скачать книгу бесплатно
И все-таки Райф бежал – и тут краем глаза заметил справа какое-то движение. Одинокий филасозавр, обогнув каменистую груду, устремился наперерез ему. Морда его была покрыта пеной, сквозь которую блестели клыки. Ужасный зверь не убьет беглеца – такой конец был бы слишком милосердным. Нет, филасозавры были натасканы валить беглых каторжников на землю, перегрызая им сухожилия на ногах.
И дальше несчастного за его преступление сажали на кол, и тогда смерть становилась медленной и мучительной. Многие бедолаги умирали даже не от острого кола, разрывающего внутренности, а от стай стервятников и полчищ жгучих муравьев, которые пожирали их живьем, раздирая острыми как бритва клювами и огненными челюстями, под истошные вопли страдальца, извивающегося в агонии.
Несмотря на этот угрожающий образ, Райф поймал себя на том, что замедляет бег, истощенный долгим пребыванием в каменоломнях. Даже порожденный ужасом огонь у него в груди моргнул и погас.
И тут сильнейший удар в спину повалил его вперед.
Филасозавр!..
Райф распластался ничком на земле, ожидая почувствовать острые клыки, вгрызающиеся в плоть. Однако вместо этого сильная рука подхватила его под пояс и поставила на ноги. Значит, это был не филасозавр. Оглянувшись, Райф увидел бронзовую женщину. Подняв его так, что он касался земли только цыпочками, она потащила его вперед.
– Что ты…
Женщина набрала скорость, мощно работая ногами, погружаясь по щиколотку в песок. Она бежала, словно гонимый по пустыне ураганом шар перекати-поля. Райф поймал себя на том, что пытается подстроиться под ритм ее шагов, бесполезно шаркая ногами по мелькающей внизу земле.
Бронзовая женщина обогнала филасозавра, который попытался было преследовать ее, но быстро отстал в облаке поднятой ею пыли. Чудовище злобно зарычало вслед беглецам, и остальные филасозавры дружно подхватили его рык.
Впереди показались последние повозки каравана.
Женщина рванула вдогонку, но даже ее значительной скорости оказалось недостаточно. Когда до последней повозки оставалось всего несколько десятков шагов, караван набрал скорость. Вереница повозок начала удаляться.
«Так близко…»
Но тут у Райфа в груди все оборвалось. Женщина высоко выпрыгнула вверх, взмывая в воздух, словно пустынный заяц, спасающийся от смертельного укуса аспида. Пролетев последний участок, она с силой налетела на заднюю часть повозки. Райф не удержался бы, если бы не ее крепкая хватка. Другой рукой женщина ухватилась за борт.
Женщина постаралась как могла затолкнуть Райфа наверх, едва не уронив его, но он вцепился в борт и забрался в повозку. Оказавшись на груде железной руды, Райф растянулся на спине, обессиленный и измученный, не обращая внимания на острые камни, впившиеся в тело. Ему было все равно. В настоящий момент это было самое уютное ложе на свете.
Забравшись в повозку, женщина устроилась рядом с ним на коленях. Она оглянулась на поселок.
– Все в порядке, подруга, – выдавил Райф. – Теперь нас не догонят.
Он даже не потрудился проверить, нет ли за ними погони. Колеса повозок вращались все быстрее. Мало кто из живых существ мог сравниться в скорости с пескокрабами, способными обогнать даже почтовую ворону. При такой скорости караван достигнет Наковальни задолго до того, как туда можно будет прислать сообщение. А оказавшись в городе, Райф быстро затеряется в беспорядочной сутолоке порта. Быть может, если потребуется, он даже сядет на какой-нибудь отплывающий корабль.
– Мы в безопасности, – выдохнул Райф, подбадривая не только женщину, но и себя самого.
Он потрепал ее по бедру, вновь отметив странную податливость бронзы, словно это была лишь загорелая плоть.
