Сказка о жизни. Второе издание

Ирина Решта

Сказка о жизни. Второе издание

От автора

«Ведь если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?..» Соглашаясь с Владимиром Маяковским, я хочу, чтобы моя книжка сделала мир чуть-чуть лучше. Хочу, чтобы кто-то прочитал ее до конца, и почувствовал, что он не одинок в поисках Пути. Чтобы заметил, что сложности, встречающиеся нам по дороге, на самом деле позволяют увидеть развилки и не дают сбиться с Пути на перекрестках.

Это второе издание книжки. Первое издание было осуществлено в 2007 году силами творческой группы «Братья по разуму», руководитель группы Стас Попков – удивительный человек, который был для меня учителем и в отношении литературы, и в отношении жизни. Примечательно, что при подготовке второго издания мне отчаянно захотелось изменить некоторые сказки. Посему вышло издание дополненное и исправленное. Я буду рада, если моя книжка прибавит кому-то сил двигаться дальше по жизни с оптимизмом. Может быть, этот кто-то – Вы?

С пожеланиями доброго Пути,

Ирина Решта

P.S. Другие мои сказки можно прочитать на http://reshta.biz/books

РАССЫПАННЫЙ БИСЕР. Сказка-про-зрение

Жил да был Зеленый Человечек. Он был самым обычным человечком, но очень уж любил зеленый цвет – цвет радостной майской травы. И джинсы у него были зеленые, и кепка была тоже зеленой – в темно-зеленую клетку.

Все почему-то считали его не от мира сего; он казался другим человечкам капризным и слишком чувствительным. Он замечал то, чего не чувствовали другие человечки. Он замечал первые листья на деревьях раньше других – когда они только-только проклевывались из почек. Он чувствовал запахи цветов, когда они были еще бутонами. Он слышал, как движутся соки внутри дерева, если прижаться к стволу ухом.

Каждое утро он ходил на работу мимо фонтана – это был не обычный легкомысленный фонтанчик, около которого назначают свидания, а фонтан-труженик, который охлаждал оборудование какого-то института. Из дна бассейна била сотня маленьких фонтанчиков. В хорошую погоду Зеленый Человечек видел, как в одном конце бассейна начинается радуга, а в другом – заканчивается. Видно было лишь начало и конец радуги – хотя, конечно, где радуга начинается и где она заканчивается – вопрос спорный. Напор воды часто менялся, и когда струи становились выше, радугу было видно полностью, а когда напор ослабевал – ее было почти незаметно. Зеленый Человечек знал, что в этом фонтане всегда была радуга; просто для того, чтобы ее увидеть, надо внимательно посмотреть. Но самым удивительным было то, что другие человечки эту радугу не замечали! Как-то раз мистер Грей обнаружил, что Зеленый Человечек рассматривает что-то в струях воды. «Эка невидаль – фонтан, на него пялиться – только время терять. Лучше б на работу поторопился», – пробурчал мистер Грей и удалился.

…Почти каждую зиму над городом случалось галло – зимний вариант радуги: иногда появлялась двойная радуга вокруг солнца, иногда – два круга справа и слева от него. И опять же никто, кроме Зеленого Человечка, не видел галло. Заметив однажды галло, он долго пытался показать его миссис Блю, но она так и не смогла его увидеть и лишь рассердилась: мол, как можно смотреть на солнце так долго – ведь для глаз это вредно. Ему, мол, хорошо, у него-то глаза железные. «Вот и видят то, чего нет», – добавила она злобно.

Зеленый Человечек чувствовал, что, когда проходишь мимо телевизора и в нем показывают добрый мультик, – телевизор весел и безопасен. Но когда по телевизору показывают страшный фильм – вокруг него появляется нечто, похожее на осьминога. Но человечки его не понимали.

Он знал, что когда проходишь мимо доброго человека – чувствуется запах роз и жасмина, а когда мимо злого – запах чего-то противного. Из-за этого ему было сложно ездить в трамваях, и он обычно ходил пешком, а окружающие за это считали его капризным.

