Алька. Второе пришествие

Поскольку посещение бани с мвэтэушными друзьями стало для меня не то чтобы принципиально невозможным, но осложнённым всевозможными согласованиями, в баню в МВТУ всегда сваливали в рабочее время, часа в три, в четыре, я стал по субботам ходить в баню в Зубаревом переулке, минутах в пяти от моего дома.

Приходил, занимал место, раздевался, потом шёл в мыльную, брал тазик, наливал кипятка и заваривал травы. После этого шёл в парную, раздобыв по дороге выброшенный использованный веник, поднимался в парной на поло́к, он там вмещал одновременно человек пятнадцать, подметал им полы и шёл за отваром. Процеживал его через свою вязаную шапку, приносил таз в парную, поддавал на камни, пока с поло́ка не начинал горохом ссыпаться народ. После чего поднимался и садился париться. Поначалу кто-нибудь, бывало, начинал ворчать:

– Заканчивай поддавать, уши в трубочку сворачиваются.

Но всегда кто-то находился, кому это нравилось:

– Терпи, пар костей не ломит. Ему-то тоже надо, он баню прибрал, поддал травками – чуешь, дух какой духмяный, щас ополоснётся и тоже париться придёт.

Потом привыкли, когда я только появлялся в парной, с полка́ доносились возгласы:

– Красная шапка пришёл, щас порядок наведёт. Ссыпаемся, мужики, вниз, через пять минут на свежий пар придём.

Когда совпадали наши графики, приходил попариться Блинов, сидели, разговаривали, Михаил, как правило, заявлял:

– Всё, увольняюсь, не могу с тобой работать.

Я его очень понимал, работать со мной трудно, на производстве я жёсткий, со мной непросто, если не сказать, что очень трудно. Но без этого не бывает результата, я сидел и как мог успокаивал Мишку:

– Да ладно, Миш, что ты выдумываешь, куда ты ни пойдёшь – все начальники говно. Не я такой, жизнь такая. Ну уйдёшь ты от одного, попадёшь к другому, а он ещё хуже. Оно тебе надо?

В сентябре во ВНИИГПЭ меня ввели в какой-то президиум, вследствие чего предложили поменять свой статус – должность внештатного эксперта – на полставки старшего научного по совместительству. По сути работы ничего не менялось, в деньгах это было побольше, необходимо было только принести разрешение с основного места работы на работу по совместительству, забежал в кабинет к Лабазову:

– Петрович, подпиши мне справочку на совместительство.

Властюша сделал брови домиком:

– Какое совместительство?

– Да у меня халтурка – внештатным экспертом Контрольного совета ВНИИГПЭ.

– Не подпишу.

– Как не подпишете? Почему?

– Я считаю, что для работы плохо, когда сотрудники где-то ещё подрабатывают, это отвлекает.

– Властимир Петрович, я работаю по вечерам, в своё личное время, могу работать внештатником и без вашего разрешения, просто совместителем выгодней и удобней. Так вы что, собираетесь моё личное время контролировать?

– Я всё сказал.

– Хорошо, Властимир Петрович, подумайте над кандидатурой нового начальника отдела малоотходных технологий, до свиданья.

– Ты мне угрожаешь?

– Я всё сказал.

В ярости я выскочил из кабинета, я пролетел, забыв поздороваться, мимо беседующих Рыжова и Шалыгина, поднялся наверх в отдел и задумался. Для себя решил, если не подпишет – буду искать место и уйду, пошёл он.

Ближе к вечеру зашёл Рыжов, так просто, поговорить о делах, как идёт выполнение договоров. Я стал рассказывать, доставая свои книги с полок.

– А чего это ты казённые книги в портфель складываешь?

– Да это мои, принёс на работу, чтобы лишний раз в библиотеку не бегать.

– И зачем назад-то тащить?

– Да эти не нужны.

Рыжов, задав ещё пару вопросов, смылился, а я, снова поставив книги на полку, нагло свалил с работы, предупредив зама:

– Будет кто-нибудь из начальников искать, скажешь, что я позвонил куда-то, договорился о встрече и уехал.

На следующий день, часов в одиннадцать, директорская секретарша сообщила, что директор хочет меня видеть.

Войдя в кабинет, увидел стоящего у окна, спиной к столу заседаний, директора, он разглядывал здание министерства.

– Ты видел выставку на третьем этаже?