Женщина не обращала на него внимания. Ее взгляд был устремлен на небо, но не на солнце. Она смотрела на горизонт, на низко висящую заходящую луну. Райфу вспомнились его первые впечатления о ней, то, как ее облик напомнил ему Охотницу. На луне устроили свой дом и черная Дочь, и серебристый Сын. Говорили, что они постоянно гоняются друг за другом, снова и снова, что приводит к убыванию и нарастанию луны. Однако эта гонка вызывала жаркие философские споры. Кто кого преследовал, Дочь Сына? Или наоборот? Из-за этой религиозного противоречия неоднократно велись кровавые войны.
Однако в настоящий момент Райфу не было до этого никакого дела.
«Я свободен!..»
Подняв лицо к небу, он расхохотался.
Это казалось невозможным. Его захлестнула радость, успокоившая бешено колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он наконец сел и окинул взглядом караван, растянувшийся по морю превратившегося в черное стекло песка, расплавленного каким-то природным катаклизмом. На блестящей поверхности сверкали ослепительные солнечные блики.
Зной усиливался. Райф огляделся вокруг. Им нужно было укрыться от прямого солнца – по крайней мере, ему точно. Райф задумался над тем, как лучше всего выкопать укрытие в груде руды.
«Похоже, моя работа рудокопом еще не закончилась».
Несмотря на палящее солнце, Райф снова повернулся к стоящей рядом с ним на коленях загадке. Кого именно он украл у Исповедников? Что за дух заключен в этой бронзе? Райф вспомнил, как архишериф обмолвился о надвигающейся войне, сказав, что это изваяние сможет переломить ее ход. Войско, возглавляемое подобным созданием или целым легионом подобных созданий, будет непобедимым.
И все же Райф в глубине души чувствовал, что такое использование бронзовой женщины было бы чем-то неправильным.
«Это не в ее природе».
Он постарался прочитать выражение ее лица, обращенного к луне. Теперь на ее чертах застыло горе, словно она скорбела по большой утрате. Райф протянул было к ней руку, но в последний момент остановился. Он был обязан этому существу, этому духу, который дал ему свободу, спас жизнь. Райф хотел спросить у женщины, как ему оплатить такой долг, но опасался, что она не может говорить. А может быть, ей просто требовалось больше времени, чтобы дух полностью обосновался в бронзе. В любом случае Райф ничего не мог сказать.
Они оба хранили молчание. Женщина не отрывала взгляда от луны. Караван продолжал свой путь на север, и Райф устроился поудобнее. Его охватила летаргия, порожденная смертельно опасными испытаниями, выпавшими сегодня на его долю. Слушая доносящееся спереди пение возничего, размеренный скрип колес, Райф рассеянно подумал о том, что нужно приниматься за рытье укрытия, однако его тяжелые веки сомкнулись.
Через какое-то время его разбудил прозвучавший рядом тихий стон. Открыв глаза, Райф повернулся и посмотрел на женщину, чей взгляд по-прежнему был прикован к горизонту. Он не смог определить, этот стон был выражением бесконечной скорби или же первой попыткой заговорить.
Тем не менее у него по спине пробежала холодная дрожь.
Губы женщины снова приоткрылись, сказав одно-единственное слово, обращенное к луне.
– Гибель…
Часть третья
Отравленные грезы
Что суть знамения, как не грезы
о завтрашнем дне?
Что суть грезы, как не надежды,
облаченные в черные тени?
Из стихотворения «Аллегории гадания» Деймона хи Торранка
Глава 8
Никс очнулась, внезапно потеряв опору. Она отчаянно взмахнула руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы остановить падение. Сердце застряло у нее в горле. Это ощущение было ей хорошо знакомо: в прошлом она не раз, находясь в полудреме, чувствовала, как мир под ней рушится. В такие мгновения девушка судорожно дергалась – и тотчас же, проснувшись, обнаруживала, что в полной безопасности лежит в своей кровати.
Но сейчас все было иначе.
Продолжая падать, Никс лихорадочно молотила руками и ногами окружающий ее мрак – не прогоняя его, а наоборот, притягивая к себе. Темнота была для нее такой же привычной, как собственная кожа. Далеко внизу усиливалось сияние. Брыкаясь, хватаясь, девушка пыталась остаться в уютных тенях, однако ничто не могло задержать ее полет навстречу свету.
Никс попробовала закрыть глаза рукой, защититься от яркого света, однако что-то крепко схватило ее за запястье, не желая отпускать.