Он работал фотографом, причем отдавал предпочтение старинному пленочному фотоаппарату – человечки удивлялись, где он его откопал. Зеленый Человечек умел фотографировать даже галло – люди потешались над ним и говорили, что он не может даже проявить фотографию, не посадив на ней пятно. Когда он делал портреты – вокруг добрых человечков было видно свечение. Как-то раз миссис Блю привела к нему свою племянницу отличницу Джессику (которая к тому же замечательно играла на скрипке) чтобы сделать портрет на школьную доску почета. На портрете вокруг девочки получился яркий светящийся шарик, но миссис Блю рассердилась: «Зачем ты пририсовал этот скафандр?».

Однажды у Зеленого Человечка сломался фотоаппарат. Что-то жалобно пискнуло в нем и кнопку заклинило. Вечером грустный Зеленый Человечек вышел на крылечко своего дома. И поразился: на небе было несчетное количество звезд. Они были серебристые, голубые, розовые, золотые… И столь красивым было это зрелище – а у него не было фотоаппарата! – что он побежал к соседскому мальчику, который любил рисовать. Он прибежал к нему, позвал его на улицу и попросил: «Посмотри на небо. Какая красота. Нарисуй это, пожалуйста».

Устремив взгляд в небо, мальчик сказал: «Да, очень красивые звездочки. Яркие. Жаль, что их всего пять». Зеленый Человечек удивился: «Как же пять? Их миллионы, это похоже на рассыпанный бисер». Мальчик прищурился и ответил: «Да, я разглядел еще маленькие звездочки. Теперь я вижу, что их семь».

Зеленый Человечек вернулся домой и загрустил еще сильнее. Ему было печально оттого, что люди видят в мире лишь то, что лежит на поверхности. Ему казалось, что они теряют столько красоты и радости, что им надо обязательно помочь. Он закрылся в своей фотолаборатории…

…К утру он изобрел специальные очки. Для того, чтобы их сделать, пришлось вытащить линзы из фотоаппарата. Но ведь дать людям возможность увидеть настоящий мир – гораздо важнее.

Зеленый Человечек пошел к соседскому мальчику-художнику. Мальчик стоял около мольберта, рядом с которым прихорашивался цветущий куст сирени. «Я сделал замечательные очки. Надев их, ты сможешь увидеть мир таким, каков он на самом деле», – сказал Зеленый Человечек. Мальчик надел очки, посмотрел на ветку сирени и увидел паука: «Фу, какой мерзкий паук и какая уродливая паутина. Когда этого не замечаешь, куст гораздо прелестнее».

Зеленый Человечек расстроился и пошел домой. «Ничего», – думал он, – «Мальчик-художник еще мал. У него достаточно времени впереди, чтоб научиться видеть красоту вокруг».

На следующий день он разобрал фотоувеличитель, из линз сделал еще одни очки и подарил их мистеру Грею. Из вежливости тот поблагодарил его, предложил выпить чаю и нацепил очки. Взглянув на жену, которая накрывала на стол, мистер Грей пробормотал: «Ох, какая же ты стала, морщины на лице… А ведь только что была молодой и красивой», и лицо у него погрустнело. Зеленому Человечку показалось, что жена это услышала и у нее появилась еще одна морщинка. Когда Зеленый Человечек уходил домой, мистер Грей сказал ему на прощание: «Оказывается, жена моя совсем старая стала. А я чуть было не купил ей на день рождения бусы. Ну, зачем старухе бусы, правда?»

Зеленый Человечек промолчал в ответ и пошел домой. «Ничего», – утешал он себя, – «может, у миссис Грей еще будут бусы на Рождество. Сейчас ее муж выпьет чаю, прочитает свои вечерние газеты, и жена снова покажется ему молодой».

Ночью он смастерил еще очки и утром, по дороге на работу отдал их Миссис Блю. Вечером, проходя мимо ее дома, он услышал, как она отчитывает Джессику: «Теперь-то я вижу, что у тебя вечно заплаканные глаза. Поэтому ты и играешь на скрипке так грустно. О чем можно грустить в твоем возрасте? Быстро садись за уроки! Тебе еще на скрипке надо играть, а задачки по математике не решены! Конечно, с такими глазами невозможно сыграть мажорный марш».

Зеленый Человечек не терял надежды и продолжал делать очки. Ведь научить людей видеть мир настоящим – это лучше, чем показывать им его на фотографии. Днем он работал – чтобы заработать деньги и купить линзы, а ночью мастерил очки для соседей. Так прошло несколько месяцев.