На третьем этаже сотрудница то ли экономического отдела, то ли бухгалтерии развесила свои акварели. Работы в целом были малопривлекательны, но одна работа была интересна, называлась она «Вид из окна на здание министерства». Здание министерства было изображено какой-то тёмной, давящей громадой, что точно отражало наше понимание влияния, роли, сути работы этой клятой конторы.

– Видел.

– И как тебе?

– Ну одна работа точно отражает наше отношение к дому напротив.

– Согласен, такая махина наваливается, очень точно нарисовала. Вчера погорячились оба. Подписал я тебе разрешение на совместительство, у секретарши возьмёшь, но у меня условие будет. На днях беседовал с одним, – тут директор кивнул головой в сторону министерства, – оттуда. Говорит: «Да, что у тебя за институтик такой, ни одного изобретения». Хочу нос ему утереть, поэтому тебе задание – чтобы до конца года твой отдел два изобретения принёс.

– До конца года только одно выйдет, мы заявку на него тем летом подали, решение принято положительное, второе, если сразу даже подадим, до конца года решение не получим – там же процедуры, вряд ли успеем решение получить.

– А когда ты тем летом успел заявку слепить? И о чём заявка-то, ты ж ещё, по сути, летом толком не работал?

– А помните, меня в Люберецкий завод сельхозмашиностроения загнали в какую-то комиссию? Месяц там сидел. У них там ГКМ крякнулась, не на чем было тяги штамповать. Костенко рявкнул на меня, я с перепугу им обходной техпроцесс придумал, оригинальненко получилось, изобретением признали. Костенко в курсе, на пару с ним придумали, но он в авторы не захотел – на Госпремию не потянуло, решил не мазаться.

– Чего, серьёзно, Костенко в курсе?

– Зуб даю.

– Понял тебя, но до конца года с тебя заявка на изобретение.

– Непременно, ну я пошёл?

– Ну давай, трудись.

Поднявшись в отдел, стал мозговать, чтобы такое придумать срочненько, чтобы удовлетворить директорскую блажь. Изобретения не возникают из воздуха, они, как правило, рождались в процессе решения каких-то инженерных задач, а если нет задачи? Размышляя, решил пройтись по отделу, посмотреть, чем занимаются сотрудники, ходил, смотрел, кто что проектирует, задавал вопросы, обсуждал что-то. Вовка Сафронов проектировал штамп, в котором подаваемый лист надо было позиционировать на нескольких временных упорах, каждый из которых должен был убираться после пробивки. Судили-рядили, ничего не смогли придумать толковее, чем систему рычагов, убирающих и поднимающих упоры, я, взяв паузу на размышление, пошёл подумать. На следующий день придумал решение на полуавтоматический упор, на которое решил оформить заявку на изобретение – чего не сделаешь, чтобы порадовать начальство. В штамп мы его встраивать не стали, все эти игрушки хорошо смотрятся, но плохо работают в реальном производстве.

В октябре поехали с Людмилой в Крым, на работе ей дали путёвку в санаторий «Зори России», после восемнадцати лет жизни в браке мы впервые смогли провести отпуск вдвоём. Улетали вечером, в Москве мёл снег, прилетели ночью, погода в Симферополе была не лучше, чем в Москве, санаторный автобус уже ушёл, добирались на такси. Признаться, мне вообще в Крым ехать не очень хотелось, по приезде всё не нравилось, и номер в том числе, лёг спать раздражённым и недовольным всем.

Проснувшись, понял, что номер невелик, но вполне комфортен, с огромной лоджией, откуда открывался чудесный вид на море. Кормили прекрасно, как-никак это был санаторий аппарата президиума Верховного Совета РСФСР. От всяких процедур я отказался, но в санатории был прекрасный бассейн, всегда полупустой, и там можно было наплаваться вдосталь. У него был один дополнительный плюс – поднырнув под полупрозрачной стенкой, ты выныривал уже в открытой воде на балконе здания, откуда открывался неплохой вид.

И главное, было два приличных корта с твёрдым покрытием, где я пропадал часами, играя с инструктором, с редкими любителями, тогда этот вид спорта был не так популярен, или у стенки.

У санатория был прекрасный терренкур, и мы с Милкой часами бродили там или по берегу моря. Единственным недостатком было полное отсутствие любого алкоголя – большевики претворяли-таки в жизнь свои решения об искоренении пьянства, вот ведь суки, ну хотя б шампанского по глоточку.

