Дневник свадебной феи

Мы заказали проект двухэтажного дома в архитектурной фирме: его сметная стоимость была около десяти тысяч долларов (1992 год). Именно в этот момент началась приватизация жилого фонда, возникло право собственности и продажи. Продав свою заработанную «потом и кровью» двухкомнатную квартиру, мы были несказанно счастливы: денег должно было хватить на нашу мечту.

Наш коттедж во Всеволожске

Первой проблемой на этом пути оказалось приобретение участка. Земля ещё не оформлялась в собственность, а все другие способы её покупки допускали возможность обмана. Вот и нас не миновала сия чаша: в течение одного сезона мы покупали участок три (!) раза, и каждый раз он оказывался не нашим.

Приезжаешь, бывало, на облюбованный кусочек земли, расчистишь его, засучив рукава, сделаешь необходимые замеры, начертишь план, потом привезёшь архитекторов, которые сделают привязку проекта к местности, помечтаешь у костра с друзьями, придумывая ландшафтный дизайн. А через неделю, смотришь, чей-то экскаватор уже копает здесь котлован, а рядом лежат чьи-то строительные блоки. И новый хозяин со своими друзьями уже сидит у нашего мангала. Просто нам продали один и тот же участок. И так три раза подряд! Как в сказке. Мы были молоды и неопытны в таких делах.

Но всё же эту проблему мы преодолели, и к весне 1993 года у нас, наконец, действительно появился свой участок. Некое деревянное строение, уже разрушенное, но имеющее официальный адрес, дало нам спасительную возможность документального оформления. Во всяком случае, это была уже законная купля-продажа.

Всю предыдущую зиму мы усиленно готовились к началу строительства: всей семьёй, включая Мишку, мы зарабатывали деньги на ремонте старого сгнившего дома в Бернгардовке, взяв в подмогу ещё одну семью – наших приятелей. Мужчины перестилали полы, таскали брёвна, доски. Мы с подругой занимались покраской и обоями, а трёхлетний Мишка носил дрова и топил печку. Работы хватало всем. Однажды, в одном из таких заброшенных домов, Мишку привлекла таинственная тумбочка. Он с интересом заглянул в неё, но тут же разочарованно закрыл дверцу. А на мой вопрос ответил: «Да там какая-то неприятность лежит».

Затем был ремонт ещё одного дома, и ещё одного… И в холод, и в жару мы выполняли любые работы, учились по ходу дела, часто проявляя недюжинную выдержку и настойчивость. Помню, как-то раз морозной и снежной зимой, когда мы красили двери и окна в заснеженном дачном доме, вдруг вырубилось электричество. И пришлось мне докрашивать рамы, держа во второй руке свечку. А Мишке – усиленно топить печку с фонариком.

Сын в четыре года уже умело забивал гвозди и складывал из кирпичей экзотические сооружения. Кстати, доставкой кирпича для печек и каминов приходилось заниматься мне. И разгружали мы его все вместе.

Вообще, стройматериалы в то время тоже были в дефиците, и масса времени уходила на их поиски. Их нужно было не просто купить, а «достать». Это волшебное слово: «достать»!

А потом, я помню, мы таскали на себе все эти ящики и коробки с гвоздями, петлями, скобами, шурупами, ручками и замками. Не считаясь со своею спиною, я брала на себя любую нагрузку, какую только могла вынести. К счастью, у нас появился первый «крылатый» «Запорожец». И нагружали мы его беспощадно, как и свои спины.

И вот к весне 1993 года всё было готово для старта: началась «великая стройка века».

Сначала всё шло как будто по плану: фундамент был благополучно заложен в апреле. В июне прямо на глазах начали расти кирпичные стены. Работы велись под мудрым руководством опытного прораба Саши из Литвы: он знал все новейшие европейские технологии. Ни что не предвещало беды.

По расчётам, строительство дома должно было завершиться за год-полтора. Наша дружная семья, отказывая себе во всём, ничего не покупая, никуда не выезжая, работала чуть ли не круглосуточно на этой стройке вместе со строителями. С моих рук слезала кожа, а позвоночник рвался на куски после уборки строительного мусора и разработки земли. На тот момент достижение заветной цели, казалось, было так близко. Этот оптимизм нам дорого обошёлся. Мы получили большой нервный срыв и удар по здоровью. Государство готовило всем большой сюрприз: страна впервые столкнулась со взрывным ростом цен.