…Как-то раз, когда он спешил на работу – невыспавшийся и печальный, несмотря на морозное солнечное утро – его остановил Мистер Грей: «Ты знаешь, я хотел посоветоваться с тобой. Моя жена действительно стала старой, и благодаря твоим очкам я стал это замечать. Но может быть, если ей купить бусы к Рождеству, то она вспомнит, как 50 лет назад в Рождество мы с ней познакомились, и почувствует себя молодой?». И впервые за последний месяц Зеленый Человечек улыбнулся. «Ну конечно! Давай я схожу вместе с тобой в ювелирный магазин – там работает мой друг, и я как раз хотел сегодня отнести ему очки. Мы выберем самые красивые бусы для твоей жены».

Возвращаясь из ювелирного магазина, он услышал, как Джессика играет веселую мелодию. Миссис Блю, подстригавшая куст гортензии, завидев Зеленого Человечка, произнесла: «Спасибо тебе за очки. Я долго наблюдала за Джессикой. Каждый раз после того, как она решает задачки, у нее заплаканные глаза и кашель. И зачем только я заставляла ее учить математику? Это совсем не для нее. Вчера она получила четверку по математике вместо обычной пятерки, но зато сегодня у нее получается веселая музыка».

Придя домой, Зеленый Человечек с удвоенным энтузиазмом взялся за очередные очки. И тут кто-то постучал в его дверь. На пороге стоял счастливый мальчик-художник: «Ты подарил мне замечательные очки. Благодаря им я только что увидел падающую звезду и успел загадать желание. Спасибо тебе. Еще я смог рассмотреть звезды и нарисовал для тебя картину – держи». Зеленый Человечек улыбнулся и посмотрел на картину – на ней был млечный путь. Он так устал от постоянной работы, что сил у него почти не осталось. Прижав к себе подарок, он присел на крыльцо и посмотрел на небо – звезды обычно успокаивали его и прибавляли сил. Но он обнаружил, что на небе нет звезд. «Жаль», – сказал он мальчику, – «что сегодня нет звезд. Это бывает так красиво – теперь ты это сам знаешь». «Как это нет звезд?» – возразил мальчик, «Их миллионы, это похоже на рассыпанный бисер». Щурясь, Зеленый Человечек понял, что он слишком много работал днем и ночью – он потерял свою удивительную способность и его глаза уже не видят звезд.

Утром, по дороге на работу, он обнаружил, что в фонтане нет радуги…

ЧТО ОСТАЕТСЯ ОТ СКАЗКИ ПОТОМ?… Сказка о сказках

Этот рассказ мы с загадки начнем,

Даже Алиса ответит едва ли,

Что остается от сказки потом,

После того, как ее рассказали?

(В.Высоцкий)…

До того, чтобы рассказать Сказку, увы, доходило редко. Может и к лучшему, иначе врожденное любопытство заставило бы Сказочника отвлекать Алису (редактора и издателя местного литературного журнала) своими судьбоносными вопросами. Судьбоносными – с точки зрения Сказок. С точки зрения Сказочника все было не так уж и серьезно. Ну, написал пару Сказок. Ну, придумал еще десяток сюжетов. Подумаешь – не дописал…

Он начинал писать Сказки часто – зажигал толстую свечку, наливал свежие чернила в чернильницу, усаживался за тяжелый основательный стол. Однажды чернила закончились, и он в задумчивости налил в чернильницу брусничный сироп и текст получился рыжим. Мышь, живущая в доме, поначалу радовалась этим творческим моментам и в предвкушении высококалорийного ужина потирала лапки: пока он будет писать, она успеет провести ревизию шкафа и надегустироваться сыра вдоволь. Сказочник же писал всего несколько строчек, потом набрасывал план, задумчиво чесал кончик носа и откладывал перо в сторону. До лучших времен. В ожидании этих загадочных времен Мышь поняла – белковая сырная диета останется лишь в ее мечтах. В отличие от Сказочника она даже придумала маленькую Сказку про кусочек сыра и про то, как однажды Сказочник написал роман в нескольких томах. Мышь не умела писать, поэтому ее утопическая Сказка запросто вильнула тощим мышиным хвостом и нырнула в щель под плинтусом. Неужели ход в Волшебную страну находится там? – удивленно подумала тогда Мышь.

