Читать книгу Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях (Ричард Томпсон Форд) онлайн бесплатно на Bookz (2-ая страница книги)
bannerbanner
Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях
Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях
Оценить:
Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях

4

Полная версия:

Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях

Он обнаружил, что каждая деталь в ансамбле – воротник сорочки, длина юбки, цвет, узор, ткань – могут выражать страсти, стремления, фантазии и убеждения. Модный журнал предложил неполный словарь значения одежды. Это было одновременно описание существовавших модных практик и инструкция, чтобы улучшить их и сделать более утонченными. Мной движут такие же амбиции при изучении дресс-кодов. Они упрощают зачастую зашкаливающую сложность привычек в одежде, потому что принимают форму правил. Так как дресс-код должен быть конкретным в своих разрешениях и запретах, он, как и статьи о моде, делает подразумеваемое и неосознанное значение одежды ясным и преднамеренным.

Когда дресс-код требует или запрещает определенный предмет одежды, он подразумевает часть его социального значения. Дресс-код, исключающий «непрофессиональную» одежду, одновременно подчеркивает, что, каким бы ни был этот предмет одежды, он не профессионален.

Дамские головные уборы в виде ободка являются модными и неформальными по сравнению со шляпками, прикрывающими макушку, кольца для носа – более авангардные, чем серьги-гвоздики. Дресс-код может быть Розеттским камнем в расшифровке значения одежды. Мы можем прийти к пониманию того, как люди воспринимают предмет одежды, посмотрев на правила, которые его разрешают или запрещают. Иногда дресс-коды достаточно ясно определяют значение одежды, которую они регулируют. К примеру, в эпоху Возрождения некоторые дресс-коды определяли, что красный или фиолетовый цвет символизируют благородное происхождение. Другие дресс-коды указывали на то, что украшения и роскошное декорирование – это признаки сексуальной распущенности.

Более того, эти дресс-коды не просто отражали существовавшие ранее ассоциации между одеждой и социальным статусом, сексуальной моралью и политическим положением, они их усиливали и временами даже создавали эти ассоциации. Они меняли отношение людей к тем, кто носил такую одежду, и то, как носившие ее люди воспринимали себя. Определением социального статуса одежды действительно можно изменить формирование индивидуального восприятия себя.

Вспомните, к примеру, психологический эксперимент с белым халатом. Он также показал, что люди, надевшие идентичные халаты, не показали лучшие когнитивные показатели, если им заранее сказали, что это халат художника, а не лабораторный халат.

Закон моды

В 1974 году, за год до того, как стать кандидатом на пост председателя Верховного суда США, Джон Пол Стивенс написал следующее:

«С самых ранних времен организованного общества… внешность и одежда всегда были субъектами контроля и регулирования, иногда с помощью обычаев и социального давления, иногда с помощью законов… Точно так же, как индивиду интересно выбирать среди различных стилей внешности, так и у общества есть законный интерес в том, чтобы ограничивать осуществление этого выбора»[14].

Приведу в пример дело «Миллер против школьного округа № 167». Учитель частной школы, носивший вандейковскую бородку (остроконечная бородка наподобие той, которую носил фламандский художник Антонис ван Дейк), нарушал тем самым дресс-код школы. Судья постановил, что «стиль одежды и прически [это] вопросы относительно незначительной важности», и отверг жалобы Миллера на то, что дресс-код нарушал его конституционные права.

Я не знаю, заслуживал ли Миллер того, чтобы сохранить место учителя математики, или нет. Но я против того, чтобы внешность и одежду считали незначительными. Эта мысль слишком распространена среди юристов, ученых и других людей, занятых весомыми проблемами и серьезными делами. Большинство юристов выбирает безопасный и неброский профессиональный наряд, тогда как стереотипные интеллектуалы демонстрируют, назовем это так, модное равнодушие к моде.

