее, стиснув зубы от мерзкого ощущения, будто ее пальцы наполнились песком.

Протестующие с каждым днем все больше смелели и вот теперь Сара заметила огромные плакаты, требующие ответа лично от Атланты и министра Маккриди. Тут же люди изрисовали стены надписями, поливающими грязью всех, кого не лень, от свободной полиции до детишек, работающий молодежных партийных отделениях. Некоторые даже в такой мороз умудрялись не держаться ближе к кострам, а стоять и размахивая плакатами с призывами дать Атлантским детям то, что получила девчонка Лайнс, и скандировать о том, как они ненавидят происходящее. Толпа пугала Сару и она старалась держаться как можно ближе к Брэду и Мэредит, которые протискивались через людей. Пару раз ей пришлось схватить Брэда за руку, когда толпа чуть было не сносила ее назад. Брэд же, встретив несколько мужчин из тех, которых видела Сара у него на работе, поздоровался, вежливо пожав им руки и перекинувшись парой слов. Расслышать их диалог за шумной толпой она не смогла.

Ближе к границам этого столпотворения были другие лагеря. Полицейские посты. Они оцепляли людей, стараясь приставать ко всем, кто входит и выходит через заблокированные ими узкие улочки. К счастью компанию Сары это обошло стороной.

Зато ее внимание не обошло стороной очередной огромный плакат с изображением первого министра, гордо вывешенный на первых этажах одного из старых покоцанных небоскребов. Картинка была все той же приевшейся, что и на вокзале ее городка. Необычно было увидеть знакомые граффити на мозолящем глаза изображении. Девушка не смогла сдержать улыбки. Ну, хоть в том, что не она одна добралась до Мейкона целой и невредимой, она могла быть уверенна.

В этом бодром расположении духа она обнаружила, что их компания подобралась к выставочному центру, который казался явно запустевшим. Несмотря на активную пропаганду подростков посещать эти «патриотические мероприятия» было понятно, что люди, особенно в Мейконе, не рвутся смотреть на бравую историю народа Джорджии. Несущаяся вперед со своими билетами тетушка тут же подскочила к кассиру, немолодой женщине, с явным недоверием глянувшей на такое ярое желание поскорее попасть внутрь. На самом деле Сара тоже хотела попасть внутрь, вот только не из-за крайнего интереса, а потому что в залах наверняка было тепло.

Ей стало немного грустно от того, что она идет сюда только сейчас. Ведь Дейзи приглашала ее посетить что-то подобное. Конечно, выставка по масштабам уступала бы огромным павильонам, распростёршимся тут, но Дейзи наверняка тогда имела ввиду нечто подобное. И верно, лучше бы она сейчас побродила по этим скучным историческим павильонам с Дейзи там, нежели сейчас, в чужом городе, полным пугающих ее вещей, от толп бастующих, до подростков-живодеров в подворотнях.

Внутри выставочного центра их ожидали огромные залы и столько проходов в павильоны, что у Сары от путаницы разбегались глаза. Все они пестрили гордыми названиями, вроде «Аллея Героев», «Америка: вчера и сегодня», «Становление Республики» и тому подобное. Что удивительно, почти никого кроме них тут и не было. Какие-то два подростка прогуливались по залам, без особого интереса разглядывая голографические панорамы. На фоне тихо, ели заметно, играли назойливо въедающиеся в голову гимны. Звук труб и барабанов, ритмично сплетающиеся в своеобразный строевой марш ненавязчиво затуманивал рассудок, заставляя вливаться в весь абсурд выставки.

– Ну вот мы и пришли. Кто поблагодарит старушку Мэри за бесплатный вход? – помахав билетами, сказала тетушка.

– Спасибо. – хмыкнул Брэд. – Только вот мы с Сарой не так уж и хотели тащиться сюда.

– Я знаю. – нахмурилась тетушка, сложив руки на груди. – Но это не значит, что надо упускать шанс! Вам бы лишь сидеть дома, что за люди. – возмутилась она, и на ее лице дернулась скула с веком.

– Быстрей начнем, быстрей закончим. – прошептала Сара Брэду, напоминая ему его же условие, чтобы он не противоречил Мэредит.

– Верно. – кивнул Брэд, улыбнувшись. – Ну, Мэри, веди.

Тетушка пошла в первый попавшийся ей зал. В нем, казалось, была абсолютная пустота и только навязчивый ритм гимна как-то напоминал, что это место еще не забросили. Сара не сразу приметила в углу седого морщинистого старика, разглядывающего панораму летящих ракет. Он покачивал головой, причмокивая и что-то ворчал себе под нос. Сара медленно пошагала вперед, пока тетушка рассматривала голографическое изображение Статуи Свободы, что-то обсуждая с Брэдом.

В этом зале, судя по всему, была выставка, посвященная прошлому веку.