Вдруг началось нечто невообразимое: не смерч, не ураган, не наводнение… Но такое, чего мы тогда и представить не могли. Мир сошёл с ума: цены, которые были стабильными на протяжении десятилетий, цены, которые я знала наизусть, вдруг начали стремительно меняться. Стоимость стройматериалов с каждой неделей удваивалась. Мы хватались за головы. Но это «стихийное бедствие» неумолимо разрасталось в глобальный финансовый кризис.

Это был именно тот год, когда за одно лето 1993 года, без шуток, цены выросли в 5–10 раз! Никто не мог предвидеть такого «обвала», это была первая подобная инфляция на моём веку. Мы, как ошпаренные, пытались запастись исчезающими стройматериалами: народ сгребал с прилавков магазинов всё подряд. У нас на стройке шла просто бешеная гонка: кто быстрее – рост цен или рост стен?! Надежда умирает последней: мы решили не сдаваться.

В сентябре, под проливными дождями, наконец-то, была закончена крыша. Я собрала нашу бригаду за большим домашним столом, мы торжественно подняли бокалы за новую крышу с тостом: «Чтоб не поехала», и на этом все наши силы и средства закончились…

Витя успел запастись трубами для отопления и водопровода, утеплителем для крыши и станком для производства рам и дверей. Оконные и дверные проёмы были заколочены на зиму. И стройка остановилась. Приближался пугающий период застоя.

Несмотря на возникшие проблемы с деньгами, мы решили ещё поднапрячься и заработать денег на доделку. Хотя после такого напряженного лета сил почти не оставалось, мы снова дружно взялись за ремонтные работы и восстановление старых домов, заодно помогая их хозяевам с обменами и продажами – полный комплекс услуг. Витя достиг такого профессионализма в этом непростом деле, что спокойно мог по заказу построить любую дачу, у него развились неплохие организаторские и архитектурные способности.

Как раз тогда стали появляться агентства по недвижимости, мы стояли у истоков этой новой отрасли. Опыта у нас было уже немало. Поэтому меня с удовольствием взяли агентом в «Адвекс», где я с ходу включилась в работу. Деньги я стала зарабатывать приличные, но и инфляция не хотела ждать, стремительно бежала вперед, обгоняя нас.

Этот год стал знаменательным по количеству стрессов. Сколько головных болей и сердечных приступов он нам доставил! Но чему быть, того не миновать. Оставалось только терпеть и преодолевать обстоятельства, сжав зубы, оставаться твёрдой в своих решениях. Именно тогда я научилась улыбаться и держать форму, несмотря ни на что.

Порой становилось невыносимо тяжело, и тогда я старалась взглянуть на всё как бы со стороны, увидеть смешное, забавное в каждой ситуации. Без чувства юмора было бы просто не выжить. Что эти трудности! Миру интересен лишь твой успех.

Именно в 1993 году я снова занялась творчеством, но уже на совершенно ином уровне. Стихи приходили ко мне, как будто невзначай, во время однообразной физической работы. Я записывала их на клочках бумаги, рассовывая по карманам. Потом сама удивлялась тому, что получилось: перечитывая их, словно разгадку секретного шифра.

На фоне жизненного кризиса я поняла, что ничего нет на свете важнее, чем эти духовные озарения и взлёты. Ведь в собственном воображении мне открылся новый источник энергии!

Жилищная проблема перестала казаться неподъёмной, когда у меня появилась отдушина. Есть такое понятие – «катарсис», означающее снятие эмоционального напряжения в деятельности воображения. В искусстве происходит очищение от сильных эмоций, путём переплавления их в творчество, в произведения искусства. В тридцать лет я открыла для себя новый способ самоисцеления: творчество.

Именно в этот период моё мировоззрение начало сильно меняться. Я поняла одну истину: мало построить красивый дом! Надо наполнить его содержанием и смыслом, а не только мебелью. Мне вдруг захотелось организовать в этом доме увлекательную, насыщенную жизнь, свой особенный распорядок. Я мечтала щедро устраивать праздники и литературные вечера в гостиной у камина, музыкальные встречи у рояля.

