скачать книгу бесплатно
ты поверь
враг был зверь
и теперь его смерть
крест на крест
позабитая дверь
враг разбит
без него
будет мир
без врагов
будет мир
до утра нам ещё далеко
утро – это утрата врагов
что до наших утрат
их не счесть
но с утра будет весть
будет весть
2017 год, Донецк
«Эту роль доиграть бы, прожить, переждать…»
Эту роль доиграть бы, прожить, переждать,
выйти вон – на рассеянный воздух апреля.
Если умер герой, то на сцене кровать.
Если был воскрешён, то чуть позже застрелят.
Что мне страсть монологов вне стен и колонн.
Всё, что вне, не содержит попытки на случай.
Если умер герой, отчего на поклон
так легко он выходит по доскам скрипучим?
Всё театр – кулисы, перила, партер,
суетливый суфлёр, номерок гардероба,
и проржавленный рыжий оттенок портьер,
и актёр, опьянённый объятьем народа.
Всё театр – хрусталь полыхающих люстр,
комнатушки за сценой для грима и трёпа.
Всё театр – на запах, на вид и на вкус.
Оркестровая яма – подобье окопа.
Эту роль доиграть бы, прожить набело,
всё в апреле рассеянно, гулко, весенне.
Если умер герой, его смерть – ремесло,
он привык умирать в воскресенье.
2017 год, Донецк
«Стiй! Висока напруга!..»
Стiй! Висока напруга!
Ты, давно потерявший в моём лице друга
и обретший врага,
там, рядом с ОГА и художественным музеем,
где город живой и весенний
становился полуразрушенным Колизеем.
Мы с тобою встретились через четыре рока,
но пространство, как и тогда, бьётся током.
Я мечтаю писать одновременно о двух мовах,
становиться словом,
смысл которого будет переведён
через майдан, а не с одного языка на другой язык,
пусть это слово будет ещё не узы, но уже азы,
общая хорда, звонкая тетива.
Бог – это слово. Воно, як пiсня без солов’я,
лунае вiд Землi до Луни.
А мы стоим, нахлебавшиеся войны,
словно вод Азова,
та нiяк не зрозумiемо,
що життя наше – шприц одноразовий.
И только тебе решать,
что в нём будет. Лiки чи наркота.
За день до Великого Блокпоста
я пробачила тобi всi твоi кулi,
кроме одной,
той, которую ты не пустил себе в сердце.
2017 год, Донецк
«Говорил так…»
Говорил так:
«Я женат на женщине о четырёх авто,
о тридцати пальто,
но не то всё, не то, не то.
А что у тебя?»
АТО.
«Главное! Главное – не паникуй, не рви,
сама понимаешь, вот была же испанка —
это тебе не украинская ОРВИ.
Ну, погоняют на танках, покричат «пли»
и обратно разъедутся.
Кто в Чернигов, а кто во Львов.
Это всё просто способ проверить кровь
на цвет и брак», —
говорил всё это четыре года тому.
Дурак.
А теперь звонит и скулит:
«Мне не к кому голову прислонить!
У меня есть особый паспорт, не надо виз,
но ощущенье такое, что только вниз
можно вылететь из Борисполя».
2017 год, Донецк
«Прямо на уровне глаз – лицо…»
Прямо на уровне глаз – лицо,
если город возьмут в кольцо,
не мечись по комнатам от отчаянья.
Просто представь, что кольцо это обручальное,
и его всегда можно снять, переплавить в серьгу,
подойти и в упор пожелать обезумевшему врагу,
словно лучшему другу, призрения и любви,
и смотреть, как третий глаз у него откроется меж бровьми,
и как хлынет из этого глаза чёрная смоль.
Знаешь, в оттепель снег всегда превращается в соль,
это соль земли, кристаллическая слеза.
Прямо на уровне лиц – глаза в глаза —
смотрят друг в друга два брата – наш Пётр и ваш Петро,
и у обоих чёрное опустелое выскобленное нутро,
за спиною по верному смертельному калашу.
Я обоим братьям на фронт пишу.
Первому: «Петенька, сын мой, перекрестись,
пусть будет не смерть, а жизнь,
пусть будет поле зелено и озимо,
переживи эту длинную зиму».
Второму: «Петро, згадай, ми з тобою одна сiм'я,
яка тебе вкусила отруйна змiя,
що ти готовий свое едине життя вiддати,
за те, щоб тiльки брат твiй став розп'ятий».
И никто из них мне не пишет в ответ, оба молчат,
Я воспитываю их сыновей, моих внучат,
Николая старшего и младшенького Миколу.
Мне завтра рано вставать и вести их в школу.
2017 год, Донецк
«Ощущенье беды, не заметившей нас…»
Ощущенье беды, не заметившей нас,
ощущенье, что осень приходит на час,
чтобы после пришла сероглазая стынь,
чтобы снег, как песок из сибирских пустынь, —
по глазницы дома и по грудь фонари.
Заметёт он и нас, дорогая Мари.
Исходить на стихи – это каторжный труд,
это словно бы гнуть несгибаемый прут,
превращая его в бесконечную восемь.
Как прекрасна на час приходящая осень.
Этот дождь, моросящий из сита небес,
и мне кажется, что в этой осени без
габардиновых штор и уютного пледа
не сумеют сложиться ни жизнь, ни беседа.
Никакое сравненье не в пользу любви,
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