Отдохнули мы чудесно, вернулись в прекрасном самочувствии и настроении.

Мишка с сентября ушёл из секции бокса, ушёл по двум причинам: сложно было совмещать с учёбой; вторая – чтобы продолжать тренироваться в секции, надо было выступать, драться, зарабатывать какие-то позиции. А он был средневесом, и лупят больно, да и не связывал он свою жизнь с профессиональным спортом. По утрам, до работы и учёбы, мы с ним бегали от нашего дома до Звёздного бульвара, добежав, делали пару кругов вокруг бульвара и возвращались.

Вернувшись из санатория, я решил утром пробежаться по нашему маршруту, была суббота, Мишка не захотел вставать, и я побежал один. Добежал до Звёздного, сделал, как обычно, пару кругов и понял, что возвращаться рано, я просто не набегался, побежал в Останкино, набегался там по аллеям и вернулся домой. Милка встретила меня с испуганными глазами:

– Я думала, случилось что-нибудь, ты где пропадал?

– Бегал.

Так натренировался в Крыму, что стало не хватать физической нагрузки, а как сообщить, да и в голову не пришло, а телефонов сотовых тогда не было. Да даже и представить никто не мог тогда, что через десять лет они станут будничной вещью.

Часть штампов, планируемую к сдаче в этом году для Звенигорода, сдали в срок, я сам не ездил, но Юра Дубинин с удовольствием рассказывал:

– Штампы сам главный инженер пришёл смотреть, поглядел и говорит: «Не обманул ваш начальник, оснастка стала у вас поинтереснее, это что, мвтэушные инженеры проектировали? – Я ему: – Бабы мои старые проектировали. – Это что ж, нет, что ли, у вас новых кадров? – Есть, но они по большей части новыми делами занимаются. – Да, скоро к вам на проектирование очередь будет. Ладно, посмотрим, как железо ваше себя в работе покажет».

В конце года на собрании отдела я сообщил:

– Дорогие коллеги, небольшую часть денег от премии отдела денег я хочу отдать группе, которая занимается ротационной вытяжкой, – надо их немного поддержать. Когда они станут зарабатывать, деньги вам вернутся.

Поднялся ор, а если они никогда не начнут? А вот пусть сами заработают, тогда и получат. С места поднялась Людмила, самый опытный конструктор женской части коллектива:

– А вы, Алек Владимирович, не имеете права вообще делить эти деньги.

Я повеселел:

– Вы знаете, у нашего директора другое мнение – он меня начальником сюда назначил, а вы почему полагаете, что у меня такого права нет?

– На ваших руках кровь Жени Зуева.

Тут уж мне нечего было добавить, и я принял волевое решение, которое отменил Рыжов, сказав мне:

– Знаешь такой анекдот, как мужик у адвоката спрашивает: «Скажите, я могу… – Нет. – Вы не дослушали, я могу… – Нет. – Да вы меня выслушать не хотите. Я имею право… – Право вы имеете». Так вот право у тебя есть, платить им премию, или не платить, или перераспределять внутри отдела. Но они ко мне пришли всем кагалом просить, чтобы ты их премию не трогал. Я тебе советую: оставь их, пусть получат всё, что заработали. Так, как ты хочешь, такие дела не делаются. Если ты хочешь поощрять тех, кто занимается новой тематикой, то ты на этой тематике заработай и создай фонд и из него поощряй, если те, кто заработает, захотят с тобой поделиться. А это у тебя какая-то продразвёрстка получается.

Я понял, что был не прав, по сути, сказанное мне верно. Новобранцам моим надо доказать, что они чего-то стоят, а потом уже премии и прочее. Всё, что я задумал и реализую вместе с ними, будет после. А дорога «после», бывает, приводит на площадь «никогда».

Интересно, но история с Женей Зуевым имела своё продолжение. Где-то через полгода после описываемых событий в мой проходной кабинет вошёл рослый мужчина в сером костюме. Ничего не говоря, он подошёл к моему столу и остановился немного сбоку, очевидно, ожидая какой-то моей реакции. Я занимался составлением какой-то очередной бессмысленной сводки для руководства и продолжал своё увлекательное занятие, не обращая на него внимания – нужно будет, сам обратится. И он обратился:

– Алек Владимирович, не узнаёте меня?