Весь дом, собственно, и состоял из одной гостиной размером в 70 кв. м, которая была полукруглой формы, а высота её достигала 6 метров; половина гостиной была выполнена из стекла, а остальной интерьер составляли внутренние балконы с причудливо изогнутой лестницей, ведущей на второй этаж, где располагались две спальни. Проект мы придумывали сами, а архитекторы только слегка подкорректировали его.

Ещё у меня появилась мечта создать эстрадно-театральную студию в нашем Доме культуры и организовывать там блистательные шоу-программы, чтобы дать людям возможность хоть иногда порадоваться жизни и отдохнуть от своих забот.

В то время я была активной участницей всех мероприятий в нашем Всеволожском ДК, и даже играла в Народном театре.

Зима стала подходить к концу. Мы готовились к продолжению строительства. Я всё ещё верила, что смогу сдвинуть любое дело с мёртвой точки. Но тут стало сильно подводить здоровье: резкое обострение остеохондроза после каждой нагрузки на работе тут же вызывало и сердечный приступ – ничего удивительного: старая травма давала о себе знать. К тому же мне пришлось сделать серию операций на носовых пазухах. У меня развилась аллергическая реакция на строительную пыль и химикаты.

Перечитывая сохранившийся дневник, который тогда вела, я ужасаюсь, сколько физических мучений пережила. Злой рок преследовал меня неотступно. Именно тогда я впервые узнала о законе кармы (механизме причинно-следственных связей). Возможно, всё это являлось искуплением каких-то ошибок в прошлом. А возможно, я просто отклонилась от своего истинного пути и тратила себя не на то, что было суждено? Как знать… Но это отразилось и на темпах строительства: муж не мог полноценно работать в одиночку – мы привыкли быть в одной связке.

Спасала меня музыка и медитация. Я молила помощи у Космоса… И дикая боль в спине отступала, а высокая температура снижалась. Исцеление музыкой показалось мне Знаком Судьбы.

Витя сильно изменился за этот год, это видно даже по фотографиям: повзрослел, отпустил бороду. Время, заботы и невзгоды делали своё дело… Его терпение поражало всех: он очень дипломатично решал самые острые проблемы и мужественно выдерживал все удары Судьбы. А она часто ставила нас в тупиковые ситуации, когда обманывали даже близкие друзья и крепко подводили партнёры по бизнесу.

Миша взрослел на глазах, ему пришлось разделить с нами все тяготы и невзгоды. Он всё это время пытался быть главнокомандующим в семье, его сообразительность и рассудительность в 4–5 лет удивляла даже наших коллег. Судя по сохранившимся альбомам, он хорошо рисовал сложную технику со множеством деталей, сам конструировал, «как папа», разные сооружения и всем вокруг давал советы. На стройке он постоянно задавал рабочим вопросы, требуя обоснования тех или иных действий. И вопросы эти не были совсем детскими.

И вот долгожданная весна пришла. Мы снова собрали бригаду рабочих и сами впряглись в работу на стройке. Я с воодушевлением занялась весенней расчисткой участка, целыми днями сжигая строительный мусор и горы еловых шишек. Витя начал завозить материалы. И работа закипела снова! Шёл ещё один суровый, 1994 год…

От нашей квартиры в районе Котово Поле до стройки было минут сорок ходьбы: топать приходилось по грязи, да ещё с ребёнком. Такие неоправданные траты энергии не входили в мои планы, и я упростила задачу, найдя временное жильё в двух шагах от нашей стройки. Тем более что квартиру, снятую на один год, по договору пора было освобождать. Мы надеялись, что этот, четвёртый переезд, будет последним, по крайней мере, в этом столетии.

Переехали мы в дачный домик, пустовавший на соседском участке. Теперь наша родная стройка была прямо под окном. Какое это было живописное место – как с картины Шишкина: корабельные сосны, пушистые ёлочки, старинные изгороди. И наш красавец-коттедж тут же, рядом. Перед его полукруглой стеклянной стеной лучами расходились свежие клубничные грядки, которыми я с упоением занималась каждый день. В уголках расчищенной территории уже тянулась к солнышку юная сирень, бережно выкопанная мною на соседних пустырях. Я старательно сажала цветочные клумбы, всё время боролась с сорняками и строительным мусором, который прибывал ежедневно. Очень хотелось, как можно скорее, благоустроить теперь уже родную территорию.