Где затерялся волшебный рожок,

Добрая фея куда улетела?

А? Э… так-то, дружок,

В этом-то все и дело.

Они не испаряются, они не растворяются,

Рассказанные в сказке, промелькнувшие во сне.

В страну чудес волшебную они переселяются,

Мы их, конечно, встретим в этой сказочной стране.

Недописанные Сказки оставались на листах бумаги и не могли попасть туда, куда судьбой было предначертано им попасть – в Волшебную страну, где жили законченные сказки. Поскольку количество их со временем росло, от одиночества они не страдали, но мечта попасть туда – за грань высказанных слов – была у каждой из них. Иногда Мышкина Сказка наведывалась из-за своего плинтуса и пищала им про Волшебную страну. Шерстка у нее начала лосниться, а на хвосте появилась кисточка. От ее жизнерадостного писка недописанные Сказки становились еще печальнее.

Как-то поздно вечером к Сказочнику пришел в гости Звездочет. Звездочет был трудоголиком и твердо придерживался позиции, что ни одна звезда не должна остаться не учтенной. На предложение Сказочника выпить чаю с мелиссой Звездочет, было, согласился, но тут же встревожился: а ну как какой-нибудь звезде приспичит упасть, а Звездочет пропустит этот момент? Стол решили передвинуть к окну. Стол был дубовый, основательный; он считал все эти перемещения пустыми капризами и для поддержания порядка сопротивлялся – и колпак Звездочета зацепился за связку мелиссы, висящей над столом. Нитка, держащая звездочку на колпаке, порвалась.

Стол все-таки уговорили переместиться. Расстроенный Звездочет снял колпак и поставил на стол – на стопку бумаг. Сказки взвизгнули от такого непочтительного отношения – чужой колпак! прямо на них!! – но полуоторванная Звезда так жалобно блеснула, что они смирились и даже чуть-чуть подвинулись. Чтобы колпак не упал с бумажной горы. А то – еще не хватало! – звезда вообще оторвется.

Звездочет рассказывал Сказочнику о чем-то сложном и важном, и Сказки уснули под непонятные повествования о созвездиях, зодиакальных знаках и кармических задачах. Только одной Сказке – написанной по недоразумению рыжими чернилами, и казавшейся взъерошенной оттого, что в ней было всего полтора абзаца текста – не спалось. Она мечтала о Волшебной стране и в тот миг, когда Звездочет, попрощавшись, выходил в дверь, заметила, как с его колпака падает Звезда. В голове Рыжей Сказки (то бишь в первом абзаце) мелькнуло: надо загадать желание, и она успела прошелестеть: «Хочу, чтобы нас дописали».

Утром она рассказала Мышкиной Сказке об упавшей Звезде (которая, ночью куда-то исчезла) и о том, что теперь их обязательно допишут. Прагматичная собеседница, перенявшая от Мыши уверенность, что ждать помощи от окружающих – не только безнадежно, но и опасно, удивилась: «А что же ждать-то? Берите и дописывайте». От этой мысли буквы в первом абзаце Рыжей Сказки встали дыбом.

…Днем заниматься приведением себя в порядок сказки не могли, но светлые звездные ночи были в их распоряжении. Сказки разделились на пары и дописывали друг друга. Одной лишь Рыжей Сказке не повезло – ей не хватило пары. Сначала ее дописывали две другие сказки, но потом пришла Мышкина Сказка и, обмакнув кисточку на хвосте в чернила, написала последнюю страничку. Работа была закончена, и если бы Сказочник проявил любопытство к своим творениям, то был бы удивлен (приятно или нет – сложно предугадать) наличием готового сборника.

Но Сказочник не интересовался их судьбами. Он был занят – он терзался сомнениями – а получится ли из него настоящий Сказочник? А будет ли кто-нибудь читать его Сказки? А хватит ли у него сил дописать их? Его сомнения и страхи расползались по комнате серыми липкими змейками, затаивались в углах, а по ночам проникали в сны Сказочника. От смутных воспоминаний о ночных кошмарах днем ему становилось еще страшнее. Там, где змейки-страхи проползали, оставались липкие блестящие следы – как от слизняков. Сказки пугались их шипения, а стол с отвращением поджимал ножки.

