Раз

– Внуковы и сынова семьи в городах есть. А чё?

– Что же вы не с ними живете? Не в городе? Это же, простите, скажу, как есть, – убожество тут кругом: ни телефонов, ни магазинов. Как вы до поселка, вообще, добираетесь?

– Всё у нас есть – и теляфоны эти – у Нюрки сотик есть, и магазины есть – к нам автолавка ездит. До поселку летом лесопедами катаемся, зимой – на лыжах, а коль везти чего надо – «неотложка» выручает. Врачи к нам сами за картошкой то и дело шастают!

– Похоже, вы счастливый человек.

– Када ж жизнь в дяревне легкай была, отож в старости? Но мы плакаться не плачем – всё равное без толку, кому не плачь. Да и чё этот город? Я в Камышовке самый малой пострел, а в городе буду дед Пихто! Вот, Нюрке тока не говори, у меня тута аж девять баб! А у тебя есть засразу девять баб?

– Нет, – улыбнулся Валерий.

– Ну и кто ж из нас лох? – хлопнул его по плечу Ананч. – Ходи в дом.

«Гостиная» в избе Ананча представляла собой что-то среднее между складом инвентаря и краеведческим музеем. Сытый волк мирно дремал в углу. На вошедшего Валерия он поднял один глаз и закрыл его. Похоже, волку всё с Валерием Валерьевичем было ясно. Баба Нюра прихорошилась – крепдешиновое платье, забранные в прическу кудельки, гребешок в седых волосах. На столе, за каким она сидела, виднелись тарелки, два хрустальных бокала с пивом, свечи, невысокая кастрюлька, накрытая крышкой, – тут явно происходило свидание. Ананч взял четыре бутылки пива из рук Валерия, радостно показал их своей невесте и полез убирать хмельное в погреб.

– Извините, что помешал, – сказал Валерий бабе Нюре. – Я скоро уйду… У меня к вам вопрос. Даже не знаю, как сказать. Мне, похоже, ведьма нужна. Ну или хоть кто-то на нее похожая, не то Анастасия Борисовна не успокоится. У нее детская травма – паук ее в шесть лет напугал. Она считала, что он залез в нее. А сегодня из леса прибежала и орет, что паук забрался в нашу дочь, что она его вытошнила, а он в какое-то дупло залез… Понимаю, что бред…

– Какой ж тута бред? – удивила его баба Нюра. – Эт хорошо, что паука в Настеньке боле нету – у ее всё на лад теперича пойдет. Послушай… Ты это… Наказ мой слухай, да не смей не сполнить! – мы тута люди бывалые. Ты ходи до протоки, там полыни нарви, побольшей нарви. Обкидай всё в доме полынью – и жди.

– Что мне ждать?

– Того. Обещать ничё не сообещаю, но… А вдруг?

– А ведьма?

– Кака така ведьма, милок? Ведьм нет – так по телевизору сказали.

– При СССР, наверно, еще сказали, – вздохнул Валерий. – Сейчас по телевизору говорят, что ведьмы есть. Белые и черные. Зеленые уж точно…

– Вот и не смотри телевизоры эти…

Когда за Валерий ушел, Ананч спросил бабу Нюру:

– Чё, думашь? Сурвет полыни?

– Кака разница? Не в полыни же суть, а чтобы не шарился тута и нам не мешался.

– Любопытствую просто… Кабы не тронулся он в Камышовке у нас своим умишкою… Парень-то ничё – волк в нем злого не увидал.

– Ладно, давай к столу, – сказала баба Нюра, а когда он сел, достала из кастрюльки скрученного из соломы пупса. – Кровью хорошо сюды путь из лесу прокапал?

– Крольчьей…

– Самое оное…

И баба Нюра что-то зашептала при свечах, иногда выдирая из пупса соломинки.

*

Вика очень много плакала – и не за себя она боялась в страшной темноте – за маму-Настю, которая была красивая и большая, но ее глупышка, ведь она, в отличие от Вики, не кончила МГУ. Мама опять дел наделает! Как бы спасти ее от феи Маши?

