Полная версия:
Опыты для будущего: дневниковые записи, статьи, письма и воспоминания
Казань – Кострома
1 октября 1915 г.
Я предпочитаю писать необыкновенно об обыкновенных вещах, чем писать обыкновенно о необыкновенных вещах…
Я предпочитаю видеть необыкновенно обыкновенные вещи, чем видеть обыкновенно необыкновенные вещи…
Я предпочитаю рисовать необыкновенно обыкновенные вещи, чем рисовать обыкновенно необыкновенные вещи…
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
1 октября 1915 г.
23 ноября 1891 года, в субботу… Родился гений…
13 января 1333 года меня заключили в Чендик.?
По правде сказать, мне память сильно изменяет, наверно не меньше, чем ты…
Я написал письмо о любви, но я не верю ей и поэтому не послал… У меня нет любви, Я уже ее искал для тебя, искал…
У меня есть грезы, сновидения (ненависть) и печаль о тебе, и тоска о тебе.
А любить не могу…Мне хочется иметь золото для тебя.Мне хочется иметь обезьян для тебя.Лебедей и шутов уродливых и тебя…Я хочу иметь слугу Дьявола.А ты знаешь мой последний удел?Я кто? Я повелитель ада… И в ад уйду…Скоро ли ты вернешься?Я схожу с ума, кажется.Леандр1916А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Отправлено с вокзала в Рузаевке
8 июля 1916 г. [27]
Станция Арапово
Ну и забавно здесь одеты мордовки. Юбки из белого полотна, короткие, до колен не достают, и узкие на ногах русские сапоги с гармонью, красная кофта, на шее много бус и денег, а на голове свернутый платок и рога коровьи.
Есть очень породистые бабы со своей красотой. Они слегка напоминают черемис (Фешин), но гораздо интереснее их.
Теперь все поля и поля…[28]
…Несчастный я, опять с эполетами…
Любимая!
Анти
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
16 июля 1916 г.
Милая Варя.
Я с удовольствием смотрю на мордовок, в них есть что-то крайне странное, флегматичное и безучастное, что-то египетское. Какой-то странный мешок на голове рогами вверх темно-красный, огромные белые серьги конусообразные, на шее много крупных бус и серебряных денег, узкая юбка, пояс с черными длинными кистями, как кошельки, ноги в лаптях страшно толстые от намотанных полотен, но и в этом своеобразная красота, лицо с таким выражением, что захочется ненавидеть городских женщин.
А.М. Родченко. Композиция. 1915
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Санитарный поезд – Москва
1916 г.
Милая Варя! Я сижу и работаю, ибо мы задержаны у Белгорода, в Харькове почему-то не принимают. Сколько простоим – не известно, и что будет в Харькове – тоже. Я рисую карандашами – красным и черным, ибо больше ничего нет. Очень жалко, что не взял акварели. Чувствую себя лучше, но это потому, что немного рисую.
Боюсь, что мы надолго застряли. Вчера ходил в кинематограф. Город маленький, скученный. Главное – это акварель забыл, а выписать – боюсь, что увидимся к тому времени.
Вот почему мне не хотелось ехать. Я это чувствовал. Здоровье исправилось вполне, хотя есть еще какая-то усталость и лень.
Надоедает грохот проходящих маневрирующих паровозов, свист и шипение у окна, ибо это идет почти непрерывно.
Скверно, что не знаю ничего о тебе и не знаю своего адреса. Думаю, что в Харькове есть база, куда можно будет писать.
Пообедал… К вечеру пойду на станцию опустить письма, а сейчас буду опять рисовать.
Крепко целую. Анти
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Санитарный поезд Инза. 1 августа 1916 г.
Осень уже начинается, сегодня в четыре утра я бегал по станции Рузаевка и замерзал от холода. Нет ничего радостного в моей жизни.
Осень. Скоро листья будут золотыми, а небо сумрачным. Скоро я тоже стану сумрачным и душа горит.
Анти
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Всероссийский Земский союз. Москва
Никитский бульвар – Санитарный поезд № 1178
А. Родченко, заведующему хозяйством
4 августа 1916 г.
Анти, милый, милый, любимый мой!
Ах, твои письма так печальны, так печальны.
Где ты…
Я вчера была на вокзале вечером, провожала маму с Зиной в Кострому. Как поезд пошел, заныло сердце, так хотелось сесть в вагон, они могут привезти к тебе…
Грустно мне, на сердце как камень лежит. Почему мы опять разлучены, ты опять уехал… Когда пройдет эта неделя, когда я увижу тебя… Скорей приезжай! Анти, милый, ты любишь меня. А у меня что-то есть, не скажу…
Кося, милый, скорей приезжай.
Твоя В.
1917А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
8 августа 1917 г.
Потеряв странность и таинственность, и зная, что открытые мною самим извилины дворца своего ты знаешь также как я сам, тебе скучно теперь и пусто жить ибо всё стало старо и понятно, а потому как старая газета, в которую можно завернуть мусор и выбросить. И это правда так чувствую я и так и ты.
Я не живу прошлым, настоящим, но не живу и будущим. Я ничего не думаю и ни о чем не мечтаю, ибо знаю, когда придет свобода, я буду работать, а что и как, для меня это не важно.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Я «там» один много думал и думаю о тебе и всегда от этого люблю еще больше и глубже… Ты мой друг! Мой самый дорогой единственный друг.
Ты уже не только возлюбленная жена.
Ты мне нужна, как нужен я сам себе!
Ты не ты – ты это я!
Так не думай же никогда обо мне без меня, ибо это будет измена самой себе.
Но печаль есть на сердце моем…
Милая, любя меня – люби себя!
Ты должна беречь свое здоровье!
Прости!..
…и ты прости, что я не так нежен с тобой, как прежде, и не отдаюсь тебе так, как когда-то… Но то было любовь прежде всего к женщине, а теперь это любовь к самому себе. Я же не целую себя сам и не пишу себе писем. Но разве это не поцелуи и письма, это будущие мои вещи, разве это не доставляет тебе наслаждение, а, следовательно, и тебе как ласки любовников.
Ведь в этом родилась любовь наша, в этом она и умрет!
Понимаешь ты это, возлюбленная!
Я твой, весь твой!
Я никогда не изменю этому, это конец, смерть! Дальше этого нет ничего…
Я хочу, чтобы ты этому поверила, знала и сама чувствовала то же самое.
А сейчас у меня-тебя пустота.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Анти.
8.VIII. 1917
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
19 августа 1917 г.
Высокий каменной забор на покатом <..>, вверху которого в мягкий еще цемент были вставлены обломки стекла… Нельзя перелезть через него… Ворота железные… Мы пошли купаться. Это бывший особняк чей-то, теперь сахарный завод… Дом особняка странный из красного кирпича и серого камня, готический с башнями, цветными стеклами, двухэтажный, мрачный… и запущенный сад с оврагами и река со старой плотиной, где я и купаюсь опять… А на душе также темно и не просвечивают цветные стекла и собаки бродят у старого дома, пусть будет ограда так же неприступна как эта…
И ничего не знаю… Получила ли ты хоть одно письмо и что с тобой, любимая?
Попробуй напиши на адрес: Харьков, Южный пост, канцелярия дежурного для передачи, Санитарный Поезд 1181. Завхоз А. Родченко[29].
Всё еще не знаю, когда дадут теплушки и отправят в Москву. Говорят, что опять завтра узнаешь, т. е. 18 VIII 1917 не знаю.
А.М. Родченко. Москва. 1916
Хочу привезти помидор и цветной капусты.
Знаешь, что тут без книг и красок можно сойти с ума.
У меня голова разрывается на части…
18/VIII. 1917
Утро… Сегодня ночью видел во сне, что спал с тобой. Мне было так хорошо…
Вчера вечером играли вчетвером в преферанс, два брата, я и врач.
Восемь утра, я уже напился чаю и пишу тебе сидя у себя в купе… Не хочется идти в город, но нужно опустить тебе письма.
Я знаю, почему мне снится, как я читал Арцыбашева вчера.
Так очертенело здесь мне.
Как мне хочется целовать тебя…
Милая Варя!
Анти
19/VIII 1917
Харьков, утро
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Москва – Санитарный поезд № 1181
16 августа 1917 г.
Анти, сколько безысходной тоски, сколько боли в твоих последних письмах. И жизнь кажется мне похожей на длинный, длинный узкий, темный коридор, по которому надо идти ощупью мимо тысячи запертых дверей и искать, искать открытую дверь, где можно будет отдохнуть с тобой от всех ужасов…
Миллионы способов придумывает злой рок, чтобы найти хоть одно отверстие в нашем сердце и уничтожить нашу любовь…
Ты посмотри, не больше ли в нашей любви печальных часов, не преувеличили ли они силу любви нашей!
Я чувствую, что еще многие испытания выпадут на долю нашу, и знаю, что ты не дашь меня растерзать, когда злобные силы будут нападать…
Не отдавай меня, – я люблю тебя…
Вечная твоя Нагуатта
А.М. Родченко. Эскиз фонаря для кафе «Питтореск». 1917
Глава 2
Опыты для будущего
1917–1921
Всего за один год происходит неожиданное превращение Короля Леандра Огненного в Анти. Именно таким именем называет Степанова в своем дневнике Родченко. Романтик, повелитель мира тайн, грез и черных карликов становится вдруг рационалистом, дотошным исследователем, уходит в холодный мир абстракции и геометрических форм.
Он переезжает в Москву, в марте 1916 года дебютирует на сцене московского авангарда, участвуя в футуристической выставке «Магазин», идет война, его призывают в армию, и почти год он служит заведующим хозяйством санитарного поезда. К весне 1917 года, после Февральской революции, он демобилизуется и участвует в оформлении кафе поэтов «Питтореск» на Кузнецком Мосту, что позже найдет отражение в воспоминаниях о Маяковском, написанных в конце 1930-х годов. В Октябрьской революции 1917 года он видит шансы нового устройства художественной жизни, мечтает устроить коммуну художников в огромном опустевшем доме в Гнездниковском переулке, становится секретарем Молодой федерации профсоюза художников-живописцев (Левой федерации, как ее называли в жизни). Председатель – Владимир Татлин.
Свобода творчества кажется невероятной.
«И в жизни мы, человечество, есть опыты для будущего», – писал Родченко в своем манифесте «изобретателя новых открытий от живописи» – тексте «Все – опыты», представляющем концентрацию его творческого кредо.
Он постоянно борется с искусством в это время. Странно, художник – и вдруг пытается то свести искусство к изобретательству форм, то только к живописному мастерству и развитию техник, то только к конструированию. Он даже заявляет, что «искусство уничтожится необходимостью и комфортом».
Но нужно знать, что он имеет в виду под понятием «искусство». Он не призывает закрыть и уничтожить музеи. В какое-то время он также принимает участие в спасении и сохранении художественных ценностей и коллекций, ездит по художественно-производственным мастерским Московской области как представитель Отдела ИЗО Наркомпроса.
Для него классическое искусство осталось в прошлом. Он допускает, что кому-то – любителям, искусствоведам, профессионалам – оно нужно и сегодня. Но самое основное «искусство», с которым он борется, – это халтура и подделка под творчество. Делает это он ради того, чтобы расчистить путь новым, молодым силам художников, не связанных традициями и канонами, смело творящих свои непонятные для широкой публики произведения.
«Через 20 лет Республика этими холстами будет гордиться», – пророчески заявляет он в статье для раздела «Искусство» газеты «Анархия» о означении беспредметного творчества. Он доказывает, что неожиданный прорыв в живописи – это не тупиковый путь, но разведка возможностей искусства. В этом смысле он становится одним из основателей многих возникших позже «измов» искусства, использовавших достижения техники и науки в качестве новых инструментов и средств. Это и кинетическое искусство, оп-арт, компьютерная графика, минимальное и концептуальное искусство. Спор 1920-х годов о том, в каком направлении пойдет развитие искусства, будет ли оно предметным или беспредметным, отомрет ли или нет живопись – разрешается для Родченко в равноправии всех тенденций. Именно так он видит комплектование и экспозицию Московского музея живописной культуры, где работает в это время заведующим музейным бюро. Но его лично интересуют прежде всего новые, еще не возникшие виды творчества, связанные со светом, радио, движением, новыми измерениями пространства. Науку, развитие представлений о Вселенной, теорию относительности и исследование материи – он считает наиболее актуальными стимулами для художественного творчества. Он работает без оглядки на прошлое, не ожидая никакого немедленного блага для себя. Он и позже писал, что не мог понять, что побуждало его к творчеству. Казалось, он должен был любой ценой помочь воплотиться каким-то универсальным идеям формы.
А.М. Родченко. Пространственная конструкция. 1920
Фактически всё его время было занято то какими-то служебными обязанностями, то общественной деятельностью, то дискуссиями 1920–1921 годов в только что созданном по инициативе художников Институте художественной культуры при Отделе ИЗО Наркомпроса. И тем не менее находится время не только для живописи, пространственных конструкций, но и для сочинения текстов, того творческого кредо, в котором он описывает область своего творчества. Текст становится частью живописного произведения.
Итогом этого периода становится составленный Родченко план автомонографии, разъяснение для коллег и будущих исследователей искусства задач своего творчества. Он выстраивает единую цепь своих экспериментов, подводящую к неизбежности рождения нового направления – конструктивизма и нового вида проектной творческой художественной деятельности – дизайна.
А.М. Родченко. Эскиз фонаря для кафе «Питтореск». 1917
СРЕДИ МОСКОВСКИХ ХУДОЖНИКОВВ.Е. Татлин [30] – А.М. Родченко
Москва
1916 г.
Дорогой Александр Михайлович!
Я завтра вечером уезжаю в Царицыно, и мне необходимо непременно Вас увидеть. Приходите непременно завтра к 10 часам, к 11 часам ко мне.
Ваш друг Татлин
Дорогой Александр Михайлович!
Не застал Вас, был в 5 часов. Непременно приходите в Литературно-художественный кружок на Большой Дмитровке. Вечер с 8 часов.
Татлин[31]
В.Е. Татлин – А.М. Родченко
Москва
1918 г.
Ал. Мих!
1) Басманная 33.
Взять 2 угл[овых] рельефа.
2) Занять мастерскую (в Театр[альном] муз[ее]).
3) «Лес» устроить в Третьяковку.
4) Собрать Федерацию и сделать доклад о Петрограде.
5) Достать книги
6) Помнить о полном контакте.
Всё, жму руку. Татлин[32]
Заседание выставочной комиссии[33]19 февраля 1918 г.
Присутствовали следующие члены: Татлин, Гославский, Родченко, Келлер и Доброва.
Поручено Татлину справиться в школе живописи. Может ли она сдать помещение Профсоюзу Художников Живописцев для выставки, желательно с 3 апреля по 3 мая 1918 г. (по старому стилю).
Распределить всё помещение по количественному составу участников и дать каждому равное количество места.
Распределить помещение для трех федераций, дав каждой (считаясь с количеством участников в каждой федерации) равное количество мест, как хороших, так и плохих.
Выставка устраивается по федерациям автономно и вопрос о жюри и развеске подлежит каждой федерации.
Просить выяснить по федерациям количество участников. Участие не членов на выставке не допустимо.
Можно допустить участие новых членов, но до известного срока.
Ввиду того, что холст есть в Московском Салоне, поручено Келлеру просить Московский Салон дать его Профсоюзу напрокат и дорого не брать, так как Профсоюз почти целиком состоит из членов Московского Союза.
Просим Совет сделать выборы по федерациям комиссии по приему новых членов, не участвующих на выставках.
Заседание объявлено закрытым.
Следующее назначается на четверг 21.02.1918 г. в
5 часов вечера.
Секретарь А. Родченко
О Татлине[34]1915–1917 гг.С Татлиным я познакомился у Веснина[35], к которому пришел с Варварой за подрамником (она была с ним знакома). Жили мы с Варварой в комнатушке в 10 квадратных метров, и я решил написать большую вещь, а подрамника и денег не было[36].
Вот я попросил подрамник напрокат 1,52 м на 1 метр. Холст тоже было трудно купить настоящий, а потому я купил дешевой бязи, загрунтовал и вместо мольберта привязал к кровати.
У Весниных тогда видел двух братьев: Александра, художника, и Леонида, архитектора. Жили они с сестрой вместе.
Это были два бородатых русских мужика, очень симпатичных и приятных. «Дядя Саша», как его все называли, делал тогда большие панно для какого-то дома с массой фигур (в стиле Ма. А) в коричневых тонах, фигурами в ракурсах, которые меня очень удивили.
Благодаря Дяде Саше мы каждое воскресенье ходили в музей-особняк Щукина. Придешь, скажешь, что от Весниных – и сразу пускали. Почти каждое воскресенье.
Я изучал Ван Гога, Матисса, Гогена и Пикассо. Смотрели журналы и просто отдыхали, сидя в красных креслах в хороших залах после своей тесной грязной комнатушки.
Вообще заряжались на целую неделю.
Я изучал технику, рассматривал размеры подрамников, рамы. И просто размышлял о живописи.
И это было восхитительно.
Как это далеко сейчас и как это замечательно.
Думать о живописи и только.
Татлин был в гостях у Веснина, нас познакомили. Я стал рассказывать ему, как хожу и хожу и никак не добьюсь толку, чтобы участвовать на выставке «Мир искусства». Татлин тоже пожаловался:
– У меня уже седые волосы, а «они» все не признают меня! Ну, ничего, мы устроим футуристическую выставку. Вы оставьте адрес и тогда будете участвовать на ней.
– Спасибо, – отвечаю я. – Это было бы замечательно.
А.М. Родченко. Танец. 1915. Работа была показана на выставке «Магазин» в Москве в марте 1916
И действительно, через некоторое время пришел ко мне В.Е. Татлин, посмотрел работы, одобрил и сказал:
– У нас организована выставочная группа, в которую входят художники: В. Татлин, Л. Попова[37], Н. Удальцова[38], А. Экстер[39], В. Пестель[40], И. Клюн[41], Л. Бруни[42], К. Малевич и, значит, Родченко. Деньги на выставку все внесли, но так как у Вас их, наверно, нет, то Вы будете своим трудом отрабатывать, как и я. Я являюсь организатором и устроителем, а Вы моим помощником, и к тому же Вы будете продавать билеты… Согласны?
– Конечно, – ответил я.
И вот сняли на месяц пустующий магазин на Петровке, д. 17, и стали развешивать вещи[43].
Магазин состоял из двух помещений: одно большое, а другое, в глубине, маленькое.
В первом повесили контррельефы Татлина, Попову, Экстер, Удальцову, Бруни, Клюна и Малевича.
В дальней – М. Васильеву[44], меня, Пестель и позже прибавили молодого Остецкого.
Началось мое первое выступление в Москве. Я выставил беспредметную композицию 150 см ×100, «Две фигуры», несколько маленьких и беспредметную графику[45].
Татлин, как я уже говорил, выставил контррельефы и немного живописи. Удальцова – кубистические вещи. Попова, Клюн, Малевич, Пестель – так же.
А Бруни выставил разбитую бочку из-под цемента и стекло, пробитое пулей. Что особенно вызвало возмущение публики.
Публики в будни было очень мало. Публика была разная. Больше случайная, которая смеялась, а также возмущалась.
Я объяснял вещи, сам мало понимая в кубизме, который мне не совсем был понятен.
Некоторые приходили, первый раз видя такие произведения, но не смеялись, а старались понять и ходили по нескольку раз, слушая мои объяснения и, поняв, страшно благодарили и делались поклонниками.
Трудно было объяснить только те вещи и тех авторов, которые были не талантливы, а являлись эпигонами футуристов. Хотя на выставке собственно футуристов не было. Был кубизм и абстракционизм.
На вернисаж пришел Малевич и устроил почему-то скандал Татлину. Я тогда толком не понял, что было, но только он снял свои вещи с выставки.
Малевича вещи мне нравились больше других, кроме, конечно, Татлина. Они были свежи, своеобразны и не похожи на Пикассо. Но сам Малевич не нравился. Он был весь какой-то квадратный, с бегающими неприятными глазами, не искренний, самовлюбленный, туповато односторонний. Подошел ко мне и сказал:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Родченко А.М. Статьи. Воспоминания. Автобиографические записки. Письма. М.: Советский художник, 1982.
2
В издательстве Фельтринелли издавались книги по истории международного и социалистического рабочего движения, здесь впервые вышли романы «Леопард» Джузеппе Томази ди Лампедузы и «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. В начале 1970-х Фельтринелли (1926–1972) активно сотрудничал со Всесоюзным агентством по авторским правам (ВААП), планировал издать серию монографий о мастерах архитектурного и дизайнерского авангарда. В итоге книга о Родченко Хан-Магомедова вышла в издательствах Thames and Hudson и Idea Books на английском и итальянском языках. Редактором выступил известный историк архитектуры Вьери Квиличи (Chan-Magomedov S.O. Aleksandr Rodcenko 1891–1956. A cura di Vieri Quilici. Milano: Idea Books Edizioni, 1986; Khan-Magomedov S.O. Rodchenko. The complete work. Edited by Vieri Quilici. London: Thames and Hudson, 1986).
3
Родченко. А. Опыты для будущего. Дневники, Статьи. Письма. Записки. М.: ГрантЪ, 1996.
4
Степанова В. Человек не может жить без чуда. Письма. Поэтические опыты. Записки художницы. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023.
5
Дмитрий Михайлович Фёдоров (1891–1959) в 1930-х годах был главным архитектором Казани.
6
Комната, где жила семья театрального бутафора Михаила Родченко и где родился Александр, находилась над сценой театра в здании Русского клуба на Невском.
7
Родченко закончил лишь четыре класса церковно-приходской школы в Петербурге. Он пробовал подготовиться самостоятельно к тому, чтобы сдать экстерном за следующие классы гимназии, чтобы иметь возможность учиться дальше на равных правах со всеми. В Казанскую художественную школу он мог поступить лишь вольнослушателем, не имея диплома о законченном среднем образовании.
8
Китаева Анна – художница, училась в Казанской художественной школе.
9
Эдвард Бёрн-Джонс (1833–1898), английский художник, прерафаэлит.
10
Русаков Николай Афанасьевич – художник-живописец, учился в Казанской художественной школе, позже жил в Челябинске. В период учебы в Казани Родченко и Русаков написали портреты друг друга. Работы эти находятся в Челябинском областном художественном музее.
11
Тамара Попова также была ученицей Казанской художественной школы в 1911–1915 годы.
12
Студенты Казанской художественной школы устраивали накануне Египетский бал. Костюмы, декорировка комнат – всё было выполнено ими по мотивам древнеегипетского искусства.
13
Николай Русаков.
14
Кусевицкий Сергей Александрович – русский дирижер и музыкант-контрабасист (1874–1951).
15
По свидетельству архитектора К.В. Кудряшова (МАРХИ), отец которого, скульптор Владимир Кудряшов, учился в те же годы в Казани, Казанская художественная школа готовила художников для провинциальных театров. Этим отчасти объясняется пристрастие молодого Родченко к изображению театральных костюмов или воображаемых театральных сцен. Он рисует балы, пиршества, танцы на фоне богато украшенных декораций. Есть элементы театральности и в его композициях на японские и китайские мотивы.
