скачать книгу бесплатно
Свечение гостя усилилось.
– Так изолируйте их от остального, как вы говорите, разумного мира и все дела. Пусть они варятся в своём котле, – пытался защитить Мезенцев свою расу от придирок.
– Давно это делаем, но с переменным успехом, – похоже, что Наху?сир вздохнул. – Вы себе представляете масштабы работы – создать защитную сферу диаметром в двести световых лет?! Максимально надежную, чтобы сквозь неё с Земли не проникло ни одно радио или видео сообщение? Ко всему прочему имеют место незаконные проникновения сквозь защиту. Некоторые наши умники научились обходить защитные системы и с помощью своих зондов транслируют по квантовой связи всё, чем земляне между собой обмениваются: кровавые войны, убийства… Рекламу! Вы же знаете, что запретный плод всегда сладок.
На этот раз удручённый Наху?сир вздохнул так, что в гостиной одновременно замигали все лампы дневного освещения, стилизованные под старинные канделябры. Мезенцев тревожно поёжился и взглянул на показание счётчика ионизирующего излучения. Стрелка датчика приближалась к красной отметке.
– С физической изоляцией дела обстоят много проще и этот щит не пробиваем, – продолжил гость. – Да и наши агенты на местах работают, тормозя амбиции землян дотянуться до звёзд. Нет, только ликвидация!
Нервы у Сан Саныча не выдержали, и он нажал на контрольной панели не зелёную кнопку для вызова команды эвакуаторов из Центра, как это делал без малого три сотни раз, а красную, предназначенную для экстренного вызова их самого главного начальника. Её он ни разу за время службы не нажимал, этот случай был у него первый. Эвакуировать в своё время или место обычного попаданца – рядовое дело, здесь же речь шла о дальнейшем существовании целой расы живых существ, причём соотечественников Мезенцева! С существами такого высокого ранга и с организацией, что они представляют, шутки плохо заканчиваются, и наверняка будет повтор. Может статься, что в следующий раз на Землю пошлют не такого покладистого индивидуума, как этот Наху?сир, а какого-нибудь отморозка.
Беспрерывно нажимать на красную кнопку, в общем-то, не особо требовалось. Автоматическая система безопасности отеля сама сделала заключение и передала собранную информацию в Центр. Несколько мгновений спустя перед собравшимися предстала бригада из трёх человек в тёмных костюмах. Начальника службы эвакуации среди них Сан Саныч признал сразу, хотя ни разу в жизни не видел. В отличие от своих подчинённых, лакированные туфли руководителя ослепительно сияли и испускали солнечные зайчики. Они сейчас отражали яркий свет, исходящий от голый ступней продолжающего светиться пришельца, поскольку имитировать себе обувь тот так и не удосужился.
– Мы рады видеть у себя столь влиятельную персону, – начал начальник Мезенцева, вежливо кивнув гостю в знак приветствия, поскольку рукопожатие людей и плазмоидов всегда заканчивается плачевно. – Я ознакомлен с целью вашей командировки на Землю и в связи с этим должен выразить искреннюю свою озабоченность.
В ответ на приветствие, Наху?сир сдержанно кивнул, и стал ждать продолжения.
– Позвольте узнать, чем вызвана ваша незапланированная остановка в нашем скромном отеле?
– Сам не прочь в этом разобраться, – свечение туфель начальника немного поблекло. Похоже, что гость начал успокаиваться, ведь доброе слово даже кошке приятно. – Подозреваю, что это дело рук нашей оппозиции, ведь они так рьяно выступали против ликвидации человечества, что готовы были на всё! Сдаётся мне, что они повредили систему навигации на моём звездолёте.
– Вот видите. Значит, по их мнению, существует альтернатива, – начальник службы эвакуации говорил сейчас спокойно и проникновенно, стараясь вызвать у собеседника доверие и симпатию. – Можете нам сказать, какие у вас существуют претензии к землянам? Я не думаю, что их нельзя разрешить мирным путём.