Вика мало что могла сделать – эх, судьба-злодейка! – только плакать и просить Машу не обижать ее маму. Она рассказывала Маше, какая ее мама хорошая: что они вместе разглядывают картинки и читают по слогам сказки, учат буквы и пишут диктанты, загибают пальчики и учат цифры, – и что у мамы это круто получается и что мама изо всех сил старается не отставать от Вики. Вредная Маша ей не отвечала. Нет, Вика никогда не поймет взрослых и фей тоже! Чего им этим феям еще надо? У них же есть волшебная палочка и миллион долларов! Видимо норковая шуба это как стать круто! – раз норковых шуб ее нет даже у фей.

Потом Вика, устав говорить и плакать, просто лежала на кровати, иногда всхлипывая. Так она провела целую вечность (ну два часа-то точно!). А потом вдруг появилась Маша – непохожая на себя – испуганная маленькая кукла, которая прижималась к большой шестилетней Вике.

– Спаси меня от него! – жалобно прошептала Маша. – Пожалуйста!

– От кого? Маша? – строго спросила Вика. – Ты опять меня обманываешь?

– Нет. Вверх посмотри…

– Тогда включи свет.

Маша зажгла волшебной палочкой свечу, и Вика подняла лицо к потолку – после чего взвизгнула и в ужасе накрылась с головой одеялом – на потоке сидел страшный черный паук размером с тарелку. Маша проворно заползла к ней в укрытие.

– Маша, кто это? – спросила под одеялом Вика.

– Паразит. Нам про таких в школе терминала С рассказывали. Это не паук – это зло, оно просто притворяется пауком. Оно жило в твоей маме, но, когда я ужалила ее волшебной палочкой, оно из нее вылезло и заползло в нас. Оно хочет меня съесть. Ты ему пока не по зубам, а я маленькая – меня он может съесть и охотится за мной.

– А зачем мне тебя спасать, Маша? Если тебя не будет, я снова стану Викой.

– Это да. Но он будет жить в тебе и жрать уже тебя. Смотри – как в твоей маме раскормился!

– А твоя волшебная палочка?

– Она против него не канает… Спаси меня, а? Пожалуйста…

– Ладно, Маша. Пусть ты и плохая девочка, но я – хорошая. Я тебя не дам пауку, – обняла ее, как куклу, Вика и накрыла своим плечом. – Что нам делать?

– Сидеть под одеялом, конечно.

– Долго?

– Тысячу лет…

Вика задумалась. Тысячу лет не видеть маму – это не круто, как стать не круто! – эх, судьба-злодейка. Она выглянула из-под одеяла – черное страшилище пускало нити паутины, сооружая гнездо, опутывая кровать, как кокон. Вика в страхе спряталась назад под одеяло и заплакала. Маша тоже плакала, горестно и тихо – чтобы паук ее не услышал. Но он услышал – Вика чувствовала, как паутинки монстра шарят по кровати в поисках лазейки.

Но внезапно загрохотало, зашумело, заревели моторы, вернее, моторчики, как в детских машинках. Что-то мелкое и многочисленное забегало, заездило, запрыгало; раздались автоматные очереди и взрывы, если так это можно было назвать, – стреляли будто тоже из игрушечных орудий. Среди этого грохотания двое негромко перекрикивались тонкими голосами. Лежащая под одеялом Вика слышала:

– Заходи справа, Ананыч! Все в атаку, остальные за мной! Пли! Так его, молодцы! Пли! Пли!

– Фёдырыч, лови гада! Не мазни, курилка старая.

– Закрой язык, пехота, а то трусы твои видно! Пли! Пли!

Вика робко высунула голову из-под одеяла – вот это круто! Даже круче, чем чертик Егорушка! По потолку бегали игрушечные солдатики, преследуя паука и стреляя в него из автоматиков, а Вика наблюдала за боем через полупрозрачный полог из паутины. Еще вверху ездили два, хоть и игрушечных, но вполне солидных танка, какие таранили паука и палили в него дымом с конфетти, как из хлопушек на Новый Год. Всё вокруг уже было засыпано конфетти! Круто! Конфетти – это праздник. Конфетти – это не страшно.

Увидав Вику, паук-паразит сделал хитрый маневр – он прыгнул на полог из паутины и со всех своих ног ринулся к девочке, но храбрые солдатики накидывались на него целыми дивизиями – так паук и свалился перед Викой – как ком из зеленых человечков, и какого торчали восемь мерзких мохнатых лап.

– Вика! – раздался голос сверху. Из танка, стоявшего на потолке, высунулась вниз маленькая голова в шлеме. – Помогай! Рви ему ноги! Давай! Не бойся! Давай же!

Вика боялась пауков, тем более таких больших, черных и страшных. Но то ли из-за конфетти, то ли потому что Вика была правнучкой армейского полковника, она не колеблясь, смело оборвала пауку лапы – и они по отдельности так забавно задергались, что Вика озорно засмеялась. Тут же исчезли завесы из паутины, паук и его дрыгающиеся лапки.

– Иду к прыжку! Поо-береги сапоги на голове! – раздалось сверху.

Один из двух танков оторвался от потолка, но не рухнул вниз, а виртуозно перевернувшись в воздухе, приземлился на парашюте рядом с Викой.

– Ананыч?! – прокричало из него. – Доложи потери!

– Гибели человеческих жертв нет! – ответило из верхнего танка. – Потери техники нет! Гибели пластмассово-десантных составов нет!

– Ай да дебилы, ай да молодцы! Ананыч, уводи ребят! Победа, братцы, победа! У-раа!

Танк на потолке дал прощальный салют из конфетти. Солдатики прокричали «ура» стройным хором, как на параде, после чего все они исчезли. Но остался танк на кровати, из люка какого выбрался человечек в хаки.

– Круто! – сказала ему Вика.

– Я тащусь! – поддержала ее вылезающая из-под одеяла Маша.

– Советская Армия маленьких девочек в обиду не даст! – ответил человечек. – Разберется с кем угодно и накажет кого попало! Ты уж прости, Викусь, что задержался. Заигрался много мало в танковый биатлон с Ананием Ананьевичем! Чё нам еще в Раю делать, как не в войнушки играть?

– Ты мой прадедушка! Федор Федорович!

– Своей к вашим услугам персоной!

– А почему ты такой маленький?

– Это поправить – поправимо! Форма одежды – без танка!

Через секунду на краю кровати, рядом с Викой, сидел седой полковник в парадном мундире с медалями и орденами.

– Прадеда! – обняла его Вика. – Ты снова взял да и забрал мой страх!

– На этот раз ты сама свой страх смехом припаучила. Я же только мало много помог… Маша, – посмотрел Федор Федорович на «фею», – пора тебе из Вики в бессрочное увольнение. Это не обсуждается! Твое место здесь не тут! Если сама не уйдешь, то я автоматическую палочку калибра 7,62 как возьму: раз, два, три, – и тебя нет!

«Фея-Маша» грязно ругнулась с досады.

– Ты чего материшься, как маленькая?! – возмутился прадед Вики. – Тебе же этим ртом Родину-мать потом любить!! – потряс он пальцем.

– Не хочу в Ад! И в школу Терминала С тоже!

– Глянь на себя! В школу не ходишь – человеком не вырастешь! Как кукла уж ростом высоты стала! До пупсика хочешь дорасти?! А будешь выражаться – всё равно умнее стать не выйдет, зато морщины пойдут, если не без зубов, как я!

Маша молчала с насупленным лицом.

– Почему все тащатся от Вики, а меня никто не любит! Почему так?

– Как никто? А я Виталия Ивановича с собой припассажирил.

Рядом с кроватью возник усатый мужчина в недорогом костюме и с плоской кепкой на голове.

– Папа! – обрадовалась Маша, и он взял ее, маленькую, как куколка, на руки.

– Да, Машка, я как бы умер – срок как бы пришел. И мама твоя тоже как бы представилась. Ну… она как бы в Ад пошла… Так что давай, Машка, не шали и как бы пошли-ка в Рай. Если, конечно, Вика тебя как бы простит.

– Я прощаю! – радостно ответила Вика. – Пока-пока, фея Маша.

– Ну как бы тогда мы пошли, – сказал Виталий Иванович. – Простите как бы нас еще раз… Всё поправим мы как бы. За то не волнуйтесь.

– Стой, папочка, – остановила его Маша. – Я лучше в Ад, к маме – ей там плохо. Нам показывали Ад в Терминале С – там страшно, там Дьявол и Люцифер! А ее никто не обнимет в Аду, кроме меня.

– Хорошая ты всё же девочка, Маша, – растроганно проговорил Федор Федорович и утер слезу. – Вот до чего народ демократы эти довели!

– Эээ… – протянул Виталий Иванович. – Обманул я тебя как бы, Маша. Галя, мама твоя, в автобусе нас ждет – побоялась как бы к тебе так сразу явиться. Норковая шуба ей уж давно не нужна. Мы все вместе будем в Терминале С встречаться – ты в школу ходить, а в свободное время как бы с нами учиться. Никаких парков развлечений – ты наказана! Мама атлас мира как бы взяла, а я тебя на снегоходе по тайге в Терминале В покатаю…

– Зыыка!

Скоро Виталий Иванович и Маша ушли, а Федор Федорович стал укладывать Вику спать.

– Расскажи мне сказку, прадеда, – попросила Вика, – про Золушку.

– Приказ есть выполнить! – отдал он ей честь. – Ну, слушай… жила, значит, была Золушка в женском батальоне. Всем хорош боец! – хотя новобранец. Тумбочка чистая, на одеяле – ни складочки, пуговицы пришиты, как стоп кран – намертво! Особенно была она спец по уборке кухни и немного на армейском складе. Злая либералка-прапорщица…

*

Валерий пять раз ходил за полынью до протоки и обратно – возвращался с охапками больше памятного венка и снова шел к обмелевшей реке. И не потому, что так велела сделать баба Нюра: в колдовство он по-прежнему не верил и уж смирился с тем, что Вике двадцать. Ходил, потому что бездеятельности не любил.

Когда всё в избе было завалено ароматной полынью, он взял бутылку пива из холодильника, пивную кружку и устроился на лавке, – размышлял о своей жизни, пил пиво – так и заснул…

…Утром двор перед избой наполнился голосами. Валерий впустил в «гостиную» Бориса Федоровича, отца Анастасии, Юлию Федоровну, ее элегантную мать, которая носила широкополую шляпу и обмахивалась веером, а также владельца дома, Игоря. Незнакомцы подумали бы, что Валерий и Игорь братья, если не родные, так двоюродные уж точно. «Брат Валерий» по-прежнему был в классических брюках и застегнутой на все пуговицы белой рубашке, «брат Игорь» – в джинсах и расстегнутой клетчатой рубашке поверх футболки. Борис Федорович, сам того не зная, оделся как экстрасенс Аристарх Назарий: яркая тенниска, светлые штаны, туфли годные для тусовки в гольф-клубе. Поправляя на переносице почти прозрачные очки, Борис Федорович озадаченно огляделся: на полу стога полыни и батарея пустых пивных бутылок в «прихожей».

– Ты что, всё мое пиво выдул? – ошалело спросил Игорь, открывая холодильник.

– Как стать! – весело ответил Валерий на Викином языке.

– Где моя Настенька? – спросила Юлия Федоровна. – Нам передали, что она с ума сошла и сердца режет…

– И Вика где? – строго спросил Борис Федорович.

– Барышни спят. Подождите, – остановил он отца Анастасии, когда тот пошел к спальне Вики. – Вы только не удивляйтесь, но Вике сейчас двадцать. Это там точно Вика спит – у нее «пальчик-пенёк» и «секретная родинка»…

Борис Федорович резко высвободился и без стука открыл дверь в Викину спальню. Шестилетняя девочка лежала в разобранной постели, накрывшись одеялом по подбородок и шаловливо улыбаясь.

– Бабушка, дедушка! – обрадовалась она и подскочила на кровати, ойкнув, придерживая штаны, точнее, шортики Анастасии, какие теперь ей стали неимоверно велики. Кроме того, велики стали и футболка, и бюстгальтер под ней, и трусики под шортиками.

– Вы что тут делали ребенком?! – одновременно вскрикнули дедушка и бабушка Вики.