Мой отец в мае 1994-го впервые приехал во Всеволожск. Он не одобрял наших диких перегрузок работой и стремления к независимости любой ценой. Будучи человеком очень осторожным, отец привык жить скромно, неприметно, и меня учил сдержанности и послушанию, а тут – дети «размахнулись» аж на целый коттедж. Но всё же, видно, любопытство одержало верх, и он приехал к нам.

Увидев наше добротное строение, отец пришёл в восхищение, его строгое сердце оттаяло. Он был чувствителен к красоте и загородному воздуху, да и сам был бы рад жить на природе. Отец даже изъявил желание помочь нам: ведь он так много умеет делать руками. Наконец-то, у него будет возможность всё это применить с пользой для дела. Вот только сначала поправится: ведь у него уже целый месяц держалась повышенная температура и её было ничем не сбить. Врачи не могли определить причину.

Отец так хотел приехать туда вновь. Но это было уже не суждено… Восемь месяцев он боролся с недугом, а болезнь всё прогрессировала, и наши доблестные врачи не знали, чем он болен, и как это лечить.

В доме закончили внутреннюю штукатурку, залили бетоном полы, привели в порядок подвал. Монтаж отопительной системы был успешно завершён. На установленном в подвале станке изготовили деревянные оконные рамы и наружную дверь. И на этом средства закончились вновь! Витя разводил руками, мол, он ничего не может сделать. Мы оказались в тупике. Благодаря бешеной инфляции, которая обрушилась на нашу страну в те непонятные «лихие 90-е», наша стройка остановилась где-то на середине пути.

Конечно, среди голого бетона жить было нельзя, но надо было где-то жить. И… Витя начал залезать в долги, надеясь, что осталось уже совсем немного. Ведь была ещё середина лета. Он хотел во что бы то ни стало к зиме переехать в свой дом.

Мы надеялись, что сможем отделать хотя бы одну комнату, где можно было бы пережить зиму. Но, будучи в некоторой растерянности, Витя почему-то решил строить большое бетонное крыльцо, затем отмостку и водосточные трубы, которые, несомненно, были необходимы, но мало что изменили. Он не знал, за что хвататься: всё так стремительно менялось, а средства так быстро таяли.

Николай Александрович, отец Вити, привёз из своей деревни целую машину досок. Это было в некотором роде подвигом: дорога была неблизкой – около суток пути. Здешние цены были для нас уже недоступны. И оплачивать труд рабочих мы уже не могли, поэтому Витя с отцом взялись работать вдвоём. Они стояли плечом к плечу на стройке с утра до вечера: вырезали и собирали деревянную лестницу на второй этаж, приделывали аккуратно отшлифованные подоконники на окна.

Естественно, в то лето весь остальной бизнес был заброшен. И это было главной ошибкой: время было упущено, цены резко менялись. Я видела, что поступления средств больше ниоткуда не предвидится. А жить в доме без коммуникаций и сантехники, без внутренней отделки, с бетонными полами, без дверей – было невозможно.

Всё ещё осложнялось тем, что не было средств и просто «на жизнь: все лето мне приходилось варить щи из крапивы. Мы отказывали себе во всём: просто выживали, сидя «на коробках», практически ничего не покупали, кроме стройматериалов.

Во Всеволожске работы я не нашла. В то время вся инфраструктура там состояла из одних магазинов и ларьков. Мне пришлось ездить в город на электричке в агентство по недвижимости. Я устроилась в только что открывшийся «Адвекс». Работа агента заключалась в многочасовых переговорах по городскому телефону, в организации просмотров квартир с клиентами. Мне приходилось «на своих двоих» мотаться по всему городу, а потом добираться поздно вечером домой на электричке. Дойти от станции до дома я могла уже только босиком, неся в руках модные туфли.

Однажды, совсем измученная, нагруженная тяжёлыми сумками с продуктами, я понуро тащилась домой. Вдруг меня окликнула старушка: «Доченька, а ведь ты ещё судьбы своей не знаешь! Твоё будущее будет совсем другим…» Я оглянулась: нет, не цыганка. Но, как обычно, только отмахнулась, не веря предсказаниям. Удаляясь, я услышала вслед: «Ты будешь на подиуме стоять, или на трибуне. А твое лицо увидят тысячи людей». Я была удивлена: ведь ни о чём подобном я даже не мечтала. Будучи «запряжённой» в такой неподъёмный воз проблем, я мечтала только об одном: иметь крышу над головой и спокойно готовить домашние обеды. Семья была для меня главным в жизни. В тот период я чувствовала только одно: нужно спасать нашу мечту – достроить семейный очаг!