Претензий у Наху?сира набралось предостаточно, и он начал о них подробно рассказывать. Слушатели и сами обо всём этом прекрасно знали, но вежливо помалкивали. Закончил он свои поучения словами:
– Земляне даже не попытались предотвратить экологическую катастрофу на планете. Всего то и надо было умерить аппетиты небольшой группы алчных людей, старающихся выжить максимум прибыли и немедленно ликвидировать мусорные области экономики. Какие? Извольте, – это производство предметов роскоши, алкоголя, табака, наркотиков, одноразовых товаров, резко снизить индивидуальное потребление до физиологически необходимого уровня. Да многое ещё чего.
Он на секунду замолчал, а затем решительно добавил:
– Давно надо было землянам сознание менять! Но уже поздно, поезд ушёл!
– Может всё же не ушёл? – робко спросил начальник службы доставки.
– Не знаю, не знаю. Вы посудите сами:
Наху?сир рассказывал, а сотрудники Центра по возврату попаданцев в их естественную среду обитания слушали. Слушали его Мэри с Флинтом, слушал Сан Саныч. Сначала даже с интересом, но быстро утомился. Экологические проблемы его, безусловно, волновали, ведь родной дом как-никак. Но когда пришелец начал сыпать цифрами о перенаселении, урбанизации, загрязнению окружающей среды, парниковом эффекте, истощению «озонового слоя», смоге, кислотных дождях, деградации почв, обезлесение, опустынивание, о проблемах с отходами, сокращении генофонда биосферы и многие другие, мозг у него не справился с такой колоссальной нагрузкой.
«Короче говоря, всё-то у нас хреново!» – Мезенцев расстроился и булькнул себе в стакан виски сверх меры. Не пробрало. Налил себе ещё и вот только тогда напиток на него подействовал так, что он слёту перешёл в разговоре с пришельцем на «ты».
– Послушай, золотарь, не сгущаешь ли ты краски, пугая нас здесь своей экологической катастрофой?! Пустяшное же дело, исправим! Начать и кончить. Фильмы начнём правильные снимать, по магазинам реже ходить, а рекламу с экранов вообще уберём к чёртовой матери. Не убивать же нас за это?!
– Так вы все с Земли?! – догадался незваный гость.
– С неё, родимой и в обиду мы её не дадим!
Наху?сир ошалел от такой агрессивности и фамильярности, но Сан Саныча уже нельзя было остановить. От двух выпитых стаканов виски у Мезенцева слегка заплетался язык, а может причина всему – вредное ионизирующее излучение, пыхающее сейчас от пришельца? Кто знает, но, так или иначе, завершил он своё эмоциональное выступление словами:
– Наху?сир, а слабо тебе нам помочь? Как разумное существо разумному, как брат брату! Исправим вместе всё, что мы натворили, и душа твоя будет спокойна, что не взял на неё грех.
По поводу разумности землян у Наху?сира существовали большие сомнения, но он задумался, проникшись эмоциональной речью Сан Саныча. Его и самого не грело решать этот вопрос летально. К тому же время для выполнения поручения начальства его пока не поджимало, ведь пятьдесят земных лет – не малый срок. При этом он никак не отреагировал на слово «золотарь». Знал его, наверное. Ведущего ассенизатора душили сомнения.
«А что, – подумал он, – чем я рискую? Если мои навыки ментального внушения не сработают, то предоставленного мне времени вполне достаточно, чтобы земляне сами себя угробили. Способов для этого у них навалом: боевой атом, отходы, вирусы, голод. Недавно захотелось им создать реактор на антиматерии. А что? Аннигиляция планеты – очень даже гуманно, мгновенно и безболезненно, а тогда и я буду чист и начальство довольно».
– Боюсь, что исправить всё это сейчас достаточно проблематично, вы же упустили точку невозврата. При существующем мироустройстве я просто не успею вам помочь. Для этого лет сто нужно, а мне выделено руководством для выполнения поручения всего пятьдесят. Я же не ваш Дед Мороз!
