Точка невозврата. Дорога домой

Роман Булгар

Точка невозврата. Дорога домой

Глава 1. Петля

Желтоватый лунный диск проснулся, выкатился он из-за тучки, недоуменно прищурился, вперился взглядом в кучку народа, ни свет и ни заря собравшегося во дворе элитной многоэтажки, крутившегося возле новенького микроавтобуса.

Темень стояла на дворе, а эти куда-то уже намылились под покровом ночи, видно, навострили лыжи свои в сторону Моста, чтобы с ветерком, как только чуточку рассветет, прокатиться по дивному чуду современной инженерной мысли.

– И чё некоторым тут дома не сидится! – проворчал негромко моложавый генерал-майор, глядя на возбужденно махающую руками жену своего младшего брата Петеньки. – Ищите себе на одно место приключение! Боевую готовность еще никто не отменял! Пойдет нам команда, а вас на месте не будет, отгребете по шее!

– Ну, Марк Сергеевич! – стрельнула Вита шальными глазками в сторону старшего брата любимого мужа. – Мы туда и обратно! А вы нас тут по-родственному, ежели чего, и прикроете!

Петенька, муж Виты, показательно крякнул в подставленный кулак, покачал неодобрительно головой, но промолчал, хотя и он был категорически против того, чтобы его любимая жена срывалась с места и куда-то мчалась за три девять земель в столь для этого вовсе и не подходящее время.

– Было бы еще за чё особо-то переживать! – хмыкнула одна из стоявших подле микроавтобуса двух очаровательных сестер-близняшек. – Враки это все вражеские, что может война на днях приключиться! Восемь лет, как все на Юго-Востоке стреляют, а наш воз и поныне там, где-то в глубоком тылу спокойно отсиживается, носа своего боится казать…

Оглянувшись по сторонам, генерал Ткачук шагнул к женщине, пригнулся к ее уху, с жаром выдохнул:

– Ты, Вика, больше так никому вслух и при всех и не говори! Глядишь, за умную сойдешь, в лужу ненароком не сядешь!

– Будет вам, Марк Сергеевич, страху на нас нагонять! – качнула головой вторая сестричка Ковальчук. – Девятый год скоро пойдет, как мы, прижав головы, старательно сидим в глубоком окопе и боимся стрельнуть во врага!

Поскреб нервно пальцами подросшую за сутки щетину Ткачук, не выдержал язвительного тона подполковника в юбке, тяжело задышал, сверкнул глазами, выложил на стол козырную карту:

– Забыли вы уже, Кузнечики, что на днях Дума признала обе Непризнанные Республики? Или оно для вас и не аргумент?

– И чё тут этакого? – пожала Ника скептически пренебрежительным плечиком. – Одна говорильня у них на Охотном ряду!

Мужья сестер-близняшек переглянулись, но в перепалку они не встревали, благоразумно отмалчивались, ожидали того, чем именно окончится пикировка их жен и цельного генерал-майора.

И Костя, и Веня в душе желали, чтобы Марк Ткачук принял, наконец, командирское решение и запретил трем подружкам выезд за пределы гарнизона, усадил под домашний арест.

– Цыц, кобылки! Совсем края потеряли! – нахмурилась Ерохина, дотронулась рукой до генеральского плеча. – Марк вам дело сейчас говорит, а вы стоите и пререкаетесь с большим начальством! Ему сверху виднее! Если мой муж что-то и говорит, то он за свои слова всегда отвечает!

– Да мы, Катенька Андреевна! – моргнула взволнованно Ника, исподлобья глянула на их бывшую взводную, а потом и ротную командиршу, под началом которой она и ее сестра-близняшка Вика, и жена Петеньки Ткачука пять лет проучились в военном институте. – Да мы ничего такого и особого в виду-то вовсе и не имели! Мы больше и ни единого слова! Как вы сейчас скажете, так оно и будет! А мы в ответ молчок!

– Вот и помолчите! – усмехнулась Ерохина. – Еще одно слово, и никуда вы у нас не поедете! Посажу вас всех троих на казарменное положение, и попробуйте что-то еще вякнуть у меня!

– Да мы, товарищ полковник! – охнула Ника. – Да мы, Катенька Андреевна, молчим уже в тряпочку и больше ни гугу!

Стоявшая рядом с ними, Сашенька Кошкина смотрела на своих самых близких и лучших подруг и угорала.

Это она пригласила их всех прокатиться на праздники до Ростова, встретиться в узком кругу выпускниц военного института и отметить это дело на широкую ногу.

И она тоже прекрасно знала, что тучи сгущаются, что временная петля прямо на глазах начала сжиматься, времени на раскачку у них не осталось, впереди их всех ожидали нелегкие испытания, война или что-то иное могли начаться со дня на день. Именно поэтому Саша и хотела собрать вместе всех подруг, пока еще ничего не началось, пока еще оставалась возможность.

– Все, девчата! По местам! – скомандовал Котэ Гиоргадзе, муж Сашеньки, и занял свое место за рулем микроавтобуса.

– Поехали мы, Марк Сергеевич! – улыбнулась Саша, чмокнула старшего Ткачука в щеку, потрепала младшего Ткачука по плечу и приобняла обоих братьев Ковалей, мужей Ники и Вики.

Микроавтобус не спеша выехал со двора, вывернул на дорогу, набрал скорость, Ника прищурилась, вздохнула и произнесла:

– Жалко, что мы снова не увидимся с Дашенькой и Оленькой. По разные мы с ними оказались стороны фронта…

– Нет! – качнула Саша головой. – Они сейчас в тылу врага, но они с нами, они за наше общее дело, Олька там…

Бледные солнечные лучи, озябшие морозным зимним утром, робко скользнули по подоконнику, спрыгнули с него на пол и вяло, со всей утрешней неохотой, капризной ленцой и внутренней ломотой потянулись к рабочему столу, за которым сидела красивая женщина с погонами подполковника на плечах, просматривала поступившие к ним за прошедшие выходные совершенно секретные и не очень секретные документы.

– А в России, Оленька, сегодня праздник! – вошла в кабинет и приблизилась к подполковнику ее давняя подруга, с которой когда-то вместе они учились цельных пять лет в военном институте.

Милая сокурсница Оленьки, Настя Задорожная, дослужившаяся до майорского чина, сидела в одном из кабинетов в зарубежном отделе, расположенном в соседнем здании.

Улучив свободную минутку, майор покинула свое рабочее место, забежала к подполковнику Левченко, чтобы поздравить Олю с праздником, который раньше, когда они все жили в одной и общей стране, праздновали все те, кто служил в армии или тем или иным боком был связан с воинской службой, считал себя защитником Отчизны и воином, да и остальные мужики все поголовно гуляли, невзирая на то, что служили они в армии или не служили…

– А мы тут все пашем! – скользнула по губам Ольги ироничная усмешка. – У нас нынче совсем другие даты в полном приоритете! Хоть и стоит у меня в кабинете защита от всех «жучков», но лучше я в тряпочку промолчу! Даже и во сне боюсь подумать про то, чтобы вслух ненароком не проболтаться!

– А я, Оленька, хотела тебя предупредить, что видела у нашего начальства двух майоров из Службы безопасности! – наклонилась к подруге и едва слышно прошептала Задорожная. – Чего они, Лева, приперлись, а? Чего им все неймется, а?

– Хрен его знает! – поморщилась Левченко. – Ладно, Настя, ты беги к себе! У меня по работе завал, нету времени лясы точить! Да, ты, ежели тебя про меня пытать начнут, говори, что мы с тобой, хоть и вместе учились, мало знакомы, пока учились в нашей бурсе, едва переносили друг друга на дух. И даже не заикайся о том, что это я тебя на место в твоем отделе сосватала по просьбе Шпака…

– Ты что, думаешь, – прищурилась Настенька, – им есть какое-то дело до нас, до дурочек, решивших, что в армии бабам живется лучше, чем на гражданке? На кой ляд мы им нужны…

– Хрен его, Настя, знает, что у них в медноголовых котелках! – моргнула подполковник. – Ну… ты меня поняла…

Чмокнув подружку в щечку, Задорожная вышла, пошла к себе в отдел, а Оля, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла, сдавила пальчиками раскалывающиеся виски, глубоко задумалась.

Еще накануне генерал-полковник Шпак предупредил их всех, что тугая и коварная петля вокруг их шпионского центра затянулась практически до самого конца, что от мужа Дашеньки Чиж, генерала Сычева, пришло сообщение о том, что ребята из некоторой службы интересовались ближайшим окружением генерал-полковника Шпака и им самим. Очень и живо интересовались…

Неспроста приперлись к ним в Брюссель майоры из Службы безопасности, начнут носом рыть землю, вынюхивать, выпытывать, строить всяческие козни и расставлять коварные петли.

– Черт бы их всех подрал! – тряхнула Левченко головой. – Все настроение испортили! Припрутся, работать мне не дадут…

Как в воду Оленька глядела, будто заранее все знала. Работать ей не дали. Не прошло и десяти минут, как в ее дверь настойчиво постучались, не дожидаясь ответа, буквально вломились, ввалились в кабинет два майора, сразу уставились на Оленьку пронзительно оценивающими взглядами, от которых подполковнику стало неуютно и крайне некомфортно. Хваткие ребята.

Но и Левченко была не из тех, кого можно было одним взглядом сломать и превратить в безвольную куклу, измываться и изгаляться над нею. Не на ту напали господа из надзорного органа.

– И чё мы хотели? – подняла на них глаза и прищурилась Оля. – Чё приперлись к нам гончие псы из родной опричнины? В стране ни на что путное и хорошее совершенно нет собственных денег, а вы по загранице раскатываете, бесценную валюту проедаете и пропиваете! – поморщилась демонстративно подполковник в юбке, давая понять незваным и непрошеным гостям, что она их нисколько не боится, не чувствует за собой особых грешков или чего-то еще запретного. – Ну, господа опричники, заводите шарманку! Нет у меня времени на вас!

– Майор Ворохов! – представился мужик невысокого и довольно плотного телосложения, нервно потер ладонью щеку.

Ему не понравилось то, как их встретила очень красивая на вид женщина с погонами подполковника. Женские глаза и язвительный тон ее голоса говорили о том, что им придется здорово повозиться, раскалывая этот, скорее всего, неуступчивый орешек.

Или бабенка и ни сном и ни духом не ведает о том, что кто-то и где-то явно работает на иностранную разведку, или у нее настолько прочный и крепкий тыл, что она имела их всех в виду.

– Майор Штемп! – отрекомендовался высокий и худощавый, сощурил подозрительно несколько косящий левый глаз.

– Говорящая фамилия! – прихлопнула женщина в ладошки. – Если я, майор, не ошибаюсь, – пыхнула Левченко едкой ухмылкой, – то на воровском-то жаргоне словечко «штемп» означает буквально следующее: большой милицейский начальник, пашущий на мафию. Угораздило же вашего предка заиметь подобную громкоговорящую кличку. Чин у вас, простите меня, пока не ахти какой важный, но то, что вы наверняка пашете на ту или иную мафию, с этим не поспорю! У нас нынче не страна, а сплошной мафиозный рассадник! И на кого именно, если не секрет, вы нынче у нас пашете? – прищурилась Ольга и вытянула перед собой обвиняющий перст. – Хотя, можете мне, майор, и не отвечать. Всем давно и хорошо известно, что во главе вашей доблестной конторы стоит человек из небезызвестной мафии…

Побагровев, худощавый майор хотел резко ответить, подойти ближе и коротким тычком в область сонного сплетения заткнуть рот глупой и наглой бабенке. Он было шагнул, чтобы ударить, но его попридержал Ворохов, недвусмысленно подтолкнул напарника к стульям, рядком стоявшим у стены. Окинув Штемпа сумрачным взглядом, Ворохов и сам уселся, широко раскинул в стороны колени, давая ясно понять глупой женщине, что именно они двое, а не борзый подполковник в юбке являются на данную минуту настоящими и истинными хозяевами положения.

– Зря вы это так, Ольга Владимировна! – покачал он укоряющей головой. – С нами так нельзя! Мы к вам с миром пришли, а вы нам хотите объявить войну! С нами нужно дружить, иначе…

– Иначе, – усмехнулась Левченко, – вы «накатаете телегу» на меня, и меня в два счета укатают! Вернут срочно на Родину, сорвут с меня мои подполковничьи погончики и кинут опростоволосившуюся бабенку в застенки вашего гестапо! Я все, все, господа опричники, поняла! Готова тесно сотрудничать с вами и честно ответить на все ваши вопросы! Спрашивайте! Особо ни за что, господа опричники, не стесняйтесь…

Майоры многозначительно переглянулись, Штемп не спеша достал из внутреннего кармана блокнот, раскрыл, вчитался, прищурил глаз, посмотрел на напарника, передал ему записную книжку.

– Вы знакомы с майором Задорожной? – спросил Ворохов. – Вы только не пытайтесь вводить нас в заблуждение, не думайте, что мы заранее не поинтересовались за всех вас…

– Учились мы вместе! – кивнула подполковник. – Но близких с ней отношений я не имела! Эта самая Задорожная, фря этакая, шестерка самая настоящая, была она накоротке с факультетским начальством, задницу ему подлизывала, напрямую ему обо всем докладывала, и я, как вы сами понимаете, всячески сторонилась этой девицы! Боялась я измараться с ног до головы при общении с этой, извините меня, слов не могу подобрать…

Майоры снова переглянулись. В словах Левченко они явно оба услышали ничем не прикрытые обиженные нотки. Если они в этом не ошиблись, то они, вне всяких сомнений, напали на «золотую жилу» и из этой язвительной бабенки им удастся вытянуть немало полезной и весьма интересной информации.

Следует им только не потерять нить уже завязавшегося разговора, всецело развить наметившийся успех, нарыть побольше компромата на всех и на вся, выполнить свою работенку.

Они, конечно же, не знали и не могли даже догадываться о том, что это именно Оленька Левченко подготовила Настю Задорожную для работы в зарубежном отделе, когда она сама вынуждена была уйти из него после того, как с ее мужем Зиминым случилось огромное несчастье, и она покинула Брюссель.

– Щемили, видать, вас во время учебы? – протянул участливо Штемп. – Вы у нас из провинции, из простых граждан! За человека вас, наверное, не считали! Затыкали вами все дыры!

– Да не то слово, майор! – пристукнула Оля кулачком по столу. – Да я, зараза такая, из нарядов не вылезала! За все по шее получала! Одним все с рук сходило, как с гуся вода стекало все с них, а меня за всё жестоко и неоднократно били! Я несколько раз хотела написать рапорт и слинять из дурдома куда подальше…

У господ из Конторы от ее слов нервно зачесались ладони, в их глазах разгорался хищный огонь, опричники буквально застыли в охотничьей стойке, направили носы по ветру.

– И кого именно, Ольга Владимировна, – прищурился Ворохов, – вы сейчас имели конкретно в виду? Имя, фамилия…

– Да взять хотя бы Дашку Чиж! – назвала Левченко, нисколько не задумываясь, фамилию своей лучшей и близкой подруги. – Я бы эту безбашенную шалаву сто раз за все ее безрассудные закидоны и тупые залеты одним и смачным пинком под зад в два щелчка пальцев отправила бы подальше за забор, а с ней они нянчились, вместо того чтобы намылить ей шею! Дашку все подряд умилительно гладили по головке!

Выудив глазами из заранее составленного списка фамилию Дарьи Чиж, Штемп удовлетворенно кивнул, открыл чистый лист, принялся торопливо записывать показания, нервно подчеркивать.

– Очень хорошо! – кивнул майор головой.

Если бы он знал, что Дашенька Чиж была самой близкой, самой любимой подругой Оленьки Левченко, Штемп не стал бы строить на этот счет всяческих, на самом-то деле, несбыточных иллюзий, не стал бы он верить ни единому ее слову, поостерегся бы.

Но майор, на его беду, ничего этого не знал, у него в голове уже выстраивались далеко идущие грандиозные планы, вычерчивались многочисленные версии того или иного…

– И на чем, как вы считаете, Ольга Владимировна, зиждились столь теплые отношения вашего начальства к этой девице? – задал Ворохов вполне логичный по ходу следствия вопрос.

– Да эта шалава, наверное, дала не раз нашему начальству, вот наш начальник факультета и смотрел на Дашку, как кот на сметану! – фыркнула Левченко, заулыбалась, не стала скрывать своих кипящих от застаревшей обиды эмоций. – Как-то эта дурочка проболталась, что до института работала она в одной придорожной кафешке, там и повстречала подполковника Шпака, который объезжал в тот год все военкоматы, когда решили делать первый женский набор. Шпак, как я поняла, и уговорил Дашку, пообещал ей деятельную помощь, и та подала документы на поступление…

Плотный и коренастый майор внимательно слушал, помечал кое-что у себя в блокноте, а Штемп записывал все почти дословно, ничего не пропускал из обстоятельного рассказа Левченко.

– А что вы можете нам сказать за сестер Ковальчуков и за Станиславу Шевчук? У нас есть сведения, что ваше начальство и к ним относилось с особой теплотой!

– За них я, – поморщилась Ольга, – точно ничего вам даже не могу сказать. Слышала я только, что задавака Шевчук приходилась родной сестренкой нашему комбату Штерн. А каким боком к ним Ковальчуки притулились, знать я не знаю. Они жили своим тесным мирком, поселились все в одной комнатенке. С нами они не общались, сторонились нас, людьми нас не считали. Эти трое, да плюс к ним Сашка Кошкина, жена генштабиста Плюща, да еще с ними вместе тусовалась Кристина Костенко, жена тогдашнего начальника факультета Шпака…

Нарисовав в блокноте очередные стрелки, Ворохов прищурился и, наклонив голову набок, негромко произнес:

– А вам оно не кажется странным, Ольга Владимировна, что и Кошкина, и Ковальчуки, и Шевчук сбежали в Россию, а Костенко никуда не уехала, осталась, не поехала за своими подругами?

– Да она что, дура набитая, – расхохоталась Левченко, – чтобы тикать вместе с этой голытьбой? Да Кристинка тупо использовала их всех, пока мы учились! Она была принцессой, а их держала при себе, как четырех своих фрейлин! И не больше того! Да Костенко их всех презирала ничуть не меньше, чем нас всех остальных! Еще бы! У нее же родной дядя в Замах министра ходил! Кристинка пока училась, всех подряд строила! Помнится мне, она как-то позвонила дяде, и трех или четверых полковников прям загнули! А как-то из-за нее зама по тылу института под суд отдали! Что-то бедолага не то сказал Костенко, и с него погоны содрали! Да чё тут говорить…

Штемп оторвал взгляд от блокнота, вмешался и сообщил:

– Но Костенко устроила им всем хорошее распределение после выпуска! Или вы, Ольга Владимировна, не в курсе?

– Да как бы не так! – мотнула Левченко головой. – За Кошкину Сашку подсуетился ее муж генштабист, только вот Сашка плюнула на все и сбежала к своему смазливому любовнику Котэ Гиоргадзе, с которым она путалась с самого первого курса. А за Шевчук и за Ковальчуков постаралась Штерн, просила за них, дала взятку отцу Виты Буровой, генерал-лейтенанту Бурову. Тот в Кадрах сидел, за взятку и черта лысого мог куда угодно пристроить…

Пока Ольга долго и весьма разгоряченно разглагольствовала про масштабы коррупции, царящей в армии, майоры перевели дух. Им и не снилось, что они нароют этакий кладезь информации.

– По капельке? – выставила подполковник на стол бутылку виски и стаканы. – Не бойтесь, господа опричники, «жучков» и камер в моем кабинете нет! – вышла Ольга из-за стола, шагнула к двум майорам, протянула к ним руку, поочередно провела пальчиком по их щекам, издевательски при этом ухмыльнулась, покачала головой. – И всякая и иная записывающая аппаратура у меня тут глохнет, не тянет. И телефоны ваши тоже глушатся! – ткнулся женский указательный пальчик в черную кнопочку на пульте.

Агенты спецслужбы спешно вытянули свои смартфоны, глянули на них и убедились в правоте ее слов, молча переглянулись, почесались в крайне озадаченных затылках, кое до чего доперли, перевели с видимым облегчением дух и расслабились.

– По чуть-чуть? – потянулась Ольга рукой к бутылке.

– Мы на службе! – покривился Штемп лицом.

– Можно и по чуть-чуть! – прищурил Ворохов левый глаз.

Ему подумалось, что если баба в погонах сейчас хорошенечко тяпнет с ними, то невольно ослабит внутренние вожжи и еще больше раскроется, выложит перед ними все свои страшные тайны.

– Ну, – усмехнулась Левченко, – к барьеру, господа! Выпьем за появившееся между нами полное взаимопонимание! Вижу, майоры, что с вами можно дело иметь, своих вы не сдаете!

– Чтобы не в последний раз! За это дело можно выпить и даже не один раз! – хмыкнул многозначительно Штемп.

У него с самого утра подкатывался к горлу тошнотворный ком. Накануне они знатно поддали, и организм настойчиво просил, чтобы ему выделили очередную порцию спиртного для запуска в действие всех внутренних механизмов. Небольшая порция виски никак не спасала, организм требовал незамедлительного повтора.

Уловив глубоко затаенную мысль худощавого опричника, страдающего похмельем, Оля снова щедро разлила по стаканам, увеличила кратно принимаемую на грудь дозу, недвусмысленно показала майорам на вновь наполненную посуду.

– Между первой и второй промежуток небольшой! – хмыкнула она многозначительно и приподняла вверх толстостенный стакан. – Помните, господа, за что удавили одного прапорщика…

– За задержку посуды удавили его! Истину вы глаголете, Ольга Владимировна! – потер Штемп обрадованно вспотевшие ладони. – За это не грех и выпить, и разок-другой накатить…

Выпили по второй, минут через пять хлопнули по третьей чарке. Закусывали они шоколадом, ничего другого на столе не появилось. Случайно, может быть. Возможно, что вполне намеренно…

– Скажите, Ольга Владимировна, а в каких отношениях вы были с Костенко? – задал Ворохов неожиданный вопрос, решив для себя, что их визави полностью расслабилась и поплыла, что настало время, чтобы вплотную взять быка за рога.

– Да в никаких! – пристукнула женщина кулачком. – Меня эта задавака и кривляка Костенко попросту никогда не замечала, обтирала об меня свои ноги! У меня по отношению к ней до сих пор кипит классовая ненависть! Да я едва сдерживаю себя, когда вижу возле себя ее довольное жизнью личико! Но вы меня не сдавайте, иначе мне просто кранты! Она меня ненавидит!

– Да? – прищурился недоверчиво Штемп. – А у нас имеются сведения о том, что это Шпак по просьбе своей жены устроил вам стажировку в зарубежном отделе!

– Как бы не так! – фыркнула Ольга. – Насколько мне известно, в первом приближении я должна была стажироваться в Управе боевой подготовки, а потом Буров, когда его дщерь вдруг взяла и расхотела стажироваться в южном Приморске, на берегу у теплого моря, все перерешал, впихнул на мое место свою дочь, а меня случайно внесли в другие списки! Убейте меня, но я за те события практически ничего не знаю! Может, это Буров вписал меня, чтобы я не воняла, не подбивала девчат против Виты Буровой! Хрен его знает…

Ворохов неторопливо разлил по стаканам виски, пододвинул стакан к Левченко, и та, не раздумывая, выпила, тряхнула головой и удовлетворенно протянула опьяневшим голоском:

– Хорошо пошла!

– Но вы же, Ольга Владимировна, не будете отрицать того, что именно Костенко помогла вам, когда ваш муж Зимин лежал на койке с перебитым осколком позвоночником? – зашел Ворохов с козырной карты, решил загнать Левченко в угол.

Не отвечая, Оленька налила только себе, выпила, посмотрела на майоров отсутствующими глазами, вдруг снова стукнула кулаком по столу, сверкнула вспыхнувшими ярким блеском глазами.

– Да! Я узнала про мужа, кинулась к Костенко, она послала меня подальше, и тогда я вынужденно прибегла к шантажу!

– Вы что это, шантажировали Костенко? – моргнул удивленно Штемп. – Чем именно вы ее шантажировали?

Вытянув телефон, подполковник нашла в галерее фото, вывела его на экран, показала майорам и пояснила:

– У Костенко во время учебы была связь с Гиоргадзе, который крутил и с Кошкиной, и с Кристиной. Я их как-то случайно застукала и стала следить за ними, сделала несколько удачных снимков. Даже не знала, зачем я это делаю, но пригодилось! Они, черт…

На качественно отснятом фото обнаженная Кристина Костенко стояла в обнимку с Котэ Гиоргадзе. Девушка стояла у края бассейна, улыбалась, смотрела на парня обожающими глазами.

Доказательства их запретной связи казались железобетонными, если не знать того, что снимала их не Левченко, а сама Саша Кошкина. Фотографировала Сашенька мужа и лучшую подругу ради одного лишь смеха. И для истории…

В те дни они все вместе тусовались в Эмиратах. Котэ и Саша отдыхали и набирались сил после долгого лечения в госпитале. Их обоих ранило в одном из боев на линии боевого соприкосновения, где карательные войска нацистов вели войну на уничтожение русского народа, убивали мирных граждан, грабили, насиловали…

Отразив в блокноте выуженные из Левченко сведения, майор Ворохов задал подполковнику следующий вопрос:

– А кто вам, скажите, Ольга Владимировна, помог снова попасть в зарубежный отдел после выпуска? Разве не Костенко?

– Как бы не так! – вздохнула Ольга. – Я сама была в полном шоке, когда мне сказали, что я прямиком поеду служить в Брюссель! Ломала я днями и ночами напролет себе голову, а потом мне сам подполковник Сухов, мой главный начальник, сказал прямо, что это он лично подсуетился через бывшую женушку свою, у которой были связи в Министерстве…