Сказочник так и не решался взять перо в руки. А вдруг он так и не сможет дописать Сказки?!? Время шло. Монеты в карманах Сказочника заканчивались, еда на столе появлялась все реже, и даже Мышь стала подумывать о переезде в новый дом.

Однажды пришел Звездочет и показал Сказочнику странный гороскоп – звезды говорили, что Сказки можно опубликовать на этой неделе. Он пророчил Сказочнику неожиданный успех, утверждая, что работа уже сделана, а Сказочник печально качал головой и говорил: «Нет, я не умею придумывать сюжеты. Сказки не дописаны – как же я могу их публиковать?»

Когда Звездочет ушел, Сказочник вздохнул и под аккомпанемент голодного урчания в животе приготовился долго и многотрудно работать. И, взяв в руки, первую Сказку, обнаружил, что она закончена. Может быть, он дописал ее и забыл? Он взял следующую Сказку – она тоже была закончена. Вероятно, он дописал их, но был так перепуган страхами (не на деменцию ж грешить, право слово!), что запамятовал это.

Сказочник удивлялся и поражался – Сказки ему нравились, но одна – Рыжая – заканчивалась грустно, и Сказочнику стало обидно – такая хорошая Сказка и с таким грустным концом, и он взялся за работу. Скользкие змейки страхов, выползшие из углов комнаты, растаяли, так и не достигнув стола…

Когда работа была закончена, и Рыжая Сказка удовлетворенно мурлыкала на столе (который тоже слегка подмурлыкивал), Сказочник решил, что его детища уже достаточно взрослые и их пора «отдать в добрые руки». Упаковал Сказки в толстую папку (которая от осознания собственной значимости расправила завязочки) и пошел к редактору местной газеты – Алисе.

Алиса посоветовала опубликовать все Сказки – и издать целую книжку. В журнал она взяла лишь одну Сказку – Рыжую. Она посчитала, что это вовсе даже не сказка, а быль – ведь такой неожиданный конец может быть только взаправду.

* * *

Сыр, купленный на гонорар, показался Мыши особенно вкусным – тем более, что ела она сыр, не торопясь – Сказочник творил новую Сказку, не отвлекаясь, весь вечер.

Не обрывается сказка концом.

Помнишь, тебя мы спросили вначале:

Что остается от сказки потом,

После того, как ее рассказали?

ЗАПАХ РАДОСТИ. Сказка о счастье

Окинув взглядом ряды папок, в которые были собраны его сочинения, Ринф вздохнул. В этих папках были труды почти всей его жизни – об устройстве вселенной, о происхождении человека, о движении звезд…

Он вспомнил, сколько сил ушло на каждую из этих папок, и почувствовал, что в горле пересохло. Ринф зачерпнул ковшом воды из кадки, но перед тем как выпить, посмотрел в ковш – ему показалось, что поверхность воды дрожит. С поверхности воды на него смотрел дряхлый старец и волос, пускавший рябь по воде, был безнадежно седым. Ни одна из его папок не сделала людей счастливее. Старики читали его труды с любопытством – сидя в кресле в окружении внуков, молодые мамаши читали с удивлением – уложив детей спать. Но не было практической пользы в знании о небесных светилах и человеческой эволюции. Порою Ринф завидовал этим людям – тем, которые считали его чудаком и тогда ему хотелось все бросить – и тоже качать коляску, пристраивать балкончик к дому, варить варенье, провожать кого-то в школу… Но каждый раз он вспоминал тот странный сон и возвращался к своим исследованиям.

Сон приснился Ринфу, когда ему было 10 лет. Сон был действительно странным. Сначала ему снилось, как он делает уроки, потом приснилась незнакомая девочка, потом большой дом, окруженный садом. А потом приснилась школа, и откуда-то сверху спустился некто – ангел? – и положил ему на ладонь золотистый пульсирующий камень. Может быть, это был и не камень вовсе, но 10-летнему Ринфу он напомнил кусок канифоли. В отличие от канифоли камень был горячим, и Ринфу было неудобно держать его в руке. Загадочный некто сказал: ты сможешь сделать людей счастливыми, но для этого надо много работать – и в это время во сне в школе зазвенел звонок, и Ринф проснулся. Наяву звенел будильник. На ладони было пятно – словно шрам от ожога, но Ринф знал – до сна этого пятна не было.

