Контракт

Она приподняла взгляд на демона, руки, все еще крепко сжатые в замок, задрожали так, как если бы она долго пролежала в ледяной ванной. Это зрелище было занимательным, однако оно же вновь разожгло слабую искру раздражения. Ксар знал ее, прекрасно понимал, почему именно она чувствует, но тем не менее придумал для меня кучу других легенд.

В глазах девушки отпечатком застыло такое странное чувство… Она знала Ксара. Демон вдруг внезапно обернулся на меня и широко улыбнулся, мне даже показалось, что его зрачки вытянулись в вертикальную линию, словно у змеи. Во всем его образе сквозил холодок ужаса, и если бы я не был собой, то уже давно бы оказался под лавиной неприятного пожирающего страха.

– Ну давай, расскажи, как ты упустил такую душу, – насмешливо фыркнул я. – Что, даже с девчонкой не справился?

Но тут же заткнулся, когда понял, что слова прозвучали слишком громко, и на меня тоже покосились посетители. Не хватало еще сегодня уехать в дурку, тогда уж точно день пройдет во всех красках.

Девушка, трясясь всем телом, встала, едва не уронив стул, и на негнущихся ногах подошла ко мне. Ксар тенью последовал за ней.

– Я ее не упустил. Я ее отпустил, – проговорил он и остановился подле столика, слегка оперевшись о него ладонью.

Мири (если я правильно услышал ее имя) стояла в паре метров и смотрела куда-то вперед, словно сквози меня. Она то и дело открывала рот, но не решалась ничего сказать.

– Вам плохо? – Я же решил играть до конца, не обрывая сценарий на половине. – Может, воды?

Ксар усмехнулся, а девушка только больше зажалась. Ее попытки совладать с собой продлились еще какое-то время, я успел откинуться на спинку стула и в ожидании сложить руки на груди. Интересное представление, не хватало разве что попкорна. Наконец, она взяла себя в руки и тихо, в начале запинаясь, произнесла:

– Ты думаешь, что такой особенный? Раз оно выбрало тебя? Ошибаешься. Ты просто пустой. А таких проще всего заполнить.

Вероятно, своими словами она хотела отвесить мне пощечину, но я не посочувствовал ничего. Мири была права, я был пуст. И уже давно, так давно, что потерял счет годам. Ровно по этой самой причине я сам и согласился на контракт, лишь бы избавиться от пустоты.

– Это был мой выбор. – Наши взгляды встретились. Мой – твердый, решительный, и ее – напуганный и неуверенный. – Ты ничего не знаешь.

Маски сброшены, спектакль окончен, мне надоела эта игра. Я встал с места и собрался к выходу.

– Тогда тебе надо лечиться, – напоследок бросила Мири, и я, быстро пройдя насквозь зал и по пути накидывая пальто, скрылся за дверью.

Ксар появился рядом и тут же вновь одернул меня в момент, как только я попытался зажечь сигарету.

– Отвали, – злобно бросил я и все же закурил под его недовольный прищур. – Не тебе меня судить.

На улице было прохладно, я сильнее укутался в ворот свитера и запахнул пальто. Вместе с сигаретным дымом изо рта вылетали клубы пара, а желания возвращаться домой не было. Ноги сами повели меня вперед мимо теплого входа в метро в сторону пронизанной ледяным ветром набережной. Повисшее молчание сейчас служило защитным барьером, который в итоге я разрушил самостоятельно.

– Что произошло с той девчонкой?

– А? – Ксар вздрогнул, похоже, я вырвал его из тисков каких-то размышлений. – А. Да так. Она… как бы это так сказать? Она была связана с контрактом. Но не напрямую.

Я зевнул, уже жалея о том, что вздумал поинтересоваться. История обещала быть скучной, а дорога в сторону дома через весь центр долгой. Набережная пронзительно врывала порывы ветра под пальто, и единственное, что я мог сделать, – это в карманах сильнее стиснуть руки в кулак.

– Она тяжело болела, неизлечимо, – обыденно рассказывал Ксар. – И ее мать сходила на перекресток. Ну, ты понимаешь. Вроде таскалась постоянно в церковь, но потом отчаялась и пришла к нам. Ко мне. Мири тогда было не больше десяти. Естественно, болезнь стала постепенно отпускать, и, может, она чувствовала всегда, может, начала после болезни, но факт остается фактом. Она все узнала. Ближе к концу срока ее матери сама явилась на перекресток. Предлагала что угодно, угрожала, рыдала, лишь бы я расторг контракт с матерью.

