скачать книгу бесплатно
***
– Я влюблен, я очарован… – пропел Лоар, прощаясь через два часа на крыльце галереи и снова целуя мою руку. – Славка, береги свою красавицу, иначе уведу.
Он шутливо погрозил ему пальцем. А Гордеев что-то мрачно буркнул в ответ, но я сама была в состоянии «влюблен и очарован», хотя совсем и не оганчарована[6 - Герои используют первые две строчки стихотворения А.С. Пушкина «Я влюблен, я очарован, Я совсем оганчарован…»], поэтому внимания не заострила.
– Варя, вы меня покорили познаниями, а ваш интерес к нашему скромному ремеслу!.. – Макс захлопал по карманам и вытащил чёрный прямоугольник визитки. – Вот, возьмите. Если захотите снова прийти или подискутировать об искусстве, то милости прошу. Для вас я всегда свободен.
– Спасибо.
Визитку я взяла, и мы снова распрощались, пообещав заглянуть ещё раз до закрытия, что обещано было через месяц.
Нет, сегодня, в самом деле, прекрасный вечер, и даже плохое настроение Гордеева мне этот день не испортит. Понятно, конечно, что я обломала человеку свидание и общение тет-а-тет, но стыдно мне не было.
Мне было интересно.
И поэтому извиняться я не стала, не заговорила первой. И до самого дома мы едва перебросились парой ничего не значащих фраз, но из машины, удивляя, он вышел всё-таки проводить меня сам. Смазал бы, пожалуй, восторг вечера, но от распирающей радости и лёгкости я не чувствовала смущения и неловкости момента, что так свойственен минутам прощания.
Я просто поцеловала Гордеева в колкую от за день выросшей щетины щеку и почти поскакала к подъезду, чтобы замереть с уже открытой дверью и, оглянувшись, широко улыбнуться.
– Спасибо за самый лучший вечер в моей жизни!
***
А дома меня ждал полумрак коридора, подозрительно радостный Сенечка, что выкатился из кухни, и звучавший оттуда же жизнерадостный голос:
– …дальше самка комара впрыскивает слюну с плазмодием в кровь очередного укушенного и тем самым заражает его малярией…
Я обреченно прислонилась к двери и, закрыв глаза, тихонько завыла в такт бодрому голосу.
Ненавижу паразитологию!
7 июня
Сегодня было официально покончено с повторением паразитологии. Ура, товарищи, ура! Я вздохнула с облегчением, перекрестилась, будучи атеисткой, и на радостях решила приготовить мясо в горшочках.
Последние мы с Сенечкой случайно обнаружили во время генеральной уборки.
А генералили мы вчера.
Прибирались под великие страдания Дэна о том, что мы ему мешаем заниматься, и, вообще, у него всё лежит на своих местах. В момент последнего высокомерного заявления Сенека очень вовремя извлёк из обувной тумбы, где хвостатый паршивец под шумок решил оборудовать себе очередное жилище, железную кружку с засохшей булкой.
Я, иронично выгнув бровь, уставилась на Дэна.
– Гений господствует над хаосом, – не дрогнув, столь же высокомерно отрезал он и скрылся в своей комнате.
Доучивать паразитологию, дабы сегодня за завтраком гордо объявить, что мухи, вши и блохи успешно пройдены, закреплены в памяти и готовы для сдачи.
***
Я уже ставила глиняные горшочки в духовку, когда зазвонили в домофон. От неожиданности чуть не выпустила из рук один и чертыхнулась.
Не, пускай Дэн идёт.
У меня тут мясо и енот, который уже тянет лапы к крышечке и…
– Сенека, имей совесть! – я возмутилась, выдернула из-под самого чёрного носа последний горшочек и торопливо запихнула его к остальным в духовку. – Я пять минут назад тебе целую вареную курицу дала!
Енот, сидя на задних лапах и поджимая передние, скромно потупился.
– Что, всё съел?!
Я ахнула и перевела ошарашенный взгляд на его миску с водой.
Пустую.
– Ты пустишь меня по миру, троглодит хвостатый!
Сенечка презрительно фыркнул, а в кухню заглянул Дэн, поправил очки и непривычно растерянно проговорил:
– Варь, к тебе там пришли.
Будь на дворе тридцать седьмой год, то я решила бы, что чекисты, поскольку голос и вид моего соседа только их визиту и соответствовал. Однако год был не тот, поэтому я только вручила енота Дэну, как эстафету, и пошла узнавать, кто по мою душу явился.
Честное слово, лучше бы чекисты!
Но жизнь – увы и ах! – ко мне немилосердна…
В дверях светился от радости Вениамин собственной персоной.
При параде.
И с огромным букетом розовых роз.
