Близнецы из Аушвица. Ученик доктора Менгеле

– Но с точки зрения морали это плохо, – заметил Эрнст.

– Возможно. Но не забывайте – речь о недочеловеках. К тому же цель оправдывает средства, как говорится. Что, если наша работа спасет жизни немцев? Что, если мы найдем лекарства от болезней, уничтожающих человечество? Я понимаю, что такие эксперименты кажутся отвратительными, потому что подопытные выглядят, как люди. Но поверьте, они не люди, а результат может значительно повлиять на будущее всего мира. Нашего мира. Мира, где правит наш фюрер, а фатерлянд – величайшая держава на земле. В этом новом мире благополучие арийцев будет высшим приоритетом. Что полностью справедливо.

– Да, я согласен. Теперь я понимаю, – сказал Эрнст. Он и правда понимал. Но все равно, мысль об экспериментах над людьми его беспокоила. Он не мог увидеть в подопытных недочеловеков. У него были друзья-евреи, и Эрнст знал, что они такие же люди, как он.

– Тогда, раз вы понимаете важность нашей работы, думаю, вам здесь понравится.

Через несколько дней после того, как Эрнст начал работать в Аушвице, доктор Менгеле вошел в комнату, где он заканчивал утренний обход.

– Вы именно тот, кого я искал, – похвалил Менгеле Эрнста. Потом отвел его в уголок, чтобы две маленькие девочки, которых он осматривал, их не услышали, и сказал:

– Сегодня прибывает новый транспорт. Я хочу, чтобы вы сопровождали меня при отборе.

– Я не уверен, что понимаю, что означает «отбор».

– Скоро поймете, – коротко ответил Менгеле. – Вы слишком много вопросов задаете, Нейдер. Постарайтесь так не делать. Это раздражает. Да и вообще, я слишком занят, и у меня нет времени все вам объяснять. Вы поймете сами, когда увидите. Я обещаю.

Он натянуто улыбнулся и отошел.

Час спустя доктор Менгеле нашел Эрнеста за столом: тот записывал информацию, полученную при обходе.

– Привет, Эрнст! – жизнерадостно воскликнул Менгеле. Ни тени былого недовольства не осталось на его лице. В руке он держал хлыстик для верховой езды, которым нетерпеливо похлопывал себя по бедру. – Поезд только что прибыл. Пора вам встретить ваш первый транспорт. Следуйте за мой.

Эрнст отложил ручку на стол, за которым работали медсестры, и последовал за Менгеле из здания. Они прошли к железнодорожным путям, где дожидались товарные вагоны.

– Тут мы встречаем наших новых заключенных, – Менгеле подмигнул Эрнсту и запрыгнул на платформу. Эрнст молча вскарабкался следом. Один из охранников, стоявших у первого вагона в очереди, кивнул доктору Менгеле. Доктор постучал хлыстиком по сапогу. Потом кивнул охраннику в ответ.

Эрнст услышал, как отодвинулась железная дверь вагона.

Толпа людей хлынула на платформу. Их подгоняли окрики вооруженных охранников и собачий лай. Мертвые тела вываливались из вагона вместе с живыми людьми. Некоторые стояли, парализованные страхом. Охранники выталкивали их прикладами винтовок. Кто-то плакал, но большинство молчало. Женщины крепко держали за руки детей. Одна упала на колени – Эрнст был уверен, что младенец у нее на руках мертв. Охранник встал над ней и приказал бросить труп и вставать в строй. Но она не послушала его и завыла, как раненое животное. Охранник прицелился и выстрелил женщине в голову. Эрнст охнул. Менгеле обернулся и пристально посмотрел на него, а потом усмехнулся.

– В первый раз это целое представление, – сказал он. Эрнст не ответил – он лишился дара речи.

Охранники тычками построили людей в одну линию. В ее начале стоял доктор Менгеле, Эрнст – рядом с ним. Менгеле повернулся к Эрнсту и улыбнулся, а потом сказал:

– Ну что, начнем?

Эрнст уставился на него.

– Не пугайтесь так. Вы привыкнете. И потом, мы не занимаемся этим постоянно. Иногда отборы проводят другие. Я не настаиваю на том, чтобы проводить их все самостоятельно. Но предпочитаю. Даже если за отбор отвечает другой сотрудник, я старюсь присутствовать. На случай, если попадутся близнецы. Пропустить близнецов никак нельзя. Или какое-нибудь интересное уродство, – сказал доктор Менгеле.

Эрнст смотрел на перепуганных людей в строю. Охранники кричали:

– Мах шнелл, быстро!

И еще:

– Цвиллинге, близнецы. Всем близнецам выйти из строя.

– Посмотрите-ка.

Молодой охранник подошел к доктору Менгеле. Он держал за руку худенькую девочку-подростка с таким видом, будто нашел драгоценный камень.

– Посмотрите на ее глаза, доктор. Один голубой, один карий.

– Отличная работа, – похвалил Менгеле охранника, похлопав его по плечу. – Просто отличная.

Он перевел взгляд на дрожащую девочку.

– Тебе очень повезло. Не бойся так. Я отправлю тебя в мою специальную палату для уродцев.

Он снова повернулся к охраннику и скомандовал:

– Проследи, чтобы ее поместили к уродам.

– Вы видели гетерохромию? – обратился Менгеле затем к Эрнсту. – Обожаю такие случаи. Как только я ее заметил, сразу решил, что попробую превратить ее карий глаз в голубой. Я уже какое-то время работаю над изменением цвета глаз. Можете себе представить? Если у меня получится, мы будем жить в целиком голубоглазом мире. Ни одному немцу больше не придется мучиться с карими глазами.

– Такое правда возможно?

– Думаю, да, – сказал Менгеле. – К сожалению, в лагере не так много заключенных с гетерохромией. Последняя недавно умерла от инфекции после уколов, которые я ей делал в карий глаз, чтобы изменить его цвет. С этой попробую что-нибудь другое. Я много что перепробовал, но экспериментировал в основном на кареглазых детях. Пока верного химического сочетания я не нашел. Но в определенной степени добился успеха: глаза становились голубыми, вот только подопытные слепли. Приходилось их усыплять. Он покачал головой. – Боюсь, это было провалом. Но теперь, думаю, мне надо попробовать другой метод. Вы со мной согласны, Нейдер?

Эрнст не ответил; он не мог отвести взгляда от женщины, державшей на руках маленького ребенка. Она смотрела ему прямо в глаза с умоляющим выражением. У него к горлу подкатил ком. Я должен что-то сделать, – подумал Эрнст. Но он ничего не мог. Он чувствовал себя слабым и бессильным. Поэтому отвел взгляд. Доктор Менгеле тепло улыбнулся перепуганным заключенным. Потом покосился на Эрнста.

– Итак, мы начинаем, – сказал он. Не дожидаясь ответа Эрнста, он начал быстро осматривать каждого человека в строю, идя вдоль платформы.

– Налево, – командовал он одному. – Направо, – приказывал другому.

Заключенные делились на два строя: правый и левый.

Позднее доктор Менгеле привел Эрнста к себе в кабинет, чтобы пообедать и поговорить. Пока они ели, он объяснил, что все, кого отправили налево, в тот же день попадали в газовые камеры, где их казнили, а трупы сжигали в крематории.

– Это были больные и слабые. Те, кто слишком мал, чтобы работать. В общем, лишние рты, – сказал Менгеле. – Те, кто оказался справа, пригодны для работы.

Он сунул в рот кусок ростбифа, откусил бутерброд с сыром, и закончил:

– В конце концов, они все умрут.

Эрнст поежился.

– Жалко, что сегодня не было близнецов. Одна та девчонка с разными глазами – больше никаких примечательных случаев. Ничего интересного.

Менгеле вздохнул и отпил пива.

– Хотите еще сыру? – предложил он Эрнсту.

Эрнст покачал головой.

– Нет, спасибо, – он лишился аппетита. Это не госпиталь. Этот человек не доктор. Не знаю, что здесь творится и кто этот Менгеле. Но он чудовище. Это я знаю наверняка.

Менгеле посмотрел на Эрнста.

– Вы должны понимать, что я предоставил вам редчайшую возможность. Я сделал это, потому что вы спасли мне жизнь. Но не заставляйте меня пожалеть о моем решении. Судя по вашему лицу, вы не оценили того, что я для вас сделал. Но я предупреждаю, Нейдер, – неблагодарность до добра не доведет!

– Простите, – выдавил Эрнст с трудом. – Просто слишком много событий за один день. Я вовсе не хотел показаться неблагодарным.

Весь вечер серый пепел падал на территорию, засыпая все вокруг: землю, крыши зданий, одежду Эрнста.

– Боюсь, придется потерпеть этот отвратительный пепел из крематория, – сказал Менгеле. – Понимаю, неприятно, но к этому привыкаешь.

Эрнст чувствовал, как у него бегут мурашки, когда пепел касается его плеч и волос. Он думал о молодой матери, с которой встретился глазами, и о ребенке, которого она держала на руках. Ребенка отправили налево. Возможно, это пепел того самого мальчика, – думал он, и содержимое желудка у него подкатывалось к горлу.

– Давайте-ка осмотрим образцы в моей кунсткамере, – прервал Менгеле размышления Эрнста. – Сначала уродцев и карликов. А потом перейдем к близнецам. Как вы помните, большинство из них дети. Они меня больше всего интересуют, – Менгеле улыбнулся. – Думаю, как начинающий врач, вы найдете их захватывающими. Видите ли, Эрнст, нам очень повезло работать здесь. Это место – мечта для доктора. Мы можем проводить любые эксперименты, какие пожелаем, без всяких ограничений. У нас есть возможность делать открытия, каких медицина не знала никогда раньше. Мы войдем в историю. Мир будет благодарить нас еще много столетий за чудесные находки, которые ждут нас впереди.

Глава 17

Эрнст последовал за доктором Менгеле в комнату, где в уголке все вместе сидели карлики. Там же находилась и девочка с разноцветными глазами. Ее лицо было красным от слез. Рядом с ней стоял очень высокий юноша, настоящий гигант, ростом гораздо выше двух метров.

– Доброе утро, уродцы! – приветствовал их доктор Менгеле. Потом он с ухмылкой посмотрел на Эрнста, которому с трудом удалось улыбнуться в ответ. – Только посмотрите на эти изуродованные тела, а? Вы когда-нибудь интересовались, почему они появляются на свет такими? Я имею в виду, какие причины заставляют плод в матке превратиться вот в это?

Эрнст не ответил. Он лишь кивнул. Он часто задумывался о том, почему люди рождаются уродами, но, в отличие от Менгеле, ему было жаль юношу, который родился слишком высоким, чтобы считаться нормальным, и семью карликов, и бедную девочку с разноцветными глазами.

– Как-то раз я заполучил ребенка, родившегося без конечностей, можете поверить? Он родился прямо здесь. Настоящее сокровище! Но он умер. Очень жаль было его потерять.

Эрнст ничего не отвечал. Перед его мысленным взором стоял младенец без ног и рук, и ему было очень жаль его. Эрнст не понимал, как может Менгеле, будучи врачом, не испытывать сочувствия к человеческим страданиям.

Менгеле не заметил, как Эрнст на него смотрит. Кажется, он был полностью поглощен обитателями комнаты. Он поднял с кровати маленького мальчика и показал на его ногу.

– Поглядите, как она вывернута. Вывих произошел еще в матке. Но почему? И каким образом?

Эрнст где-то читал, что у доктора Геббельса, министра пропаганды гитлеровского рейха, тоже была такая нога. Но почему-то Геббельс стал одним из главных лиц в государстве, а этот ребенок оказался в заключении. Единственная причина, похоже, заключалась в том, что мальчик был евреем.

Менгеле словно прочел его мысли.

– Уродств мы не терпим. А этот не только урод, но еще и еврей. Мы не терпим не только евреев, но стремимся уничтожить вообще всех, кто несовершенен. Особенно арийцев. Вот почему так важно найти причину таких уродств, чтобы не допускать их в дальнейшем. Мы хотим вырастить самых сильных и здоровых арийцев. Вы же понимаете?

Эрнст кивнул. Его так и подмывало спросить про доктора Геббельса, но он знал, что лучше этого не делать. Возможно, когда мы с доктором Менгеле познакомимся получше, я его спрошу. Но пока буду держать рот на замке и соглашаться со всем, что он говорит. Мне хорошо платят – лучше, чем на любой другой работе, которую я нашел бы, будучи всего лишь выпускником медицинского факультета. И, конечно, сотрудничество с доктором Менгеле гарантирует мне отличные шансы на будущее, когда придет время двигаться дальше.

Менгеле поприветствовал своих «маленьких уродцев», как он их называл, обращаясь с ними, как с детьми, хоть они и были взрослыми. Он взлохматил волосы одному из карликов, который, несмотря на малый рост, был взрослым мужчиной. Каждому из них Менгеле тепло улыбался. Но Эрнст видел, как у них дрожат губы, когда они стараются ответить ему такой же улыбкой, и понимал, что они боятся Менгеле.

– Это мой ассистент, доктор Нейдер, – Менгеле указал на Эрнста. – Вы уже с ним встречались, когда он приходил осмотреть вас утром, но я подумал, что официальное представление не помешает. Вы будете видеть его очень часто, – похлопав Эрнста по плечу, он добавил: – Ну а пока мы здесь закончили. Идем в следующую палату.

Следующей была палата с близнецами. Эти дети ведут себя не по-детски. Они слишком тихие и смирные. У меня такое чувство, что Менгеле наводит на них ужас. Близнецы не были такими исхудалыми, как другие заключенные, которых Эрнст видел на территории. Похоже, их хорошо кормили. Им не обрили волосы, и они были чище, чем все остальные.

– Близнецов я люблю больше всего, – сказал доктор Менгеле, улыбаясь, словно благодушный отец. – Только посмотрите, разве они не чудесные? Каждая пара уникальна, и при этом оба в паре идентичны друг другу. Вы понимаете, какая это невероятная возможность для экспериментов? Все равно что иметь уже готовую тестовую группу. И кроме того, мы можем выяснить, каким образом появляются близнецы. Тогда мы получим возможность удвоить количество арийских детей. Будем оплодотворять арийских женщин и получать от них по двое, а не по одному наследнику для рейха. Как вы знаете, у нас пока не получается быстро производить большое количество арийских детишек. Если мы научимся производить близнецов, очень скоро весь мир будет заселен светловолосыми голубоглазыми арийцами. Мы, так сказать, удвоим свою производительность, – глаза Менгеле загорелись.

Эрнст кивнул, не зная, что еще сказать или сделать. Он слышал о желании правительства создать идеальную расу. Но был слишком занят в университете и не располагал временем, чтобы об этом думать. Однако теперь, столкнувшись с проектом создания детей лицом к лицу, он задался вопросом, насколько это этично.

– Представляю вам доктора Нейдера. Он будет каждое утро приходить к вам и брать кровь. Думаю, вы с ним уже встречались, – Менгеле улыбнулся. Потом он сказал: – Что у нас тут? – и вытащил из кармана шинели пригоршню конфет. – Конфеты! Кто хочет конфетку?

Дети не шевельнулись. Но Менгеле начал раздавать конфеты. Как роботы, они брали их и благодарили его. Эрнст заметил, что каждый близнец жался к своей паре. Некоторые держались за руки, некоторые обнимали друг друга.

– Здесь мы закончили. Идем, – сказал Менгеле.

Они прошли коротким путем к цыганскому табору. Эрнст зашел следом за Менгеле в комнату, где взаперти держали цыганских детей.

– Дядя! – закричали младшие из них при виде Менгеле.

Менгеле усмехнулся, подхватил на руки маленького мальчика и поднял его высоко в воздух. Тот радостно засмеялся. Он был еще слишком мал, чтобы бояться. Большинство из них были очень малы. Потом остальные дети столпились вокруг Менгеле.

– Кто хочет конфетку? – спросил он.

– Я.

– Я.

– Я.

Дети кричали все хором. Менгеле повернулся к Эрнсту и улыбнулся. Эрнст нервозно ответил такой же улыбкой.

– Ну разве не милые? – спросил Менгеле. – Только посмотрите, как они меня любят!

Эрнст ничего не сказал. Но Менгеле не обратил на это внимания. Его глаза светились от радости. Но за этой радостью Эрнст явственно видел безумие.

Цыганские ребятишки были грязные и голодные, но одновременно шумные и задорные. Эрнст подумал, что они ведут себя куда более нормально, чем дети, которых они видели в двух других палатах.

– Ладно, я вижу, как вы довольны, – рассмеялся Менгеле. – Подходите ближе, здесь конфеты для всех вас.

Он вывернул карманы и вытряхнул все конфеты, которые были у него при себе. Дети кинулись их подбирать.

– Смотрите, чтобы всем досталось, – предупредил их Менгеле. – Кто не получил ни одной?

Он не такой уж плохой, – подумал Эрнст. – Он любит этих детей, и они любят его.

– Хотите послушать новую песенку, которую я выучила? – спросила Менгеле хорошенькая девчушка с вьющимися черными волосами.

– Ну конечно! Я очень хочу послушать твою новую песенку, – сказал Менгеле, подхватывая девочку и опускаясь на стул, чтобы посадить ее себе на колени.

Девочка начала петь.

Когда она закончила, маленький мальчик сказал:

– Я учусь играть на скрипке.

– Тогда сыграй для нас, – предложил Менгеле.

Мальчик кивнул и взял одну из скрипок, принадлежавших взрослым жителям табора, у которых был свой оркестр. Ему позволялось на ней упражняться, когда оркестру инструменты не требовались.

Ребенок заиграл простенькую цыганскую мелодию.

Менгеле улыбнулся и похлопал.

– Очень хорошо. Скоро ты будешь играть Вагнера.

Он повернулся к группе детей, смотревших на него доверчивыми широко распахнутыми глазами, и сказал:

– Вы уже знакомы с моим ассистентом?

Менгеле положил руку Эрнсту на плечо.

– Да. Мы его видели! – закричали дети хором.

– Я решил проверить, хорошо ли он с вами обращается.

– Очень хорошо, – ответил один из детей.

– Рад это слышать. И рад, что он вам нравится. Ну, у меня еще много дел. Не могу долго у вас задерживаться. Я человек занятой, поэтому мне пора.

– До свиданья, дядя! Ты придешь завтра? – стали выкрикивать дети.

– Возможно, – ответил Менгеле. Эрнст вышел следом за ним; проходя мимо охранника, караулившего комнату с цыганятами, Менгеле бросил ему: – Сегодня же всех в газовую камеру. Завтра утром прибывает новая группа, нам понадобится место.

Эрнст поверить не мог в то, что услышал. В газовую камеру? Убить их? Наверное, я не так расслышал. Он ведь очень хорошо относится к этим малышам. Они его любят. Как он может так поступать? Может, надо задать ему вопрос? Но что мне сказать? Эрнст понятия не имел, что говорить и что делать. Он утратил дар речи от того, чему стал свидетелем.

Они шли бок о бок, не разговаривая, всю дорогу до кабинета доктора Менгеле. Был погожий солнечный день. Яркость этого дня резко контрастировала с серой мрачностью лагеря.

– Даже не знаю, как вас спросить… – начал Эрнст. Он должен был задать свои вопросы. Не мог больше это выносить.

– Вперед. Спрашивайте, – напрямую сказал Менгеле.

– Я правильно услышал, что вы приказали охраннику отправить этих детей в газовую камеру? Вы посылаете их на смерть? Казните?

Менгеле кивнул.

– У нас не хватает места. Эта группа детей не участвует в моих экспериментах. Поэтому они мне не нужны. Он покосился на Эрнста. – Вы привыкнете. Вот увидите. Не делайте такое лицо. Бедняжки даже не поймут, что их убило. Они сейчас в таком восторге от конфет, что ничего не заметят. – Менгеле тепло улыбнулся Эрнсту.

Эрнст не мог смотреть ему в глаза. Он опустил голову и, глядя в пол, кивнул.

Глава 18

В следующие несколько недель Эрнст понял, что Аушвиц гораздо страшнее, чем ему показалось изначально. Сильно постаравшись, он мог кое-как оправдать для себя эксперименты Менгеле. Он говорил себе, что, когда Менгеле заражает близнецов туберкулезом или тифом, а потом изучает последствия, он делает это ради науки. Но с течением времени он становился свидетелем ненужных ампутаций, кастраций и удаления органов, причем без анестезии, и начинал понимать, что хотя нацистская партия считает Менгеле блестящим врачом, на самом деле он обыкновенный садист. Это очень его тревожило, и иногда Эрнсту казалось, что было бы лучше, если бы он в свое время не спас жизнь Менгеле на поле боя.

Эрнсту приходилось постоянно напоминать себе, для чего он здесь. Зарплата была роскошная, как и условия жизни. Он и мечтать не мог о подобной должности. К нему с почтением относились охранники и сотрудники лагеря. Заключенные делали, что он приказывал. Я знаю, что они боятся меня. Думают, что я как Менгеле. Но я не такой. Или такой? Если я никак не препятствую ему в его дьявольских опытах, не значит ли это, что я такой же плохой, как он? Черт, не об этом я мечтал, учась на медицинском факультете. Да, я хотел зарабатывать много денег, но я стремился приносить людям пользу. Я собирался лечить их. А вместо этого я – часть команды, возглавляемой садистом, который несет другим только боль и страдания. Мне стыдно в этом признаваться, но я слишком боюсь Менгеле, чтобы обсудить с ним эти мои чувства. Я попал в ловушку.

Он сидел у окна и смотрел на людей, возвращающихся с работы. День клонился к вечеру, и он заперся у себя, чтобы поужинать. Сегодня у него на ужин был бутерброд с колбасой, купленный в одном из местных ресторанов. Но, откусив разок, Эрнст понял, что у него пропал аппетит. А ведь он всегда любил поесть. Однако сейчас от жирной колбасы его затошнило. Он завернул бутерброд в бумагу и отложил, подумав, что может проголодаться позднее.

Иногда он просыпался по ночам от острого голода и ел все, что мог найти. Это происходило все чаще. Собственно, Эрнст уже не помнил, когда в последний раз спал с вечера до утра. Я понимаю, что меня мучает чувство вины. Я давал клятву Гиппократа, а то, чем я занимаюсь, идет вразрез с ней. И все равно я не могу уйти. Если я это сделаю, то разрушу свою карьеру. Мне надо продержаться хотя бы год или два, чтобы включить эту работу в свое резюме. Любая больница будет рада меня нанять, узнав, что я был учеником доктора Менгеле. При этой мысли его передернуло. Ученик Менгеле.

В следующие несколько месяцев Эрнст ощущал, что тревога внутри него нарастает. От тех вещей, которые он видел, помогая Менгеле, ему было все больше не по себе. К тому же он чувствовал себя одиноким. У него никого не было. Не было друга, с которым можно поговорить. Эрнст не общался ни с кем, кроме доктора Менгеле. И страшно боялся его. Если кто и знал, насколько этот человек безумен, так это Эрнст. Поэтому с доктором он всегда был настороже. Следил за каждым своим словом. И хотя он по-прежнему видел в своих пациентах людей, Эрнст не осмеливался заводить дружбу с ними. Он вспоминал про своих друзей-евреев из университета и тосковал по духу товарищества, который когда-то их объединял.

Только приехав в Аушвиц, Эрнст сблизился с одним из гномов, как называл их Менгеле: Куртом, примерно одних с ним лет. Около двух недель Эрнст наслаждался беседами с этим молодым человеком. Оказалось, что Курт разделял многие его чувства и жизненный опыт.

– Однажды я был влюблен, – признался он Эрнсту. – Но она об этом не знала. Она не была карлицей – я влюбился в девушку нормального роста. И она была добрая. Говорила со мной, как с мужчиной, а не как с ребенком-переростком. Я до того увлекся ею, что ничего вокруг не замечал.

– Но ты ей не признался? – спросил Эрнст.

– Нет! Ты что, шутишь? Она была такая красивая! Она никогда не заинтересовалась бы мною в этом смысле слова. Честно говоря, я понимал, что ее доброта вызвана жалостью ко мне. Поэтому я так и не сказал ей, что чувствую. Вместо этого воображал у себя в голове, что она – моя девушка. А потом случайно встретился с ее женихом. Вот это был удар! Я думал, у меня сердце разорвется. Такой боли я никогда не испытывал.

– Я понимаю, – Эрнст похлопал Курта по плечу. – Когда я учился в школе, то смотрел на девочек и думал, как здорово было бы родиться красивым. Я мечтал о любви. Но я не был красив, и ни одна из них меня не хотела. Я был толстый, да еще и в очках. Как и сейчас, – Эрнст дотронулся до дужки очков. – Я чувствовал себя так же, как ты. Был уверен, что ни одна девочка мной не заинтересуется, а жалости от них не хотел. Поэтому держался в стороне и постоянно учился.

– Тебе нравится здесь работать? – спросил Курт.

Эрнст опустил глаза.

– Это хорошая работа. У меня хорошая должность.

– Но тебе нравится?

– Нет, – признался Эрнст. – Нет. Я ее ненавижу.

– Тогда тебе, наверно, лучше поискать другую работу. Ты не такой, как другие. Ты – человеческое существо. Я иногда думаю, из чего сделан доктор Менгеле. Уж точно не из плоти и крови. Он как будто весь состоит из яда.

Эрнст кивнул, но ничего не ответил.

Курт продолжал:

– Должен признаться, я рад, что ты здесь. Будет ужасно лишиться тебя, если ты уволишься и найдешь другую работу. Ты единственный из нацистов, у которого есть сердце.

Эрнст пожал плечами.

– Я и рад бы уйти, но не могу – по многим причинам. К тому же я плохо переношу перемены. Привыкаю и не могу сдвинуться с места. Будь мои родители живы, я вернулся бы домой. Я очень по ним тоскую. Но даже если сейчас я вернусь в родной город, там меня больше ничего не ждет.

– Я понимаю. И я рад нашей дружбе. Она для меня очень важна, – сказал Курт.

На следующий день, закончив обход, Эрнст пошел повидаться с Куртом. Но в палате, где Менгеле держал карликов, его не было. Кровать Курта стояла пустая.