До нее долетели слова, прозвучавшие где-то далеко и в то же время прямо у нее над ухом:
«У нее опять судороги?»
Знакомые интонации ответа уняли ее панику.
«Нет, не думаю. – Никс узнала спокойный, уверенный голос настоятельницы Гайл. – Это что-то другое. Она словно сопротивляется, не желая пробуждаться в своем собственном теле».
И с этими словами нахлынули воспоминания – словно прорвалась плотина, выпуская бурлящий, пенистый поток ужаса.
…бег вверх по лестнице…
…угроза изнасилования и отчисления…
…струи горячей крови, текущие сквозь ее оледеневшие от страха пальцы…
…обезглавленное тело…
…громадная тень, возникающая в дыму…
…сокрушающая кости тяжесть, придавившая грудь…
…клыки и яд…
…немыслимое насилие…
…после чего сплошной мрак.
Внутри крепло, набухая, одно последнее воспоминание, прогоняя прочь все остальное. Тысячи криков и воплей заполнили голову Никс, ее тело – и наконец, не в силах сдерживаться у нее внутри, вырвались наружу через горло. Мир внутри нее снова содрогнулся, становясь все более жестоким. И тем не менее за всем этим девушка ощущала абсолютную тишину без конца и края. Она внутренне съежилась, спасаясь от ее необъятности и неизбежности.
Но тут ей на горящий в лихорадке лоб легла холодная ладонь. Мягкий голос шепнул на ухо:
– Дитя мое, успокойся! Тебе больше ничего не угрожает.
Никс с трудом вернулась в собственное тело, не столько подчиняясь словам настоятельницы, сколько споря с ними.
– Нет… – прохрипела она.
Даже этот слабый протест полностью лишил ее сил. Девушка тяжело вздохнула, втягивая едкий запах настоек, травяных отваров, увядших стеблей высохшей травы. И все же мучительно-болезненный свет не угасал.
Никс попробовала поднять руку, затем другую – однако ее по-прежнему крепко удерживали за запястья. Зажмурившись, она повернула голову в сторону, но ослепительное сияние разливалось повсюду. Укрыться от него было невозможно.
– Развяжите ее, – приказала Гайл.
– Но, если у нее опять начнутся судороги, она поранится… – начал было возражать какой-то мужчина.
– Теперь мы должны помочь ей пробудиться, физик Ойрик, иначе она, возможно, никогда не очнется. Боюсь, она еще слишком слаба. Девочка проспала почти целый оборот луны. Если она снова провалится в этот отравленный сон, то больше никогда из него не вырвется.
Никс ощутила рывок, затем еще один, и ее запястья освободились. Она подняла свои трясущиеся руки, защищаясь от яркого света. Слова настоятельницы сдавили ей грудь. «Целый оборот луны». Как такое могло быть? Девушка до сих пор чувствовала огромное давление чудовищных когтей, острые клыки, впивающиеся в ее плоть. Она была уверена в том, что с момента нападения прошло не больше одного колокола. Но, если Гайл говорит правду, уже почти закончилось лето.
Поднеся руки к лицу, Никс нащупала повязку, закрывающую глаза. Она потрогала ткань, и кто-то снова ухватил ее за руки.
– Не надо, дитя мое! – предупредил ее школьный физик.
У Никс не было сил сопротивляться. Впрочем, она и не пыталась. К этому времени темнота уже начинала потихоньку объедать по краям ослепительное сияние. Девушка приветствовала ее возвращение, ее знакомые, привычные ощущения. Она уронила руки на кровать, внезапно чувствуя бесконечную усталость, каменным ступором придавившую ей кости.
– Нет! – резко произнесла Гайл. – Подними голову! Быстро!
Никс почувствовала, как чья-то ладонь подхватила ее под затылок и оторвала голову от подушки. Чьи-то пальцы сняли повязку с глаз. Хотя действовали они осторожно, ее голова безжизненно моталась из стороны в сторону при каждом обороте ткани. От этого ей стало не по себе. А тем временем темнота все туже сжималась вокруг свечения в центре.
– Кажется, я предупреждал, что лучше оставить ей глаза завязанными, – пробормотал физик Ойрик. – Чтобы ей было проще.
– Предосторожность, порожденная надеждой, – ответила Гайл. – Однако сейчас подобная предосторожность сопряжена с чересчур большим риском. Девочка даже теперь готова вот-вот провалиться обратно в забытье. Мы должны сделать все возможное, чтобы это предотвратить.
Один последний рывок – и повязка спала с лица Никс, скользнув концом по щеке. Девушка нашла в себе силы поднять руку выше, защититься от ослепительного света. Она еще крепче зажмурилась. И тем не менее сияние сверлило ей голову, прогоняя темноту прочь, сжигая ее дотла.
Но тут чьи-то пальцы схватили ее за подбородок, и влажная тряпка, пахнущая отваром горных трав, размягчила песчаную коросту, закупорившую ей веки.
– Не сопротивляйся, дитя мое, – успокоила ее Гайл. – Открой глаза.
Никс попыталась отказаться, отдернуть голову, однако пальцы лишь крепче стиснули ей подбородок.
– Делай, как я говорю! – строго произнесла настоятельница тоном, подчеркивающим ее высокое положение в обители. – Иначе сгинешь навсегда!
Никс хотела противиться, однако приемный отец слишком хорошо вышколил ее относиться с почтением к сильным мира сего. Она чуточку приподняла веки и вскрикнула от боли. Свет – такой же ослепительный, как темнота, которую Никс знала всю свою жизнь, – обжег ей глаза свежей крапивой.
Неудержимо хлынули слезы, смывая с глаз остатки грязи и гноя. При этом они также расплавили резкий свет, превратив его в водянистое сияние. В расплывчатой дымке поплыли силуэты, чем-то напоминающие тени в солнечный летний день. Но только после каждого болезненного моргания силуэты становились четче; краски, о которых девушка прежде могла только догадываться, расцветали во всем своем великолепии.
Сердце затрепетало в груди подобно напуганному лирохвосту в клетке. Никс повалилась назад на кровать – прочь от невозможного: двух лиц, обращенных к ней. Физик Ойрик смотрел на нее, его сморщенное лицо напоминало болотную сливу, слишком долго провисевшую на солнце. Взгляд девушки прошелся по каждой морщинке. Прежде, когда ее зрение было затуманено, цвета – то немногое, что она могла видеть в самый ясный день, – всегда оставались грязными и мутными.
Но сейчас…
Никс смотрела на Ойрика, зачарованная сияющей голубизной его глаз, гораздо более ярких, чем самое чистое небо, какое она только видела.
Физик повернулся к своей спутнице, и его лысина сверкнула в лучах солнца, проникающих в единственное окно помещения.
– Похоже, настоятельница Гайл, ты была права, – сказал он.
Гайл не отрывала взгляда от Никс.
– Ты нас видишь, дитя мое, или это не так?
Ошеломленная, Никс молча таращилась на нее. Настоятельница оказалась смуглой, ее кожа была гораздо темнее, чем предполагала Никс. Девушка знала, что настоятельница родилась далеко на юге, в землях Клаша. Однако волосы ее, заплетенные в косы и уложенные на голове в узел, были белые как мел. А глаза оказались зеленее любого залитого солнцем пруда.
Судя по всему, внимание девушки не укрылось от настоятельницы. В уголках ее губ заиграла улыбка. Глаза смягчились от облегчения. Хотя, если честно, Никс не могла быть уверена ни в чем. Ей еще никогда не приходилось наблюдать за тонкой игрой чувств, и она не знала, правильно ли их интерпретирует.
Наконец она ответила на вопрос настоятельницы кивком.
«Я вас вижу».
Хотя Никс должна была бы радоваться такому немыслимому чуду, она сейчас испытывала только страх. Где-то в темноте, оставшейся позади, до сих пор были слышны крики, доносящиеся из этих теней.
Настоятельница словно почувствовала этот внутренний ужас: улыбка у нее на лице погасла. Она потрепала девушку по руке.
– Теперь ты должна поправиться. Надеюсь, ты наконец нашла выход из отравленного забытья.
Не желая показать себя неблагодарной, Никс снова послушно кивнула.