Голос показался мне знакомым, я поднял голову – передо мной стоял Женя Зуев, похудевший в дорогом костюме, ладно сидящем на нём. Я поднялся, протянул руку:

– Женя, привет! Какими судьбами? Присаживайся.

Женя присел на стул, стоящий напротив меня, левее сбоку, около окна. Я чувствовал себя неловко из-за истории, произошедшей с ним после его увольнения, хотел как-то извиниться, запнулся, подбирая слова, но Евгений опередил меня:

– Алек Владимирович! Я зашёл поблагодарить вас.

Я, признаться, даже растерялся, говорил он без сарказма в голосе, а я не понимал, за что он меня благодарит. За увольнение?! Но Женя продолжал:

– Алек Владимирович, я пятнадцать лет проработал здесь и каждое утро шёл как на муку, так тяжело себя ощущать никчёмным болваном, висел на отделе грузом каким-то. Понимал, что меня только из жалости держат, а ничего сделать не мог, не знал, что мне предпринять. Думал, может, когда-нибудь смогу разобраться, и всё равно у меня ничего не получалось. А вы просто за три секунды мне показали, что нет у меня здесь шансов. Я понял сам, всё, надо уходить. Ушёл в никуда, вообще не представлял, что делать, куда идти, чем заниматься. Два месяца ходил, искал, хоть какую-нибудь работёнку, нигде не брали. Узнал, что на заводе Ухтомского в Люберцах люди нужны, ездить, конечно, полтора часа в одну сторону, но жрать-то надо. Взяли комплектовщиком на девяносто рублей, а вы же знаете, у меня память хорошая, я через месяц на память все детали и узлы, идущие на сборку, запомнил, через два – где любая из них находится, кто её делает и когда должен на сборку подать, где какая задержка. Меня сначала старшим комплектовщиком сделали, потом руководителем группы, а на днях начальником отдела комплектации завода. А я всё помню, когда, что должны подать, просто людям говорю, где и что должно быть по срокам. Я впервые почувствовал, что я нужен, меня люди уважать стали, и всё это благодаря вам. Спасибо вам большое.

Меня эта фантастическая история так удивила и обрадовала, что я чуть не прослезился. Женя, закончив речь, забрался в портфель, извлёк бутыль, завёрнутую в папиросную бумагу.

– Алек Владимирович, от души, не откажите.

– Женя, я очень рад за тебя, но это ни к чему.

– Алек Владимирович, я жить начал, человеком себя чувствую. – Поставив бутылку на стол, Женя поднялся и протянул руку. – Прощайте, ещё раз спасибо.

Я вышел из-за стола, обнял его, мы тепло распрощались, я, плюнув на сводку и начальство, взял бутылку и пошёл к Саньке Чертову, надо было срочно выпить.

Коньяк был весьма недурён.

Январскую сессию Мишка и Колька Филиппов завалили напрочь, Мишка получил неуды по трём дисциплинам, Колька по всем. Эта картина – частая для первых курсов, всё думают, что они в школе, поставят им троечки. Ан нет. В МВТУ на стене парадной лестницы главного здания тогда висел огромный информационный щит, посвящённый порядкам в МВТУ, на котором в числе прочего было указано, что студент, получивший три неуда, подлежит безоговорочному отчислению. Обойти этот указ было возможно только одним путём – пересдать хотя бы один экзамен до конца сессии, но, увы, Филиппка по всему спасти было уже невозможно – слишком много хвостов, пересдать все неуды до конца сессии было не хватало времени. За Мишку можно было побороться, и я пошёл в деканат, с замдеком Мишкиным мы были шапочно знакомы, когда-то частенько встречались в «Железных мужиках», так называли у нас автопоилку – пивную на Бакунинской.

– Здорово.

– Привет, за сынка пришёл хлопотать? Так я ничем помочь не смогу.

– А ничего и не нужно, ты только приказ на его отчисление до конца сессии не оформляй.

– Да я до конца сессии и права такого не имею.

– Вот и отлично, и направление на пересдачу дай, когда попросит. Как сам-то?

– Дам без вопросов. Всё вроде ничего, но с сессией этой нет времени пивка кружку принять. А сам, где, говорят, что из технилища ушёл?

– Да в конторе проектной, зав. отделом, тоже со временем не лучше, ну пойду, а то подчинённые расслабятся, не соберёшь потом.