Чтобы рационализировать этот процесс, я сняла комнату на улице Рубинштейна. Три часа времени появились в моих сутках, ранее затрачиваемые на дорогу во Всеволожск. Я занялась расселением многокомнатных коммуналок, которых было предостаточно в этой части города. Работа шла неплохо, контакты с заказчиками быстро множились, сделки складывались в хорошие доходы. По шестнадцать часов в сутки я крутилась, как белка в колесе, но погасить долги по стройке никак не удавалось.

Да и жильё мне попалось непростое – с обременением: старушкой, которая поставила мне условие ухаживать за нею, убирать и стирать её бельё. Зато я имела хорошую скидку за аренду. Помню, однажды придя с работы, я увидела полную до краёв ванну замоченного белья. Оказывается, оно копилось целый год! О стиральных машинах в то время ещё мало кто мечтал. И я стирала, и полы мыла, и посуду её чистила, сдирая кожу с рук.

Всё бы ничего, но однажды старушка, пригласив компанию странных субъектов, устроила пьянку на всю ночь. Я со страхом заперлась в своей комнате, вздрагивая от грохота за стеной и звона перевёрнутого стола с посудой. Это был настоящий погром под музыку с хохотом. Всё стихло только к семи утра. С опаской, на цыпочках выбравшись из своей комнаты, я ужаснулась от увиденной картины: люди и вещи валялись на полу, как после побоища. Все были без чувств. В туалете на боку лежал разбитый унитаз.

А ещё вдруг зазвонил городской телефон, и мужской голос поинтересовался, кто я такая. Ответила, что снимаю здесь комнату. «Ту, что самая дальняя? – спросил мужчина. – Это же моя комната!»

Оставаться здесь я больше не могла: быстро собрав вещи, я съехала сразу. Безобидная с виду старушка взяла с меня деньги вперед за не принадлежащую ей комнату.

На соседней улице (ул. Ломоносова) снимала комнату моя приятельница. Мне было некуда деваться, и я пришла ночевать к ней, фактически в коридоре девятикомнатной коммунальной квартиры. На полочке стоял общий телефон, под которым я и устроилась на газетке. Вспомнился Чебурашка, который, вообще, жил в телефонной будке.

Помню, много часов я просидела на полу в обнимку с телефонным аппаратом, пытаясь найти по объявлениям в газетах приемлемую по цене комнатку. В те времена всё было в дефиците. Но мне опять помог случай. Однажды вечером, на просмотре одной из расселяемых коммуналок, одинокая старушка предложила пожить у неё. И не где-нибудь, а прямо на Невском проспекте.

Витя больше не мог заниматься шлифовкой подоконников – начинались заморозки. На летней даче, что мы снимали, было уже слишком холодно по ночам. Он долго не хотел сдаваться, никуда не собирался переезжать, кроме своего дома. Но, когда в комнатах вещи покрылись инеем, а щи в кастрюле замёрзли, пришлось всё бросить. Отец Виктора уехал в деревню.

Забрав ребёнка из Костромской области, где он проводил лето с бабушкой Ниной Николаевной, наше семейство поселилось в 13-тиметровой комнате второго этажа, над знаменитым «Литературным кафе», с окном прямо на исторические места Невского проспекта. Наше шестое по счёту место жительства имело свои особенности: оно давало мне уникальную возможность переглядываться с пассажирами городского транспорта, проезжающего в четырёх метрах от моих глаз. А мебель при этом содрогалась так, что посуда подпрыгивала в шкафу. Я думала, что никогда не смогу заснуть в этой комнате. Но человек ко всему привыкает, особенно если нет другого выхода.

Мишу я устроила в ближайший детский садик на Большой Конюшенной улице, где сейчас находится роскошный ресторан, в пяти минутах ходьбы от дома. А прямо напротив открылось новое агентство по недвижимости. После огромных Всеволожских расстояний даже полчаса ходьбы мне казались пустяком. А здесь всё было под рукой. Пять минут пешком – до театра эстрады или до Дворцовой площади. В общем, место было уникальное. Очень интересно было так кардинально изменить место жительства. Вся семья опять была в сборе. Мы перевезли вещи из Всеволожска, который уже покрылся снегом. Пришлось обустраивать быт на новом месте.

