Дневник свадебной феи

Позже, лет с двадцати трёх, у меня периодически стали возникать дружеские отношения с ребятами, но только дружеские – никаких романов! Я панически боялась, что кто-то вдруг заметит, что я – особа женского пола, а не просто товарищ, поэтому вела себя соответственно: очень сдержанно, по-деловому. Никому я не позволяла нарушать эту дистанцию.

А ещё я очень боялась попасть в зависимость: зная властный и упрямый характер своего отца, я всячески избегала подобных мужчин и могла общаться лишь с тихими и покладистыми юношами. Поэтому долгое время ни о каком замужестве не могло быть и речи.

Однако, наступило время, когда мама спохватилась и забеспокоилась о том, что я могу остаться «старой девой», а это, вообще-то, тоже не входило в родительские планы. И тут на меня стали оказывать давление, буквально выставляя из дома – на поиски жениха.

Нехотя и в мрачном настроении я пошла на вечер во Дворец молодёжи. Это было 22 декабря 1987 года.

Новогодний концерт закончился. После него была, как водится, дискотека. Я давно разочаровалась в дискотеках: считала их детской забавой для бесшабашной молодёжи. Меня же привлекал особый тип мужчин: сдержанные, целеустремлённые, таинственные, недосягаемые для обычных девчонок.

В этот вечер, в уютной атмосфере новогоднего праздника, ко мне вдруг подошёл юный паренёк с большими удивлёнными голубыми глазами и открытой улыбкой. Он пригласил на танец и больше не сводил с меня взгляда. Во время танца и после я не знала, куда деваться от его глаз. Захотелось сбежать. Но сбежать от него не удалось: с этого момента он стал ходить за мной буквально «хвостом». Он приезжал каждый день встречать меня с работы, а в выходные появлялся у моего порога прямо с утра. Он был очень внимателен и забот лив. Я поняла, что это – первое его серьёзное чувство, и осознала, наконец, как же мне повезло.

Витя оказался на два года моложе меня. Его чистая душа ещё не успела окунуться в круговорот жизненных проблем, его восторженные голубые глаза так мало повидали в этом городе, куда он приехал учиться в вузе. Скромный паренёк из тихой глубинки Костромской области, он выглядел удивлённым мальчишкой, которому всё вокруг было необычайно интересно.

Как можно было не ответить на чувства такого возвышенного создания?! Его лучистые глаза и ласковые руки быстро «отогрели» мою одинокую душу: он стал мне очень дорог и необходим.

Уже через месяц он сделал мне предложение. Такое бурное начал, отношений меня не испугало. Наоборот, я с радостью отпустила на волю все свои чувства, и они хлынули таким потоком, что не было никакого смысла ни ждать, ни скрывать их. Я дала согласие: мы поженились через три месяца после знакомства, 16 марта 1988года.

Во Дворец бракосочетаний приехала добрая половина родни, друзья, сослуживцы. Говорили, что я выглядела, как классическая юная невеста: традиционная фата с венком из белоснежных цветов, гипюровое многослойное платье. Особое удовольствие мне доставляли туфельки, белые с серебристым рисунком: таких красивых и удобных у меня ещё никогда не было. И никогда прежде я так не танцевала! Я чувствовала себя самой счастливой на свете. Восторг и покой впервые охватили мою мятежную душу.

После свадьбы наши отношения стали ещё нежнее и только крепли с каждым днём. Я, в свою очередь, старалась оправдать все его надежды. Раньше мне казалось, что я ещё и не живу вовсе, а только готовлюсь. И лишь теперь пришло ощущение полноты жизни, осмысленности её цели: давать счастье любимому человеку.

Мой сын – Чистяков Михаил Викторович

Ровно через год, 18 марта 1989 года, у нас родился сын Мишутка – этакий крепыш и настоящий русский богатырь. Я чувствовала себя невероятно счастливой. Наконец-то, я сделала нечто значительное в своей жизни!

Мишутка был необыкновенно милым и славным ребёнком. Он быстро подрастал и радовал всех своей сообразительностью. В нём с самого раннего возраста чувствовалась большая сила и энергия, волевой характер. Конечно, иногда с ним было нелегко сладить, но я старалась предоставить ему больше возможностей для проявления себя, не подавлять его детские порывы. А получив свободу действий, он быстро всему учился сам.