– Ты ее отпустил? Согласился на эти уговоры?

Демон зловеще улыбнулся, обнажив острые зубы.

– Я согласился с ней поиграть. Было занятно, особенно когда понял, что она чувствует нас. И все паранормальное. Я дал ей три дня на то, чтобы привести мне более интересную душу. Она не справилась, слишком слабая, слишком человечная. И тогда я забрал свое, но чуть иначе. – Улыбка не сходила с его лица. – Болезнь вернулась, но на этот раз к ним обеим. Мать и дочь.

Дрожащими от холода руками я вытащил еще одну сигарету, пока Ксар был увлечен своими воспоминаниями и не решил вновь помешать мне ненадолго почувствовать жизнь.

– Но эта девчонка еще жива, – с усмешкой бросил я, желая подколоть демона, но тот просто пожал плечами.

– Медицина стала лучше? Ее мать тоже еще держится. Может, год, может, несколько, но они обе все равно попадут ко мне.

– Жестоко.

– Справедливо.

– Справедливо, – согласился я. – И на кой черт ты тут устроил мне вечер ностальгии?

– А тебе разве не интересно? Сам же спросил.

– Успел несколько раз пожалеть.

Ноги тоже стали замерзать, но я упорно не обращал на это внимание. Солнце быстро падало за горизонт, отбрасывая кровавые отблески на подмерзшей реке. История Мири была банальной, слишком предсказуемой. Жертвенность и сочувствие, которые сделали только хуже. Как и всегда.

– Так из-за этой девчонки ты где-то шлялся девять гребаных лет? – язвительно уточнил я.

Повисло молчание. Ксар вдруг вздрогнул и устремил взгляд куда-то вдаль, словно не желая встречаться со мной глазами. Он на время задумался, пытаясь сложить правдоподобную ложь, но затем выплюнул тихое ругательство.

– Не совсем так.

Все. Демон замолчал и, похоже, не собирался ничего объяснять. На его лице не было ни тени привычной улыбки. Ни задорного красноватого блеска в глазах, ни саркастично поднятой брови, ничего.

– Прекращай строить из себя хрен пойми что. Как будто райская неженка, честное слово! – буркнул я, теряя терпение. Не то чтобы меня напрягало его молчание и серьезность, просто я, как и он, ненавидел ложь.

– Мири сказала правду, Вик. Ты пуст.

– Вот это новость! – Я выдохнул дым и запустил окурок за ограждение набережной.

– Ты не понял, – с нажимом произнес демон. – Ты на самом деле пустой.

– Твою мать! Нормально объясни.

Ксар вновь отвернулся, он бы с радостью перескочил на другую тему, любую, хоть о том, существует ли загробная жизнь у насекомых и животных и подсасывают ли комариные призраки живых людей по ночам.

– В тебе отсутствует кое-что важное, часть тебя, из-за которой ты такой. Отстраненный, скучающий, бесчувственный. Виктор, у тебя отсутствуют эмоции.

Что за бред он нес?

– Ксар, у тебя что, после встречи с той девчонкой мозги поплыли? Я чувствую. Ты, например, меня раздражаешь. Иногда мне даже бывает интересно.

– Это отголоски, – он сокрушенно помотал головой. – Твои «эмоции» лишь вспышки, которые так же резко затухают. Как только смог, я принялся искать реальную причину этому. Потому что без них, без твоих эмоций условия контракта никогда не будут выполнены.

– Тогда какого черта ты не сообразил сказать об этом с самого начала?! – Вот опять волна злости и желание врезать со всей силы по чему-нибудь. Или кому-нибудь. А спустя мгновение ничего. Прямо как и говорил Ксар, мне снова становилось плевать.

– Потому что я не был уверен. И я не уверен до сих пор.

– Объясни по-человечески… тьфу, по-демонски.

– Кому-то было выгодно, чтобы твое желание оставалось желанием. Твой контракт… с ним были кое-какие проблемы, – демон потер подбородок и затем тут же заговорил быстрее. – Не об этом сейчас, просто, предполагаю, что вместе с коробкой на перекрестке ты закопал кое-что лишнее.

– Мои эмоции?