В лучшем случае об одежде типичного преподавателя можно сказать, что она намекает на высокоинтеллектуальное презрение к своему гардеробу. Этот предрассудок сделал любое серьезное изучение одежды абсолютно внеклассовым. В самом деле, много лет назад, когда я впервые написал о дискуссиях по поводу дресс-кодов, я тоже пришел к выводу, что они действительно слишком тривиальны, чтобы заслужить внимание юристов или судов[15]. Сегодня я буду настаивать на том, что одежда – это достойный предмет для исследований, анализа и даже внимания закона как любая другая форма искусства или средство самовыражения.

В этой книге я попытался рассмотреть эти темы глубже и более детально, подчеркивая важность внешнего вида человека в политической борьбе за равноправие и личное достоинство. Также я изучил долгую историю попыток контроля над этим с помощью дресс-кодов. На протяжении веков дресс-коды принимали форму законов. В Средние века и в эпоху Возрождения законы об одежде определяли ее соответствие социальному статусу. Законы американских рабовладельческих штатов запрещали чернокожим одеваться «выше их статуса». Законы общественных приличий требовали от мужчин и женщин носить одежду, соответствующую их полу. Эти законы вдохновляли и усиливали свод правил, окружавших одежду.

В частном бизнесе, на предприятиях и в клубах приняли четкие дресс-коды. Руководства по этикету продвигали правила социально приемлемой одежды, и негласные нормы превратились в обязательные, неписаные правила подкреплялись социальным давлением и насилием. Примером этого может служить правило, запрещавшее носить соломенные шляпы после 15 сентября.

В наши дни закон, столетиями опиравшийся на неписаные дресс-коды, теперь сам часто отменяет их. Легальные права на свободу самовыражения и законы против дискриминации все чаще вступают в противоречие с различными дресс-кодами. К примеру, в 2015 году Нью-йоркская комиссия по правам человека проинформировала бизнес в городе Большого яблока, что «дресс-коды… которые навязывают различные стандарты… основанные на половой или гендерной принадлежности», незаконны.

Эти дресс-коды, которые комиссия законно запрещает, включают в себя «требование различной униформы для мужчин и женщин… требование от служащих одного пола носить одежду, предназначенную для этого пола…». Также это относится к хорошо известной, но уже запрещенной политике клуба «21» на Манхэттене, которая требовала «от всех мужчин носить галстук, чтобы поужинать в ресторане»[16].

Но, по большому счету, идея о незначительности одежды и внешности привела к тому, что лишь мизерное количество дискуссий об одежде вообще привлекло внимание. Те из них, которые внимание все же привлекли, обязательно должны были быть связаны с «более серьезными» вопросами, такими как дискриминация и свобода самовыражения. К примеру, дресс-коды, навязанные властями, могут нарушать Первую поправку, которая гарантирует свободу самовыражения. Но в большинстве случаев это справедливо только когда запрещенная одежда «символична» в самом прямом значении этого термина, то есть воплощает собой заявление, которое легко изложить словами.

Соответственно, юристы и судьи ищут явное, похожее на манифест послание в одежде или внешнем виде. Однако в таком прямолинейном подходе упускается самое важное в самовыражении при помощи одежды – ее способность украшать, улучшать пропорции тела и скрывать то, что мы не хотели бы демонстрировать окружающим. Мода – это уникальный способ самопрезентации, которая невозможна с помощью языка или другого способа коммуникации.

Мода посылает сообщения, но одежда – это не только ее буквальное значение. Она более глубокая и образная, чем слова на странице. Хорошо сшитый костюм говорит о богатстве и утонченности, напоминая о других богатых и изысканных людях. Это не столько аргумент, сколько демонстрация. Упрощенная идея о том, что мода – это язык, оставляет за рамками многие возможности выразительного потенциала одежды. Это все равно что настаивать на том, что картина, к примеру, Марка Ротко, это заявление об утрате нашей подлинной связи с природой в условиях современности. В этом случае не учитывается мощное эстетическое воздействие, настолько же очевидное, насколько и непостижимое.

Некоторые дресс-коды могут нарушать законы, запрещающие дискриминацию, но какие именно и почему, не понятно людям без юридического образования. К примеру, работодатель может определить разные дресс-коды для мужчин и женщин, но при этом, с точки зрения закона, это не дискриминация, если эти дресс-коды не предполагают «неравномерной нагрузки» на один или другой пол и не «унижают».

В то же самое время, чтобы избежать дискриминации, для служащих может быть сделано особое исключение из дресс-кода, если речь идет о религиозно мотивированной одежде, путем создания особых дресс-кодов для служащих разных религий. Профессиональные дресс-коды могут запрещать «искусственные» прически, например, начес или косички, но не те, которые определяются натуральной текстурой волос. Разумеется, дресс-код может регулировать длину волос. Тем временем, не считая этих непоследовательных правил и удивительных исключений, работодатель может навязать любой дресс-код, который захочет, даже если внешний вид сотрудника не имеет никакого отношения к выполняемой им работе.

Как юрист и преподаватель, я потратил немалую часть своей карьеры на изучение и преподавание гражданского права, а также на борьбу за его реформу, поскольку именно в этой области споры по поводу одежды и внешнего вида встречаются очень часто. Так как я еще и модой интересуюсь, я всегда думал, что законные аргументы в большинстве этих случаев не учитывают некоторых самых очевидных и важных моментов этих разногласий.

Одной из причин, по которой я решил исследовать историю дресс-кодов, было желание понять, что находится в центре этих разногласий. Изучение более ранних эпох, когда еще не укоренилась идея о тривиальности и незначительности моды, выявило еще более яростные дискуссии об одежде и причины появления дресс-кодов.

Статус, пол, власть, личность

Мы поговорим о дресс-кодах, начиная с XIV века, который многие историки считают концом Античности и началом современного мировосприятия. Средние века заканчивались, и эпоха Возрождения начинала обретать форму. В течение этого периода появляется новая социальная восприимчивость, сделавшая своим центром личность. Новая восприимчивость в конечном итоге вдохновила новые формы искусства, такие как роман. Появились новые концепции человеческого сознания в психологии того времени и новые политические и этические идеалы классической либеральной мысли, которая ассоциируется с теоретиками Джоном Локком, Иммануилом Кантом и Жан-Жаком Руссо.

Новые стили в одежде сопровождали эти события и способствовали им: люди искали иные способы представить свое тело как отражение и продолжение уникальной личности каждого. Эти новые стили стали первой «модой» в том смысле, в каком я буду использовать этот термин. Я не буду утверждать, что мода являлась ключевым фактором перемен, но ее развитие сыграло свою роль, и зачастую очень важную, в социальных, интеллектуальных и политических событиях той эпохи.

На протяжении долгой истории люди считали, что в моде есть доля политики. Именно поэтому появлялись законы и развивались правила, регулировавшие ее, а другие сопротивлялись этим законам и правилам и уничтожали их. Попытка интерпретировать язык одежды – это сложнейшая задача. Одежда может передавать бесконечное количество посланий, основываясь на своей многовековой истории. Любой наряд может напоминать об историческом моменте, о социальном институте, о политической борьбе, об эротической возможности. Как можно надеяться распутать миллионы нитей долгой истории моды? К счастью, мы не обязаны это делать.

Используя дресс-коды – правила, законы и социальные ограничения, касающиеся одежды, – в качестве своего Розеттского камня, мы можем идентифицировать четыре проблемы, лежащие в основе главных элементов развития моды. Это статус, пол, власть и личность. Одежда – символ статуса, и ее история наполнена правилами и законами, гарантировавшими, что статус индивидов находил свое отражение в том, во что они одеты. Одежда – это еще и символ пола. Социальные условности и законы гарантировали, что одежда позволяет определить, мужчина это или женщина, с сексуальным опытом или без него, состоящие в браке или одинокие, целомудренные или развратные.

Одежда – это униформа власти. Она помогала определить национальную принадлежность так же успешно, как территориальные границы. Не хуже языка или культурных ритуалов одежда характеризовала этнические группы и племена и, словно священные тексты, формировала религиозные секты. Одежда одновременно устанавливала расовую иерархию и бросала ей вызов. И, наконец, мода – это средство выражения личности человека. Мы собираем свой гардероб и ансамбли на каждый день, чтобы они отражали нашу точку зрения и подтверждали отчетливое ощущение себя. История моды развивалась параллельно истории индивидуализма. По мере того как росла личная свобода, росла и свобода в одежде.

В этой книге мы посмотрим на то, как люди пытались контролировать моду и почему они это делали. В части Первой мы рассмотрим использование дресс-кодов для создания символов статуса в конце Средних веков и в эпоху Возрождения, когда зародились современная мода и отношение к миру. История современной моды и современных дресс-кодов начинается в 1300-х годах, когда люди вместо драпирующейся одежды начали носить одежду сшитую. Благодаря этой технической инновации одежда стала более выразительным средством, чем она была ранее.

В следующие четыре века мода была привилегией элиты, поэтому она зачастую становилась символом королевской власти и аристократического происхождения. В эпоху, когда большинство населения было неграмотным, социальные ценности передавались с помощью визуальных средств изображения: искусства, религиозной иконографии, завораживающих ритуалов и, разумеется, роскошных нарядов. Но появление современной моды таило в себе угрозу для старого социального порядка. Мода позволяла людям заявлять о своей уникальной личности, независимой от традиционных социальных ролей или даже находящейся в оппозиции к ним. Экономическое развитие привело к появлению нового класса богатых людей – крупных торговцев, банкиров и купцов. Они хотели показать свой успех через моду.

Некоторые амбициозные люди копировали аристократическую одежду, чтобы сойти за знать, тем самым ставя под сомнение ее элитарность. Другие использовали моду для того, чтобы показать собственный социальный статус, бросая вызов превосходству аристократии.

Многие ранние дресс-коды являлись результатом стараний элиты использовать моду для усиления привычных социальных ролей и установившихся прерогатив, ставя амбиции социальных выскочек вне закона, осуждая и высмеивая их. Религиозные меньшинства стремились к социальной инклюзии, а женщины добивались равенства с мужчинами.

Глубокие изменения произошли в конце XVIII века, когда политические революции и влияние философии Просвещения начали дискредитировать аристократические притязания. В части Второй мы рассмотрим переход моды от излишеств к элегантности. Распространение идеалов Просвещения привело к соответствующим изменениям в дресс-кодах. Демонстрация богатства, характерная для одежды элиты в Средние века и в эпоху Возрождения, уступила место новому идеалу сдержанности. Придворные наряды, подчеркивавшие божественное право королей и королев, сменил совершенно иной аристократический гардероб.

В новом политическом контексте высокий социальный статус начал ассоциироваться с усердием, компетентностью и просвещенностью, а не с благородным происхождением и почестями. У новой элиты появился свой сдержанный стиль одежды. Мужчины все еще выделялись своими нарядами, но знаком принадлежности к элите была изысканная утонченность, а не броский декор. Во многих отношениях этот переход был способом сохранить элитарность под видом атаки на нее.

Прорыв в производстве и торговле наряду с растущим рынком подержанной одежды превратили некогда редкие и роскошные украшения в более широкодоступные, размывая их ценность как символа исключительных привилегий. Напротив, новые статусные символы элегантности требовали образования и повышения культурного уровня, которые было куда труднее сфальсифицировать. Тем временем упадок династической власти и подъем национальных государств как политической формации вдохновили новые дресс-коды.

XVIII и XIX века стали свидетелями появления предложений ввести национальную гражданскую униформу в Западной Европе и в Соединенных Штатах, а также законов, запрещающих традиционную одежду этнических меньшинств в Великобритании.

