Осколки Мира. Предвестники конца

Первым взорвался Саныч. Затянулся так, что кончик сигареты ярко вспыхнул, резко выдохнул струйку дыма. Голос хриплый, сдавленный:

– Ну что, блядь? Прекрасный вечерок выдался. Картинка с выставки, мать её. Просто ёбнуться.

Ткнул сигаретой в сторону города:

– Вы видели этих… шалтаев? Это они, да? Те самые? Так те, мать их ети, по телеку хоть в кадре помещаются! А это… Он замолкает, снова затягивается, рука чуть дрожит. Это уже на нас идет целая погань.

Тихо, почти шёпотом, заговорила жена, обращаясь не то ко мне, не то к самой себе:

– Эта женщина… с курткой… Она её так и не нашла. Мы просто… уехали. Мы оставили её там…

Голос сорвался. Лёха, всегда самый спокойный, положил ей руку на плечо, но его собственное лицо было жёсткой маской.

– Нет, Наташ. Мы не оставили. Мы выживаем. Остановись мы – нас бы не просто окружили. Нас сожрали бы. Или… прицепилось бы что-то похуже. Тот мальчик… мог быть заражен. Любая открытая дверь – смертельный риск. Мы приняли единственно верное решение.

Саныч фыркнул:

– Верное? Смотреть, как ребёнок плачет – это верное? Да мы твари, племяш! Твари и сволочи!

– Не надо так, дядька. Никогда. – я вступился, сам чувствуя, как меня от всего этого тошнит. Рулил, а сам в зеркало пялился, на ту женщину… будто к асфальту приклеенную.

Из салона вышла моя жена. Опиралась о косяк, дыхание частое, прерывистое. Смотрела на нас, и в глазах – вся впитанная боль.

– (Голос дрожит) А если бы это была наша Юлька? Или Полинка? Стояла бы и ждала? А мы бы… просто проехали? Или они уже не такие? – она кивнула на вторую машину.

Тут я заметил Настю. Она не смотрела ни на кого, её взгляд был прикован к её же собственным рукам. Она медленно терла пальцы один о другой, будто пытаясь стереть с них невидимую грязь, пятно от того, что мы видели, от того, что мы сделали. Или не сделали. Её губы беззвучно шептали что-то, и я уловил обрывок фразы: «…такая же куртка… у Юльки…»

Слова повисли в воздухе, раня больнее ножа. Эдька вздрогнул, представив свою дочь.

Настя резко подняла голову на слова мамы. Её глаза, полные слез, широко распахнулись от нового, обжигающего ужаса. Она посмотрела на спящую Юлю в машине, потом на свою младшую сестру, потом снова на маму. В её взгляде что-то надломилось, переключилось с отчаяния на что-то острое и колючее.

– Заинька, тогда бы мы остановились. – я собрал волю в кулак. – Зная, что это наш конец. Но остановились бы. Потому что это был бы наш ребёнок. А там… чужой. Наш долг – спасти своих. Это жестоко. Не по-человечески. Но это так.

Я вышел, почувствовав, как подкашиваются ноги. Подошел, обнял жену, чувствуя, как стучит ее сердце.

– Ты пойми, сейчас нужно думать только о своих. О нас больше некому позаботиться. Впереди дорога. – перевел я разговор в практическое русло, мой лучший способ справиться с шоком.

– Ладно. Самобичевание потом. Сейчас нужно думать. Город – труп. В центре – ад и… они. Нам нужно убраться отсюда, пока дороги проходимы. Едем на хутор, как планировали. Там генератор, колодец и родные стены.

Саныч бросил окурок, наступил на него:

– Хутор? А не будет хуже? Там поля, леса… откуда эта… хрень выползет – хрен знает. Может, в какую-то крепость? Казармы? Тюрьму, мать его, с бетонными стенами?

– Боюсь, никакие казармы не спасут. Вы же видели их? Их много. Военные части либо уже захлебнулись, либо скоро станут рассадником заразы. Хутор – ближе. Там крыша, сможем перевести дух, оценить обстановку. Сидеть здесь – ждать, пока волна с центра не накатит и сюда.

Я посмотрел на каждого, пытаясь взглядом передать остатки уверенности.

– Саныч, проверь топливо в обеих машинах. Лёша, покорми детей, успокой их. Зайка, помоги ему. Эдик со мной – проверим периметр. Уезжаем через десять минут.

Слова подействовали. Появилась задача, отвлекающая от парализующего ужаса. Саныч, ворча, поплелся к багажнику, но уже с видом человека, которому есть дело.

Перед отъездом брательник уложил тройку мертвяков, неизвестно откуда взявшихся во дворе. Может, тем, кто будет прорываться завтра, будет чуть легче. Такая любезность – единственное, что мы могли для них сделать. Нам же пора была отправляться в путь.

Через полчаса наша колонна свернула на шоссе, ведущее прочь из города. Брошенных машин почти не было, те, что были, стянуты к обочинам. Мертвецы же то и дело попадались на глаза. Шоссе было заполнено беглецами из мёртвого города.

14 мая, понедельник, 18:30

На выезде из города мы сами остановились у армейского блокпоста – узнать новости. В укреплении из бетонных блоков стояли два новых шведских БМП, названий я не помнил. На броне сидели бойцы в полной защите, с «Галилами» наготове. В нас не целились, но следили зорко. Стало ясно: пост предназначен против неживых. Лёшка позже подтвердил, оценив укрепления.

Я заглушил двигатель и вышел, оставив дверь открытой. К нам уже шел высокий, плечистый капитан. Собрался с мыслями, чтобы задать свой вопрос, но вдруг меня опередил Дима.

Парень, как по щелчку, вытянулся в струнку. Его правая рука резко и четко взметнулась к виску в идеальной строевой выправке.

– Товарищ капитан! Разрешите обратиться! – его голос прозвучал громко, звонко и не по-граждански, резанув уши неестественной в этой обстановке уставной формой.

Капитан, явно удивленный, на мгновение замер, а затем нехотя отдал честь. В его взгляде читалось недоумение, смешанное с иронией.

– Вольно, боец. Докладывай.

– Так точно! – Дима опустил руку, но спина его осталась прямой. – Гражданская группа беженцев на трёх автомобилях. Следуем на собственный хутор, координаты… – он запнулся, осознав, что сейчас не на докладе командиру роты.

Я не выдержал и тихо ткнул его локтем в бок.

– Дим, ты чего это? Концерт устроил? – прошипел я.

Он смущенно покраснел и сбавил обороты, но осадочек уставной дрессуры остался.

– Просто выясняем обстановку на дороге, товарищ капитан. Возможны ли проезд и заправка?

Капитан, скрывая ухмылку, ответил, что дорога свободна, а заправка работает. Его вопросы о наших планах Дима слушал, смотря прямо перед собой и отвечая короткими, лаконичными «Так точно!» и «Никак нет!».

Когда мы вернулись к машинам, я не удержался.

– Ну, и перформанс. Ты что, вчера из части сбежал? К чему эта показуха?

Дима снова покраснел, закидывая в багажник джипа свой рюкзак, из которого только что доставал для демонстрации капитану свой военный билет.

– Да не… привычка, Ромка. Рука сама дергается. Два года «смирно-вольно», это не шутка. Увидел погоны – и всё, система сработала. Сам потом долго отходил.

– Ладно, орёл, – хлопнул я его по плечу. – Только дальше полегче. Тут все свои, выживаем как можем, без устава.

В это время капитан, переговорив по рации, вернулся к нам. Его лицо стало более серьезным.

– С дорогой, в целом, порядок. Но есть один момент, который вам надо знать.

Он развернул свою электронную планшетку, показывая нам участок карты.

– Вот тут, километров через пятнадцать, будет участок леса с обеих сторон. Утром там наш снабженческий конвой нарвался на засаду. Не зомби – люди. Оборонялись, отбились, но один грузовик пришлось бросить – его подожгли. Так что будьте настороже. Место нечистое.