Это было как раз время дефицита продуктов и товаров. Баловать было некогда и нечем. Мы с ним вместе стояли в многочасовых очередях за продуктами первой необходимости, которые продавались в строго ограниченном количестве, по талонам, за которыми, в свою очередь, тоже надо было постоять в очереди в паспортном столе.

Детское питание – молочные смеси и баночки с фруктовыми пюре – продавалось только в специализированном магазине, до которого ещё надо было добраться, строго по рецептам детской поликлиники, и к тому же надо было постоянно караулить его привоз, иначе могло просто не достаться. Ползунки и пелёнки «официально» продавались в единственном магазине «Аист», что на Васильевском острове, по талонам женской консультации, которые выдавались строго только женщинам, идущим в декретный отпуск. А подгузники приходилось шить самой – из марли, которая тоже была в страшном дефиците. Да ещё надо было раздобыть стиральный порошок и детское мыло, простояв пару часов в «душной» очереди.

И только тогда, придя поздно вечером домой с ребёнком в коляске, загруженной сумками с ценной добычей, можно было… не отдохнуть, а от души «оттянуться» в стирке подгузников и ползунков, что накопились за день.

Бытовые проблемы отнимали гораздо больше сил и времени, чем непосредственные занятия с ребёнком. Ведь почти всё приходилось делать вручную. Кипячение, утюжка, приготовление обеда и молочных смесей… Хорошо ещё, что долго кормила грудью (7 месяцев), пока он не попробовал более густой пищи с ложки, и тогда он стал требовать только ложку – как настоящий мужчина.

В свободное от кухни и стирки время я старательно шила и вязала на спицах малышу костюмы, комбинезоны, брюки и даже ботинки. Купить все это было очень трудно, да и не на что. Иногда для того, чтобы выкупить детское питание в 10 утра, сначала приходилось в 8 утра заработать немного денег, постояв в очереди в пункт стекло тары – на сдачу молочных бутылок.

Наш папа тогда был студентом дневного отделения ЛИТМО, по вечерам после учёбы посещал школу менеджеров, а ещё учился на курсах в автошколе. Будучи старательным учеником, он одновременно был и хорошим отцом. Именно он больше всех играл с сыном: крутил-вертел его, подкидывал вверх, как мячик, от чего тот приходил в полный восторг.

Когда материальное положение стало совсем затруднительным, Витя пошёл работать ночным сторожем на соседнюю стройку, а заодно дворником в ближайшую поликлинику. Я гордилась им, и иногда ходила с ним – помогать по работе. Радостно смеясь, мы вместе подметали территорию или сгребали снег: вдвоём эта работа не казалась такой скучной. А на стройке однажды ему пришлось в одиночку тушить пожар ночью: он вовремя заметил дым и справился без помощи пожарных.

Когда ребёнку исполнился год, я решила, что мне тоже пора подрабатывать: надо было как-то обеспечивать текущие нужды. И я занялась пошивом одежды на дому. Целыми днями я металась между швейной машинкой и ребёнком. Мишка ползал по всей квартире и делал всё, что ему вздумается, к великому своему удовольствию. Я обучала его играть самостоятельно, чем он и занимался, но вскоре его приходилось мыть с головой.

Зато, когда я отдала его в ясли в полтора года, воспитатели были поражены тем, что ребёнок умеет самостоятельно есть ложкой, надевать штанишки, ходить на горшок и убирать игрушки, причём не только за собой, но и за другими детьми. И он не устраивал истерики по поводу отсутствия мамы, а с удовольствием играл и общался с другими детьми.

Миша рано начал говорить и с двух лет свободно общался со взрослыми: с воспитателями, с соседями, с гостями. Его высказывания передавались из уст в уста, как анекдоты, я иногда даже записывала их в книжку, на память. Они были так забавны и оригинальны.

Одно из первых его «гениальных» изречений я помню, как сейчас. Миша любил книжки про роботов и трансформеров. Но вот однажды в его руки попал медицинский атлас (ему тогда было 1 год и 8 месяцев), он впервые в жизни увидел скелет. Не зная, кто это такой, он изумлённо констатировал: «Мама! Йобот голенький!»

Впоследствии он хорошо рисовал скелетов, тщательно изображая каждый позвонок, каждую косточку, чем немало шокировал воспитателей в детском саду.

Примерно через год он уже высказывал собственные суждения обо всём на свете. Однажды, увидев два одинаковых «Запорожца», стоящих «нос к носу», он воскликнул: «Как два друг дружки стоят!» А в троллейбусе, увидев солидного военного в каракулевой папахе, он стал вслух высказывать предположения: «Ой, какой солдат!» Вокруг тихо засмеялись. «Нет, это не солдат, а генерал!» – смех вокруг стал громче. «…Нет, не генерал. Я знаю, это – Чапаев!» После чего весь троллейбус покатился со смеху, включая военного.

Миша рано стал проявлять самостоятельность, не только дома, но и в незнакомой обстановке: он никогда не терялся. Однажды в магазине, на виду у огромной очереди, трёхлетний карапуз прошёл под столом к продавцу, заглянул под прилавок и на вопрос, что он здесь делает, невозмутимо ответил: «Хочу посмотреть, что у тебя есть из-под прилавка?» – очередь разразилась дружным смехом.

В два с половиной годика он самостоятельно ушёл «по малину». Я долго и громко звала его, бегая по склону горы. Он прекрасно слышал меня, но откликнулся не сразу. На мой вопрос, почему он не отзывался, малыш с набитым малиной ртом спокойно ответил: «Мой рот всё время был занят!»

Его развитие шло с опережением: так считала наша участковая врач. Он был довольно крупным, в раннем детстве ничем не болел: мы с ним не знали, что такое диатезы или плохой аппетит. И я надеялась, что мой ребёнок станет сильнее меня в жизни. Таланты у сына были всесторонними. В 4 года он стал хорошо рисовать, к 6 – уже читал и писал. Правда, были и проблемы: с двух лет у него появилось косоглазие, а когда в три года удалось его протестировать у окулиста, то выяснилось, что резко упало зрение правого глаза. Нам с ним пришлось долго, несколько лет, ходить на лечебные процедуры для восстановления зрения. А затем, в 6 лет, в детской глазной больнице ему сделали две операции подряд по выравниванию глазного яблока. Миша мужественно вытерпел всё, ни разу не жалуясь.

Таким образом, к школе удалось восстановить зрение и исправить косоглазие. А это важно, как для учебного процесса, так и для отношений с одноклассниками. Я-то не понаслышке знаю, что это такое, когда тебя дразнят очкариком. Сама в детстве носила очки и не хотела подобной участи для своего ребёнка.

Мои родители в детстве слишком опекали меня, контроль был жёстким на каждом шагу. Я часто чувствовала давление с их стороны и бесконечные ограничения, отчего уже во взрослом возрасте иногда проявляла нерешительность и несамостоятельность. За своего ребёнка я никогда особо не волновалась, спокойно относилась к его играм, увлечениям, самостоятельным поездкам. Он с малых лет казался мне толковым и сообразительным человечком. Я чувствовала в нём природную смекалку и выносливость, чего не хватало мне самой.

Вспомнился ещё один случай. Мише было пять лет, когда он однажды «пошёл искать работу». Мы с ним жили на даче во Всеволожске. Здесь повсюду продавались фрукты и лакомства, но мы не могли себе этого позволить: нужно было достроить дом, в котором мы собирались жить. И мальчик решил научиться зарабатывать деньги. Утром я проснулась, а ребёнка нет дома. Заглянула на соседние участки, но его не нашла. По соседству сносили старые дачи пионерских лагерей. Немного встревоженная я вернулась домой и решила подождать, готовя завтрак. Должен же ребёнок проголодаться!

Через некоторое время Мишка пришёл сам, усталый и довольный, заявив, что «ходил на работу». Встал пораньше, надел нарядный белый костюмчик, меня будить не стал, и пошёл по соседним стройкам искать, не требуется ли где помощник. Работа для него нашлась быстро: неподалёку разбирали ветхое строение и сжигали обломки, надо было носить мусор в костёр – так он мне рассказал. И он, конечно, с удовольствием этим занялся вместе с «дяденьками-строителями». Похоже, все остались довольны. И настроение, и аппетит у ребёнка были отменными. Я отмыла его от сажи: тут же, в саду, постоянно стояла ванночка с водой для этих целей. Вот только белый костюмчик, в густой саже, уже спасти не удалось. Но я промолчала, стараясь не испортить победного настроения сына.