…Он работал всю жизнь – сначала ему казалось, что ключ к счастью лежит в знании о звездах и планетах, но его труды помогли лишь Звездочету, да и то помощь была сомнительной: Звездочет заподозрил, что составлял гороскоп не верно, но рассчитать правильные асцеденты не смог.

Затем он решил, что познание истины надо начать с познания человеческой истории, которая уходит корнями в незапамятные времена. Несмотря на веские доказательства, окружающие отказались признавать свое родство (а тем более происхождение) от обезьян. В итоге счастья не прибавилось. Когда становилось совсем невтерпеж, и хотелось урвать кусочек счастья для себя – и забыть о других, Ринф смотрел на пятно на ладони, вспоминал сон и возвращался к работе.

…Вечерний холод проникал в комнату – и Ринф некстати вспомнил, что собирался законопатить щели еще пару лет назад. Вчерашний ураган сломал много деревьев, и была неплохая возможность запасти дрова – может все-таки бросить работу и подумать о себе? Вспомнив о старике в ковше, он взял с полки тетрадь с записями (ведь гореть будет не хуже дров!) и потянулся за лучиной, чтобы разжечь печь.

Очевидно, какая участь постигла бы тетрадь, если бы в этот миг не раздался стук в дверь.

На пороге стояла почти принцесса. Конечно, никто из соседей не распознал бы в замерзшей девушке царскую кровь. Да и девушка сама бы рассмеялась, узнай она о мыслях Ринфа и не будь столь продрогшей. Ринфу же показалось, что в дверь вошла героиня сказки про Принцессу на горошине, которую рассказывал ему сосед Сказочник. Выбившиеся из-под грязного платка пряди были золотыми, покрасневшие глаза – светло-голубыми, а ресницы (вопреки ожиданиям) темными и густыми. Вероятно, сосед Сказочник все равно бы сказал, что в ней ничего особенного нет, и не стал бы писать с нее героиню сказки. Но явно бы обратил внимание на ее шею. И вовсе не потому, что Ринфу она показалась лебединой, а потому что на ней (а если быть совсем честным – то на груди) висел на цепочке кулон, похожий на золотистый обломок стекла, который пульсировал. Уместно добавить, что Ринф этот кулон не заметил.

Принцесса потерла грязной рукой глаза и закашлялась.

…За чаем из трав, которые по замыслу Ринфа должны были успокоить принцессу и остановить кашель, она рассказала, что в ее городе случился жуткий ураган, и ее унесло непонятно куда. Вернее, теперь-то понятно – улыбнулась она. По крайней мере, тут нет драконов и достаточно тепло. Выяснилось, что звали ее Бертой, и была она дочкой скрипачки и художника. В общем, почти принцессой, как решил Ринф. Как и положено принцессе, жила она в удивительном городе, в котором все были искренними и добрыми. Много лет назад удивительный человек придумал удивительные очки, и благодаря им люди научились видеть мир таким, каков он на самом деле, и не обманывать друг друга и – в первую очередь – самих себя. Они научились видеть, что их недобрые мысли и ложь (пусть даже невольная) плавают в воздухе темными облачками. «От этих темных облачков кашляла еще моя мама Джессика в детстве», – добавила Берта: «Видимо в Вашем городе не все хорошо с мыслями, потому что темные облачка плавают перед глазами и попадают в рот».

…Прошла пара месяцев, но Берта кашляла. Когда приступ охватывал ее, она шла в сад и садилась под кустом ирисов. Ирисы, с ее точки зрения, пахли нежностью, и ей от этой нежности становилось легче. Или же она садилась около ландышей – от них исходил аромат искренности. И кашель ослабевал.

Видя, как мучается Берта со своей загадочной аллергией, Ринф не выдержал. И решил – пусть он сделает счастливой хоть одну принцессу, раз уж жизнь прошла впустую, и осчастливить человечество не удалось. Он погрузился в изучение невидимых им темных облачков – и совестливые мысли о брошенном на произвол судьбы человечестве, которое не дождется публикации эволюционной теории, не смогли пробиться сквозь его увлеченность. Равно как не пробилась крамольная запоздалая мысль: а нужна ли человечеству эта эволюционная теория.