Проект 1214

– Я спустилась на соседнем лифте практически перед вами, – взгляд Пэм медленно поднялся на нас с Адой. – Эва взяла мне обед, поэтому я сразу проследовала к столику. Но хочется отметить, что по пути вниз… Что, мать вашу, за вопль я слышала?! Да куда там, ЭТО слышали все в радиусе километра!

Ада укоризненно посмотрела на меня, но я сдаваться не собиралась.

– Будто это была моя вина! Дорогая, не расскажешь, что произошло? – вложив в интонацию максимум намека, я перевела взгляд на подругу. Кажется, это превратилось в игру в гляделки.

– Женщина-камикадзе, – Пэм, всегда пытавшаяся поддерживать серьезный вид, еле сдерживала смех, а Эва уже давно растянулась на стуле, заливаясь громким хохотом.

На наш столик косо поглядывали обедающие, и если бы мне было не пофиг, то было бы даже неловко. И ровно в этот момент в столовую зашла Жанетт, на год старше меня, занимающая в центре место фармаколога. Наши взгляды дружно поползли по присутствующим, заставляя их быстро отворачиваться, и застыли на сияющем улыбкой лице рыженькой подруги. Та весело помахала нам рукой, но, заметив неладное, переменилась в лице, брови слегка вздернулись, и, уже придумывая, что же такое произошло, поплелась к нам.

– Я все объясню! – тут же начала она, вытаскивая из потрепанного шоппера ПП-салатик и овощи на пару. Эту жуткую вкусовую картину пыталась спасти такая же паровая куриная грудка, но с треском провалила миссию. Жан каждый день таскала с собой подобные обеденные извращения, и мы уже привыкли, но все равно всякий раз вздрагивали, завидев сие чудо поварской мысли.

– И что же ты объяснишь? – Эва облокотила подбородок о скрещенные в замок руки и глядела на нее таким жутким взглядом, каким могут смотреть самые догадливые детективы, уже разгадавшие преступление и желающие добиться признания самого подозреваемого.

– Ну… – девушка покрутила в пальцах прядь волос. – А что вы обсуждали?

– Как Ада за секунду убила счастливое будущее нашей Эллы с ее ненаглядным Теодором из триста пятьдесят восьмого, – Пэм невозмутимо похлебывала слегка остывший чебрецовый чай. – Но это сейчас не особо…

– Того Теодора?! – Жан испуганно вздрогнула и произнесла его имя полушепотом.

Я насторожилась, по ее интонации складывалось ощущение, что ТОТ ТЕОДОР был беглым преступником, или умудрился переспать с каждым вторым в центре, или по вечерам расслаблял себя тем, что топил в реке неподалеку новорожденных котят, или… Я поняла, что меня уносит в момент, когда в мыслях было что-то вроде: «или он убил свою семью в юном возрасте из-за шизофрении, сменил имя и вынужден вести двойную жизнь, борясь со своим недугом». Хватит!

– … имеет значение! – продолжила прерванную фразу Пэм. – Не хочешь ничего рассказать сама?

– Мисс Я-Никогда-Не-Буду-Ни-С-Кем-Встречаться? – Ада присоединилась к прессингу.

– Ну и кто из вас? Слышал… Или видел? – Жанетт обреченно втянула носом воздух.

– Как ты вчера под ручку с Ником заходила в Старбакс? – Спасибо, что появилась возможность вставить хоть слово, иначе мой мозг взорвался бы от идиотских предположений у, почему же тот Теодор это ТОТ ТЕОДОР.

– Да ну ничего не было! Я ещё ничего не знаю, мы не встречаемся, что вам тут было рассказывать? – Жан оборонительно выставила вперед руки. – Ничего такого! Нам просто было по пути!

– По пути идти под ручку в Старбакс? О, ну это да, действительно по пути.

– Он просто предложил выпить чашечку кофе…

– Держась с тобой за руки. Да, да, мы поняли.

Эва рассмеялась, не в силах больше притворяться серьезной.

– Просто бери пример с Эллы, – девушка кивнула в мою сторону, – только она стала замечать, что пялит на симпатичного мужика, тут же поделилась с нами. СОС сокрытия информации, тем более личной, не прощает!

– Ла-адно, как только в наших НЕотношениях что-то изменится, я первым делом сообщу вам, – Жан сокрушенно вскинула голову вверх. – Ну а вообще, как он вам? Красивый, правда?

Нику недавно стукнуло тридцать, он был хорошо сложен, высок, с короткими русыми волосами и пронзительными светло-серыми глазами. И с рыженькой Жанетт, которая едва ли доросла до 160 сантиметров, он смотрелся крайне хорошо. Но было в нем одно НО. Не маленькое, а, скорее огроменное, оно прорывало его насквозь и яркой аурой кричало о своем присутствии.

– Ник бабник, – все так же невозмутимо, откладывая в сторону чашку с допитым чаем, проговорила Пэм.

– Пэм?!

– Что? Это все знают, – она закатила глаза.

– Да, но, – Ада смерила ее стыдящим взглядом, – не при Жанетт же.

Но девушку это, казалось, не особо волновало. Она широко улыбалась и, кивнув на произнесенное обвинение, произнесла:

– Да, это все знают. Я не таю каких-то там надежд, может, я буду очередной его девушкой в копилку, но… – она загадочно отвела взгляд в сторону. – Тогда все узнают, что по пятницам он проводит вечер в ванне с шипящей ванильной пеной в компании резиновых уточек.

– Что?

– Что? – Жан даже не посмотрела на наши округлившиеся от удивления лица, прожевывая пятый плевок вареной брокколи. – У него их целая коллекция. Уточка-полицейский, уточка-единорог, уточка-врач, которую он ласково называет кряк-коллегой, уточка-флорист и венец всего – уточка-иллюминат. У нее крылья над головой сложены в треугольник.

– Понятно, у вас серьезные отношения, – резюмировала Пэм.

– Хорошо, давайте, ваша очередь, – Жанетт отвлеклась от ПП-питания. – Мы узнали про меня, про Эллу, а что на счет вас? Столько всего обсуждали, а про личную жизнь ни разу.

– Личная жизнь – табу. Мы же обговаривали правила СОС. – Слово взяла Эва. Неужели ей есть, что скрывать?

– Было табу до пяти минут назад. Так не пойдёт.

Девушки переглянулись.

– У меня по нулям уже пару лет, – та же Эва тяжело вздохнула. – Последним был Питт из бара на площади. Хотя вряд ли человека, с кем один раз переспал, можно назвать хоть кем-то…

– Хотя бы переспали, уже хорошо, – Ада поддерживающе похлопала подругу по плечу. – Мой последний Эван сбежал, как только узнал, что я биолог. Эван номер три продержался подольше… Мы встречались аж полгода. Самые длинные отношения на моей памяти.

Про то, что личная жизнь – табу, Эва немного приукрасила, ведь каждый здесь присутствующий был прекрасно осведомлен о моей начальнице и ее способности собирать одинаковых мужчин. И я бы поняла, если бы они были идентичны характером или внешностью – можно было бы сослаться на любимый типаж, но у них всех единственным общим было имя. Эван номер раз, с которым Ада встречалась ещё в школе, затем Эван номер два, преподаватель на бакалавре, Эван номер три и четыре сменили друг друга так незаметно, что о них я ничего толком не знала. Спасибо, сейчас поняла, что с третьим у Ады были самые долгие отношения. И Эван номер пять, последний пока что, с которым, по-видимому, не сложилось уже с самого начала. Где-то между ними проскакивали редкие Дэвиды и Льюисы, но о них история умалчивает.

– Дорогая, на последнем этаже есть ещё один один неоприходованный Эван, можешь попытать удачу, – я подмигнула подруге.

– Ага, тот, который все пытается выйти на пенсию, спасибо, – Ада недовольно нахмурилась, обиженная, что ее драму в личной жизни не воспринимают всерьез.

Мы вновь дружно рассмеялись, то и дело комментируя того или иного Эвана.

– А я замужем, – выражение лица Пэм нисколько не изменилось, она лишь скучно пожала плечами, будто это общеизвестный факт, однако после ее фразы воцарилась гробовая тишина.

– Ты что?

– Замужем.

– Прости?

– У меня есть муж.

Краешки ее губ дернулись в улыбке, видимо, она получила желаемый результат. О Пэм мы в целом не особо много знали. Она закончила Йель, сама стала деканом, на ее счету сотня научных статей, исследований, к ней даже приезжали ведущие ученые мира, а сама она могла показаться слегка заносчивой, но лишь при первом знакомстве. Дальше открывался безумный мир чересчур общительного человека, который мог обсудить все, начиная тем, каким образом впервые открыли электричество, и заканчивая тем, что встреченный ей по дороге на работу прохожий ел на завтрак. Удивительная женщина.

– То есть ты хочешь сказать, что УЧЕНЫЙ, доктор геологических наук, торчащий круглые сутки в научном центре, имеет семью? Может, у тебя ещё дети есть? – голос Эвы продолжал выдавать напоказ все ее смятение.

– Дочери недавно исполнилось восемь.

– Что? – Если бы можно было пробить земную поверхность до ядра отпавшей челюстью, то мы вчетвером бы запросто это сделали.

– Дора. Ей восемь лет.

– Что?

– Шучу. У меня нет дочери.

– Правда?

– Да, у меня есть сын.

– Что?

– Шучу. У меня нет детей.

За те секунды, что длился сей короткий диалог, я буквально забыла, как дышать, мое сердце, не привыкшее к стрессу, не могло перенести такие новости.

– Дыши! – Ада сильно стукнула по спине, заметив, как я побледнела. – Пэм, ты ее так до обморока доведешь! Давай, скажи ещё, что и про мужа пошутила.

– Нет, про мужа правда, – Памела смотрела все так же отстраненно, не выражая ни единой эмоции.

Так вот за что, по слухам, в универе боялись сдавать ей экзамены и выбирать в качестве научрука. Глаза цвета горького шоколада, практически сомкнутые из-за того, что она вечно щурилась, только усиливали устрашающий эффект тонких губ, редко изгибающихся в улыбке. Какое счастье, что она не мой препод. Но мы все все равно любили эту неприступную на первый взгляд женщину.

– Я серьезно, мы вместе тринадцать лет.

– Как он терпит то, что ты тут буквально живешь? – Эва похлопала длинными ресницами, будто пыталась смягчить вопрос.

– Он… – Я впервые заметила, что Пэм смутилась! Она умеет проявлять эмоции! Надо предложить отметить сие событие. – Он тоже тут «буквально живет».

Гром. Удар молнии. Она поставила точку на нашей жизни, потому что сейчас буквально каждая за столом поперхнулась чем-то, что в данный момент ела или пила.

– Он… Из нашего центра? – неуверенно и с некой опаской уточнила Ада.

– Он из отдела Ника. Его… кхм… начальник. – Пэм последнее слово прокашляла в кулак в надежде, что мы не расслышим.

– Джон Каррел? – Жанетт нахмурилась, вспоминая, верно ли сказала имя.

Пэм еле заметно кивнула.

– ТОТ Джон Каррел, который не выделяет достаточно финансирования на проекты Ника и его группы?

И вновь кивок.

– О Боже!

– Так, все, расходимся, – Ада резко поднялась с места, чуть не опрокинув опустевшую чашку из-под кофе. – Хватит на сегодня потрясений, так можно и день не пережить. Завтра в то же время, выдвигаю на обсуждение кандидатуру Теодора Мелтона.

– Ну не-ет, Джон Каррел так просто не отвертится! – Жан сверкнула глазами. – Голосуем!

Пэм закатила глаза и подняла руку в пользу Теодора, к ней присоединилась и я, хотя обсудить фантомного мужа подруги тоже было бы очень кстати. Но в мыслях вновь возник ТОТ ТЕОДОР, и любопытство взяло верх. Это необходимо, чтобы я хотя бы прекратила надумывать десятки сюжетов для остросюжетных боевиков и детективов, потому что ТОТ ТЕОДОР в моей голове уже стал тайным правителем соседней страны, вынужденным сбежать и скрываться из-за преследований. Да мне бы книги писать!

– Трое за Теодора, так что завтра его день, – заключила Ада, не дождавшись решения Эвы, схватила меня под руку и повела к выходу. – Идём, пока Жан не опомнилась!

Глава 3

Боже, разве можно не думать о красивом

идеальном мужском теле? Ладно, можно,

но только если это идиотская аббревиатура

Пройдя по застекленному коридору вплоть до холла, мы наконец остановились.

– Беги в кабинет, а я зайду к начальству, надо парой слов с ним перекинуться. – Ада выпустила мою руку и подтолкнула в сторону лифтов.

Я обреченно двинулась на работу. Удивительно, что обед творит с человеком: от утреннего желания сделать прорыв в тканевых регенерациях не осталось и следа, а всякий раз, когда в голове всплывал, видимо, уже на веки запечатленный образ того, как Ада совершает покушение на жизнь единственного симпатичного мужчины в этом научном центре, я вздрагивала. И как теперь смотреть ему в глаза? Хотя почему я должна смотреть ему в глаза, когда мы встречаемся от силы пару раз в неделю случайным стечением обстоятельств на несколько мгновений в лифте, коридоре или очереди в столовой? По статистике следующая такая встреча должна произойти не раньше вторника, а, учитывая, что сейчас была среда, времени позабыть о случившемся было предостаточно. И мне, и ему. Но только не Аде, я заставлю ее поплатиться, так просто она не отделается.

Рука потянулась к кнопке третьего этажа, но та уже подсвечивалась синим светом. Взгляд скользнул в угол лифта, затем выше, выше, пока я не рассмотрела в полный рост фигуру человека, из-за которого вся теория вероятности только что не просто дала сбой, а должна была взорваться и схлопнуться в ничто. На меня из угла нагло пялился Теодор Мелтон.

Его глаза скользили из стороны в сторону, изучающе осматривая меня с ног до головы. Сначала это взбесило. Затем насторожило – я пролила себе на стираную рубашку суп? Капнула кетчуп? Затем родилась лучшая идея. Ведь раз он себе позволяет такое бесстыдство, то поиграем в гляделки. Кажется, уже во второй раз за день.

Осмотр начала с самого низа, обратила внимание на начищенные черные кожаные ботинки, скользнула по сидящим по фигуре темным джинсам, затем осмотрела рубашку, спрятанную под халатом, и выделяющиеся под ней мышцы. Он и про здоровье не забывает, явно следит за фигурой и занимается спортом. Но только бы обойтись без этих ПП-извращений Жанетт! Мысленно попросив высшие силы заставить Теодора Мелтона питаться сбалансированной едой из недельной доставки вместо тошнотных паровых брокколи, я повела взгляд выше, задержалась на острых скулах, четкой челюстной линии, слегка заросшей несколькодневной щетиной, осмотрела идеальный прямой нос, предмет зависти любого, кто когда-либо задумывался о ринопластике, обратила внимание, как несколько темных прядей небрежно падали на лоб, пытаясь залезть в глаза. И на пластырь, налепленный справа прямо на чуть вспухшее красное пятно. Черт. Стараясь отогнать мысли о том, что этим пластырем и шишкой он был обязан Аде, я вновь стала всматриваться в его глаза. И только успела подумать, что у него безумно красивая радужка цвета штормового океана и что ещё красивее она бы блестела под лучами солнца, как осознала, что уже несколько секунд мы буквально пожираем друг друга глазами.

Все это нелепое представление заняло ровно одну поездку с первого этажа на третий и ни секунды более. Двери открылись, но мужчина выходить не спешил, потому я сделала это вместо него и хотела было уже броситься бежать по коридору, сгорая от нелепости и неловкости сложившейся ситуации, как…

– Простите, – это говорил Теодор. Таким низким, бархатистым голосом, от которого, будь мы наедине и при свечах, желательно за бокалом дорогого вина, у меня пробежали бы мурашки. Сейчас они тоже были, но не от наслаждения. Я встала как вкопанная. – Вы чего-то хотели?

– Я?

– Да, вам что-то было нужно?

– Мне?

– Вы буквально проделали во мне дыру своим взглядом.

О нет, нет, нет. Этот человек, – красивый и высокий, но сейчас это не имеет значения, – пытается свалить на меня вину за свой же проступок! Такое простить невозможно. Как же низко можно упасть в глазах восхваляющего тебя человека буквально за одну уродскую фразу!

– Я?! – кажется, я повторила этот вопрос уже во второй раз, но сейчас постаралась вложить в интонацию негодование и приправить его щепоткой разочарования. – Прошу прощения, но всю дорогу в лифте это я хотела задать вам такой же вопрос, потому что это ВЫ не отрывались от меня ни на мгновение.

К щекам прильнула кровь, что я только что сказала?!

– Ах, да, если дело в этом… – Теодор замялся, подбирая слова. – Я все пытался понять, вы ли это…

– Я? – пора заканчивать с этим и придумать более изощренный риторический вопрос, потому что сейчас я чувствую себя пластинкой, которую заело.

– Ну, там, в коридоре. – Я не понимала ни слова, о чем он говорит. – Перед обеденным часом. – Я поняла все и буквально могла прочитать его мысли. – Когда на меня совершили неспланированное нападение дверью. Это были вы?

Брови сами собой полезли наверх в полном недоумении. И как прикажете мне на ЭТО реагировать? Технически, не я на него напала, и вообще пыталась остановить эту несчастную смертельную дверь. Но в то же время я, в отличии, вероятно, от Ады, чувствовала вину, и раскаяние, и еще кучу набросанных сверху чувств, которые выбивали меня из привычного ритма жизни.

– Это была не я. Но даже несмотря на это мне искренне очень жаль. – Пришлось откинуть в сторону желание съязвить и хотя бы словесно отомстить объекту моих воздыханий за такую бестактность, но тогда наши отношения, пусть ещё не начавшиеся, пусть существующие только в моем воображении, точно можно было бы хоронить. – Моя подру… начальница очень спешила, она понятия не имела, что у двери кто-то есть, из-за чего произошла столь нелепая досадная болезненная и печальная ситуация. Мне очень, очень и очень жаль, я приношу свои извинения за нее…

Тут второй лифт, расположенный левее, звякнул и выпустил на волю Аду. В такой подходящий момент.

За миллисекунду преодолев три внушительных шага, я схватила Аду за предплечье и дернула в сторону Теодора, пока она не успела сообразить, что вообще здесь происходит.

– А вот и она! Какое счастье, что мы так столкнулись, потому что весь обед я слушала то, как сильно ей жаль, и что она раскаивается, и хочет попросить прощения, и как-то загладить свою вину, может, пригласив вас поужинать вместе с нами завтра вечером в кафе на углу улицы, если выйти из центра и повернуть налево, например, где-то в семь двадцать…

Пришлось замолчать, когда в легких кончился воздух. Ада переводила взгляд с меня, на Теодора, снова на меня и снова на него, явно пребывая в замешательстве.

– Что ты… – она прошептала одними губами.

– Исправляй, – сквозь зубы прошипела я.

На нас в ожидании и с интересом смотрел слегка покалеченный мужчина.

– Д-да, – подруга наконец-то открыла рот, – мне правда о-очень жаль, что все так получилось, я искренне не хотела никого, кхм, бить, кхм, дверью. Я оплачу обследование, чтобы убедиться, что с вашим здоровьем все в порядке.

Я незаметно ткнула ее в поясницу, намекая, что это не все, что надо бы предложить.

– И, да, меньшее, что я могу сделать, это предложить вам поужинать в качестве извинений, мне правда искренне о-очень жаль. Вы заняты завтра вечером после работы?

Я мечтала провалиться под землю, Ада не просто не умела признавать свою вину, но и извинялась максимально по-идиотски, словно делала одолжение, мол, «так уж и быть, скажу, что мне жаль, но на деле мне все равно глубоко плевать, даже если бы я вас этой дверью специально планировала убить». Что на это мог ответить Теодор? Оскорбиться, разозлиться, послать куда подальше, обругать, закатить глаза, фыркнуть, вздохнуть, – я загибала пальцы в уме, но никак не ожидала, что он произнесет ЭТО:

– Нет, не занят. Хорошо, встретимся в семь двадцать на углу улицы слева, а обследования, спасибо, не нужны, со мной все в порядке, просто небольшой ушиб.

Его «просто небольшой ушиб» отек и разросся на половину лба и, вероятно, я так думаю, могу предположить, что невыносимо АДски болел. Мужчина слабо неловко улыбнулся и поспешил открыть дверь в свой кабинет.

– Вот видишь, все в порядке, он не злится, – прошептала мне на ухо подруга, пока мы шли по коридору к себе. – А вообще, это что такое? Почему ты была с ним? Что вообще произошло?

– Он был в лифте. Я в него зашла. В лифт, понятное дело, – я прокашлялась. – Он стоял в углу в большом лифте, справа который, и сначала я его не заметила. Потом он начал пялить на меня. Я подумала, что, раз он это себе позволяет, то я могу поступить так же. Потом мы встретились глазами, вышли из лифта, а дальше просто так получилось, потом появилась ты, и все сложилось наилучшим образом, так что теперь я чуть более спокойна, хотя не совсем, потому что продолжаю думать, почему Жанетт назвала Теодора ТЕМ ТЕОДОРОМ, то есть что он такого сделал, чтобы его так назвать? Хороших людей не называют ТЕМИ.

– Да успокойся ты. – Мы уже вернулись в кабинет и облачились в халатную униформу. – Завтра Жан и расскажет. Давай, нам до субботы необходимо сделать новую партию реагентов, нечего время терять.

– Ой, кто бы говорил.

Домой часть пути мы с Адой ходили вместе. Я не любила общественный транспорт, а она могла дойти пешком. Вся дорога у меня занимала минут пятьдесят, если идти средним шагом, но обычно мы ходили медленно, поэтому те же пятьдесят минут оставались позади на половине пути.

Ровно в семь вечера Ада поднялась со своего места, заранее разобрав стол, резвым шагом прошла до двери и вырубила свет.

– Эй! Я же пишу! – В это время я как раз описывала результаты сегодняшнего исследования и в скором времени планировала заканчивать.

– Ничего, завтра допишешь.

– Я забуду.

– Я напомню.

– Да блин, Ада!

Она уступать не собиралась, пришлось включить фонарик на телефоне и записывать в этом островке белого света, больно бившем по глазам. Подруга громко театрально вздохнула и, могу поспорить, закатила глаза, как делала буквально всегда.

– Ладно, давай, у тебя есть ровно семь минут, если за это время ты не спустишься вниз, оштрафую. Будешь три дня за обеих пахать, возьму отгул. Все, буду ждать в холле.

Когда она так делала, в десяти случаях из десяти не шутила. Пару раз я попадалась на это, но тогда ее «штраф» был не больше: «Купи мне обед», «Отнеси начальству эту папку, не хочу его видеть». Сейчас ставки поднялись.

Кстати, с «начальством», как Ада называла одно единственного человека, Роберта Никлза, заведующего нашим корпусом, у нее были натянутые отношения. Иногда казалось, что это ее бывший, но будь оно так, точно от кого-то где-нибудь бы услышала. Они оба друг друга побаивались, хотя в жизни в этом бы не признались. Только Роберт Никлз имел на подругу влияние: мог отказать в финансировании, отпуске, по своему желанию сменить наш уютный кабинет на каморку где-нибудь на последних этажах, чего нам обеим очень не хотелось. Но и Ада держала его на коротком поводке, удачно дергая в нужный момент ниточками, на которых держалось наше дружеское сообщество.

Пришлось ускориться, почерк съехал в месиво слившихся друг с другом букв, что даже самой было сложно разобрать – я бы точно стала идеальным врачом. Буквы скакали, падали, округлялись и вытягивались в хороводе спешки, но вот я поставила заветную точку. Готово. Ровно пять минут и тридцать шесть секунд. Двадцать секунд на то, чтобы выбежать и закрыть дверь, и минута, чтобы спуститься вниз и отыскать подругу. Идеальный план.

Дверь с грохотом захлопнулась за спиной, я повернула два раза ключ в замочной скважине и рванула вперед по коридору. Пока укладываюсь. Подходя к лифтам, замедлилась, и метнула взгляд направо к кабинету Теодора. Меня все ещё сжирала неловкость и скорее всего ночью перед сном случившаяся ситуация будет на повторе крутиться перед глазами, так что вряд ли я высплюсь…

Дверь была приоткрыта. Вернее сказать, открыта ровно на одну восьмую, так что вполне можно было рассмотреть, что же происходит за ней. И о, как же сильно хотелось заглянуть туда хотя бы одним глазком, естественно, не избежав при этом очередной неловкой ситуации в коллекцию, ведь, вероятно, я бы попалась с поличным, выглядывая из коридора, наполовину ввалившись в кабинет, а Теодор бы как раз именно в этот момент обернулся в мою сторону. Но я просто прошла мимо, кажется, даже что-то сумела разглядеть, но тут же забыла, возвращаясь мыслями к Аде и тому, что, если я не буду на месте через пятьдесят три секунды, мне крышка.

– Три… Два… – Ада стояла посередине холла перед турникетами и то и дело поглядывала на часы, в слух отсчитывая секунды. – Ты была на грани.

– Но успела же!

– Ладно, пощажу тебя. Хотя как бы хотелось походить по магазинам… Тыщу лет там не была!

– Ты удивительная. Бросаешь работу ровно в семь и ни минутой позже, зато по выходным отсиживаешься тут же. А как же твои слова о трудовом договоре?

– Это другое, – она отмахнулась, прикладывая пропуск и делая шаг к свободе.

– Двойные стандарты.

Погода для середины апреля была прекрасная, солнце припекало, но восточный ветер нивелировал эту жару, превращая возвращение домой в уютную прогулку. Конечно, было бы куда уютнее, если бы я шла в обнимку с высоким темноволосым красавчиком, а не с подругой, но иного не дано. Пока.

– Ты не поверишь, я так летела к тебе, что даже не стала влезать в неприятности!

– Да? И в какие же? Ты так боишься, что меня не будет рядом на работе?

– Во-первых, да. Кто ещё будет со мной все обсуждать и вытаскивать мою задницу, если что-то пойдет не так?