Вот изображения старых городов прошлого, так жутко переполненных людьми, что Сара не сразу поняла, что это не очередная демонстрация. Видимо, до того, когда ракеты выкосили большую часть Северной Америки, людей в городах было еще больше. Здесь же этому был посвящен целый стенд, в котором при приближении голос диктора начинал рассказывать о всемирном перенаселении, нехватке ресурсов и пропитания и, наконец, истощения запасов топлива и нефти. Люди хлынули в Америку с небывалой силой в надежде найти тут новый дом, очередной Рай для человечества, последний Эдем. Одна из последних стран, имеющая топливно-энергетические ресурсы конечно-же казалась всем лакомым куском. И от этого же пирога все хотели откусить как можно больше.

Дальше показывалось возведение прибрежных, а потом и внутренних «временных поселений» и того, как они стали тем, чем стали теперь. Сотни небольших городков, соединенных между собой паутиной рельсов. Локальные миры для таких, как Сара. Для таких, какой была Сара. Теперь она и представить себе не могла, как все это время жила практически в заточении в этом небольшом городе. По всей Америке их было так много, что вместо названий им давали порядковые имена, почти как у колоний. Это наводило на неприятные ассоциации.

На следующем стенде в голограмме словно оживала фотография. Ученые Бостона представляют первый в мире плазменный энергогенерирующий реактор с управляемым синтезом. По лицам этих умников в очках можно сразу сказать, что они были невероятно рады своему открытию. До сих пор все мегаполисы и поселения живут на этих огромных махинах, заключенных под землей. Гиганские реакторы перегоняют плазменные частицы, вырабатывая огромное количество энергии. Сара понятия не имела, как все это работает, а от сложных формул на стенде только рябило в глазах. Одно она помнила из школьной программы точно, все должны дружить с технократами Массачусетса, потому что только они и могут обслуживать эти реакторы. В свое время и производили их они. И именно поэтому сейчас все новости забиты военным вторжением Канады в Массачусетс. Пока все торгуют с Бостоном и кланяются им в ноги, канадский генерал просто решил забрать себе все, что нужно. Как гласили учебники истории в школе – тот, кто контролирует энергию, контролирует всю Америку. От того и шума столько.

После этого шла серия стендов о Тихоокеанской войне за ресурсы. На огромной голограмме был изображен старый корейский агитплакат, переделанный под современный лад. На нем верховная главнокомандующая Ким Сен Хён, облаченная в военную форму и большую меховую шапку, стоит, заложив руки за спину и глядя на зрителя своими маленькими злыми глазами. В ее зрачках, если приглядеться, намеренно изображен горящий огонь, словно отражающий то, на что смотрит женщина. У ее ног безликие корейские солдаты, на пустых лицах которых, словно в насмешку, изображены лишь две узких линии-глаза, маршируют на зрителя, исчезая и подменяясь все новыми и новыми бесконечными рядами. Сверху реют непонятные Саре иероглифы, перевод которых она не удосужилась прочесть. Вероятно, какие-то партийные лозунги.

Последующие стены целиком и полностью развивают эту тему, представляя посетителю официальную версию событий, в правдивости которой Сара не была уверенна. Призрачные голограммы корейских кораблей плывут по бушующему морю, окружая нефтяные вышки. Красные щупальца расползаются от Кореи на Китай, Японию и Монголию. Затем череда видеороликов демонстрирует вторжение в Европейскую часть континента и поглощение коммунистами Сибири, в попытках забрать последнюю Евразийскую нефть. На соседнем стенде важные старики в костюмах заседают в Пентагоне, голосуя за упреждающий удар, в случае подступления войск агрессоров к границам Соединенных штатов. После этого, панорама Тихоокеанских сражений за последние из нефтяных вышек. Огромные корабли, обрушивающие друг на друга град из снарядов. Щупальца коммунистов достигают западного побережья Америки, панорама сменяется на высадку безликих азиатских солдат на берега Калифорнии, Вашингтона и Орегона. Бесчинствующие бойни на побережьях. Сара помнила эти занудные уроки о сотнях сражений, в которых азиаты вгрызались в их землю, уже не из чувства жадности, а из чувства национальной вражды.

Все силы корейцев и их союзников, аннексированных и присоединившихся к ним лично, были направлены на то, чтобы пробить себе путь к технологиям реакторов, которые им, в отличии от Европы, намеренно отказывались продавать. Теперь тот, кто владел энергией, владел всем миром. Все последние капли нефти, которые коммунисты забирали себе, уходили на топливо для их танков и самолетов. Их жажда поддержания энергонезависимости своей страны превратилась в гонку за топливом для собственных боевых машин. Эта безумная ярость и алчность до топлива поражала бравых американских полководцев.

Наконец война достигла своего апогея. Корейские танки глохли посреди боя, а самолеты садились на экстренную посадку из-за того, что дозаправить их было некому. Война перешла в жуткие окопные бои на побережьях, в которой не было явного лидера. До того момента, как пресловутый Бостон не предоставил Вашингтону первые прототипы плазменного оружия. Солдаты в новехоньких экзоскелетах и броне из полимеров, украшенной символами былой Америки, шагают к берегу, выбивая из укреплений захватчиков. Выстрелы плазменных винтовок разносят их доты, подрывают здания и прожигают любую броню боевых машин. Ни танки-амфибии, ни окопы и лазы в земле не спасают коммунистов от расправы. Полагающиеся на быстрый захват налетчики и не подумывают о том, что им придётся пережидать войну в окопах, пока плазменные бомбы с беспилотников не выкуривают их оттуда замертво.

И вот в один решающий миг кто-то жмет на кнопку и мир рушится в огненную пучину. В небесах так много ракет, летящих со всех стороны, что со схемы на стенде, кажется, будто маленькую голубую планету оплетает паутиной. Старик у стенда молчаливо покачивает головой, причмокивая и потирая клюку в руках. Брэд с тетушкой тоже дошли до этой части выставки. Женщина замерла, глядя на панораму ракет, летящих в небе. Изображение ядерного гриба вспыхнуло и потухло. Лицо Мэредит дернулось и она вцепилась в сумочку, висевшую у нее на плече. Ее взгляд застыл на очертаниях рушащихся домов, обращенных в пыль в мгновение ока. Брэд тут же подошел к ней, положив руку на плечо.

– Пойдем, Мэри. – серьезно сказал он, взяв тетушку под руку. – Пойдем. – мужчина повел ее в другую часть зала, окинув Сару печальным взглядом.

Девушка еще немного осталась посмотреть на изображение, так сильно впечатлившее тетю. Старик с клюкой, стоящий рядом, посмотрел на нее, поправляя очки, скрывавшие за собой слезящиеся глаза. Сара поступила на шаг ближе, протянув руку к голограмме летящей ракеты. Изображение проскочило сквозь ее руку и она одернулась от неожиданности. Ракета вновь упала и картина ядерного гриба выросла на стенде в сотый, тысячный раз.

– Чудовищно. – процедил старик.

Сара не ответила ему, все еще разглядывая картинку. Она снова потянула руку, проведя пальцем по краю взрыва. Голографическая проекция забавно искажалась, превращаясь под ее пальцами в сочетание цветов и образов, словно изображение отразилось в разбитом зеркале.

– Чудовищно. – сказал старик громче, как бы пытаясь обратить на себя внимание и потер рукоять своей клюки.

– Вы что-то хотели? – глянула на него Сара, сказав это шёпотом, чтобы не нарушать чудесной тишины выставки, озаряемой лишь ели слышными мотивами гимнов и маршей.

– Нет-нет, ничего. – отмахнулся он, скорчившись и пошагав дальше, с трудом переставляя перед собой костыль. Сара пожала плечами, понятия не имея, что добивался этот мужчина и пошагала вслед за Брэдом в соседний выставочный зал.

Прибавив шагу, она пошла поскорее, чтобы нагнать его. Мэредит явно чувствовала себя нехорошо, ее шаг был неуверенный и она проходилась, потирая свои предплечья, словно обнимая саму себя. Брэд придерживал ее под руку. Старые детские травмы тетушки, верно, никогда не заживут. С какой бы пленяющей красотой не разрывались эти бомбы на экранах, то, что пережили люди на земле, Сара и представить не могла. А говорить об этом никто не любил, и особенно при тетушке Брэд эту тему явно не затрагивал и не собирался.

Этот выставочный зал был посвящен более современной истории, по большей части, истории республики. Здесь все прямо пестрило цветастыми плакатами всех мастей с первым министром, президентом, гербами партии и изображениями «гордого народа Джорджии, не покладающего рук в работе над нелёгким восстановлением цивилизации». Здесь были и знакомые ей плакаты с Маккриди и незнакомые, на которых был почивший президент Паттерсон, и даже какие-то другие государственные деятели. Именно из этого зала куда сильнее звучали гимны и музыка. Огромный плакат министра в конце зала, на вроде того, что были вывешены везде, наблюдал за людьми в павильоне и Саре жутко захотелось, чтобы кто-нибудь и тут осмелился его испоганить, пририсовав что-нибудь абсурдное.

Тут Сара расплылась в улыбке, заметив у одного из стендов Роуз, что-то с невероятно важным видом разъяснявшую Пинки, которая с планшетом в руках старалась поспевать записывать поток сознания журналистки. Роуз не заметила ее, продолжая что-то говорить, усиленно жестикулируя и всем своим видом обратившись к изображениям на стенде, зато Оливия тут же приметила девушку, оторвавшись от клацанья по клавиатуре планшета и начав ей махать.

– Мне нужно броское название. «Ложь, провокация и подмена истин: правдивые «подвиги» Бенедикта Маккриди.» Так и запиши. – сказала Роуз, взмахнув рукой и поправляя очки. Затем обернулась на Пинки, которая, явно забыв о своей обязанности писаря, направилась к Саре. – Ты записываешь? Стоп. Что? Оу.