Глава 8. Возвращение к истокам

Стук колес по рельсам еще долго отзывался в памяти громким шумом в ушах. Я резво, насколько позволяло мне состояние после пробуждения в пять утра в воскресенье, спрыгнул из вагона на перрон. В круглом искаженном дорожном зеркальце на краю платформы заметил свое отражение: видок был что надо, такой же потрепанный, как и этот городок. Черный пуховик сочетался с нависшими над самой землей устрашающими тучами, а массивные черные ботинки как нельзя лучше подходили для предстоящей часовой прогулки по грязному месиву под ногами. Перекинув поудобнее лямку рюкзака, я оставил позади обветшалую железнодорожную станцию, которая за десятилетия ничуть не изменилась, только еще больше пришла в упадок и заржавела.

– Напомни, на кой черт ты меня сюда приволок в гребаное воскресенье? – уже не сильно выходя из себя, как было несколько часов назад, в пятый раз спросил я.

– Твои эмоции, Виктор, – Ксар снова образовался рядом, и я тут де пожалел о своем вопросе. Так бы хоть еще какое-то время побыл в гордом спокойном одиночестве.

– А, точно. А почему мне не должно быть на них насрать? – грубо уточнил я, радуясь лишь тому, что в округе не было ни души.

– Именно поэтому. Тебе бы было не насрать, если бы они у тебя были.

– Логично. И потому мне глубоко насрать.

Со вчерашнего разговора про отсутствие во мне какой-то важной части (называть это моими эмоциями язык не поворачивался) прошло достаточно времени, чтобы я успел поразмыслить и сложить какое-никакое первое впечатление. Итак, что мы имели?

Первое. Я не умел чувствовать, вечно скучал и ненавидел эту жизнь, как оказалось, по объективной причине. Мне просто нечем было радоваться, любить и переживать.

Второе. Ксар девять лет не просто шлялся, а имел какие-то свои особенные причины, разъяснять которые он, естественно, не спешил. И эти самые причины имели связь с моей отсутствующей частью (да, да, я все еще про эмоции).

Третье. Вероятно, если эта часть ко мне так и не вернется, то мое наивное желание быть счастливым, загаданное по детской глупости, никогда не сможет исполниться. Честное слово, уж лучше бы я загадал миллиард евро, хоть было бы ради чего стараться и рвать задницу в поисках этой самой части.

Четвертое. В уравнении нашей с Ксаром связи через контракт, похоже, изначально было какое-то неизвестное значение, которому по такой же неизвестной причине было выгодно, чтобы у меня отсутствовала та самая часть.

Но во всем этом оставался один единственный вопрос, который, имей я свои эмоции, меня бы волновал – каким хреном я вообще умудрился потерять эту часть? Не мог же по своей собственной воле подумать, что было бы так весело лишиться всего, до конца жизни чувствовать ни-чер-та и увязнуть в болоте скуки?

Подошвы ботинок хрустели по раздолбанному асфальту, если таковым вообще можно было назвать оставшуюся в некоторых местах крошку. Иногда я проминал мягкую почву и неприятно хлюпал размытым месивом грязи, тая надежду, что погода вот-вот опустится ниже нуля и подморозит все это дерьмо. Ксару же на мои вымученные страдания (искренне страдать все по той же причине я не умел) было глубоко плевать, он будто бы чуть парил над землей, или между дорогой и его блестящими идеальными ботинками образовывалась неведомая паранормальная прослойка воздуха.

Вскоре и это жалкое подобие цивилизованной трассы осталось позади, мы ступили на проселочную дорогу: две колеи, пыль осела и смешалась с грязью, редкие одинокие травинки пытались пробиться через плотный утрамбованный слой земли. Здесь мне было знакомо все, каждый поворот, каждая рытвина, поваленное дерево чуть дальше в стороне, под которым летними каникулами я прятал найденные сигареты. Это место могло бы навеять воспоминания, и я бы непременно им поддался, желая ощутить хоть что-то, однако хмурый демон, вышагивающий под боком, молчал, и это молчание, наряду с потускневшим взглядом и его зажатыми плечами, давили похлеще любой ностальгии. По пути нам не встретилось ни одного прохожего, ни одной машины. Конечно, фермерские земли к зиме пустели, это не было удивительным, но сейчас такая тишина самую малость тревожила.

Когда ноги уже начали болеть от непрерывной ходьбы, а голова – от зудящего молчания Ксара, так ему несвойственного, наконец-то показался пункт назначения. Перекресток. Тот самый, слегка поросший травой. Слева – дорога в сторону очередного крохотного городка. Справа и спереди – владения двух вечно враждующих за территорию фермерских семей. А здесь, ровно в центре, небольшой жестяной садовой лопаточкой я вырыл неглубокую ямку и закопал в ней свое будущее.

Здесь я произнес заветное желание.

Здесь я был один.

Я думал, что был один.

Ксар остановился в метре от меня и задумчиво сверлил глазами землю. Может, у демонов там какое-то рентгеновское зрение встроено?

– И что будет, если раскопать здесь все? – сухо спросил я, вытаскивая из рюкзака похожую лопатку, только на десяток лет новее.

– Надеюсь, найдешь не только свою коробку.

– А если не найду?

– Значит, будем действовать по ситуации, – пожал плечами демон, но я заметил, как он едва заметно неуверенно дернулся.

– Если я не верну эмоции, контракт будет считаться недействительным? – все же решил задать волнующий со вчера вопрос.

Мой спутник только усмехнулся, а затем произнес то, от чего даже у меня по спине пробежали мурашки.

– Вик, я не знаю, что тогда будет. Ты, может, возомнил, что демоны всезнающие, но это не так.

По дороге пронесся порыв холодного ветра и, закружившись в водовороте прямо в сердцевине перекрестка, умчался дальше. Из-под земли что-то как будто шевельнулось. Конечно, бред, но мне на мгновение показалось, словно это место вдохнуло. Я неуверенно присел на корточки и принялся вгрызаться в утрамбованную шинами землю лопаткой.

– Думаешь напугать меня? – Вдруг вырвалось из меня. – Но мне все равно. Ты, кажется, забыл об этом.

Но все равно мне не было. Руки болели от прикладываемого усилия, комки земли разлетались, но хотя бы так я мог унять непривычно колотящееся сердце, которое словно бы проснулось в предвкушении чего-то. Я неосознанно тянулся вперед, несчастная лопатка наткнулась на что-то твердое и тут же полетела в сторону. Дальнейшие раскопки продолжились руками. Пальцы быстро окоченели, ногти забились глиной, а в нос ударил сырой запах с примесью старого подвала и нотками железа. Запах, которого здесь не должно было быть.

Ксар молча стоял чуть позади, даже не думая о том, чтобы помочь мне. Я лишь ощущал на себе его пристальный взгляд.

Сантиметр за сантиметром.

На мгновение мне вспомнился тот самый день, когда я точно так же копал девять лет назад. Тогда это было шуткой, одновременно серьезной и нет, затаенной надеждой без особой веры в успех. Мне просто надо было сделать это, словно последний пункт среди десятков галочек в списке возможных идей, чтобы почувствовать жизнь.

Сейчас все было иначе.

Наконец пальцы обхватили каркас небольшой жестяной коробочки, я с усилием потянул ее наверх и вырвал из мертвой хватки перекрестка. Затаив дыхание, с щелчком открыл крышку и уставился на содержимое, которое помнил до мельчайших подробностей. Моя старая фотография для школьной карты, еще больше пожелтевшая с годами, клок волос, пропитанный ржавой засохшей кровью бинт, воробьиные косточки, красная нитка, земля и… что-то, чего я точно не клал. Небольшой осколок зеркала, треснутый с самого края, в нем я встретился глазами с собой.

Отражение улыбалось. Я – нет.

– Не смотри! – Вдруг Ксар, внезапно очутившись рядом, резко одернул мою руку, заставляя разжать пальцы.

Но я уже увидел. Ту версию меня, неестественно расплывшуюся в улыбке, с слишком живыми глазами, румянцем на щеках.

Что-то треснуло в голове, не больно, но ощутимо, словно сильным давлением сжало те самые участки в мозгу, ответственные за память. Вопреки ожиданию, я не вспомнил забытые фрагменты своего прошлого, я вспомнил ощущения. Все те некогда прожитые моменты обрушились многотонной стеной, заставив обхватить виски руками и упасть коленями на сырую землю. Всякий раз, когда в детстве я ссорился с матерью и выслушивал от нее поток обвинений в свой адрес, мне было все равно, холодный взгляд мужественно терпел ее разъяренные взрывы. Однако сейчас я прочувствовал весь спектр эмоций от скользкой обиды до гложущей вины. Сжирающее чувство одиночества, когда Эмиль не приходил в школу, и я все уроки маялся без общения. Никчемность и ненависть к себе после жестоких слов учителей о том, что я ни на что не способен. Неожиданный страх от первых потухших фонарей в округе и желание скорее преодолеть темный участок дороги. Раз за разом эмоции вонзались в меня острыми стрелами.

На плечо внезапно легла ладонь, я вздрогнул, но более или менее пришел в себя. Ксар вернул меня в реальность, в промозглый воскресный день, в мир, где по моим щекам текли слезы, а я удивленно стирал их руками, оставляя на лице грязные разводы.

– Это что сейчас было? – слишком пискляво спросил я и тут же прокашлялся.

– Твои эмоции. Они здесь.

Словно в подтверждение его слов из земли под моими коленями пробилось нечто темное. Моя тень, неестественно длинная, медленно поднялась и застыла рядом.

– И что будет, если я воссоединюсь с ними? – уточнил я, глядя в бездонные черные глаза своей тени.

Она не шелохнулась, будто замерла во времени. Ксар убрал руку с плеча, но не отошел.

– Тогда ты снова станешь полным, – произнес он опять слишком серьезно для того, чьим вторым родным языком был сарказм. – Все твои эмоции вернутся. Радость, от которой захочется плакать. Страх, заставляющий бежать без оглядки. Любовь, что рвется из груди.

Он посмотрел прямо в мои глаза, выдержав паузу.

– И боль, Виктор. Такая, от которой не спрятаться ни за цинизмом, ни за шутками.

Тень медленно вытянула руку в мою сторону, будто приглашая нырнуть в свой омут.

– Ты можешь вновь стать человеком, – продолжил демон. – Или стать тем, кем захочет это.

– Выбор без выбора? – усмехнулся я. – Скучно.

Играть по правилам, возвращать себе потерянную часть… чтобы что? Я провел пальцами по осколку, обжигающе холодному, отчего по кончикам пальцев будто пробежал ток. В нем все еще отражалась искаженная версия меня. Слишком живая, слишком радостная, а потому совершенно чужая. Я не был этим человеком и не хотел им быть. Черт с ним!

До боли сжав кусок зеркала и почувствовав, как оно до крови режет кожу на ладони, я поднял его вверх и направил в сторону тени. Воздух вокруг будто сжался, стало душно, затих ветер, а пространство словно сжалось. Темный силуэт вздрогнул, встретившись взглядом с отражением. Ледяной осколок в мгновение накалился, хотелось разжать хватку и выбросить его, но я держался, ощущая неприятное жжение. Если отпущу – ничего не выйдет, я проиграю себе же.

Гладкая поверхность дрогнула и растянулась, словно превратилась в вязкую субстанцию, тень без сопротивления коснулась ее рукой и сделала шаг вперед. Зеркало медленно поглощало ее, пока та не пропала из виду полностью. Я бросил взгляд на отражение: оно больше не улыбалось, румянец и неестественная жизнерадостность пропали, а моя зеркальная версия выглядела точно так же, как я. Вдруг – вспышка, глухой звук, будто внутри стекла что-то треснуло, и зеркальная тень тут же исчезла.

Решиться отпустить осколок не мог, продолжая сжимать его. Руку жгло так сильно, словно с ладони содрали всю кожу. Пытаясь понять, что только что произошло, я покосился в сторону Ксара. Тот впервые за время нашего знакомства выглядел впечатленным.

– Ну ты и сукин сын… – пробормотал он, подняв взгляд на меня. – Приручил собственную тень.

Я хмуро уставился на темный подостывший осколок. И чего пытался добиться этим действием? Просто не хотел возвращать эмоции. Во всяком случае не сейчас. После стольких лет привычной скучной жизни в дне сурка я бы не выдержал нахлынувшего потока. Хватило тех коротких секунд чувств, чтобы понять это. Я спрятал острый кусок в карман пальто.

– Ксар, а…

Я не договорил. Демон напрягся. Со стороны обочины, граничащей с некогда пышными полями чередой низкорослых кустов, послышался шорох и треск, а затем шаги. Тихие, шаркающие, много.

– Что за черт? – успел выдавить я, прежде чем демон выругался.

– Мы здесь не одни. Они учуяли тебя.

– Кто, твою мать? – Я крутился из стороны в сторону, стараясь рассмотреть хоть какое-то движение, но всюду было пусто. Зато шелест шагов приближался и, похоже, что-то пыталось окружить нас.

Ну и хрен с ним!