С шести лет я стала оставлять его одного дома, так как устроилась на вечерние обучающие курсы, чтобы получить профессию с новым названием «менеджер» и освоить компьютер: в 1995 году это было новшество. Однажды, позвонив сыну на переменке, я услышала: «Мама, в доме нет света. Но ты не волнуйся: я зажёг свечку на столе и газ на плите, – от них мне светло. А заодно решил и пельмени сварить, чтоб газ зря не горел!»

Довольно рано я начала с ним советоваться, а лет с десяти разговаривала часто как со взрослым. Лет с двенадцати он стал задавать вопросы такого глобального плана, что я терялась с ответом. К тринадцати годам вопросы уже можно было задавать ему. Он начал работать над своим характером и имиджем, а также занялся осмыслением своей личности: за год он прочёл полное собрание фантастического детектива «Секретные материалы». А вскоре его настольной книгой стала «Как завоёвывать друзей» Дейла Карнеги.

Иногда я чувствовала себя легкомысленной рядом со своим тринадцатилетним сыном и мне было неловко за свою беспомощность в решении его детских, но уже таких серьёзных проблем.

Единственное, что я могла сделать, это не навязывать ему своей точки зрения и своих ограничений в миропонимании. Уже тогда было ясно, что он во многом пойдёт дальше нас. Это естественный процесс эволюции. Дети и должны быть умнее нас.

Витя, конечно, тоже принимал активное участие в его воспитании. Иногда они подолгу спорили, но Мишу переспорить было практически невозможно, так что было непонятно, кто кого воспитывает. Может быть, Миша сомневался в правильности папиных советов, видя, что у того у самого проблем хватает в жизни? А может быть, новое поколение – новое мышление?

Во всяком случае, у Миши на всё была своя, независимая точка зрения.

В младших классах он занимался в кружке живописи, и его картины попали даже на городскую выставку во Дворце творчества юных (бывший Дворец пионеров). В одиннадцать-двенадцать лет он самостоятельно устроился в школьный духовой оркестр, научился неплохо играть на трубе-теноре. В тринадцать лет он увлекся сочинением эстрадных пьес на компьютере, освоив цифровые программы. Самостоятельно записал целый диск собственных композиций в стиле «рэп», сам сделал дизайн обложки для него. Лично я не отличала их по качеству от звучащей по радио профессиональной молодёжной музыки.

В этом возрасте у него начал ломаться голос, расти усы, начали меняться взгляды. Он был на целую голову выше своих одноклассников, которые рядом с ним казались слабенькими и щуплыми. Ко встрече нового, 2003 года, когда я готовилась в очередной раз сыграть роль Снегурочки, он обогнал меня по росту и вполне мог бы составить мне компанию в виде Деда Мороза.

Решение жилищного вопроса – пожизненная проблема

Самой большой проблемой и самой смелой мечтой в жизни моих родителей было получить отдельную квартиру. Отец полностью отдавал себя работе, соглашаясь на самую тяжёлую и невыгодную ради обещанной ему квартиры. Но много лет этот вопрос всё откладывался и откладывался его начальством.

Мы жили вчетвером в одной комнате, куда также регулярно приезжали родственники из других городов, чтобы провести отпуск в городе на Неве, друзья и земляки родителей, их дети, попавшие сюда на учёбу, их соседи, будучи проездом. Я помню, на полу часто едва хватало спальных мест. Меня иногда укладывали спать на общественной кухне, на раскладушке.

Разговоры об отдельной квартире были сказочно притягательны, и мне чудилось в этом решение всех семейных проблем.

Мечта о собственном доме, в котором я буду полной хозяйкой, стала и моей личной мечтою. Я выросла со стойким убеждением, что ничего нет на свете важнее, чем создание уютного дома и собственной семьи.

Все мечты когда-нибудь сбываются, и у моих родителей – тоже. В 1979 году мы, наконец, переехали в трёхкомнатную отдельную квартиру в Озерках. От её размеров у нас дух захватывало! Мы, шутя, «аукались», как в лесу, и радостно смеялись, что так далеко ходить из конца в конец квартиры, общая площадь которой была всего-то 63 квадратных метра.

Это был новый, по тем временам, тип жилья: дом-корабль. Правда, отца несколько огорчило, что нам достался первый этаж, но я выдвинула массу положительных аргументов в пользу этого. И вскоре, действительно, мы все оценили, как же нам повезло, когда однажды вечером пришлось влезать в окно из-за неисправности дверного замка.

Квартира поначалу была необыкновенно хороша, но с годами она становилась всё теснее и теснее и всё неудобнее. И вот уже с горечью мы сокрушались: «Ну кто же придумал такой идиотский проект?» – ни прихожей, ни кладовки. В коридорчике, ведущем на кухню, вдвоём не разойтись. Из-за тонких бетонных перегородок дословно слышен весь семейный скандал соседей.

«Корабли» давно уже сняты с производства, как непригодные к проживанию. Многие из них «рассыпались» и деформировались уже вскоре после постройки. Наша «коробка», правда, всё ещё стоит, вся в трещинах и с подвалами, полными воды. Но тогда, в далёком 1979-м мы восхищались и любовались своей квартирой – всё ведь познаётся в сравнении, а мы не знали лучшего жилья.

Когда я вышла замуж, а точнее, никуда не «вышла», а, наоборот, привела мужа к себе, то начались новые проблемы: муж не нашёл общего языка с отцом. Появление ребёнка только усугубило отношения: отцу, который в то время был уже серьёзно болен, нужны были покой и тишина. Ребёнок же был необычайно подвижным. Отец, будучи собственником по натуре, чётко дал нам понять, кто хозяин в доме. Квартира, которую он «с таким трудом заработал и благоустроил», принадлежала только ему. Нас он рассматривал как временно проживающих. По его понятиям, святой долг и обязанность каждого человека – самому заработать себе жильё. Я ничего не имела против, но для этого в нашей стране, да в 1980-е годы, для простого человека не имелось ни малейшей возможности: просто не существовало такого права.

У мужа имелось койкоместо в студенческом общежитии. Он в ту пору был студентом второго курса вуза, приехавшим из глубинки. Для постановки на городскую очередь ему необходимо было иметь не менее десяти лет ленинградской прописки. А всё имущество его заключалось в том, что было на нём надето, плюс учебники…

Считалось, что отец всегда прав, поэтому мы пошли к юристам: искать выход из сложившейся ситуации, выяснять свои жилищные перспективы. Информация, которую мы получили, была просто ошеломляющей: на городской очереди нам пришлось бы стоять не менее сорока лет! Но мы не попадали под категорию очередников: 43 квадратных метра жилой площади (три комнаты) для шестерых – это считалось излишком площади. На строительство кооператива (предшественника частного жилья) у нас просто не было средств. Да и не предвиделось. О размене квартиры не могло быть и речи: отец бы этого не допустил. Да и первый этаж дома «корабля» имел плохую репутацию и считался неразменным вариантом.

Вот в такой «ловушке» мы оказались! И на ближайшее время нам была поставлена задача: «слезть с родительской шеи», заработать на собственное жильё. Было ясно, что обычному человеку с обычной зарплатой никогда не заработать таких денег.

И тогда наша молодая семья гордо приняла решение о независимости и пустилась в свободное плавание. От родителей мы уехали: я устроилась работать в ясли, которые находились во Всеволожске, – там предоставлялось жильё. Работа няни с дипломом инженера не была моей мечтой, но других вариантов жизнь пока не предлагала.

Это первое отдельное жильё казалось мне очень романтичным: комнатка в мансарде старинного деревянного особняка, с ветхой дачной мебелью и с небольшой кладовкой, про которую двухлетний Мишка говорил: «Там чудеса, там леший бродит!» Удобства были во дворе, но весь он был заполнен цветущим кустарником и клумбами, а хозяин дома, «деда Борисович», как называл его Миша, постоянно что-то мастерил во дворе, к большому Мишкиному интересу.

Витя в это время, оставшись в городе, начал активно работать «на телефоне», прозванивая тогда ещё печатную газету «Реклама-шанс» в поисках вариантов жилья. Тогда и началась целая эпопея приключений и катаклизмов в жилищной сфере. Видно, так было заложено самой Судьбой: пожизненное испытание жилищной темой. Этот остросюжетный сериал не прекращается и по сей день.

Сначала Вите попалась одна маклерша, которая пообещала помочь вполне законным способом, если мы найдём для неё ссуду на приличную сумму денег: всего-то на два месяца! И Витя самоотверженно занялся поиском денег: он обошёл всё своё общежитие и занял различные суммы у знакомых и друзей, да ещё немного добавил мой отец – спасибо ему за это, конечно.

После торжественного вручения маклерше оговоренной суммы нам не пришлось долго ждать – она сразу же таинственным образом исчезла. Деньги, собранные в долг, Вите пришлось всё лето отрабатывать в стройотряде.

Осенью тема недвижимости поглотила нас целиком. Люди часто обращались за помощью в обмене квартиры: не каждому давалась эта хитрая наука: построить обменную «цепочку», отселить соседа, помочь с ремонтом, с переездом. В любую работу мы впрягались с энтузиазмом: ведь надо было на что-то жить. В общем, в поисках жилья и заработка Витя так поднаторел в жилищных процессах, помогая другим, что и сам вскоре стал профессионалом в недвижимости. В конце концов, в одной из цепочек, куда мы вложили немного денег, нам выпала небольшая комнатка, обугленная после пожара. На неё страшно было смотреть, но это был уже первый наш реальный адрес с пропиской.

Мы решили не останавливаться на достигнутом и, отремонтировав это пепелище, а заодно и места общего пользования, мы легко разменяли обновлённую квартиру. Следующую комнату, полученную в результате расселения, мы продолжали обменивать дальше, каждый раз понемногу улучшая параметры своего жилья. Обмены совершались почти ежемесячно – так рьяно мы взялись за дело. Но переезжать так часто смысла не было. Поэтому сами мы жили на съемной квартире. Мы лезли из кожи вон, чтобы достичь желаемого результата, ведь в начале девяностых напрямую ничего купить было невозможно: права собственности на жильё не существовало в законодательстве.

Снятая в аренду квартира в Весёлом посёлке, на улице Шотмана, стала нашим вторым местом жительства. Её мы отмыли и обустроили уже на свой вкус – мебелью, сделанной своими руками из обрезков мебельного производства – таких чудесных маленьких дощечек из ДСП. Мы понаделали массу причудливых полочек, навесных шкафчиков, так что квартира получилась очень уютной. Гости, осматривая её, обычно с восхищением говорили: «Голь на выдумки хитра!» Здесь мы прожили два года.

В то время я, в основном, занималась ребёнком, домашним хозяйством и помощью мужу в качестве телефонного диспетчера; а ещё – шитьём, вязанием, добыванием пищи, отстаивая огромные очереди; домашним консервированием и заготовками на зиму. Воспитание постоянно напоминало мне, что главное для женщины – это сытая семья, тёплый уютный дом, ухоженный муж и здоровый ребёнок. Я просто не поняла бы тогда, что существует какое-то ещё более высокое предназначение женщины. Витя же увлёкся ремонтом квартир, реставрацией ветхих загородных дач, не забывая при этом регулярно обменивать нашу комнату.

Через два года закончился срок аренды жилья, и мы сняли следующую квартиру – на Ленинградской улице во Всеволожске, который стал уже привычным. В ней пришлось сделать основательный ремонт, зато цена аренды была минимальной: 50 долларов в месяц. Её мы тоже целый год с любовью благоустраивали и улучшали.

Всеволожская природа настолько тронула наши сердца, что мы решили остаться здесь жить. Причём не в бетонной «коробке», как прежде, а среди зелени, цветов и щебетанья птиц: на собственном участке. Словом, появилась новая идея, новая мечта: построить свой дом.

Как только появилась такая возможность, мы начали активно искать варианты. Такие трудоголики, как мы, были способны на всё! В результате 22-тикратного обмена нашей комнаты (я сосчитала без ошибки, не сомневайтесь), мы, наконец, подошли к решению собственного жилищного вопроса. За эти годы комната выросла в двухкомнатную квартиру. Пора было сделать выбор: переезжаем в квартиру или рискнём построиться на земельном участке.

Нам вдруг так захотелось уйти от стереотипов, что решение построить собственный дом показалось единственно верным. Тем более что соотношение цен тогда было таковым, что за одни и те же 12 тысяч долларов можно было купить как двухкомнатную квартиру в Петербурге, так и построить двухэтажный коттедж во Всеволожске. В то время люди больше держались за городскую жилплощадь. А коттеджное строительство только-только начинало разворачиваться.