Цены взлетели так, что при подсчёте оставшихся доделок в доме выяснилось, что нам не хватает ещё тридцати тысяч долларов! Среднемесячная зарплата составляла тогда 500 долларов. И аренда маленькой квартиры – тоже 500 долларов в месяц. Шёл 1994 год.

Витя впал в депрессию, «дошёл до ручки»: спал целыми днями и не мог выспаться… Хорошо ещё, что он что-то готовил на кухне и забирал ребёнка из садика. Но работать, как прежде, он уже не мог: силы закончились. Я продолжала работать по 16 часов в сутки, но наши долги от этого не уменьшались.

В начале зимы и у меня здоровье совсем расстроилось: начались частые кровотечения отовсюду, сердечные приступы. Я тогда ещё не знала, что у меня особая форма гемофилии. Работала, как зомби, как одержимый маньяк. И в один прекрасный момент «сорвалась»: попала в больницу, и надолго. После такого перенапряжения я поняла, что мы уже не осилим эту стройку. Извержение обстоятельств было не подвластно человеческой воле. Это было крушение нашей мечты.

Витя же, по инерции, продолжал залезать в долги, чтобы ежемесячно выплачивать проценты по предыдущим долгам. Это было всё, что он мог делать.

Ясно было, что ситуация стала критической. Я жила со страшным ощущением, что мы катимся в скользкую, глубокую бездну. Слабые Витины попытки реанимировать заброшенный бизнес не дали ощутимых результатов. Нас одолевала смертельная усталость. Больше не было сил бороться. Жизнь со всех сторон ставила тупик.

А я, выйдя из больницы, сразу же попала туда вновь, с осложнениями. А потом ещё раз. И ещё раз!

Витя тоже свалился с очень высокой температурой. А за ним следом и Мишка: началась эпидемия гриппа. Так мы, лёжа с градусниками и компрессами на лбу, дружно встретили новый, 1995 год.

Возвращение на круги своя…

Подводя итоги года, мы пришли к выводу, что пора менять жизненные цели. Инфляция и другие государственные реформы устроили нам полный нокаут. Силы и средства были израсходованы, а цели так и не достигнуты.

К тому же резко подводило здоровье: то меня, то Витю периодически увозила скорая с сердечными приступами. Это была просто какая-то напасть!

Наша выносливость и вера в себя были подорваны. Лекарства стали нам не по карману, за квартиру нечем было платить, а кредиторы ждали возврата долгов.

Под гнётом усталости и отчаяния я уговаривала Витю продать коттедж – уже не могла о нём думать без боли. Ежедневные бытовые проблемы стали невыносимы для больного отчаявшегося существа, которое я из себя представляла. Ребёнок стал жутко капризным и неуправляемым, у него резко упало зрение, развился логоневроз.

Сам Витя почти не вставал с постели от сильной слабости. Он ни на что не мог решиться. Но жизнь требовала принятия радикальных решений, ведь от этого сейчас зависела наша жизнь. И решение приняла я.

В середине января 1995 года, в полуживом состоянии сбежав из кардиоцентра, я приступила к «ликвидации последствий чрезвычайной ситуации», которая ставила перед нами вопрос выживания.

Было решено поскорее продать дом и купить готовую квартиру, в которой можно будет восстановить свои силы. Нам жизненно необходима была передышка.

Мы съездили в заснеженный Всеволожск, сфотографировали наш красивый коттедж со всех сторон и дали объявления в рекламные газеты. Я разработала рекламный буклет: начертила подробные планы всех этажей, туда же вставили фото фасада. В типографии нашего агентства, где я всё ещё числилась, напечатали эти рекламки. Надежда на быструю продажу была вполне обоснованной.

Но тут я снова попала в больницу – на целый месяц. После пустяковой операции, которой я не придавала особого значения (удаление крохотной опухоли), у меня 8 (!) раз открывалось артериальное кровотечение. Врачи не могли справиться с этим из-за общего ослабления организма. Никакой наркоз из имеющихся в наличии я не переносила из-за аллергической реакции. В конце концов меня пришлось просто «зашить» без наркоза, прямо посреди ночи, так как до утра я уже могла бы не дотянуть.