– Ну пока, забегай после сессии, сходим пивка попьём по старой привычке.

– Окей.

Мишка пересдал одну из дисциплин, остальные уже осенью и далее, до диплома, так уже не залетал. Больше я в его учебные дела никогда не вмешивался.

Сашка Чертов предложил скататься с ним в командировку на Ковельсельмаш, почему нет? Ковельсельмаш был центрокузом – головным заводом по производству поковок в западных областях СССР, мне как кузнецу съездить туда было интересно. Там я нашёл второе основное направление деятельности отдела. Сидели, разговаривали с зам. главного инженера завода Фёдором Ивасюком, он разглядывал чертежи навозоуборочного транспортёра, завод производил, кроме поковок, сельхозмашины. Я решил тоже посмотреть, вдруг найдётся какая-то работёнка для отдела, и случайно заметил, что узел крепления основной его детали – скребка – очень нетехнологичен, я обратился к нему:

– Федь, а кто его так нарисовал?

– Наши заводские, у нас своё КБ.

– Вот гляди, как узел спроектирован, все детали нетехнологичны. Видно же, что много всякой механообработки. А если мы немного изменим их форму, оставив функциональность, тогда почти все детали можно будет изготовлять штамповкой, то есть при изготовлении мы уберём всю механообработку, добавив операции вырубки, пробивки и гибки, детали будем штамповать в штампах. Это же в разы дешевле.

– Алик, да на хрен она тебе облокотилась? Пошли уже, нас Санька в кабаке, наверно, заждался.

– Ничего, пять минут подождёт. Ты голову включи, при такой форме скребков и их креплении в узле мы на каждой детали в узле сэкономим до ста граммов стали, вдобавок меньше трудозатрат, одни операцию штамповки и минус операция сварки, значит, нужно будет меньше операторов на линиях и прочее. А сколько скребков в одном транспортёре?

– Хрен её знает, кто их считал. Ну, наверно, где-то порядка тысячи.

– А транспортёров сколько вы в год делаете?

– Точно не знаю, наверно, несколько сотен, может, до тысячи.

– Ага, а это значит, что в год вы примерно изготовляете до миллиона скребков и, сэкономив на каждом по сто граммов, мы в год сэкономим сто тонн стали, только на скребках. А в узле ещё пяток деталей поменяются, а?

– Алик, не ты сэкономишь, завод.

– Не совсем так, я думаю, что вот эта конструкция, которую предлагаю, потянет на изобретение, это я тебе как эксперт контрольного совета говорю. Когда мы с тобой внедрим это изобретение на заводе, нам будет положена весьма приличная выплата.

– Ах так, мы соавторы?

– Конечно.

– Ну что ж, будем работать, но сначала пошли обедать, а то Сашка нас порвёт на британский флаг.

Мы пошли в ресторан, но даже там продолжали обсуждать возможное сотрудничество. Федя Ивасюк был очень толковым инженером, он не просто моментально схватывал чужие идеи и творчески развивал, он предлагал и свои.

Тогда мне и пришла в голову мысль, которую я озвучил за столом:

– Глядя на разработки ваших конструкторов, я тебе скажу, что таких нетехнологичных деталей, как скребок, мы найдём ещё немало в конструкции этого транспортёра. Давай заключим договор между ПКТИТП и Ковельсельмашем на исследование конструкции навозоуборочного транспортёра на технологичность. Завод получит экономию металла и трудозатрат, а мы – деньги по договору и премию из ФЭС.

– А давай. Я вас поддержу. Завтра закажу тебе полный комплект чертежей изделия, ты покопайся, если найдёшь что-то интересное, рискни. Но заключим договор с условием: если по итогам работы экономического эффекта не будет, все авансовые выплаты вы обязаны будете вернуть.

– Согласен.

Мы ударили по рукам, на следующий день я получил папку чертежей и отвёз их в Москву на проработку. Анализ показал, что деталей, требующих изменения, было не так уж много, но та часть деталей, которая требовала переработки, была спроектирована вообще без знания каких-либо технологических переделов, кроме фрезерования, сверления и сварки. Разобравшись со всем, я понял – игра стоит свеч.

Ивасюк был в Москве в командировке, мы с ним поработали над узлом крепления скребка, пришли к согласованному решению, и мы оформили и подали заявку на изобретение, чертил и оформлял кто-то и конструкторов моего отдела, мы и его включили в состав авторов.

О том, что заявку нашу признали изобретением, я узнал через тридцать два года, когда писал эти строки, просто набрав в поисковике название изделия и имена авторов.

Подписывать договор с Ковельсельмашем я поехал сам, поскольку понимал, что будут вопросы и вряд ли кто на них ответит лучше меня. Реакция заводчан была одинакова – во всех службах принимали меня за блаженного. Ещё бы, какой нормальный человек в трезвом уме и здравой памяти будет утверждать, что он доработает конструкцию изделия, выпускаемого с некоторыми изменениями тридцать лет; так, что, сохранив его работоспособность, он уменьшит его металлоёмкость и затраты на производство, получив экономию, позволяющую профинансировать все затраты по договору и вдобавок получить премию. Это ж просто бред какой-то, ведь вдобавок этот кретин – то есть я – берёт на себя обязательство вернуть все деньги, если он не справится с задачей.

Помнится, в планово-экономическом отделе, подписывая договор, зам. главного экономиста, женщина лет пятидесяти, сказала мне:

– Ничего у вас не выйдет.

– Бог знает, а вдруг повезёт? Я вообще-то удачливый.

– Ну разве можно полагаться в таком деле на удачу? Давайте, пока не поздно, похерим весь этот договор.

– Нельзя.

Она, поглядев на меня взглядом, полным сочувствия, вздохнула: что ж с ним, с убогим, поделаешь, подписала договор и протянула мне.

Через полгода я подписывал у этой же плановички актировку, перечень выполненных работ и уточнённый расчёт экономической эффективности. Прочитав все документы, она посмотрела на меня с испугом:

– Это что получается, вы в самом деле договор выполните?

– Да, получается, что выполним.

– Это ж сколько мы вам должны будем заплатить по экономическому эффекту?

– А что вас беспокоит? Завод же значительно больше заработает на этом.

– Завод-то заработает, но нам-то что? Мы-то ничего не получим, а вы получите.

Сколько раз я слышал схожие слова и такие же интонации, удивительный у нас народ – да хрен бы с ней, с родимой хатой, ну побелил ты мне её, подлатал. Но это ж сколько ты заработаешь? Да я лучше её порушу, лишь бы ты, как я, сидел и не высовывался.

В начале мая слетал в командировку во Фрунзе, на Фрунзесельмаш, посмотреть завод, прощупать его с точки зрения возможного сотрудничества. Главным сварщиком оказался выпускник МВТУ. Обрадовавшись, что встретил коллегу, пригласил в гости. Впервые я участвовал в национальном застолье, хозяин посадил меня рядом, к столу подали то ли жареного, то ли тушёного барана, однокашник мой стал раздавать каждому по какой-то части, мне перепал глаз. Заметив мою реакцию, хозяин сказал:

– Сделай вид, что ешь, потом я у тебя заберу.

Я так и поступил, все увлеклись едой, мне заменили глаз изрядным шматом мяса, все пили чай, а мы с хозяином коньяк из чайных чашек, который он наливал из большого заварочного чайника – годы учёбы в МВТУ не прошли даром.

В мае центральные газеты опубликовали закон о кооперации, я прочитал и задумался, похоже, что в стране и в самом деле начинаются большие перемены. На следующий день в «Правде» опубликовали большую статью, комментирующую двухгодичное постановление о мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами, что они хотели сказать этой публикацией, на следующий день после закона о кооперации, я не понял до сих пор. Но энтузиазм мой поугас, и ведь профессор Преображенский не советовал читать советских газет. Те, кто не читал, сообразили моментально, кругом возникали водоворотики предпринимательства, предприимчивости, загудел Рижский рынок, заклубились на Арбате и в Измайлово художники и лоточники.

Мишка сдал весеннюю сессию, остался хвост, но рубить его он собирался осенью, наступило время отдыха. Я, признаться, думал, что он соберётся ехать на шабашку, спросил, потирая руки:

– Куда? В Норильск, на Дальний Восток? В какой собираешься строяк ехать?

Сын, посмотрев на меня с удивлением, спросил:

– А когда же я отдыхать буду?

Я даже растерялся, не зная, что ответить, мне эта мысль не приходила в голову никогда.

– А где думаешь отдыхать?

– Не знаю пока.

Вспомнив, недавнее посещение Фрунзе, я спросил: