Больше никогда не умирай

– Интересующий нас дом принадлежит книготорговцу Ховингу. Он живет там с женой и матерью и сдает комнаты, в основном своим же работникам. Служанка сказала, что один из жильцов – русский, нанят всего несколько дней назад продавать книги. Не он ли наш третий матрос, Емельян Гагарин, уличенный баронессой в воровстве?

– Я тоже подумала, что кронштадтцы всё это время поддерживали связь с товарищем, – сказала Ада. – Вполне логично, что Кравченко записал его новый адрес на отрывном календаре.

– Коль скоро Кравченко и Лукин сбежали из усадьбы, им больше некуда податься. Рано или поздно они объявятся на Михайловской, – подытожил Романов. – Неплохо бы организовать там засаду.

Ада улыбнулась:

– Господин Мельцер, хозяин колбасной лавки, любезно согласился послать мне весточку в Монрепо, когда заметит у дома двоих мужчин, внешность которых я ему описала.

– Ада Михайловна, я поражен! – воскликнул Романов, притормаживая у неоготических ворот. – Вы постоянно на шаг впереди нас с Брискиным.

Фотограф, долго молчавший, наконец высказал свои соображения вслух:

– Я считаю, пора рассказать обо всем господину следователю. Пусть полиция устраивает засаду и ловит убийц. Простите, но мы с вами дилетанты. К тому же, как заметил Павел Романович, дело это серьезное и опасное.

– Вы, безусловно, правы, – согласился медик. – Я сегодня же встречусь со следователем Паулахарью. Денис Осипович, будьте любезны, поймайте пролетку. Велосипед оставьте, я сам закачу его в сарай и вернусь на дорогу.

Он так посмотрел, что Брискин понял: Романов хочет побыть наедине с Адой. Они уже стояли возле сарая, так что фотограф покорно примостил свой велосипед у стены и полез за пазуху.

– Ада Михайловна, – сказал он, протягивая ей бумажный сверток, – конфеты для баронессы.

Ада смутилась, покраснела.

– Ой, я совсем про них забыла. Спасибо, Денис Осипович.

Романов, сведя брови, наблюдал, как она принимает сверток.

– Я заплачу вам за них, Брискин.

– Не стоит. Это подарок.

– Ада Михайловна не любит чувствовать себя обязанной.

– Но в таком случае она будет обязана вам, – несколько раздраженно произнес фотограф.

– Я – другое дело.

Брискин быстро взглянул на Романова, потом на Аду. Она стояла потупившись, а ее пальцы, сжимавшие сверток с помадкой, слегка дрожали.

– Как вам угодно, – холодно сказал Брискин, поклонился и поспешил оставить их вдвоем.

Какой же он идиот! До этой минуты он полагал, что Ада Михайловна испытывает к Романову робкое романтическое чувство, не имеющее ничего общего с плотской любовью. Теперь, когда пелена спала с его глаз, он видел ясно: Ада отнюдь не наивная барышня девятнадцатого века, она concubina7, содержанка Романова. Действительно, на какие еще средства могла существовать одинокая женщина, к тому же эмигрантка? На жалованье учительницы в «Бельведере» не поживешь.

Брискин сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой. Нет, он, разумеется, ее не осуждал. Никоим образом. Сигарета потухла. Вместо того чтобы снова прикурить, фотограф смял ее и отшвырнул на обочину.

Из-за поворота показался извозчик.

Расследование Ады

Перед ужином Ада заглянула к Кеттунену и пригласила пройтись с нею по центральной аллее парка. Сказала, что хочет кое-что показать.

Она не стала говорить Романову о звезде, вырезанной на коре старого дуба. Сперва Ада была уверена, что это дело рук одного из кронштадтцев, однако если они сбежали из усадьбы ночью, то никак не могли прятаться в ельнике. Возможно, Татьяна, жена Лукина, с ними заодно? На щеке женщины был кровоподтек – бывший матрос мог силой заставить ее помогать.

Днем Ада вытянула из Романова имя убитой барышни и теперь, направляясь к дубу вместе с Кеттуненом, рассуждала вслух:

– Салохеймо – довольно редкая фамилия в Выборге. В шведской гимназии учится Ханнеле Салохеймо. Вы ее помните, господин Кеттунен?

Финн пожал плечами:

– Милая Ада Михайловна, в моем возрасте память избирательна, и я, признаться, не утруждаю ее запоминанием фамилий двух сотен гимназисток. Да и зачем? В каждом классе есть журнал.