– Деда Боря, – радостно вещала Вика, когда «деда Боря» взял ее на руки, – я ходила за грибами, встретила фею, и она мне дала миллион долларов! Круто, да?! А еще она меня заколдовала в себя и сделала большой! А потом посадила меня в клетку, но чертик Егорушка меня разбудил! Егорушка – даже круче, чем котенок. А потом пришел страшный паук. Паук раньше в маме жил. Паук хотел съесть фею Машу и меня! А потом пришел прадеда Федор Федорович на танках с конфетти и пластмассово-десантными войсками. Было круто как стать! А потом мне прадеда сказку про Золушку говорил, как ее обижала прапорщица, но фея-замполит дала ей путевку в жизнь: мундир, погоны и БТР с зампотехом. А еще на складе выдали кирзовые сапоги. Золушка начистила сапоги, пришила свежий подворотничок и поехала на бал-парад, на Красную площадь, – и там ее увидел сам товарищ Сталин! Происки американских шпионов мешали Золушке и товарищу Сталину вместе любить Родину-мать! Еще прапорщица-либералка помогала капиталистам-империалистам и воровала портянки с боеприпасами. Эх, судьба-злодейка! – всё казалось уж пропало! – но на внеочередных выборах победили коммунисты и красный террор взвил свое гордое знамя над мракобесием рыночной экономики, демократии и голубыми! Круто, да?!

– Иных слов нет, – хмуро ответил Борис Федорович. Юлия Федоровна натурально стояла с открытым красным ртом.

В это время из своей спальни вышла помятая и растрепанная Анастасия. Одной рукой она держалась за голову.

– Дочь, ты неправильно воспитываешь дочь, – строго проговорила Юлия Федоровна. – У нас будет серьезный разговор!

Мрачно глянув, Анастасия показала ей средний палец и, пока ее мать возмущенно охала, забрала Вику из рук отца, крепко поцеловала дочку и прижала ее к себе.

– Валера, это она? – спросила Анастасия. – Не Маша?

– Фея Маша, мамочка, – ответила Вика, – уехала на автобусе в Рай под названием «Терминал С». Она больше не будет. Она стала хорошей – я знаю, я ее спрашивала. Я ведь люблю до истины докопаться.

– Это она.

– Что тут, в конце концов, происходит?! – повысил голос Борис Федорович. – Я надпись «Дурдом» при въезде в эту Камышовку пропустил?

– Валера, увези меня и Вику отсюда в аэропорт, – потребовала Анастасия. – Немедленно! Видеть больше не могу ни Камышовок, ни своих предков.

– Настя… – подал голос Игорь.

– А да… Игорь… Поговорим в Москве… Сейчас я без сил – что-то голова гудит… Полынь еще эта воняет… Кто ее столько сюда притащил? Сенокос случился?

– По дороге расскажу про полынь, – вздохнул Валерий.

– Настя, я отвезу тебя и Вику, – сказал Игорь.

– Нет. Вчера надо было приехать, чтобы сегодня везти меня в аэропорт. Валера?

– Я готов, – взял он галстук, смартфон и свою сумку-планшет. – Машина за углом.

Анастасия же быстро взяла рюкзачок Вики, положила пару ее и своих вещей в свою дамскую сумку.

– Никуда вы не поедете! – сказал Борис Федорович. – Мне нужны объяснения!

– А что объяснять? Я и Вика чудесно провели время в этой деревне, всех вас разыграли, а сейчас нам пора в Москву. Ах да, Валера, достань, пожалуйста, миллион долларов из печки.

Валерий, хмыкнув, полез рукой в камеру печи и достал лукошко – полное красных мухоморов!

– Объяснения излишни, – заключил Борис Федорович. – Наркоманы. Как Аристарх Назарий и говорил.

Настя, не отвечая, пошла к выходу, унося Вику, всё еще одетую в большие ей вещи. Игорь через миг пошел вслед за Анастасией и Валерием.

– Пока-пока, – помахала Вика оставшимся в доме родителям Анастасии.

– И что думаешь? – еще раз огляделся Борис Федорович. – Арахнофобия у нее опять разыгралась?! Не было же никогда никакого паука на той веранде!

– Думаю, наша дочь, Боря, – вздохнула Юлия Федоровна, – просто-напросто бухает…

*

– Настя, – шел Игорь рядом с Анастасией по дороге между безлюдными избами и говорил, – нельзя же так! Меня всего два дня не было!

– Игорь, я тебя не бросаю… Но я и Камышовка, да и любая другая лесная деревня, – это не для меня. Счастлив ты со мной не будешь. Найди женщину, которая разделит с тобой твою страсть… А я в цивилизацию хочу. Немедленно хочу! Бетон буду обнимать, а асфальт – целовать! И дышать полной грудью на загазованных пробками автострадах! Наверно, я мутант. Эволюция, знаешь ли, не дремлет…

Игорь остановился. Сделав еще пару шагов, Анастасия оглянулась.