Внезапно Наху?сир прямо весь затрясся от возбуждения:
– Вот только если вы мне немного поможете, – и ведущий ассенизатор выложил им свой план, неожиданно озаривший его сейчас.
– Гениально! – воскликнули собравшиеся и тут же приступили к его исполнению. Отель опустел, осталась только администрация и немногочисленные постояльцы, разбежавшиеся по номерам из-за опасения получить смертельную дозу радиации.
– Флинтик, дорогой, а почему Сан Саныч назвал нашего гостя золотарём? – тихо спросила у бармена Мэри, присев к нему на колени.
Старина Флинт обнял её за талию, посмотрел на ухмыляющегося Мезенцева и пояснил:
– Это старинное русское название ассенизаторов, дорогуша. Тех, кто вручную чистил от дерьма выгребные ямы. Прозвали их так за уважения к этой профессии.
– «В темноте тащится ночной благоухающий обоз… Между бочкой и лошадью на телеге устроено верёвочное сиденье, на котором дремлет золотарь», – процитировал Сан Саныч отрывок из книги Владимира Гиляровского «Москва и москвичи». Он сейчас проглотил лошадиную дозу таблеток от радиации, и у него слегка ехала крыша.
– Я не поняла, а почему все же их так назвали – «золотари»?
– Потому, дорогая, что с чем они работали, называлось в народе «ночное золото». Поняла? Платили им за это, кстати, совсем неплохо, – бармен не сдержался и поцеловал в шею свою подругу.
«Хорошая бы парочка из них получилась, – в очередной раз подумал Мезенцев о своем желании, неосуществимом с точки зрения физиологии киборгов. – Мэри всегда готова и у неё никогда не болит голова, а у Флинта напрочь отсутствует чувство ревности. Дети бы пошли, младшенького я бы взял с собой на рыбалку».
Весёленький день ему выдался, давно такой встряски не было. Сан Саныч, наконец, прекратил крутить верхнюю пуговицу на своём пиджаке по банальной причине: она у него оторвалась.
«Нет, не буду я включать рассказ Наху?сира в свой сборник. Не будет его никто читать, цифры одни. К тому же лучше людям и иным в меру разумным существам в нашей Вселенной вообще всего этого не знать во избежание массовой паранойи. Ко всему прочему мои работодатели вряд ли допустят эту информацию к огласке, им скандалы не нужны».
А в это же самое время, а может быть много раньше, где-то поблизости, а может за сотни парсек отсюда, на трассе Москва – Нижний Ломов прямо над шоссе на несколько мгновений возникло белоснежное сияние. Ехавший в этот момент по дороге почти новенький ЗИС-5 несильно врезался в столб. От удара машина накренилась и две металлические бочки из невысокого деревянного кузова свалились в кювет. Упав на зелёную траву крышки у бочек открылись, и наружу вылилось нечто синего цвета и по виду жутко ядовитое.
По словам Василия Петрова, водителя:
– Появилось оно незадолго до полуночи. Я как раз возвращался со свадьбы сестры. Засветилось и негромко бухнуло. Затем вспышки разноцветные, а потом сплошная темень, сколько фарами не свети. Меня от переживаний сморило, и я уснул прямо за рулём. Столба не помню.
Со слов местного начальника автотранспорта Иванова:
– Петров вообще-то у нас работник сознательный и исполнительный, неоднократно почётными грамотами награждался, но выпить любит. Позвольте я его сам накажу. Не надо составлять протокол, товарищ лейтенант, пострадавших же нет.
Сотрудник Государственной автомобильной инспекции медленно разрывал протокол, пристально следя за руками начальника автотранспорта.
– А покрупнее купюр не найдётся? – начал, было, он, но неожиданно нервно дёрнулся, как от сильного удара током. После чего поправил на голове фуражку, съехавшую набок, строго посмотрел на собеседника и добавил: – А химию вашу из канавы придётся всё же убрать. Порядок есть порядок.
«Большое всегда начинается с малого», – наверное, подумал Сан Саныч и улыбнулся в своей далёкой дали?. Он заварил себе свежий чай и продолжил наблюдать за приближающимися огоньками на мониторе. Его секретное ведомство было не подвластно ни влиянию «Эффекта бабочки», ни физической теории пространства-времени, ни другим хитроумным теориям и законам, пока ещё землянам не известным.
Вячеслав Слесарев
АТАКА ЦИКЛОТОНОВ
Иллюстрация Вячеслава Слесарева
Сан Саныч с удивлением рассматривал нового посетителя своего отеля: рост под два метра, богатырского телосложения, в белой рубашке, ворот расшит красными петушками. Компьютер выдал вполне чёткую классификацию: Российская империя, 1854й год. Лицо гостя излучало добродушие, но в то же время, что-то в нём Сан Санычу с первого взгляда показалось подозрительно знакомым. Но что?!
– Вы будете ром или виски? – по обычаю спросил он гостя. – Тот с загадочным лицом молчал. – Джин, мартини?
– Я по-аглицки не обучен, – пробасил гость. – Токмо по-русски.
– Водочки не желаете? – наконец сообразил Сан Саныч.
– Отчего не желаю-с? Определенно изъявляю желание-с! – оживился вдруг богатырь. – Правда, с деньгами у меня… – понуро опустив голову, замялся он.
– Да полно, полно вам, батенька! – быстро вжился в российские реалии 19го века Сан Саныч. Первая рюмка у нас полагается за счёт заведения. Он достал из буфета обычную пятидесятиграммовую хрустальную чекушку.
– Это что такое, кабатчик? – вдруг грозно взревел богатырь.
– Как что-с? Рюмка-с! – как-то испуганно и совсем по—холопски отвечал Сан Саныч. В ответ он услышал, как хрустнули от напряжения побелевшие кулаки гостя. Огромные кулаки, каждый размером приблизительно с его, Сан Санычеву, голову.
– Да погодь ты! – мужчина махнул рукой и полез к себе за пазуху. Вскоре он вынул оттуда безобразных размеров керамическую лохань и принялся её любовно оттирать полами своей рубахи. Наконец, он грохнул ею по столу и безапеляционно заявил:
– Вот рюмка!
– Боже, да тут будет под поллитра! – в ужасе подумал Сан Саныч. Вскоре он уже наполнял её из наспех откупоренной бутылки Столичной. Гость наблюдал за этим процессом, грозно сдвинув брови, и когда Сан Саныч подумал остановиться на половине бутылки, решительно приказал:
– До краёв лей!
– Да не извольте так беспокоиться-с! – возразил ему Сан Саныч, – каждую последующую рюмку… – он на секунду запнулся, – вы сможете получить так же на безвозмездной основе, просто рассказав мне какую-нибудь историю из своей жизни. Я их собираю в качестве фольклорного материала…
– Историю? Из жизни? – оживившись, уточнил гость.
– Ну да, простую историю.
Внезапно лицо богатыря просияло. Он вскочил со своего стула, подбежал к Сан Санычу, поцеловал его в щёку и изо всех сил обнял. Кости несчастного отельера затрещали. Проделав эту процедуру трижды, гость вернулся на своё место, чокнулся кружкой с воздухом и провозгласив: «За историю», в две секунды осушил её. Занюхав рукавом, он начал:
Вот, значица, первая моя история. Зовут меня Герасим. Герасим Анатольевич Лудищенко. Я – являюсь дворовым человеком у старой московской помещицы – Аглаи Филимоновны Лопухиной. День её был тёмен, а вечер её… – Герасим задумчиво посмотрел в пустую «рюмку». – А вечер её был ещё хуже, чем день. От этой старой чопорной клячи я претерпел многие страдания – в основном за длинный свой язык и за неуёмное своё красноречие. Ну и за правду страдал. Ибо один я из всей дворовой челяди не боялся обличать крепостное право – это позорное родимое пятно Самодержавия. За таковые вот и подобные свободолюбивые слова был я неоднократно порот на конюшне, приговаривался к сверхурочным работам. «Хорош ты мужик, Герасим! Складно сложен, да и силищи немеряной. Любая бы девка охотно пошла за тебя. Да вот одна беда – диссидент ты и вольнодумец поганый!» – так говаривали про меня люди. А посему так и оставался я жить бобылём.
А надо сказать, жило в ту пору при барыне большое количество всякого обслуживающего персонала: ну там башмачники, доктора, баристы, прачки и прочие приживалки. Так вот в один прекрасный день привезли нам такую цыпочку из дальней деревни, ммммм, – в этом месте рассказа Герасим сладострастно замычал. – Грудка маленькая, буквально с кулачок, – воодушевлённо жестикулируя, рассказывал Герасим, но зато зад…
– Избавьте меня ради Господа от этих скабрезных подробностей! – внезапно взмолился Сан Саныч. Со стороны могло бы показаться, что он выступает поборником нравственной чистоты – да где там! На самом деле уже второй год хитрый трактирщик пробивал себе лицензию на эротические и порнографические рассказы, да всё никак не мог пройти согласования в надзорном органе. А от попыток править ночами чужие истории, вставляя вместо смачных постельных сцен целомудренную постную белиберду, у него уже буквально сводило зубы. Вот и оставалось надеяться, что рассказчик сам заполнит смысловые лакуны, если вовремя его одёрнуть.
– Так вот на чём это я…? – смущённо продолжил Герасим. – Ах да, Танюшка. Отменная была работница, и девка складная. Одна беда – очень любила она крепкое словцо. Бывало, едет мимо нашего особняка гимназист какой на лисапеде, так наша Татьянка его так для острастки обложит трёхэтажным, что у того аж ноги от неожиданности в узел заплетаются, и он прям с этого лисапеда на землю и сверзается! Грешно вспомнить, да! – Герасим покрякал и удовлетворённо погладил свою пышную бороду. – Так вот помню, наплёл я ей всякого, и случилось у нас с ней ночью это самое, прямо на клумбе перед барским домом среди цветов.
– Любезный, я же, кажется, уже донёс до вас, что здесь интимные подробности вашей половой жизни никого не интересуют! – брезгливо и как-то сморщенно проскрипел Сан Саныч.
– Э, нет! – подняв указательный палец вверх, возразил крестьянин-богатырь, – отмести данную подробность, не повредив самую ткань моего повествования, увы, не удастся, ибо на неё крепко завязаны все последующие события, которые как плитки домино…
– Да что уж там, валяй! – обречённо произнёс Сан Саныч и плеснул сам себе водки. Похоже, этой ночью ему опять предстояла титаническая работа по смысловому обходу запрещёнки.
– Как на зло, Танюшка, горлица моя сизокрылая, во время этого самого дела орала – не могла она сдерживаться, страстная была девка! Ну, и конечно, разбудила барыню, которая тут же рядом, за открытой форточкой и почивала. – «Ну-ка, пойди, посмотри, кто это там у меня на клумбе так голосит», – говорит она одной из своих приживалок. «А это», – говорит ей приживалка, – «Татьянка, прачка твоя орёт, её этот ваш болтливый Гераська-дворник, прямо в цветочной клумбе приходует!»
«Что за безобразие! Да как это они так смеют?» – кричит тут барыня, – «Приведите-ка мне их сюда!» – ну привели нас, – я посмотрел на барыню и понял, что на этот раз она дела просто так не замнёт, и настроена она очень решительно. Пока из хозпостроек стекалась во двор охочая до новостей челядь, состоялся у нас с Аглаей Филимоновной эдакий безмолвный разговор. Она сначала молча показала на меня, потом провела пятернёй по горлу, изображая как бы перерезание горла ножом, и снова, сдвинув брови, уставилась на меня. Мой мозг бешено заработал в поисках выхода. Безумная старуха и правда могла бы приказать отрезать мне голову – ей это как два пальца. Тогда я незаметно так показал ей пальцем на Танюшку, а после повторил тот самый жест с перерезанием горла, и вопросительно уставился на барыню. Увидев это, она смягчилась и утвердительно кивнула мне головой. Потом она снова как бы незаметно указала на меня своим пальцем и сразу после этого большим пальцем на свои покои, мол, желает меня видеть прямо сейчас. Проклятое крепостное рабство, где ты не принадлежишь сам себе! – воскликнул Герасим и, как бы на секунду забывшись, с надеждой посмотрел на дно пустой «рюмки».
– И что же вы после этого? – участливо спросил Сан Саныч.
– Ну, я до самого утра… – Герасим ударил могучим кулаком о ладонь, но потом как-то опасливо огляделся и продолжил: – до самого рассвета, пока небо не подёрнулось нежной розовой дымкой облаков, а скотный двор не огласился задорным приветственным криком петуха, я, значица, пытался раздуть искры в давно погасшем и истлевшем костре, вдувая в него новые силы, пытаясь расшевелить и пробудить давно уснувшие чувства. И внезапно, превосходя мои самые смелые ожидания, усилия мои увенчались успехом. Уже первые лучи восходящего солнца игриво пробивались через тюль на окнах спальни, а расслабленно раскинувшаяся подле меня барыня смотрела одобрительно и даже ласково.
Сан Саныч поднял левую бровь, удивляясь, насколько ловко и художественно рассказчику удалось обойти довольно неоднозначную, по сути, безобразную сцену.
– А как же Танюшка, сохранились ли после всей этой истории её чувства к вам? – интервьюировал почти на автомате Сан Саныч.
– А что Танюшка? – затравленно сверкнул глазами богатырь. – На следующий день я вдруг ей предложил: «А пойдём, Татьянка, на Москву-реку на яликах покатаемся!» – там по три копейки был такой аттракцион. Она аж взвизгнула от радости, тут же нарядилась как на прогулку, а я взял, значица, в сумку большой камень гранитный обвязанный верёвкой. Она ещё по дороге меня спрашивала: «Герасик, а что это у тебя в сумке такое?», а я ей: «погодь, это будет сюрприз». Ну и как выплыли на середину, я посмотрел за борт и говорю: «Смотри-ка Таня, золотая рыбка!», а она «Где?» – ну я ей верёвку на шею накинул и тудысь, значица, камень, за борт. Круги на воде успокоились, а я поплыл обратно, и по пути очень я много думал и про самодержавие проклятое, и про необходимость революционного восстания рабочих масс, потому что видел, что нельзя уже дальше жить вот так вот…
Глядя на Сан Саныча, замершего с выпученными глазами, Герасим удовлетворённо продолжил:
– Не успел я причалить к берегу, как смотрю, в воде что-то беспомощно копошится, не может выбраться из водорослей. Вытащил – смотрю, собачка, ещё совсем щеночек. Ну, вынул я её, обтёр, сунул этот живой комочек за пазуху и побрёл домой.
– Му-Му? – вдруг спросил Сан Саныч.
– Что? – удивлённо спросил Герасим.
– Собачку назвали Му-Му?
– Да ну, нет! Я назвал эту собачку «Маман». И это тоже очень интересная и трогательная, но совсем другая история, – с этими словами Герасим требовательно стукнул по столу своей рюмкой прямо перед носом трактирщика. Делать нечего – снова пришлось наливать.
Когда последовала довольно предсказуемая история про то, какая собачка была умница, как её любила дворовая челядь, как она исправно защищала территорию и помогала нести службу дворника, Сан Саныча начало охватывать тревожное чувство дежавю. Не оттого, что он всё это читал уже у Тургенева, нет, тут было что-то другое, пока до конца ему не понятное.
– Всем была хороша псина, – продолжал Герасим, – но брехлива до одури! Вот так однажды ночью она ускакала на клумбы перед барскими покоями и давай там лаять. Я ей: «Маман, заткни свою поганую глотку!» – но эта сука была непреклонна и не думала униматься.
Мезенцев отметил про себя повторяющуюся структуру повествования. Не укрылась от его взора и неожиданная художественная вариация в том месте, где Герасим метафорически описывал очередную сцену отношений с пожилой женщиной:
– Вдохнуть в неё страсть в этот раз было столь же тяжко, сколь непросто вдохнуть энергию и краски бурного цветущего лета в потухший и бледнеющий ноябрьский пейзаж. Редко найдётся гениальный художник, способный на такое. Но я, как показал этот случай, вхожу в их число!
Далее следовала неизбежная сцена утопления питомца в Москва-реке, непонимающие глаза доверчивого существа уходящего под воду. Герасим даже довольно убедительно вытер слёзы рукавом:
– Проклиная, на чём свет стоит, существующий в России госстрой, причалил я свой ялик к берегу. И вот, привязывая верёвку к колышку, заметил я, как что-то крошечное, беспомощное трепещет в прибрежной грязи. Выловил я его, отёр о сюртук, пригляделся – хомячок!
– Хомячок?! – как-то уже безвольно удивился Сан Саныч. Его нижняя челюсть отвисла и никак не хотела возвращаться на место. Ещё он заметил, что дверной проём в стене напротив как бы начал двоиться, а то и троиться. Мезенцев потряс головой – проём поспешно из трёх снова стал одним.
– Да, хомячок, джунгарик, девочка – с гордостью продолжал Герасим. – Я назвал её «Мамзель», но это уж совсем другая история! – с этими словами он снова грохнул по столу своей рюмкой, но рука Сан Саныча уже почти тому не подчинялась, так что Герасиму пришлось ему очень сильно помогать, работая, по сути, в режиме самообслуживания.
Крякнув, он энергично продолжил: «Ну и забавнейший это, доложу я вам, был зверь! Бывало…»
Только сейчас Сан Саныч отчётливо почувствовал, что уже почти потерял контроль над своим телом. Более того, и с памятью творились непонятные вещи. Воспоминания словно ускользали от него. Но одно из них, казалось, всё же удалось ухватить в последний момент. И он чувствовал, что именно в нём кроется разгадка всего того, что сейчас происходит. На какой-то миг он увидел надпись: «Отель Бергамот»… хотя нет: это был отель Гангамот. Да, точно. Тот самый отель, который он столь бездарно профукал. Потерял. Теперь, вспомнив точное название отеля, он получил некоторый контроль над всей этой историей. А история это была лютая.
Всё начиналось довольно безобидно: он выкупил земельный участок на пространственно-временном разломе и устроил на нём небольшой отельчик о трёх этажах. Размещал в нём типов из разных миров и эпох, на чём зарабатывал десять тысяч глобальных гульденов в месяц. Ещё тысяч пять он имел за публикации историй, которые выведывал у посетителей. А после получения лицензии на эротические нарративы, он поднимал на историях сомнительного толка уже и до десяти тысяч гульденов в месяц. Казалось, бизнес его забил ключом…
Но тут зашёл в его отель один тип. Странник, в серой тоге и древнеримских сандалиях. Персонаж из Средиземноморья ветхозаветной эпохи – так его идентифицировала электроника. Быстро прознав, что за каждую историю в отеле ему полагается бокал красного вина, Странник страстно захотел излить историю своей жизни, что, впрочем, было довольно предсказуемо.
Оказывается, его отец был кем-то вроде феодала, или, точнее, олигарха в той местности. И кроме рассказчика у него был ещё один, младший сын – распутник и конченая пьянь, по словам Странника. Говорил Странник, обаятельно улыбаясь, сладеньким таким голоском:
