скачать книгу бесплатно
Еще недавно Конраду было наплевать на пьяного юнца, но теперь ему вдруг стало жалко его. Решив, что человек, пишущий такие песни, не должен быть обманут обычными уличными девками, Конрад напрягся и сжал губы.
Когда шлюхи, улыбаясь, и покачивая бедрами в пестрых юбках, проходили мимо стола, где сидели солдаты, Конрад молниеносно схватил за запястье старшую. Та дернулась, но, увидев виверну на стальном поясе, обмякла и расплылась в улыбке. Конрад на секунду подумал, что девица симпатичная.
– Что угодно господам стражникам?
– Кошелек – холодно ответил Конрад и посмотрел на проститутку так, что у той задрожали крашеные в вульгарный алый цвет губки. Она молча вытащила из декольте своего потрепанного платьишка кошелек менестреля.
Младшая, почти девчонка, с длинными, почти до ягодиц, золотыми волосами и вздернутым носиком, готова была разреветься:
– Гы-гы… господин капитан, только не сажайте нас в тюрьму! Пожалыста!!!
Тиль усмехнулся, и, покачиваясь, встал из-за стола:
– В тюрьмах и без вас тесно. К тому же, ваша братия платит налог в казну города. А вот за воровство придется отработать!
И, похотливо усмехнувшись, Тиль подмигнул Конраду, но тот покачал головой: «Нездоровится». Мосс, недоуменно пожав плечами, подхватил девиц под руки, и хрипло напевая «Мечом хр-рустальным… Придет любовь убить ме-еня!» кинул монету трактирщику и прошел к двери, ведущей на второй этаж харчевни, где располагались комнаты для ночлега. Поднявшись, он свесил голову: «Я зайду к тебе сегодня вечером. Провожу!»
Конраду хотелось крикнуть вслед: «Ты сам себе веришь?», но он сдержался. Допив пиво, капитан встал из-за стола и осторожно подошел к спящему менестрелю. Тот храпом выводил рулады, могущие по разнообразию присвистов и хрипов поспорить с его музыкальными потугами. Конрад грубо потряс барда за плечо.
Менестрель, одетый в широченную серую вязаную рубаху явно с чужого плеча и темно зеленые портки, приоткрыл сперва один глаз, затем второй, и, еле ворочая языком, выдал фразу, которую Конрад запомнил навсегда.
– Дерьмо случается… – выдохнул менестрель и, зевнув кривозубым ртом, пошевелил пухлой нижней губой, ровно как жующий траву осел.
Конраду стало смешно. Он схватил за волосы певца и рывком запрокинул его черноволосую голову с седевшими висками. Бард с тупым безразличием посмотрел на стражника и вдруг спокойно сказал:
– Если вы не отпустите меня, я вас убью.
Конрад приподнял брови в удивлении. Обычно люди, видя перед собой стражника, сами готовы были наложить в штаны. Либо юнец пьян, либо…
– Спокойней, дружок! – миролюбиво сказал Конрад и протянул кошелек певцу.
– Еще немного, и шлюхи оставили бы тебя без гроша.
–Шлюхи? – удивленно вытянулось лицо у парня, – где они? Потом, поняв, наконец, что путан нет, а у стражника в руках кошелек, менестрель вскочил со скамьи и попросил у Конрада прощения, низко поклонившись ему, при этом певец чуть не упал. Конрад вернул парню кошелек, а тот, покачиваясь, потряс указательным пальцем правой руки:
– Впервые вижу такого честного человека, как вы. Когда-нибудь я напишу про это песню.
– Разве тебе нужен такой маленький повод, чтобы написать песню?
Парень ухмыльнулся, и улыбка показалась Конраду жестокой. Так улыбаются люди с темной душой или ожесточившимся сердцем.
– Ну, господин стражник, сие отнюдь не маленький повод! Барды наоборот пишут песни по, как вы изволили выразиться, маленьким поводам. Увидел красивую девушку на речке, сходил в лес, побывал в храме, капище или других волшебных местах, прошелся с караваном по пустыне, переплыл море на корабле – вот и готова песня! А у меня, например, неделю назад погибла вся семья в Чартице, что по важности ни с чем в сравнение не идет, а я никогда не напишу об этом ни строчки… Так устроено это, как его… вдохновение! – и сказав сие, парень с комической важностью поднял палец вверх и закатил серые глаза к потолку. Потом он, вдруг, сжал свои большие, немного выдающиеся вперед зубы и, схватив себя за лицо ладонью, затрясся в немом плаче. Конрад понял все. Парень явно пытался забыть страшное горе.
Когда капитан случайно кинул взгляд на открывшееся тонкое запястье руки музыканта, то его прошиб холодный пот. На запястье менестреля алели многочисленные свежие кривые шрамы от острого предмета, шрамы недельной давности. Очевидно, юноша пытался покончить с собой, но духу не хватило.
Конрад отошел к своему пустому столу и, взяв недопитую кружку с темным пивом, вернулся к парню и усадил его на скамью. Когда Таер поднес кружку ко рту барда, тот набросился на пиво и, булькая, залпом осушил почти пинту.
– Ты из Чартица? – осведомился капитан – ты давно приехал?
–Вчера – глухо ответил менестрель, утирая рукавом грязные слезы.
– И тебя пустили часовые?
– С письмом для Клеменса Вейса меня не могли не пустить – горько засмеялся молодой бард. Тем более, что ваши Часовые сущие извращенцы! Заставили меня раздеться до гола. Тряпки-то не мои. Спасибо, мир не без добрых людей.
– Понятно…
Конрад с горечью подумал об игре судьбы, познакомившей его с человеком, косвенная вина которого была в том, что сегодня он уезжал, возможно, в свой последний поход. Капитан задумчиво, откинув с лица рукой налипшие от пота волосы, промолвил:
– Ты приехал из Чартица, парень, а я сегодня отправляюсь туда.
Парень быстро посмотрел на стражника, его кадык задвигался, а широкие, но худощавые плечи повисли.
– Что ж, вас можно поздравить герр… э- ээ…
–Таер. Меня зовут Конрад Таер. Я капитан Дневной стражи Шленхау. Ведомство по незаконной ворожбе.
Менестрель с пьяной учтивостью приложил руку к груди и тоже представился:
–Андерас Ян. Менестрель. Бродячий музыкант.
Конрад поправил пряжку на поясе:
– Что ж, Ян. Мне пора. Сегодня еще нужно многое успеть.
– Перед смертью не надышишься… – просипел Ян, тоскливо глядя на стражника. Потом, вдруг, повинуясь неведомому порыву, он схватил Конрада за руку в синей перчатке с обрезанными пальцами.
Пододвинувшись вплотную к стражнику, менестрель дохнул на лицо Конрада тяжелым запахом вина:
– Вы хороший человек! – дико вращая пьяными серыми глазами, зашептал он, – Я вижу людей насквозь, и мне не нужно долго общаться с человеком, чтобы сказать о нем многое. Я прошу вас. Я умоляю вас!!! Уезжайте отсюда! Возьмите мой кошелек и уезжайте! Плевать, что про вас будут думать другие, плевать, что вас заклеймят дезертиром!
Конрад попытался выдрать руку из пальцев Яна, но тот держал его крепко.
– Вы не понимаете! – хрипло, с надрывом уговаривал капитана Ян, – В Чартице вам не выжить и дня! Вы можете вспомнить свой самый страшный ночной кошмар? Забудьте о нем. Чартиц – это АД! АД!!! ВЫ ПОНИМАЕТЕ МЕНЯ?!!
Ян уже кричал и тряс Конрада за грудки. На них стали обращать внимание немногочисленные посетители.
– Довольно! – ожесточился Конрад, хотя спина его была сырой от ледяного пота, катившегося с его висков и шеи. Он оттолкнул Яна к стене, и тот, рухнув на скамью, зашелся в диком хохоте, в который вплетался полу-вой, полу-плач.
Капитана бил озноб начинающейся лихорадки, он накинул на плечи плащ, нахлобучил на лоб капюшон, и вскоре синяя фигура быстрым шагом вышла на улицу и растворилась в толпе.
Глава 4. Дорога
Вечером Бран особенно загадочен и красив. Извилистая речушка шириной в сто шагов окутана зарослями осины и ивы, которые, переплетаясь друг с другом, создают причудливые живые ограды, труднопроходимые и для людей, и для зверья. Начиная путь от многочисленных лесных озер, ручьев и родничков на юге Варстин Дара, Бран огибает Шленхау с юго-запада и идет вдаль от моря Спокойствия, через леса и луга Зеленых полян, Чартица и Ниргуша. Затем Бран впадает в ледяной, изобилующий порогами и водопадами Ворш, что течет по горным камням Шаркады. От Шленхау до Зеленых полян Бран почти необитаем, редко где встретится путнику человеческое жилье. Зато в лесах много дичи и диких зверей, а в реке неустанно плещется рыба. Благодатные края достались герцогу и он вовремя не дал разворовать природные сокровища столь богатых земель, охладив пыл не в меру ретивых охотников и рыболовов рядом своевременных указов. На реке часты мели и затонувшие деревья. Они торчат из темных вод Брана, словно гротескные чудовища. На поверхности воды встречаются заросли цветущих розовых лилий, а по берегам изредка прячутся крохотные полоски мелкого речного песка, изрытого копытами оленьих семейств, идущих на Бран к водопою. И Бран – единственный способ добраться до Чартица за неделю на узкой лодке плоскодонке, коими испокон веков пользуются местные рыбаки.
* * *
Конрад долго думал, стоит ли ему проститься с Кристиной, но потом решил, что это не будет сладким известием для девушки, которая, если Конрад не вернется, обвинит во всем отца, и Отступник ведает, что может между ними произойти.
Одетый в коричневую вязаную рубаху со шнуровкой у шеи, короткие, чуть ниже колен, штаны, с неизменным коротким Анеласом на стальном поясе, босой Конрад завязывал тюк с вещами. Стоя на деревянных мостках, скрючившихся у песчаной отмели, где стояли в ряд рыбацкие плоскодонки, он расплатился со старым рыбаком, продавшим ему лодку, взял протянутое довольным стариком весло, но тут услышал конский топот и посмотрел наверх речного откоса.
Лицо его вытянулось от удивления, когда в тусклом вечернем полумраке он увидел, что с громадного гнедого жеребца ловко спрыгнул на землю и побежал вниз по склону Тиль, за которым еле поспевал… менестрель! Парень приоделся, и капитан едва узнал его. Безрукавная куртка алого сукна с большими деревянными квадратными пуговицами, высокие ботинки бежевого цвета с черными застежками, Маленькая алая, под цвет куртки шапочка с серым пером ястреба, лихо запрокинутая на затылок, придавала менестрелю вид заправского искателя приключений. Конрад покачал головой: так собираются либо на пир, либо в последний бой. За плечами у менестреля висел арбалет и туго набитый болтами колчан из бересты. В дорожном мешке, что он положил на землю, спрыгнув с коня, виднелись округлые очертания мандолины.
Конрад, прищурившись, ждал, пока Тиль и Ян подойдут к лодке, и вот, наконец, те ступили на мостки.
Тиль подошел к Конраду и, обняв друга, вынул из дорожной торбы за плечом два почерневших от времени серебряных браслета. Молча взял темные от загара, перевитые жилами руки Конрада и надел браслеты ему на запястья.
–Это еще что? – смеясь, воскликнул Конрад, однако замер, глядя, как большие браслеты сжимаются под ширину его запястий, словно кольца хищных змей.
Тиль серьезно взглянул на друга:
–Оковы Битвы, Таер. Не спрашивай, как я вынес их из арсеналов, но что сделано, то сделано. Если останешься безоружным, они помогут. В рукопашной, голыми руками сможешь убить даже медведя. Только заговор бросить не забудь.
Конрад разглядывал подарки.
Веснушки на лице Тиля засмеялись, он крепко обнял Конрада и, опустив голову, стараясь не смотреть другу в глаза, сказал:
– Ладно, полукровка! Не будем долго прощаться.
Ян, до того скромно молчавший за спиной Тиля, выступил вперед.
– Герр Капитан, я пришел просить вас взять меня с собой. Герр Мосс сказал, цитирую: «что вы ни хрена не знаете Чартица и погибнете там ни за что…» А мне терять нечего. Я подохну от разврата и пьянства в Шленхау. Творческим людям нужен свежий воздух. К тому же я вам обязан. Я привык платить по долгам!
Конрад задумался. Ян был чуть выше его ростом, худощав, но, очевидно вынослив. Хотя…
– Нет, парень. Мне не нужны неуравновешенные люди, стремящиеся свести счеты с жизнью. Мне подобная «романтика» ни к чему.
Ян сжал кулаки. Желваки на его губастом сероглазом лице задвигались:
– Перестаньте, герр Таер! В конце концов, вы ничем не рискуете. Если я надоем вам или не буду представлять ценности как проводник и попутчик, вы всегда сможете меня высадить на берег! По крайней мере, вы немного будете ориентироваться в ситуации. В конце концов… – повторил он, поджав губы – это в ваших интересах.
Конрад стоял, скрестив руки на груди, и молча смотрел на менестреля. Бард выдержал тяжелый взор черных глаз молодого капитана. Конрад внезапно вздохнул и махнул рукой:
– Как хочешь. Если ты ищешь красивой смерти, то зря идешь со мной. Смерть от чумы славы певцам не приносит.
Ян жестоко улыбнулся:
– Не сдох в предыдущий раз, не сдохну и теперь.
– Дважды везти так не может.
– Кому как… Так что вы решили?
Конрад пожевал губы в раздумье, потом раздраженно махнул рукой:
– Залезай.
Тиля уже не было. Воспользовавшись ситуацией, он ускакал. Капитан Мосс не любил долгих проводов и лишних слез. Конрад сейчас был ему за это даже благодарен. И так на душе кошки скребли.
Плоскодонка, устойчиво держась на темной воде реки и следуя мощным движениям весел Яна и Конрада, вышла на середину Брана, и начала свой путь навстречу смертельной опасности.
* * *
На второй день пути, преодолев пару труднопроходимых завалов и бобровую плотину, Конрад начал понимать, что судьба послала ему попутчика, о котором можно было только мечтать. Ян никогда не заговаривал первым, обычно молча работая веслом, сидя на тюке с одеждой и едой. Но уж если Конрад подавал тему для разговора, Ян охотно развязывал язык. Нечасто встречая людей с таким талантом к болтовне, Конрад слушал прибаутки, рассказываемые менестрелем, смеялся и на время забывал о предстоящей миссии. Даже лихорадка отступила ненадолго, притаилась в недрах его могучего организма. Ян оказался неплохим рыбаком, менестрель смастерил из росшего по берегам ивняка нехитрое удилище, и однажды они поужинали жареной на костре форелью. Столь несхожие характеры обычно спокойного рассудительного Таера, привыкшего жить «по правилам» и взбалмошного болтуна – поэта давали повод для дружеского сближения двух разных людей. Ян редко интересовался делами Конрада, его службой в страже, но про себя рассказывал охотно, избегая лишь упоминаний о родителях и сестрах, пепел которых гулял по свету.
Вечером второго дня, когда плоскодонка причалила к берегу, и путники расположились на ночлег, Конрад достал огниво, разжег костер и подбросил туда сухой сосновой коры. Ян достал котелок и стал кипятить воду для ухи. Конрад долго смотрел на него и вдруг спросил:
– Послушай, Ян. Может, я суюсь не в свое дело, но позволь задать нескромный вопрос.
– Пожалуйста.
–Что ты делал в харчевне со шлюхами? Ты же певец. Тебе стоит сочинить серенаду или оду и бабье за тебя вешаться начнет.
Ян сел на траву и, сняв шапочку, утер пот, катившийся каплями с загорелого лба:
– Я никогда не был с женщиной. А тут – так тяжело было на душе, что я решил забыться в объятьях продажных девок. С невинностью расстаться решил. В конце концов, это все, что у меня еще осталось. И уж оно мне точно ни к чему.
Конрад удивленно посмотрел на менестреля. Да, парень не был красавчиком, но его серые глаза, смотревшие с мудростью старика и лукавством повесы-развратника, могли пришпилить к себе любую, ну или почти любую особу в юбке. Да и песни, что он сочинял, не могли оставить равнодушным никого. Конрад уже успел послушать певца прошлым вечером, когда Ян взял мандолину и стал тихонько напевать очередное свое творение. Мандолина умела смеяться и плакать в его руках, а стихи, которые Ян бросал на музыку, могли поспорить с дифирамбами лучших поэтов двора герцога. Жестокая жизненная правда, сочетающаяся с нежной, порою страстной лирикой, убивала слушателя наповал. У Конрада, слушавшего Яна, что-то начинало жать в груди, и сердце болело, словно кровоточило. А если певец начинал шуточную песенку, даже скабрезную, солдат улыбался. Только чувство солидности капитанского чина не позволяло Таеру вдоволь похохотать. Не мыслимо было, чтобы парень двадцати лет с таким талантом не был привлекателен для девушек. Что-то здесь было не так.
Конрад и Ян поужинали жирной наваристой ухой, потом, завернувшись в одеяла, легли спать у весело трещавшего костра. Конрад долго смотрел на созвездие Единорога, мерцавшее белыми точками на ночном безоблачном небе, затем повернулся на бок и спросил:
– Ян, но почему? Почему шлюхи? Столько женщин вокруг…
Певец вздохнул:
– Эх, герр капитан, я никогда в жизни никого не любил. Мне нравились некоторые девушки, но любовью это трудно было назвать. Скорее, я любил их отдельные части… Понимаете? А любить… Нет, я никогда не любил. Не было такого, чтобы хотелось видеть человека постоянно. Не было такого, чтобы хотелось посвятить девушке стихи. А все остальное – не любовь, а похоть. Со шлюхами все честно. Ты получаешь столько, сколько готов отдать.
Ян внезапно замолчал. Конраду внезапно стало жаль парня. Ему, человеку, знавшему, что такое любовь. Однако тяжелая мысль пронзила его размышления – хвала Отступнику, что Ян не знает этого чувства. Оно может быть отнюдь не радостным, а очень горьким. Горьким, как его любовь к Кристине Клоссар.
Певец молчал. Конрад внезапно понял, что Тиль недавно ему задал почти такой же вопрос, как он задал Яну. «Почему Кристина? Столько вокруг бабья…» Капитан понял, что страдает от любви так же, как Ян от ее отсутствия. И если один ищет ее на недосягаемой высоте, то второй опускается за ней на самое дно.
Снова повернувшись на спину, Конрад вытянул вдоль торса уставшие от гребли руки в серебряных браслетах и стал проваливаться в сон.
* * *
Утро третьего дня путешествия по извилистой речке встретило капитана и менестреля ледяным проливным дождем. Плоскодонка быстро стала набирать воду, и Ян с усердием вычерпывал ее котелком. Оба путника, спрятав одежду, остались по пояс обнаженными, и дождь нещадно хлестал по их мокрым спинам. Небо быстро затянуло тучами, и стали слышны далекие раскаты грома. Вдруг, совсем рядом, когда они проплывали мимо лесной опушки, на высоком крутом берегу, стоявший там красавец кипарис расколол мощный зигзаг молнии. Дерево вспыхнуло ярким огнем, освещая пасмурный день. Ян и капитан молча проплыли мимо изуродованного, полыхающего красавца. Обоим это не показалось хорошим знаком.
Конрад, сидевший на носу, и Ян на корме настолько засмотрелись на страшное и величественное зрелище, что лодка повинуясь течению, заплыла в маленькую тихую заводь, стоячая вода которой была покрыта ковром из речных растений ядовито зеленого цвета. Заводь спряталась у левого берега реки в кольце коряг и поваленных временем гнилых деревьев.
Ян первый заметил опасность.
– Ни звука! – прошептал он.
Конрад вздрогнул и, наконец, обратил внимание, что течение их завело в одну из крохотных пресловутых «гиблых заводей», что наводили ужас на рыбаков Брана. Десять лет назад вода реки была красной от крови плывущих по ней трупов солдат и мирных жителей. Междоусобная война оставила после себя страшное наследие. Считалось, что Бран, принявший в себя тела тысяч солдат и мирных жителей, погибших на междоусобной войне, попал под влияние магических штормов, что возникали всякий раз при массовой резне, или особенно жестоких преступлениях. «Гиблые заводи» – были прямым следствием «нехорошего» влияния войны на некогда безопасную речку. Поскольку трупы людей никто не вылавливал, они со временем вздувались, всплывали на поверхность. Причем сбивались в кучи в определенных местах на берегах Брана. Эти места стали впоследствии «Гиблыми заводями». На реке, на местах скопления мертвых тел жертв войны, образовывались страшные омуты, затянутые на поверхности зеленой ряской. Рыбаки всерьез верили, что в омутах гнездятся создания магических штормов. Причем крайне жестокие и опасные. Тела рыбаков, случайно забредших в такие места, находили потом крайне обезображенными, а осколки лодок выброшенными на берег.
Ян и Конрад поздно заметили, что коварное течение пригнало их дрейфующую лодчонку прямо в центр зеленой ловушки. Конрад тихо вытащил меч из ножен, а Ян потянулся за арбалетом. Едва он потянул рычаг на себя, чтобы натянуть тетиву, как внизу под водой что-то стало тихонько царапать днище лодки. Вдруг Ян обомлел. За край лодки уцепилась тонкая, покрытая желтой слизью рука с тонкими, когтистыми пальцами, затем появилась вторая и из-под зеленой ряски показалась костяная конусообразная голова безглазого, покрытого желтой мерзкой слизью существа. Огромный рот, в котором вертелись три кольца костяных клыков, словно жернова мельницы, издавал шипящие звуки, а овальное отверстие носа, пуская сизые пузыри, принюхивалось, сжимаясь и разжимаясь. Плечи существа были усажены длинными тонкими костяными иглами, не меньше десятка на каждом плече. Запах был от существа такой тяжелый, что Ян, несмотря на трясший его ужас, выблевал свой завтрак за борт.
Конрад рубанул мечом по голове мерзкого создания, но его Анелас отскочил от твердой кости. Конрад хотел, было ударить еще, однако заметил, что тварь не собирается нападать. Существо долго принюхивалось и вдруг повернуло к Конраду конус своей безглазой головы со страшным круглым ртом, где вращались по краям зубы-иглы. Стражник замер. Существо долго не двигалось, словно изучая капитана. Казалось, оно в растерянности. Ян, дрожащими руками вставивший болт в арбалет, прицелился, но стражник жестом остановил его.
