скачать книгу бесплатно
– Сын мой упрям, как стадо баранов, спорить бесполезно. Слава, ты проводишь его в этот Заказник! И вернёшь целёхоньким!
Слава пожимает плечами, вскидывает голову и говорит:
– Проводить за ручку?! Что за бред?! Никуда я не поеду, никому сопли подтирать не стану. Сам хочет – вперёд! Я – пас. Что я там забыл? Это сынку твоему шлея под хвост попала, это у него что-то там засвербило. Я никуда не поеду.
Мать прожигает его взглядом, вбивает слова настойчиво, с нажимом, не оставляя шансов:
– Нет, братец, ты сделаешь так, как я велела! Ты поедешь с Матвеем туда, куда я прикажу! Пора отдавать долги! Ты никогда не отвечал за свои слова и поступки, приходилось отдуваться мне, ты помнишь?! Всегда тебя выгораживала, прикрывала, одевала и обувала! И сейчас мне звонили из рехаба, и я отмазала тебя, братец! В тысячный раз! Я вместо матери, я вместо отца, и если бы не я, ты бы уже сдох, сволочь инфантильная! Учти, если обманешь, будешь доживать свой век в конуре с коркой чёрствого хлеба, потому что ни зарабатывать, ни просить ты не умеешь!
Все молчат; гневный спич предназначался только для Славы, но слова эти услышали и чужие уши, и все теперь хотят от них отряхнуться. Матвей предпринимает попытку заявить о своей самостоятельности, убедить, что он и Егорка справятся сами, но мать настойчива и непреклонна.
И она продолжает:
– Мы с Грелкой вернёмся в Питер. Я позвоню Старикову и попрошу урезонить Хренова.
– Не сбегу я ни в какой Питер!– возражает Грелка. – Поеду с парнями.
– Каприз дамы – закон, – ухмыляется Слава и разводит руками. – А тут две женщины ставят условия. Куда деваться – я в тупике!
«Грелка, ты не поедешь» хочет сказать Матвей, но прикусывает язык, потому что эти почти выскользнувшие слова – не больше, чем условный рефлекс, обязательная фраза для парня, чьей девушки грозит опасность. Однако Матвей осознаёт нужность жизнелюбивой Грелки, её задор поддержит в них горение фитиля надежды. С огнём этим они пройдут до Заказника и вернут Егорку сородичам, не поддавшись морозному дыханию стылого отчаяния. Грелка с ними, и она окутает теплом, и станет им второй матерью и первой сестрой.
>>>
Ночью на подступах к особняку дежурил Матвей, компанию которому ненадолго составила проснувшаяся в три ночи Грелка и улыбчивый Егорка, пребывавший в каком-то волшебном дурмане. В четыре утра Матвея сменил кряхтящий от недосыпа Слава.
– Уверены, что наш хитрый план сработает? – спрашивает Слава, пожёвывая не прикуренную сигарету и устраиваясь с чашкой дымящегося кофе на посту.
Матвей пожимает плечами и переглядывается с Грелкой, которая подмигивает ему.
Выспавшись, Матвей занимается планированием поездки: составляет маршрут и старается связаться с диггерами, которые захаживали внутрь периметра Заказника. Но никто не отзывается.
Мать собирает вещи и, расцеловав сына, уводит в сторону, моля о том, чтобы её упёртый потомок передумал:
– Едем вместе? Оставь ты эту затею, сын. И мутанта этого брось. О нём кто-нибудь позаботится.
– Как же помогать слабым и обездоленным? Отстаивать права?
– Дорогой мой, для добродетели есть суд, есть Конституция и Закон. Ты не должен приносить себя в жертву ради туманных обетов и мнимых принципов. Пойми, у тебя впереди безоблачная жизнь. Приключение перестаёт быть таковым и становится испытанием, если что-то угрожает жизни, милый мой мальчик. Я не переживу, если ты пострадаешь.
– Мы всё решили, – отвечает Матвей, но сомнения, пустившие корни бессонной ночью, начинают прорастать в податливом гумусе души. Если мать надавит, он может сдаться. И как итог – переломанная карьера, эмбарго на цифровой контент. Пойти в продавцы или преподавать в институте? Не согласен он на компромисс, и потому говорит: – Прости, мама, но по-другому нельзя. Сделай это для меня, прошу. Обещаю, всё получится.
– Нет! Я никуда не поеду! Я не брошу единственного сына в смертельной опасности!
Она истерично швыряет сумку на пол, пинком опрокидывает чемодан и, плюхнувшись на стул, складывает беспокойные, трясущиеся руки на коленях, всем видом демонстрируя, что и шагу не ступит по собственной воле. Матвей набирает в лёгкие воздуха и скороговоркой выкладывает все карты, не утаивая самых неприглядных подробностей случившейся на парковке трагедии. В отповеди его нет покаяния или оправдания, но есть чёткая формулировка проступка – убийство – пусть и непреднамеренное, пусть и не собственными руками. Его игры обернулись страшной трагедией, и он обязан залатать созданную брешь, иначе сквозь неё вытечет вся радость и осознанная боль, и останутся лишь лакуны. Хочет ли мать обнимать вместо сына бледный манекен, или отпустит с тревогой, дав шанс исправиться?
Мать гарпией набрасывается на него с кулаками, раздаёт пощёчины и треплет за волосы, обзывая неблагодарной гадиной и эгоистичной свиньёй. Подоспевший Слава оттаскивает её и призывает успокоиться, взять себя в руки. Мать тяжело дышит и больше не смотрит на сына. Затем она, молча, подбирает сумочку и обесцвеченным голосом просит брата уложить сумки в машину. Справившись, Слава поправляет в багажнике хлопковое покрывало и шикает, чтобы Егорка сидел тише воды и не дёргался. Так же смотря сквозь Матвея, мать наказывает Грелке, чтобы та перекрыла воду, газ и закрыла все окна, потому что если град или гроза, то мало не покажется. Грелка клянётся выслать ей тщательный фотоотчёт и обещает быть осторожной.
«Нисан-кашкай» выкатывается из гаража и пылит, выезжая на шоссе.
Подготовка к побегу внутри особняка принимает лихорадочный характер.
По пути мать подхватывает Виолу Сергеевну; с нею заключёно предварительное телефонное соглашение, по которому Виола не задаёт вопросов, составляет компанию до Мышкина, а обратно едет на автобусе.
Их останавливают на выезде из Коропинска. Проверка документов, обычная процедура. Только вот молодого сотрудника ГИБДД мать знает – это Лёшка Панов, сын студенческой подруги. Лёшка лыбится, изучая пластиковую карточку с фото матери.
– Куда едете? – спрашивает он, не снимая с физиономии штатную улыбку.
– В город за покупками. У Виолеттки скоро день варенья, надо пополнить запасы, – отвечает мать.
– А в нашем супермаркете еда закончилась?
– Скудный ассортимент, – улыбается мать.
Лёша Панов наклоняется, отдаёт права и шепчет:
– Хрен палит вас. Езжайте быстрее. И не возвращайтесь. – И добавляет: – Приятного дня, сударыни.
– Спасибо, Алексей. – Заводится двигатель. – Маме привет.
>>>
Багажа набралось на пару сумок, и то всё тёплое или сменное бельё. Грелке выдали мамину одежду, хоть и была она слегка велика ей в бёдрах и груди. Слава запасся верёвками, ножами, термосом, молотком, отвёрткой, фонарём, газовой горелкой, спичками, зажигалкой, железной дубиной. Он понимал, всего не предусмотришь, но свою задачу считал выполненной. Грелка гуглила Хренова и делилась найденным.
– Парни, я кое-что тут откопала. Хренов этот хоть и магнат, но инфы на него a little; родился, женился and yet all. Но в древнем выпуске местной газеты писали, что он работал в исправительной колонии, а до этого был старателем в Заказнике.
Услышав про Заказник, Матвей отвлекается от своих приготовлений и внимает Грелке.
– Реально? В том самом? – спрашивает он.
Грелка кивает. С улицы возвращается Слава, он говорит, что сумки во внедорожнике и что хавчик он тоже собрал, а потом интересуется причиной оживлённых лиц. Они объясняют, и Слава хмыкает, потому что совпадение не кажется ему случайным.
– Ещё тут пару слов о его behavior after escape[15 - Поведение после побега/спасения.]. Так и написано, побег. Хренов буквально оттуда смылся. Его что-то заставило, но он не рассказал журналистам, чего испугался. И не наезжайте на меня из-за английского, тут дана гиперссылка на статью в британской научной статье, где упоминается Хренов.
– У него брали интервью иностранные журналисты? – недоумевает Слава.
Грелка бегло читает научную статью, в которой мало чего понимает, потому что она наводнена терминами и сложными языковыми конструкциями. Она сдаётся, признавая, что даже её уровня недостаточно, чтобы понять смысл.
– Сестра звонила? – спрашивает Слава.
– Каждый час трезвонит, – отвечает Матвей, – причитает, что бросила нас, что поступила, как хреновая мать.
– А зятя вызвала?
– И он в пути, – здесь Матвей морщится, ему совсем не улыбается пересекаться с биологическим отцом. Но Хренов напрягает сильнее. Нужно выбираться из Коропинска, и отец – единственный беспроблемный шанс.
В их дом заглядывает Хренов, без стука, как к себе. На нём всё та же красная куртка, но вместо выражения гадкой остервенелости живая гримаса участия. Он застаёт трио врасплох, и Слава готов броситься на него со стулом.
– Эй, эй! – тормозит его Хренов. – Оставь мебель в статичном положении. Стул ни в чём не виноват. Я не ругаться пришёл, я мириться пришёл. Да, я тут пораскинул мозгами, ну не с того начал, не прав. Вы ж ребята ничего, я вижу. Мирно поговорим, а потом решим, как быть. Ага?
– Скитальца мы тебе отдать не сможем, – предупреждает Слава и объясняет почему: – Он скрылся в лесу. Выпустили, и он ушёл.
Хренов кивает и причмокивает:
– Проверим, проверим, да. Но если уж так, то в какую сторону-то мутантик убёг? А? Напрямки? К деревне пошёл? Или к пруду? Направление у него какое было? А не боитесь, что заплутает, что волки его сожрут?
– Из леса вылез – туда и ушёл, – отвечает Матвей.
Хренов и с этим аргументом согласен.
– Что ж, ну поищу в лесу, так и быть. А вы, ребятня, ну простите дядьку, ну вскипел я тогда, женщину обидел. И тебя, Слава. Ты ж Слава, брат ейный?
Слава не отвечает.
– А вы дотумкали, что за скиталец такой? Откуда взялся? А?
– Из Заказника, – выдаёт Матвей, – туда и вернётся.
– Точно. В Интернете нашёл? А? чего там только нет в этом Интернете. Всякого, и правды, и вымыслов. Скиталец из Заказника, верно. Но как он на свет взялся, знаете? Нет? А хотите, расскажу?
– Соврёшь ты, Хренов, – говорит Слава.
– Нет, врать не буду. Там есть места такие – «колодцы». Местечки эти вроде как проклятые, фонят бессовестно, лучше рядом не шлындать. И струится из этих «колодцев» свет такой лиловый, а вокруг него всё оранжевое, что твой апельсин. И раз в месяц из такого «колодца» возьмёт – да тварь какая-нибудь и выползет. Типа этого вашего скитальца. И мученья с ней, если удерёт: может скот отравить, воду испоганить. А вы вошкаетесь с ней. Сволочуг давить надо, они нелюди – нежить, ясно вам?!
– То есть, вы утверждаете, что в Заказнике есть дыры, откуда лезут мутанты? – уточняет Слава.
– Ну, – поддакивает Хренов.
– Шли бы вы отсюда!
– Не веришь что ли? Ну, зря, ну глупый паренёк. Верь – и не спрашивай, откуда взялась эта погань, просто мочи и сохраняй мир и природу нашу не измаранными.
– Почему вы сбежали из Заказника? – вдруг спрашивает Грелка, и Хренов замирает.
Потом оттаивает и говорит:
– Испугался я. Страшно мне стало. До усрачки.
– На кой фиг вам скиталец?! – снова Грелка.
– Потому что я видел их раньше, и потому что я знаю, как с ними совладать, – отвечает Хренов.
В особняке возникают несколько человек, развязных, понурых и с бегающими глазками. Все помладше Хренова, но старше Славы. Они шепчутся с Хреновым, кружат по коридору, шныряют по кухне.
– Если мутантик мой и вправду убёг, – говорит Хренов, – то я его поищу. Но если у вас припрятан, то молю – верните. Ибо бед наворотить он способен охапку. Не доводите до греха.
Процессия покидает особняк.
На улице сгущаются тёплые сумерки и некоторое время кажется, что мир притих, оставил разборки «на потом», взял вынужденный тайм-аут и переводит дух, чтобы, отдышавшись, с головой окунуться в эту замутнённую явь.
Но тут же деревню сотрясает рокот мощных движков, и три чёрных «кадиллака-эскалэйда» антрацитовыми монолитами встают у особняка Кайгородовых, перегородив всю проезжую часть своими широкими, разбухшими боками. На порог взмывает Стариков и, осмотревшись, просит двух здоровенных лбов сторожить, будто те псы, а не люди. Сам же, коротко и сухо поздоровавшись с сыном и его товарищами, торопится на разговор с Хреновым.
>>>
Переговоры проходят на поле Хренова, в его беседке, прилаженной к трёхэтажному дворцу, воздвигнутому в старославянском стиле. Хренов этим зодчеством страшно гордится и обычно подолгу бухтит гостям о нюансах и подводных камнях, встретившихся во время строительства. Но на сей раз Хренов обходится без утомительной лекции об истории архитектуры, ведь он понимает, что перед ним человек важный, не транжирящий минут или слов понапрасну.
Стариков выпивает минералки и, сложив на кленовой столешнице в замок ладони, спрашивает:
– А вы не оборзели, мистер Хренов?! Почему-то мне кажется, что ваш мозг задымился настолько, что пора там снести стены, чтобы как следует проветрить.
Хренов посмеивается, ему нравится прямота. Когда он курил по две пачки в день, дым всегда бил в голову, и тогда, в самом деле, хотелось продырявить черепушку и впустить немного свежести.
– Поесть не хотите? – Хренов делает знак помощнику, который приносит корзину фруктов и нож для резки.
– Издеваешься? Ты угрожал моей семье! Ты совсем дурак?! – начинает выходить из себя Стариков.
– Твои детишки забрали мой товар. Украли. Я хотел его вернуть. Вот и всё, можешь сам у них спросить.
– Какой товар?! Что ты несёшь?!
– У меня скиталец убёг. И к парнишке твоему прибился. Мои следопыты быстро разнюхали. И я просил – верните мутанта Христа ради. А они ни в какую. Разве можно так с чужим добром поступать?
Стариков ослабляет ворот белоснежной рубашки, на его лбу выступает испарина. Отчего-то упоминание о скитальце в неволе да ещё так далеко от родных мест тревожит его, большую шишку, но он не до конца понимает, в чём причина укола страха. Надо бы спросить о скитальце, но совсем не хочется. Стариков курит и хочет уйти, но понимает, что разговор застыл на конфликте, который придётся разжигать или сворачивать, несолоно хлебавши.
– Хренов Борис Николаевич, не так уж много о вас известно. Отлично скрываете частную жизнь. Но про ваш опыт работы мне всё же поведали,– говорит Стариков, стараясь не смотреть на собеседника. – И колония – не самое любопытное. Вот старатель на рудниках Заказника – вот это уже разговор. У вас даже иносми интервью брали. Я видел запись, и признаю – вы можете напустить туману. Чего ж вы там напугались?
Хренов смеётся, счищает ножом с яблока кожуру и, отрезав крохотный кусок, посылает его в рот. Жуёт, держит паузу. Стариков тоже не торопится, прикидывает, долго ли бежать до свободы, успеет ли крикнуть охране, которая дожидается его с той стороны забора Хреновских владений.
– Даже не смотри, не сдюжишь, – предупреждает Хренов, откашливается, будто поперхнулся яблочной мякотью, и просит гостя с ним выпить.
Темнеет, и во дворе зажигаются фонари. Прислуга, парень в белой рубашке и лакированных туфлях, ставит на стол графин с красным вином. Хренов разливает по бокалам и суёт один Старикову.
– Будем! – чокается и выпивает залпом.
Стариков сомневается, но всё же осушает бокал и закусывает виноградиной. Напиток сладкий и терпкий.
– Обделался я в том заказнике, это да, – кивает Хренов. – Что было, то было. Но это поперву. Потом приноровился. Даже усвоил, как орудовать, чтобы выжить. А я как есть помирал. Лёгкие сгорели за пару часов. Я дохал чёрной кровью и готов был преставиться. Даже молитву вспомнил. Не ту, попсовую – отче наш и так далее. Нет. Бабка в детстве падала на колени и шептала перед Богородицей: «Не отрини мене недостоинаго, нечистаго, душу и тело сластолюбивым житием моим осквернившаго. Очисти мой ум от влечения ко страстям; блуждающия и омраченныя помыслы мои к непорочным стремлениям обрати… и так далее. Аминь». – Хренов улыбается и продолжает с прищуром: – Видал, как запомнил. На всю жизнь. И вот начал я тогда её бубнить, и не останавливался, трындел и трындел.
– И Бог спас тебя? – спрашивает Стариков без издёвки, но с недоверием.
Хренов встаёт из-за стола и потягивается; из-под футболки выскакивает пузо, он его чешет и зевает. Потом машет Старикову, мол, пошли со мной, и ведёт его по железным ступенькам в подвал. Хлопает тяжёлая стальная дверь.
Стариков осматривается. Зажигается под низким потолком лампа, тусклая и усталая. Тогда-то Стариков и ощущает смертельный жар, обрушившийся на его органы, в гортани пропадает слюна, заворачиваются кишки, и начинаются опоясывающие боли. Стариков падает на колени, думает про молитву, но становится смешно и страшно. Хренов тоже вспотел и поблек, на его круглой харе застывает нездоровая ухмылка.
– Хренов, козлина, ты что мне подсыпал?! – хрипит Стариков.
– Ровно то же, что и себе. Вместе помрём, товарищ полковник, вместе сгинем со свету, будто и не было нас. А? как вам поездочка?! Не ждали вы такой поворот, да?! Наверняка воодушевлены, нервишки носятся, адреналин прёт из надпочечников! Весело вам, мистер Стариков?! А? не слышу!
– Заканчивай! Я приказываю!