Ада кивнула и задумалась. Классная дама наверняка знает всё о Ханнеле. Она обязана следить за дисциплиной и внешним видом своих подопечных, сопровождать их в столовую и на прогулки. Кажется, к классу Ханнеле приставлена Сату Виртанен. Она одна из тех классных дам, что живут при гимназии, не имея другого дома и другой семьи, кроме девочек, воспитанию которых посвятили всю свою жизнь.

Старик начал насвистывать песенку, и Ада очнулась – как раз вовремя, чтобы повернуть к дубу.

– А, священное дерево арийцев, – почтительно произнес Кеттунен. – Символ рода и бессмертия. Вы знали, что дубы обладают магической силой? У арийцев особо почитались отдельно стоящие, старые дубы. Им поклонялись веками.

– Выходит, этот символ появился здесь неслучайно? – Ада указала на шестиконечную звезду, заполненную воском.

Глаза Кеттунена заблестели.

– О, это так называемая гексаграмма! Она означает единство противоположностей, гармонию двух миров – материального и духовного. И, конечно же, единство двух полов. Треугольник, направленный острием вниз, символизирует женское начало. Второй треугольник, как вы, вероятно, догадались, мужское. Кстати, фаллос являлся предметом культа многих языческих религий. Это символ плодородия, начала новой жизни.

Финн поскоблил ногтем застывший воск и обернулся к Аде. Она впервые видела его таким взволнованным.

– В это трудно поверить, Ада Михайловна, но очень похоже, что мы столкнулись с обрядом Хранителей Древнего Знания. Соединение мужского и женского начала… М-да… Мне нужно перечитать дневник, который я вел во время путешествия по Сибири. Прошу меня извинить…

Кеттунен закрылся в библиотечном флигеле и не вышел ужинать.

Перед сном Ада сообщила хозяевам дома о своем намерении завтра съездить в город.

– Только не задерживайся, дорогая. Мы собирались плести венки и готовиться к купальской ночи, – напомнила Шура.

После всех перипетий этого долгого дня Ада заснула, едва коснувшись головой подушки.

Когда она открыла глаза, вокруг стояла непроглядная темень. Ада поняла, что уже не одна в постели, и сразу нахлынули знакомые ощущения. Ей снился сон, тот самый сон. Странно, необъяснимо, но во сне она знала, что у нее нет человека роднее, чем мужчина, лежащий рядом. Ада села в кровати, спиной к нему, и устремила взор на занавешенное окно. А ведь чтобы увидеть его лицо, нужно лишь впустить в комнату немного лунного света. Так просто!

Босые ноги бесшумно ступили на пол. Один шаг, второй, третий…

– Остановись! Не делай этого!

Ада замерла, не оборачиваясь. Пять ударов сердца она стояла неподвижно, а потом всё же потянулась к шторе. Однако потерянных секунд оказалось достаточно, чтобы мужчина обхватил ее сзади. Его голос прозвучал над самым ее ухом:

– Мой ангел, только так мы можем быть вместе.

Руки Ады безвольно повисли, она одновременно и хотела, и не хотела уступать ему.

– Я должна знать, кто ты.

– Ты знаешь, – был ответ. – Просто не помнишь.

Ада резко развернулась.

– Почему?

На это он не ответил, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал плотно сжатые губы. Она не собиралась возвращать поцелуй. Он отстранился, слегка уязвленный ее холодностью, но уже через мгновение Ада прильнула щекой к его груди. В ее сне всегда были две непреложные истины: она любила его, а он любил ее.

Потеряв счет времени в объятиях друг друга, они стояли во мраке, поглотившем комнату. Быть может, в какой-то момент стены и потолок просто исчезли, и их обступила бесконечная ночь Вселенной.

Голос мужчины неожиданно раздался в голове Ады:

– Ты скоро получишь ответ на свой вопрос.

– Когда?

– В купальскую ночь. Если примешь правильное решение.

– Что это значит? – пробормотала Ада, просыпаясь.

Ее окружала привычная обстановка спальни в усадебном доме, воспоминание о сне быстро растворялось в утренних сумерках. Ада попыталась сохранить обрывки, но и они истаяли, оставив лишь легкий шлейф неясных предчувствий.

Город утонул в молочном тумане. Старые фасады утратили четкие очертания, трамваи и редкие пешеходы, казалось, продирались сквозь сахарную вату. Глянув из окна на Торкельский парк, Брискин увидел совершенно фантастический пейзаж и, схватив фотоаппарат, выбежал на улицу. Он любил свою удобную складную камеру Icarette производства германской компании ICA. Полгода жил аскетом, чтобы позволить себе это чудо техники. С икареткой, как он любовно ее называл, можно было делать снимки повсюду, не таская с собой громоздкий штатив.

Брискин блуждал по городу, пока не рассеялся туман, отснял целую пленку и только тогда спохватился, что безнадежно опоздал на работу. Принюхиваясь к запахам из кофеен, он шел торопливым шагом по Крепостной улице. Теперь придется придумывать оправдания для госпожи Коскинен и до обеда отгонять навязчивые мысли о еде. И всё же фотограф был доволен, чувствуя вдохновение, которого не было так давно, что он почти забыл это ни с чем не сравнимое ощущение.

У Преображенского собора его обогнала барышня на велосипеде. Притормозила, обернулась, придерживая шляпку, и, поймав ее улыбку, Брискин сразу забыл, что не завтракал, что спешит в студию, что вчера дал себе слово больше не поддаваться обаянию Ады Михайловны… Боже, как же она была хороша!

– Какая удивительная камера! – воскликнула Ада, с интересом разглядывая фотоаппарат. – Такая маленькая! Никогда не видела ничего подобного. Ой, я, наверно, отвлекаю вас от работы.

– Вовсе нет. Если вы не торопитесь, позвольте угостить вас кофе.

– Не тороплюсь, – она повезла велосипед рядом.

Пока Брискин придумывал тему для беседы (в голове, как назло, ни одной идеи), они вышли на Александровский проспект. Ада указала на здание на противоположной стороне:

– Это шведская женская гимназия, где я преподаю немецкий язык. Я собираюсь встретиться с классной дамой, госпожой Виртанен, однако еще слишком рано для визита. Здесь неподалеку есть уютная кофейня. Весной я часто заходила в нее по вечерам, оттягивая момент возвращения в гостиницу.

Ада вдруг осеклась, слегка покраснела и прибавила шагу. Фотограф спросил:

– Вы встречаетесь с классной дамой в каникулы? Неужели вам и летом приходится работать?

– Нет-нет, мой визит не связан с работой, – Ада охотно ухватилась за эту нить разговора. – Я хочу расспросить ее о гимназистке по фамилии Салохеймо.

Брискин быстро взглянул на Аду, нахмурился:

– Убитая барышня не была гимназисткой.

– Но могла быть ее сестрой. Госпожа Виртанен скажет наверняка, она знает всё о своих подопечных.

– Зачем вам это?

– Ну как же! Если Ханнеле и убитая Унельма – сестры, у них могли быть одинаковые привычки, какие-то общие увлечения. Что-то, что поможет понять, почему убийца выбрал именно Унельму Салохеймо.

– Она стала случайной жертвой.

– А если не случайной? Вы с Павлом Романовичем рассматриваете версию ритуального убийства, однако нельзя исключать и другие! Вот вы знакомы со следователем – спросили бы его, не было ли в последнее время похожих случаев. Если, к примеру, серийный маньяк выбирает жертв по какому-то принципу, другие девушки вроде Унельмы тоже могут быть в опасности.

Об этом Брискин не подумал.

– Матросы из Кронштадта определенно не маньяки, – заметил он. – Значит, вы не уверены в их причастности?

– Нельзя быть в чем-то уверенным без убедительных доказательств. А их у нас нет. Конечно, это дело полиции, но я хочу помочь. Вдруг мне удастся что-нибудь узнать.

Брискин скептически поджал губы и придержал дверь кофейни, пропуская Аду. Они сели за круглый столик, фотограф заказал мороженое для своей спутницы и яичницу из трех яиц для себя. Официант узнал Аду. Она спросила его о какой-то Марии, на что молодой человек сияя ответил:

– Всё хорошо, neiti Ада. Первенца назвали Микой.

– Какой вы счастливец, Лео. Поздравляю!

Она произнесла это с такой искренней радостью, что Брискин внезапно почувствовал себя совершенно несчастным. Когда официант отошел, Ада взглянула на фотографа, и ее улыбка поблекла.

– Что с вами?

– Вы были бы чудесной мамой.

Она растерялась, слегка покраснела, пробормотала смущенно:

– И это вас так огорчило?

– Я не могу иметь детей, – выпалил Брискин. Пусть знает. Уж если играть против Романова, то играть честно. – Мне не суждено сделать любимой женщине главный подарок в ее жизни.

Он исподлобья смотрел на Аду, та в ответ лишь пожала плечами:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Так называли слушательниц Бестужевских курсов – Высших женских курсов в Петербурге (1878–1918 гг.).

2

Александр Блок, «Стихи о Прекрасной Даме» (1901–1902 гг.).

3

Третьего не дано (лат.).

4

Воспитанница, отличавшаяся примерным поведением (от фр. parfaite – «совершенная»).

5

Мадемуазель (финск.).

6

Пригород, предместье (от нем. Vorstadt).

7

Наложница (лат.); в Древнем Риме – незамужняя женщина низшего сословия, находившаяся в сожительстве с мужчиной.