скачать книгу бесплатно
– Добудь мне дервиша, и я оформлю перевод Ярушевского в заграничный госпиталь. Там, конечно, друга твоего внезапно потеряют.
– Звучит фантастично. И задача, и задумка. – Жуёт нижнюю губу, уточняет: – Зачем тебе дервиш?
– Приятно с тобой, Серб, дела иметь: не включаешь дурачка, – посмеивается Стариков, но весёлости в этом смехе ни на грамм.
– Дервиш нужен для экспериментов? Полагаешь, удастся приручить?
Стариков кивает и прикуривает вторую сигарету от первой.
– Опасности просчитал? Если выйдет из-под контроля? – спрашивает Стеван.
– Это ж не заяц или кабан, тут с кондачка не прокатит. А меры безопасности по содержанию я уже оформил.
– Что твои бойцы? Не справятся? – спрашивает Стеван.
– Мои бойцы хоть куда, – отвечает Стариков, – но понимать скитальцев, и уж тем более дервишей, им не дано. И это мне тоже известно, да.
– Осведомлённость твоя меня пугает.
– Лучше знаешь, крепче спишь, – усмехается Стариков, но ему совсем не до веселья. И добавляет: – Наверху конвульсируют и борются со всем миром: террористы, партизаны, давление дипломатов извне, повышение пошлин, бесконечные санкции, напряжённость в правительстве, внутриусобица. Арабы ещё эти лезут на Марс. Скоро пузырь лопнет, и понадобится новый инструментарий.
– Возглавишь переворот?
Стариков хохочет, и теперь ему правда смешно:
– Упаси господь, какой в жопу переворот?! Чего переворачивать?! И так на дне унитаза копошимся, так что верти – не верти, все в говне сидим. Но в говне – не в крови, и чтобы не стало хуже нужно чуть-чуть подсуетиться. Смекаешь, Серб?
– Честно? Нет. Встречная просьба: если я уломаю дервиша, ты переправишь Ярушевского к границе заказника. Дальше ничто не долетит, ты знаешь.
– Три вертушки просрали, ещё б мне не знать!
– По рукам?
Стариков отплёвывается, будто курил папиросы без фильтра, и скрепляет договор рукопожатием.
>>>
Всё-таки она добивается своего и прилетает из Риги в Москву, чтобы взять у Стевана интервью. Элеонора Максимова, среди своих Эля Бульдог; не самая тактичная, но крайне самоуверенная и не уличённая во лжи журналистка. Во всяком случае, она сохраняет право называться таковой, не скатываясь в лоно адверториальных куртизанок.
Интервью записывают в его скромной квартире на Ходынке с ремонтом в стиле «аскетичный хюгге», чтобы уютно и минимум острых углов. Перед записью Стеван угощает Элю и её коллегу красным вином, фоном включает пятую симфонию Малера. Интервью начинается поздно, и три камеры, установленные в углах квартиры, ведут запись.
Стеван в клетчатом костюме-тройке, на лице у него выражение усталости, и на разминочные вопросы он даёт чёткие ответы, не погружаясь в двусмысленную топкость метафор. Затем Эля переходит к сути.
– Твоя реакция на арест Виталия Ярушевского? – спрашивает Эля.
– Шок.
– Вас когда-то свёл боснийский дирижер Брегович? – спрашивает Эля. Она играет бокалом вина у скуластого бледного лица, перекатывая его содержимое, как сомелье. Пастельный тон кожи контрастирует с воспалёнными глазами, которые Эля прячет под затемнёнными линзами очков типа хамелеон.
– Нас познакомил Горан, верно. Но он не босниец, он считает себя югославом. Это даже в Википедии указано, можешь проверить.
– Почему ты не рядом с другом?
– Виталий в коме, уход и врачи ему сейчас нужнее, чем я, – отвечает Стеван.
– У миллиардера вообще могут быть друзья? Не кажется тебе, что это какой-то обман, может, самообман? Или есть прагматичные причины вашей близости? – спрашивает Эля и с вызовом смотрит на Стевана, который, разумеется, понимает подоплёку вопроса.
Он говорит:
– Миллиардер – это, прежде всего, человек. У каждого человека есть друг, так чем же Виталий хуже? И если ты спросишь, в чём моя выгода, то я скажу прямо – Виталий финансировал мой ресторан и помог уладить юридические вопросы. Я всегда буду ему благодарен.