– И знаешь что, Игорь, – задумчиво проговорила она, – когда электричество мигает, ты в лес не ходи. Поверь мне, не ходи…

– Пока-пока, дядя Игорь, – весело помахала ему Вика – как все шестилетние дети она легко прощалась со всеми-всеми, лишь бы мама и папа были рядом.

Игорь пошел назад к дому.

Автомобилем Валерия оказался серебристый кроссовер – тот «паркетник», какой он купил три года назад.

– Не сменил тачку? – улыбнулась Анастасия.

– Зачем ее менять? Хорошая проходимость, безопасность и комфорт. Широкое заднее сиденье. Семейный автомобиль… И я привык к нему, что ли.

– Валера, мне не привиделось всё вчера? – спросила Анастасия, забираясь внутрь машины.

– Вика, расскажи маме сказку про Золушку.

– Жила-была Золушка в женском батальоне, спец на кухне с чистой тумбочкой. Злая прапорщица…

– Стой машина! – раздался окрик, когда автомобиль уж было тронулся – к нему шел дед Ананч и нес что-то в руках. Серый волк трусил рядом.

– Нюрка вам это наказала дать. Как талисману! Всех пауков распужает!

Дед протягивал маленькое лукошко для земляники, в каком пищал чернявенький котенок с желтыми глазами, – страшненький ух как стать!

– Егорушка! – обрадовалась Вика. – Мама, давай возьмем Егорушку в Москву!

– Но… как мы его на самолет возьмем? Тогда на поезде… Ой, – скривилась Анастасия, – чух-чух я сейчас не вынесу… Голова что-то раскалывается и, вообще, я ненавижу поезда.

– Поехали на машине до Москвы, – предложил Валерий. – По пути позавтракать надо, одежду Вике купить и мне рубашку, я бы еще душ принял… Долгая будет поездка, зато не без пробок – подышишь цивилизацией вволю…

– Поехали, с котенком вместе поехали… Я без сил, я на всё согласная…

– Победа, братцы, победа! – вскричала Вика, принимая через окно лукошко. – У-раааа!

– Она – правнучка армейского полковника, – пояснила Ананчу Анастасия.

Распрощавшись с дедом, они наконец отправились в путь. Серебристый кроссовер ехал в поселок по грунтовой дороге через лес. Вика что-то без умолку болтала и гладила Егорушку, Анастасия, полулежа, как на лавке, на заднем сиденье, ее обнимала, перебирала ее русые волосы и иногда ее целовала. За окном машины монотонно мелькали лиственные и хвойные кроны деревьев.

– Валер? – спросила Анастасия. – Что там у вас в Москве опять случилось? Коммунисты к власти, что ли, на внеочередных выборах пришли?

– А без разницы, – ответил он. – Я вчера решил, что скоро продам свои компании. Например, Игорю твоему продам. Уверен, он мне пиво не простит и деньги найдет.

– …Да? И чем будешь заниматься?

– Найду, но точно в певцы не пойду. К родителям для начала в село съезжу, проведать хочу, глянуть, как там всё…

– И ты туда же… в Камышовки эти ваши. У вас там электричество мигает?

– Там не мигает. Не то я мигнулся бы умом еще в детстве, а не в тридцать три.

– Так хочешь знать, какая у меня была яркая мечта?

– Да.

– Честно?

– Да.

– Честно-честно?

– Настя!

– Ну… Я с детства хотела очутиться в сказке – пережить что-нибудь по-настоящему невозможное, – и вот… Теперь я знаю, что не зря этого невозможного нет.

– Мам, – зашептала Вика на ухо Анастасии, – когда фея Маша уходила, я попросила ее сделать так, чтобы ты опять любила папу. Она пообещала тебя заколдовать, но за миллион долларов. Ты что-то получаешь и что-то теряешь, – это закон волшебной палочки. Ну, ты что мне на это скажешь, а? Папа тебя ачуровавал или Маша меня опять обманула?

– Ачуровавал, дочка… Ох, как он меня вчера водицей успокоительной ачуровавал. До сих пор в себя прийти не могу…

– Круто! Это круто как есть и как стать!

Валерий в это время расстегнул пуговицу воротника рубашки.

P. S.

Егорушка оказался кошкой.