– Пробежимся? – вдруг спросил я, сам не веря своему предложению. – Или выносливости никакой? А?

Резко сорвавшись с места, услышал за спиной взрыв смеха. Ксар разразился хохотом, рваным, почти безумным, с нотками предвкушения. Он не отставал, бежал рядом, по дороге, грязи, через заросли, когда проселочная колея закончилась. Ветер приятно покалывал на лице, морозя щеки и кончик носа, мышцы были на пределе. Конечно, столько лет не бегать!

Когда-то давно, еще в университете, каким-то чудом меня выбрали в качестве одного из участников марафона. Может, потому что я не сильно сопротивлялся. Оказывается, в моем безэмоциональном состоянии были и плюсы. Просыпаясь каждое утро вымотавшимся, усталость от длительного бега уже не сильно ощущалась, да и от проигрыша разочарования бы не было. Пусть бег был далеко не любимым времяпрепровождением, ненадолго отвлечься от идиотского зацикленного сценария будней подкупало. Тогда я пробежал дистанцию, наверное, в сотне последних, получил какую-то несчастную бумажку за участие и не чувствовал ничего.

Сейчас жгло легкие, ныли нетренированные мышцы, а от ветра слезились глаза.

Позади погоня, что бы это ни было, оно преследовало и, похоже, нисколько не уставало. Я отчетливо слышал и рисовал в голове неприятные картинки, как десятки окоченевших почерневших голых ног бегут следом, как эти неведомые существа – тени ли, призраки? – нагнетающе шепчут и поскуливают.

– Не слушай их! – прокричал Ксар, не сбавляя темпа. – Они будут пытаться сломать тебя и не дать уйти.

– Да что это, мать его, вообще такое? – воскликнул я и тут же пожалел об этом: дыхание сбилось, и я чуть было не закашлялся.

– Цепные псы, они… – Демон же говорил так легко, словно отдыхал где-то на пляже, а не несся со всех ног по скользкой земле от каких-то тварей. – Они не должны позволить тебе забрать зеркало.

Времени на осмысление этой информации не было, я еле успевал шумно вдыхать воздух и перебирать ногами. Куда именно мы держали путь, не мог даже представить, в этих краях я бывал разве что… точно!

Впереди спасительным серым пятном показалась бетонная заброшка, не то старая электростанция, не то остатки завода. Помню, в детстве никто не решался зайти туда. Там всегда было слишком темно.

У сестры была большая компания друзей, и пока ей не исполнилось четырнадцать (что в глазах моей матери приравнивалось к «теперь мне с тобой может быть интересно, ты, вроде бы, уже обзавелась мозгами, и мы можем проводить время вместе»), меня молча кидали к ним, лишь бы не обременять себя лишней заботой. У сестры не было никакого выбора, кроме как просто игнорировать мое существование. Я тенью бродил где-то рядом с ее компанией, особо не высовываясь и лишний раз не мозоля глаза. Утыкался в старенький телефон и пытался отыскать сеть, а если не получалось – просто открывал заметки и писал короткие зарисовки.

Друзья сестры не раз уходили далеко от городка, бродили по засеянным угодьям, а потом разбегались от разъяренных фермеров в разные стороны. Наверное, именно так они (а потом и я, намертво приклеенный к сестре) отыскали эту полуразрушенную постройку. Она скрывалась за порослью густых кустов и раньше была огорожена таким же серым бетонным забором с колючей проволокой поверху. Сейчас, благо, забор развалился, его куски растаскали на свои нужды то ли фермеры, то ли жители ближайших городков.

Друзья сестры все порывались зайти внутрь, не сосчитать, сколько раз обходили территорию, но никак не могли решиться. Что с них взять? Все не старше тринадцати. Мне и того меньше было.

Но сейчас, похоже, настало время побороть детские страхи. Я перепрыгнул через низкий куст малины, цепляясь брюками за ветки, и нырнул в темную пасть заброшки. Верхние этажи давно разрушились, путь оставался только один – в подвал. Вся надежда была лишь на то, что там мы сможем затеряться в темноте и незаметно улизнуть назад. Или зря я, что ли, столько напрягал легкие бегом? Ксар молчаливым согласием одобрил мой план (или просто не хотел мешать тварям загнать меня в угол).

Я бросился по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Внизу – влажный воздух, пахло ржавчиной и пылью. Лампочка на стене на мгновение зажглась, но тут же потухла, отчего Ксар недовольно поморщился: