Близнецы из Аушвица. Ученик доктора Менгеле

– Где он? – спросил Эрнст одну из медсестер, указав на кровать.

– О нем позаботились. Он был больше не нужен. Поэтому он не вернется.

– Позаботились? Что вы имеете в виду?

– Доктор Менгеле отдал приказ. Сказал, если у вас возникнут вопросы, обратиться прямо к нему.

– Какой приказ? – спросил Эрнст. Он весь покраснел, руки невольно сжались в кулаки от злости. Ему не хотелось верить, что его единственный друг мертв.

– Мне очень жаль, – сказала медсестра и поспешно вышла из комнаты.

Эрнст вышел за ней и взял с сестринского поста свою папку с бумагами. Потом направился к кабинету доктора Менгеле.

– Входите, – сказал тот, увидев Эрнста на пороге.

– Что произошло с Куртом, карликом?

– Я заметил, что вы слишком сблизились с ним. И видел, что он вами манипулирует. Я слышал ваш вчерашний разговор и понял, что это становится проблемой. Поэтому я его устранил.

– Что вы имеете в виду под «устранил»? – Эрнст был так зол, что забыл даже про свой страх перед Менгеле.

– А вы как думаете?

– Я думаю, вы имеете в виду, что Курт мертв. Я думаю, вы убили его.

– Да. Очень жаль, но это к лучшему.

Эрнст не смог поглядеть Менгеле в лицо. Он боялся, что, если сделает это, ударит его. Менгеле был выше и сильнее, чем он. Эрнст вышел из кабинета и побежал в туалет. Там, прижавшись лбом к стене, он разрыдался. Он винил себя за то, что случилось с Куртом. В тот день он поклялся, что никогда больше не подружится ни с одним заключенным. Дружба со мной стоила Курту жизни.

Глава 19

Каждое утро, закончив обход, Эрнст должен был заходить в палату, где Менгеле держал близнецов, и у каждого из них брать кровь. Потом после обеда, без всяких причин, доктор Менгеле проводил переливания – вливал кровь одного близнеца другому. Однажды утром, когда Эрнст брал кровь у маленькой девочки, ее сестра-близнец спросила:

– Доктор, почему вы мучаете нас?

Эрнст посмотрел девочке в лицо. Она была совсем маленькая – не старше пяти лет. Со своими широко распахнутыми глазами она выглядела такой невинной!

– Сколько тебе? – спросил он.

– Восемь, – ответила девочка.

Бедняжка, – подумал Эрнст. – Она такая крошечная, что ей не дашь больше пяти.

Потом он спросил:

– Как тебя зовут?

– Сара, а мою сестру Дебора, – сказала малышка. – Я думаю, вы не такой плохой, как другой доктор, тот, что заставляет нас называть его дядей. Ему нравится причинять нам боль. А вам нет.

– Нет, не нравится, – сказал Эрнст, удивленный ее откровенностью.

– Тогда почему вы это делаете? – спросила Сара.

Эрнст не слышал, как вошел доктор Менгеле. Он уже собирался ответить, когда тот подошел и встал рядом.

– Доброе утро, Сара, – поздоровался Менгеле. Потом он повернулся к ее сестре, у которой Эрнст только что взял кровь. – И тебе доброе утро, Дебора. Сегодня у меня для вас обеих особый сюрприз, – сказал он.

Сара и Дебора посмотрели на Эрнста. Он отвернулся, стыдясь собственной слабости. Он понятия не имел, что задумал доктор Менгеле, но знал: если тот говорит про особый сюрприз, ничего хорошего не жди.

– Ну, Эрнст, – Менгеле похлопал его по плечу, – вы закончили утренний забор крови?

– Да, это последний анализ на сегодня, – сказал Эрнст.

– Тогда пойдемте, выпьем кофе с пирожными.

Эрнст увидел, как при упоминании пирожных лица детей осветились. Но отвел взгляд, потому что никогда бы не осмелился поделиться с ними. Если Менгеле поймет, что кто-то из детей ему понравился, это поставит малыша в опасное положение. Менгеле улыбнулся Саре с Деборой и достал из кармана две конфеты.

– Вот, вам обеим, – его глаза заблестели.

Эрнст почувствовал, что у него мурашки бегут по спине. Когда Менгеле угощал детей конфетами, это никогда не было жестом доброты. Это он давно понял.

– Идемте. Вы же здесь закончили? Мне очень хочется кофе, – сказал Менгеле и улыбнулся Эрнсту. – Я ужасно проголодался.

Эрнст вышел за ним следом, не оглянувшись на девочек.

В тот день Менгеле потребовал, чтобы Эрнст присоединился к нему в операционной.

– Будьте добры явиться и присутствовать при операции, – сказал он.

– Да, доктор, – с трудом выдавил Эрнст.

Когда Эрнст пришел, обе девочки-близнецы голые лежали на операционных столах. Они поглядели на Эрнста умоляющими глазами. Он отвел взгляд.

Сара заплакала. Эрнст почувствовал, как у него заколотилось сердце. Он не мог ничем ей помочь, хоть и знал, что она на него надеется. Он ненавидел себя за свою слабость. Но не смел пойти наперекор Менгеле.

– Больно не будет, – сказал Менгеле сестре Сары, Деборе. Потом воткнул длинную иглу ребенку в грудь. Дебора вскрикнула. Секунду спустя она замерла без движения. Сара начала громко кричать и биться в кожаных ремнях, которыми была привязана к столу, но она была слишком маленькая и слабая, чтобы вырваться.

– Твоя очередь, – сказал Менгеле, улыбнувшись плачущему ребенку. Эрнст стоял, прислонившись к стене, чтобы не свалиться на пол. У него кружилась голова и было такое чувство, что он вот-вот упадет в обморок.

Менгеле ввел иглу в маленькую бледную грудку Сары. Через секунду она затихла.

– Это был фенол. Они не страдали. Обе умерли мгновенно. Я хочу, чтобы вы отправили их тела тому еврейскому доктору, Максимилиану Самуэлю, и сказали, чтобы он провел аутопсию. Пусть удалит глаза и возьмет образцы тканей. Я планирую все это отослать моему профессору.

Эрнст не мог смотреть на два маленьких мертвых тела. Его так трясло, что стучали зубы.

Менгеле постучал пальцем по столу, на котором лежала Сара. Потом развернулся и вышел из операционной. Эрнст больше не мог этого выносить. Он был один в комнате с трупами двух детей, которые пару минут назад были живы и здоровы. Внутри у него все кричало. Ему казалось, он до сих пор слышит плач сестер. Я схожу с ума, – подумал он. – Теряю рассудок, находясь в этом кошмарном месте. Я больше не могу. Мне надо выбраться отсюда. Или я обезумею. Я должен попросить у Менгеле отпуск. Мне надо уехать из этого ада, чтобы решить, что делать с моим будущим. Я не могу здесь оставаться. Потом он вспомнил, что Менгеле сказал ему поручить Максимилиану Самуэлю, еврею-заключенному, провести вскрытия обоих тел. Взяв себя в руки, Эрнст оставил трупы в операционной и пошел передать Самуэлю приказ доктора.

Самуэль сидел на табурете в своей лаборатории. Это был суровый человек, скупой на слова. Но его глаза всегда глядели настороженно. Эрнст наблюдал за ним последние несколько месяцев и выяснил, что Самуэль втайне пытается помогать пациентам Менгеле. Эрнст знал это, потому что иногда у них пропадали лекарства. А как-то он заметил, что Самуэль прячет обезболивающее в карман халата. Эрнст тогда намеренно отвел глаза. Он был рад, что у Самуэля больше мужества, чем у него самого. Рад, что кто-то готов рискнуть жизнью, чтобы помочь другим.

Когда Менгеле впервые представил Самуэля Эрнсту, то предупредил того, что в действительности не держится за Самуэля, хоть и считает его полезным. А потом добавил:

– Раньше Самуэль был акушером-гинекологом. До войны, я имею в виду. Когда он прибыл сюда с одним из первых транспортов, то сам вызвался помогать мне в госпитале. Правда же? – обратился он к Самуэлю.

Тот кивнул:

– Да, это так.

Менгеле улыбнулся Самуэлю, потом повернулся к Эрнсту.

– Я мог его послать в газовую камеру, но подумал, почему бы и нет? Он может пригодиться. Я всегда смогу от него избавиться позднее. Правильно же?

Самуэль отвел взгляд.

Эрнст кивнул, не зная, что ему отвечать.

Но когда Менгеле отвернулся, Эрнст вгляделся в Самуэля, думая, каким тот был до Аушвица. Макс Самуэль напомнил ему студентов-медиков, которые были его друзьями, молодыми будущими врачами, которые проявили к нему такую доброту. У Эрнста сжалось сердце при мысли о том, чему, возможно, они сейчас подвергаются в каком-нибудь похожем учреждении. Скорее всего, с ними обращаются точно так же, как с Самуэлем.

– Приятно познакомиться, – сказал Эрнст Самуэлю.

– Да, – ответил тот. Это было все, что он сказал.

– Как мило! Как будто встреча настоящих врачей! – ухмыльнулся Менгеле. – Обожаю играть в такие игры с заключенными. Они меня очень развлекают.

Ни Эрнст, ни Самуэль не произнесли больше ни слова.

Это было месяц назад. С тех пор Эрнст видел Самуэля считаное число раз. Тот всегда держался вежливо и неукоснительно исполнял распоряжения доктора Менгеле, которые ему передавал Эрнст. Но никогда не был с ним дружелюбным.

Эрнст прочистил горло и обратился к Самуэлю:

– В операционной двое близнецов женского пола. Обе скончались. Доктор Менгеле распорядился, чтобы вы провели аутопсию. Надо удалить у них глаза и взять образцы тканей.

На мгновение Самуэль посмотрел Эрнсту прямо в лицо, и кровь застыла у него в жилах. Казалось, еврейский доктор винит его в происходящем не меньше, чем Менгеле.

– Дети, значит, – сказал Самуэль. – Маленькие девочки. Маленькие невинные девочки.

Эрнст кивнул, ощутив подкатившую к горлу тошноту.

– Какая жалость, что бедняжки так сильно заболели, что умерли! – сказал Самуэль с нескрываемым сарказмом. Эрнст понимал: Самуэль знает, что Менгеле убил этих детей.

Он знает, что они не были больны. Знает, что Менгеле садист. И вероятно, считает, что и я тоже, – думал Эрнст, выходя из барака.

По пути обратно в госпиталь он проходил мимо кабинета Менгеле, который сидел у себя.

– Нейдер, зайдите на минутку. Мне надо с вами поговорить, – позвал его Менгеле.

Эрнст поежился. Чего он захочет теперь? Мне даже смотреть на него тошно. Он только что беспричинно убил двух девочек, а теперь сидит за столом с таким видом, будто ничего не случилось. Он правда считает, что поступает правильно? Правда думает, что эти двое не были человеческими существами? Эрнст думал об этом, глядя на Менгеле, который, сидя за рабочим столом, оглаживал пальцами пепельницу. Эрнст присмотрелся к ней. Только у высших чинов нацистской партии были такие. Он бы точно такой не хотел. От одной мысли ему становилось дурно. Пепельница была особенная – сделанная из человеческого таза. Таза женщины. Эрнст заставил себя отвести взгляд, чтобы не замечать чудовищного блеска в глазах Менгеле, наблюдавшего за тем, как подчиненный входит к нему в кабинет. Он был полон мрачных предчувствий.

– Да, доктор, – Эрнст с трудом произнес эти слова, встав перед столом.

– Хайль Гитлер! – Менгеле встал и отсалютовал.

– Хайль Гитлер! – Эрнст ответил тем же салютом.

– Садитесь, – велел Менгеле.

Эрнст выдвинул стул и сел напротив него.

Мгновение Менгеле молчал. Он внимательно смотрел на Эрнста. Потом вздохнул и начал:

– Я тут подумал. Возможно, вам не помешает неделю-две отдохнуть от работы. Я жду визита новых друзей, высокопоставленных деятелей партии. И, давайте глядеть правде в глаза, вы очень толстый и произведете нехорошее впечатление. Признаю, вы хороший доктор, временами даже блестящий, но очень уж неловкий. Честно говоря, я вообще думал вас уволить. Но ведь это будет позор, согласны? К тому же у вас здесь отличная работа. Вы и сами понимаете все преимущества.

Он хочет меня запугать, – подумал Эрнст, внутренне подобравшись. Однако он почувствовал, как пот проступает у него на лбу и под мышками. Больше всего он боялся, что сейчас начнет заикаться, но не мог это контролировать. Именно так и вышло.

– Я н-не хочу п-потерять эту работу, – пробормотал он, хоть и не был уверен, что говорит правду. Я мечтаю выбраться отсюда! Но если Менгеле меня уволит, у меня точно не останется шансов найти приличное место в обозримом будущем. Я в ловушке, и он это знает. Ему нравится загонять людей в ловушку. Это часть его садистской натуры.

– Ну вот, вы опять заикаетесь! Думаю, вам все-таки лучше отдохнуть неделю или две. Да и мне не помешает побыть без вас. Что-то вы мне начали действовать на нервы, – скривился Менгеле.

Эрнст кивнул. Что мне ему отвечать? Он меня ненавидит. Инстинктивно, как хищник, он чует мою слабость и то, что я не могу переносить тех вещей, которые тут творятся. Он видит, что я слаб, и от этого ему еще сильнее хочется вцепиться мне в глотку.

– Д-да, доктор Менгеле. П-прошу прощения.

– Так что давайте-ка, убирайтесь. Вон из моего офиса. Не желаю больше слышать это мерзкое заикание. Оно меня раздражает.

Эрнст встал, дрожа всем телом. Он не осмеливался снова заговорить из-за заикания. Просто кивнул и пошел к двери, но вдруг споткнулся о край ковра ручной работы и едва не упал. Кое-как удержавшись на ногах, Эрнст вышел из кабинета.

В ту ночь он лежал в своей постели без сна и думал о двух маленьких девочках, которых Менгеле убил у него на глазах. Думал о пепельнице из человеческого таза и об отборах, проходивших с каждым прибытием транспорта. Думал о Курте и его бессмысленной гибели, обо всех карликах в госпитале. Вспоминал убийство маленьких цыганят, которые бегали за Менгеле и называли его дядей. Все, чему он стал свидетелем с тех пор, как начал работать у Менгеле, проносилось у него перед глазами, подобно кинопленке.

Он никогда не любил напиваться, но в последние несколько месяцев начал регулярно опрокидывать рюмку-другую шнапса, чтобы быстрей заснуть. Выбравшись из постели, он подошел к комоду и выдвинул ящик, чтобы достать бутылку. Потом вспомнил, что прикончил ее прошлым вечером. Мне надо выпить, – подумал Эрнст. – Может, стоит выбраться отсюда. Пойти куда-нибудь, где можно посидеть, выпить пива и послушать музыку. А по дороге назад куплю еще бутылку шнапса. Если все равно не смогу заснуть, выпью еще.

Он оделся и пошел в ближайший пивной сад. Там было людно – посетители пили и смеялись. Мне это необходимо, чтобы забыться, – думал он, усаживаясь за стол. Несмотря на прохладу осенней ночи, сидеть под открытым небом было приятно. Воздух вокруг был гораздо чище, чем на территории Аушвица.

Эрнст слышал об этом месте от коллег. Заведение часто посещали немецкие охранники, работавшие в Аушвице, поэтому пиво там подавали немецкое. И еду тоже. Даже развлечения предназначались, скорее, для немцев. Складывалось полное ощущение, что он в Германии. Ничто вокруг не указывало, что Эрнст в Польше.

Он сидел за столиком, прихлебывая темное пиво, а квартет музыкантов наигрывал немецкие народные песни. Задорная музыка напомнила ему о доме. Он притопывал ногой ей в такт и тихонько подпевал. Вспоминал, как чудесно было жить с родителями, и думал, как бы ему хотелось вернуться в те времена. Но это было невозможно – они давно прошли. Не имело смысла возвращаться в родной город. Никто его там не ждал. Может, стоит поехать обратно в Берлин? Студенческие времена оставили у него теплые воспоминания об этом городе. Наверняка я сумею найти там работу. В конце концов, это же столица! Может, мне и не будут столько платить, как здесь, зато я буду доволен. Стану врачом – настоящим врачом. Смогу помогать людям вместо того, чтобы пытать их. Буду снова спать по ночам и перестану бояться, что сойду с ума. Менгеле дает мне отпуск, денег у меня достаточно. Думаю, надо поехать в Берлин и посмотреть, что я смогу там найти. Поеду завтра же утром.

Глава 20. 1943 год

Сидя в поезде, что катил через Германию, он думал об Аушвице. Не на это он рассчитывал, когда соглашался на работу. Эрнст оказался в кошмарной тюрьме, где заключенных считали расходным материалом. Их могли использовать как угодно и убивать без всяких причин. Судя по тому, что он видел, за исключением близнецов и других «уродцев» доктора Менгеле, остальные заключенные недоедали. Собственно, их морили голодом. Они ходили по территории как полумертвые скелеты. Их пустые запавшие глаза постоянно преследовали Эрнста во сне. Потому он и начал пить. А еще он не мог найти оправдания экспериментам. Насколько он мог судить, они вовсе не продвигали науку, служа лишь инструментом влияния и контроля. Менгеле считает себя богом. Думает, что имеет право решать, кому жить, а кому умирать. Мало того, он получает извращенное удовольствие, пытая этих бедняг, особенно детей. Может, его высоко ценят нацистская партия и правительство, но я же вижу, что он просто садист. И чем больше я с ним работаю, тем меньше он мне нравится. Он стремится к власти над людьми, и очень важно, чтобы он не узнал, что я о нем думаю. Потому что я не сомневаюсь: в этом случае он убьет и меня тоже. И ему ничего за это не будет – тут я тоже уверен.