Этот переход от бьющей в глаза роскоши к сдержанной элегантности затронул, по большей части, только мужчин. Феминистки и их сторонники, такие как Амелия Блумер, сопротивлялись ограничениям гендерных ролей и гендерной моде, но их усилия реформировать женскую одежду были встречены насмешками и провалились. Понадобится более модная форма сопротивления, чтобы начать убирать гендерные нормы, державшие женщин в корсетах и нижних юбках более века.

Как только женщины во множестве пополнили ряды работающих во время Первой мировой войны, они наконец достигли широкого принятия новой, упрощенной моды, которая включала в себя некоторые заимствования из мужского гардероба.

Поначалу над флэпперами смеялись, как это всегда бывало с попытками принять практичную женскую одежду без украшений. Но одежда, пионерами которой стали эти женщины, сформировала основу реформированного женского дресс-кода для эмансипированных женщин, остающегося с нами и сегодня. Несмотря на бесспорные успехи в этом плане, многие феминистки справедливо настаивают на том, что современная мода все еще отражает старые патриархальные идеалы женской декоративности и обязательной скромности.

В Третьей части мы рассмотрим дресс-код силы (power dressing). Афроамериканцы использовали силу одежды, чтобы придать вес своим требованиям равного уважения и достоинства, сначала как рабы, потом беглецы и, наконец, свободные люди в борьбе за базовые права в откровенно расистском обществе. После освобождения, терпя притеснения и борясь за гражданские права, активисты носили «лучшее воскресное платье» в попытке разрушить расовые стереотипы[17].

Более поздние поколения активистов развили альтернативные кодексы в одежде, воплощая политику респектабельности раннего движения за гражданские права. Активисты одевались так, чтобы продемонстрировать солидарность с сельскохозяйственными рабочими. Радикальные бойцы из «Власти черных» выбирали облегающую, военизированную одежду в стиле битников. Были и поклонники романтического афроцентризма.

Сегодня афроамериканцы все еще борются с тем, что некоторые считают элитарностью политики респектабельности, а другие осуждают как непрактичность (и не такую явную элитарность) «радикального шика».

Части Четвертая и Пятая посвящены дресс-кодам конца XX и начала XXI веков. Наши представления об одежде стали более свободными, но мы продолжаем ее контролировать и судим о других по тому, во что они одеты. В части Четвертой мы поговорим о том, как меняющиеся дресс-коды регулируют и определяют гендерную одежду. Так как женщины требуют равенства и начинают пользоваться некогда исключительно мужскими прерогативами, дресс-коды для женщин соединяют в себе политику и личность.

Некоторые женщины стремятся вырваться за рамки ограничений традиционной женственности, отказываясь от обязательной женственной декоративности в пользу скромной аскетичности. Другие отвергают обязательную женскую скромность и выбирают вызывающую сексуальную самоуверенность. Каждая из этих новых форм дресс-кода силы имеет свои преимущества и опасности.

В Пятой части мы поговорим о том, как в наше время по-новому смешиваются символы в одежде. Это стало возможным благодаря отсутствию учреждающих дресс-кодов, и перемены привели к изменению ожиданий. Мы теперь более терпимы к индивидуальному выбору в моде, чем предыдущие поколения, и не только принимаем, что одежда будет отражать личность, но и ожидаем этого.

Теперь у каждого из нас есть в распоряжении многовековая история моды. Каждый человек волен выбирать любые символы статуса прошлого, и при этом не важно, занимает человек ту социальную позицию, которую они определяют, или нет. Но, разумеется, дресс-коды не сдаются. Это могут быть как написанные правила, регулирующие, как должны одеваться студенты или работники сферы услуг, так и неписаные установки, согласно которым все манхэттенские инвестиционные банкиры будут одеты во флисовые свитера одного стиля поверх одинаковых светло-голубых сорочек из ткани оксфорд.

Даже если формальная власть правительства теперь обычно не задействована, социальные ожидания и давление общества ограничивают индивидуальную свободу. Большинство людей все еще ждет, что одежда будет отражать принадлежность ее обладателя к определенному социальному классу, расе, религии и полу. Некоторые считают нарушения старых норм неуважением и даже намеренным обманом.

Поэтому многие современные дресс-коды рассчитаны на то, чтобы одежда оставалась символом социального положения, и одновременно как запрещают новаторское и нетрадиционное использование старых символов в одежде, так и создают новые статусные символы, которые могут расшифровать лишь немногие избранные. «Дресс-коды» расскажут, почему мы одеваемся так, как одеваемся, чтобы понять, как дресс-коды творили историю.

Часть первая

Символы статуса

С помощью двух ярдов красной ткани можно выглядеть благородным человеком.

КОЗИМО МЕДИЧИ

В трудные времена мода всегда эпатажна.

ЭЛЬЗА СКИАПАРЕЛЛИ

Глава 1

Кодировка статуса

О чрезмерном выставлении напоказ коротких штанов, корон, сборчатых воротников, бархата и малинового шелка

В 1565 ГОДУ НЕСЧАСТНОГО РИЧАРДА УОЛВЕЙНА, слугу Роуленда Бэнгема, эсквайра, арестовали за ношение «чудовищных и возмутительно пышных коротких штанов». За это модное преступление Уолвейна продержали под стражей «до того времени, пока он не купит или иным образом не получит в свое распоряжение штаны приличного и дозволенного фасона и сорта… и не предстанет в этих новых коротких штанах» перед лорд-мэром Лондона[18]. Суд постановил конфисковать оскорбительный наряд и выставить его «на открытом месте в каком-либо здании, где люди смогут его должным образом рассмотреть и оценить как пример наивысшего безрассудства».

Историк Виктория Бакли описывает короткие штаны этого периода как «объемные шорты… расширяющиеся от талии и сужающиеся вокруг верхней части бедер»[19].

Они «зачастую могли быть… нелепыми, с огромным количеством подкладок и подбивок и даже… с вшитыми вставками из шелка кричащего цвета, которые обладатель мог вытащить сквозь прорези в верхнем слое ткани, чтобы еще больше уподобить их подушке…»[20].

Такие короткие штаны были парашютными штанами своего времени, а Ричард Уолвейн – рэпером Хаммером эпохи Ренессанса. По мнению властей, короткие штаны стали угрозой общественному спокойствию в елизаветинской Англии.

В официальном объявлении 1551 года говорилось, что «в последнее время ношение коротких штанов ужасной и оскорбительной величины… просочилось в королевство к великому очернению его и увеличению числа тех, кто ими пользуется. [Эти люди] добывают их незаконными путями… которые приводят их к разложению»[21].


Объемные короткие штаны были модной мужской одеждой в елизаветинскую эпоху


Закон накладывал суровое наказание на тех, кто носил такую контрабандную одежду. Наказание Ричарда Уолвейна было мягким по сравнению с тем, что вынес Томас Брэдшоу, торговец-портной, который в том же году был арестован за ношение слишком объемных коротких штанов «против правильного порядка». Суд постановил, «что всю набивку и подкладку следует отрезать и вынуть… А его облачить в дублет [облегающую куртку] и короткие штаны и провести в таком виде по улицам до его… дома. И там вырезать набивку и подкладку из других штанов»[22]. Модные преступления считались порождением греха тщеславия, и наказание публичным унижением за них признавалось самым подходящим.

Ношение коротких штанов хорошего вкуса обычно не наказывалось законом, даже во время думавшей о моде Елизаветы. Какими бы безвкусными или некрасиво набитыми ни были короткие штаны и какими бы тщеславными ни были те, кто их носил, почему власти с помощью закона наказывали подобный дресс-код? Ричард Уолвейн и Томас Брэдшоу не только нарушили каноны изысканности в одежде. Они нарушили политический порядок в обществе, в котором внешний вид считался маркером ранга и привилегий. Их бросающееся в глаза одеяние сочли своего рода контрафактом, который угрожал экономически подорвать прерогативу аристократии, снижая стоимость ее вестиментарной валюты.

bannerbanner