Стеван обновляет бокалы, снимает пиджак, оставшись в серой клетчатой жилетке. Фоном с пластинки на проигрывателе считывается музыка Малера, но звук не громкий, беседе он не мешает.
– Вы познакомились в Милане после оперы «Аида» и с тех самых пор не разлей вода. Или были моменты недопонимания? – Эля отпивает вина, на её губах застывает улыбка.
– Нашей безоблачной дружбе почти десять лет, – кивает Стеван.
– Что ты знаешь про Господина Капусту? – и, спросив, Эля делается серьёзней некуда.
– Очень глупое имечко, как по мне, – усмехается Стеван и продолжает: – У «КПХ» есть вожак-инкогнито и он прозвал себя Господином Капустой. Забавное прозвище, как у героя «Улицы Сезам». Но последствия их действий не веселят.
– Это уж точно! Теракт в здании суда, взрыв на Лубянке, хладнокровные убийства двух генералов – и это лишь за текущий год. Вопрос времени, когда пострадают рядовые граждане!
Стеван кивает, и камеры выхватывает крупным планом его морщинистое лицо, замутнённые карие глаза и слегка растрёпанную бородку.
– Ярушевский знаком с Господином Капустой?
– Нет.
– Ты знаком с ним?
– Не имел возможности, – спокойно отвечает Стеван.
– Спрошу прямо, в лоб, как говорится. Виталий Ярушевский спонсирует «КПХ»?
– А ты знаешь, Элеонора, что стоит за аббревиатурой «КПХ»? Что сочиняют в Сети? КПХ – Контроль Первых Холуев или Команда Правых Холопов. Смешно. «КПХ» – это Клан Павшего Херувима, буквальный перевод, вырванный из манифеста учёного Ливерморской лаборатории Курта Либнета. В нём он пишет об анархии и возвращении к абсолюту, в основе которого созреют и укоренятся новые формы социального взаимодействия, которые, в свою очередь, послужат трамплином к переходу в новую Эпоху для Человечества.
Элеонора улыбается, кивает и спрашивает:
– Причём здесь Люцифер? И можно ли сказать, что «КПХ» служит Сатане? «КПХ» – плод иллюминатов? В сегодняшнем контексте «Контроль Первых Холуев» выглядит обоснованней, тебе не кажется? А тут херувим. Как гражданская война приблизит Человечество к новой Эпохе?
– Спросите у Гражданина Капусты, – ухмыляется Стеван.
Вместе с ним посмеивается оператор, и Эля прожигает его разъяренным взглядом. Оператор подавляет вырвавшиеся смешки и извиняется.
– Иллюминаты здесь не причём. – Объясняет Стеван. – И Люцифер, кстати, не такой уж плохой парень. Он нёс свет, подобно Гефесту. «КПХ» намерен вернуть людям угасший светоч и чувство собственного достоинства. Пойми, у всего значимого должен быть потаённый смысл или вязкий источник. Если идеи лежат на поверхности, если корни растут над почвой или талант проявляется в первом тайме – такой находке грош цена. Даже меньше, ведь грош – один к ста, а ценность пустой находки – пыль.
– Ты философ, Стеван и умеешь нагнать тумана, но скажи, в чём их сверхзадача?
– У всего есть истоки, но чаще всего они сокрыты чем-то личным и не слишком оригинальным. Я к тому, что Господин Капуста пошёл убивать, возможно, из-за обмана на кассе супермаркета или наглости в очереди к врачу. Причины не так важны, лучше осмотреться и уразуметь атмосферу. – Он понимает, что погружается в словоблудство и меняет тон, изъясняясь бодрее и подпрыгивая на каждом слово, как на кочке. – Если цветок растёт в пустыне, он обречён, ведь там мало воды. Но если цветок родился с зубами – пусть берегутся верблюды, ведь кормом могут стать они, а не хилый запыленный плод.
– Откуда такое понимание философии террористической группировки? – вдруг спрашивает Эля, но Стеван будто ждал этого вопроса.
– Это не философия, а психология. И чем труднее человеку дышать, тем обречённей он тянется к оружию.
– И всё же, – приободряется Эля, на её бледном остроугольном лице возникает хищническая гримаса, – неужели даже смертная казнь, которую ввели несколько лет назад после тех ужасных событий в Казанской и Ростовской школах не пугает террористов?
– У фанатиков нет страхов кроме одного – пасть жертвой собственной трусости.
– Как ты относишься к смертной казни?
– Учитывая, что в Бога я не верю, тезис о возможности забирать жизни им одним отпадает. – Он замолкает, когда обрывается музыка. – Скажем так, я считаю, что иногда казнь – единственный выход. Но использовать опасный инструмент нужно редко и с умом.
– Политологи утверждают, что во многом ратификация Госдумой протокола и отмена моратория стали неким реверансом в сторону новообразованной Арабской Суверенной Исламской Республики. В конце года запланирован саммит президента и наследного принца АСИР, где будут обсуждаться вопросы мирового значения. Как ты вообще относишься к пылкой дружбе с арабским миром?
– Положительно, – отвечает Стеван и морщится, давая понять, что эта тема его мало интересует.
Эля видит сигнал, но продолжает интервью:
– Смотри, какие темы будут обсуждать главы государств. – Она раскрывает планшет, листает страницы и зачитывает: – Создание научной группы в вопросе стабилизации водородного топлива. Очень скользкая плоскость, ведь зачем арабам такой прогресс, не так ли? А вот нам он очень кстати, но без арабской науки мы не продвинемся. Ещё. Возможность строительства военных баз на территориях, аннексированных АСИР, а именно в Сальвадоре, Гватемале и Кубе. Цитата заголовка «The Times»: «Русские на арабских курортах под носом у дяди Сэма». И вот ещё темка – поставка в АСИР нескольких партий с топливом на базе маджентия-11, добываемом в Заказнике. Снова цитата, но уже из «Science»: «… и после того, как разлом на Марсианской поверхности был подтверждён несколькими марсоходами, на Красной планете оказался космоболид компании «Open Space», взявший образцы грунта и произведший точечный анализ местности. Нет сомнений, что на дне разлома скопились залежи неизвестного науке ресурса, обладающего исключительными энергетическими свойствами. – Она делает паузу, ища нужное продолжение. – И если молодое арабское государство освоит Марс, запустит буры, считайте, что Америка и весь остальной мир будут отброшены на пару веков назад, ведь выигранная нами цифровая гонка затмиться на фоне рёва взлетающих ракет».
– Зачем ты всё это читаешь? – устало спрашивает Стеван и, взяв с кухни пепельницу, закуривает.
– Маджентий принадлежит НИИ Заказника, то есть Ярушевскому. Учитывая арест миллиардера, можно ли говорить о том, что нашей власти необходим повод захвата столь редкого и засекреченного – причём, подчёркиваю, не ими – вещества? К тому же Ярушевский в коме, и, поговаривают, состояние его ухудшается.
Стеван молчит, загипнотизированный абстрактным рисунком из паркета. Симфония закончилась, игла вхолостую бегает по краю зацикленной пластинки. Затихло и снаружи, ни дождя, ни воя служебных машин. Стеван раздумывает над предложением Старикова, которое он принял без сомнений. Как он договориться с дервишем, просто попросит об одолжении? И если выгорит, что потом? Виталий давно мучается с сердцем, пережил два инфаркта и инсульт, три операции. Быть может, это плата за его уникально явление на этот свет, за невероятный ум и смекалку, благодаря которым он сколотил грандиозное состояние. Ярушевский обязан держатся, чтобы войти в Источник, чтобы переродиться. Стеван поклялся себе уговорить дервиша, каких бы усилий это ни стоило, и успеть, пока любимое сердце ещё бьётся.
Стеван докуривает и подмигивает оператору, клюющему носом:
– Эй, братишка, ты там пишешь или мы сами по себе?
– Запись идёт, – отвечает оператор.
Стеван пожимает плечами и говорит:
– Пусть только попробуют сунуться.
– Я поняла.
Эля допивает вино и вздыхает так, словно фигурист, сорвавший последний прыжок и потерявший шансы на золотую медаль. Показывает оператору, чтобы закруглялся и собирал технику, они закончили. Затем она копошится в сумочке и возвращается в зал с сигаретой в зубах. Курит дамские, тонкие, дыма почти нет.
– Стеван, ну зачем ты так со мной? – Она берёт паузу, словно смертельно устала и надумала умереть прямо здесь. – Вот оттрахать бы тебя, тогда б ты раскололся. – Затягивается и продолжает: – Но ты и тут зады прикрыл. Хоть стажёров к тебе отправляй. У нас в редакции, кстати, полно смазливых мальчиков.
– У меня нет комментариев, – говорит Стеван.
– Мне уходить, или ты всё-таки расскажешь что-то такое, что окупило бы мою командировку?
– Я предупреждал, что интервью со мной – глупая затея. Лучше бы раскалывала очередного блогера-нувориша. – Он идёт на кухню и спрашивает: – Кофе будешь? Колумбийский.
– Блогеров-то не осталось, сплошные куклы набитые, – отвечает она, размахивая сигаретой, и соглашается на эспрессо.
– Твой кофе, сола густатус. – Стеван подаёт ей чайную тарелку с поставленной на неё кружкой, приподнимает, не снимая, её очки. – И займись уже своими вампирскими глазами – больше сна, меньше табака и часов, проведённых у экрана.
Эля улыбается, но улыбкой осторожной и недоверчивой:
– Сола густатус? Ты назвал меня вывеской своего ресторана?
– Если раздробить на слова, sola – значит единолично или только. А gustatus – вкус. Но если соединить в идиому, то sola gustatus – одинокая жена или женщина. Я узнал об этом уже после утверждения всех бумаг. Ирония показалась мне уместной.
– Одинокой женщине пора в отель, а с утра на самолёт. Кофе обалденный. – В коридоре она набрасывает на плечи плащ, пропускает вперёд оператора и целует Стевана на прощанье в заросшую бородой щёку.
Остаток вечера Стеван проводит за симфонией Малера, играет шестая, печальная. Вспоминает «Аиду» и первый ужин в компании Ярушевского, а потом окунается глубже, в кровавую пропасть, в крики о помощи, в мольбы об утратах и завтрашнем дне. Он хватается за колени, потому что не чувствует своих ног, они будто отнялись, отстегнулись и ушли доживать свой век в одиночку. Подскочивший пульс восстанавливается, и Серб выравнивает сбившееся дыхание. Так бывает, не впервой; всё равно невозможно привыкнуть.
7. Мистер Хренов.
Стремительный порыв ветра обрывает верхушки сосен, колотит проводами о стены особняка и треплет оставленную незапертой дверь сарая. В гостиной играется с джойстиком от приставки скиталец Егорка; Матвей выдал ему футболку с логотипом «Marvel», старые растянутые спортивки и обшарпанные кроссовки с толстой подошвой а-ля «Balenciaga». Уродец увлечённо жмёт на кнопки негнущимися тонкими спицами-пальцами, фыркает и бурчит. В узких мазутных глазах его мерцает погребённый огонёк сознания.
На кухне под высоким потолком теплится свет винтажной люстры, выхватывая напряжённые лица домочадцев. За овальным столом расположился семейный совет, и все четверо обдумывают и соображают, как быть дальше. Мать размашисто разбивает натужное томленье:
– Отдайте вы этого юродивого! Нужны вам проблемы?
– Нельзя, – отвечает Матвей, – он его замучает. Или продаст на опыты.
– Откуда он вообще про Егорку узнал? – спрашивает Грелка. – Я думала, что это страшная тайна Заказника.
Слава курит и вздыхает.
– Очень уж в теме этот магнат, – заключает Матвей и прибавляет: – Словно следит за нами. Может, даже сейчас подсматривает, вуайерист грёбаный!
– Было б так – давно б вломился, – предполагает Грелка.
Слава кивает:
– Или ждёт, когда мы проводим Егорку к его парадной.
Повисает затишье, Егорка истребляет виртуальных монстров, но чаще умирает сам.
– Как хотите, но скитальца я не отдам, – делает заявление Матвей. – Уродец просит вернуть его домой, и я займусь этим.
– В Заказник? – спрашивает Слава.
– Какой, к чёрту, Заказник?! Что ты выдумываешь, сын?! – нападает мать.
– Вернётесь со Славой в Питер. Поживёте на хате. Там Хренов вас точно не достанет. Позвони отцу, он защитит.
– Думаю, Хренов знает, что за человек мой зятёк. И при этом всё равно сунулся к нам, угрожал. Меня это настораживает, – говорит Слава.
Мать громко отодвигает стул, встаёт и закуривает, с силой выдувая табачный дым. Она зажигает смартфон, листает контакты, потом гасит. Проделывает то же самое ещё раз. Тушит сигарету в мойке и решительно поворачивается к собранию.