И весь мой богатый словарный запас при взгляде на эту картину испарился как-то враз. Осталась только гулкая пустота в моей голове, а Веня…
…Веня ещё на второй неделе учёбы и знакомства решил окончательно и бесповоротно, что я – его судьба. Он решил и, как всякий уверенный в себе мужчина, действовать активно и решительно начал.
Девиз: «Вижу цель – не вижу препятствий» был его руководством к действию.
В прямом смысле слова.
Препятствий он не видел, никаких и никогда.
Контрольная по старославянскому, когда все активно переводят и выискивают глаголы? Пфф, фигня! Ради пятиминутного выступления двух музыкантов из ближайшего перехода – приглашение на свидание должно ведь быть эффектным? – все отвлекутся, проникнутся, умилятся, а главное Варечка согласится.
Варечка, правда, была согласна только зафитилить в него туфлей с пятнадцатисантиметровым стальным каблуком, поскольку в деканат вызвали нас обоих и сделанную, если не идеально, то почти, мою контрольную аннулировали тоже.
Или был ещё выдающийся случай.
Преддверие восьмого марта.
Нежные и хрупкие тюльпаны, открытки, страдальцы-мужчины и концерт внутри нашего любимого исторического факультета. Сооруженная сцена в одной из больших аудиторий и занавес-штора к ней. Все в приподнятом настроении ждут начала. Смеются, переговариваются, мужская часть нервно готовится. Первым, как и положено, с торжественной речью выступает декан. Шторы-занавесы медленно разъезжаются за его спиной, и мы видим растянутую на всю стену надпись: «Варенька, я тебя люблю!!!»
Большими алыми буквами.
С сердечками.
Можно не говорить, что декан, а заодно все остальные не очень были рады столь широкому жесту пылкого влюбленного?
Да и на меня, пытавшуюся слиться со стеной – и, вообще, не Варенька я! – тоже кидали взгляды, далёкие от радушных. Особенно декан, что от пошедшего не по плану мероприятия слегка так побагровел.
Прямо под цвет Вениной рубашки.
Которых у Вениамина Вассермана, к слову, было много.
Как и галстуков-бабочек, без коих из дома он, кажется, ещё ни разу в жизни не вышел. И меня не покидали смутные подозрения, что даже в яслях эта идиотская бабочка гордо украшала шею маленького Вассермана, а Соломония Яковлевна, повязывая её каждое утро, смахивала слезу умиления.
Такой ведь приличный и хороший мальчик.
Нарядный.
В меру упитанный.
Грустный Карлсон, как окрестили его на родном курсе. И не будем показывать пальцем, кто такой добрый и креативный подал идею к такому прозвищу. Эта страница истории навсегда останется покрытой мраком, и я ни за что на свете не признаюсь, что первой в порыве ярости Карлсоном его обозвала я.
Ну, а про грустного добавил кто-то из народа. Чётко, к слову, подметил, поскольку грустным Венечке ходить до скончания века или появления новой судьбы, поелику я этой самой судьбой становиться категорически отказываюсь.
Мы не совместимы.
Никак.
И дело даже не в росте, что у Вени метр с кепкой, отчего все разговоры у нас с ним получаются неравными, а его глаза не поднимаются выше моей груди, и не в том, что шевелюра у Вассермана рыжевато-морковного колера.
Просто… просто мне с ним неинтересно.
И душно.
Он душит своим вниманием, оглушает пафосными монологами, а от его нарядов у меня рябит в глазах. И главное, от его театральщины неизменно появляется желание провалиться под землю, попутно делая вид, что мы даже не знакомы.
Без театральщины же Веня не может.
И год назад, когда я только начала встречаться с Вадиком, Веня, упав на колени, отчаянно и драматично заявил, что он проявит выдержку и дождется того времени, когда я одумаюсь и вернусь к нему, потому что именно он, Вениамин Вассерман, а не презренный Вадик, любовь всей моей жизни.
Я тогда только глубоко вдохнула, шумно выдохнула и, обогнув Веню по дуге, молча прошла дальше, объяснять и спорить было бесполезно и себе дороже.
А теперь… вот сейчас на пороге квартиры, глядя на Веню, я это вспомнила и едва не расхохоталась.
Истерично.
Чёртов дневник!
Молодец, Варвара Алексеевна, захотела встретить любовь всей своей жизни?! Так получи и расписаться не забудь.
«Любовь всей твоей жизни» каким-то образом нашла тебя сама. Объявилась на пороге новой квартиры, и теперь мнётся в парадном оранжевом пиджаке, под которым кокетливо виднеется весёленькая рубашка в цветочек и, конечно, неизменная бабочка.
Фиолетовая.
И я, смотря на всё это, очень так хорошо поняла, почему даже вечно мрачный и невозмутимый Дэн проникся и изумился. Когда такое чудо объявляется на пороге твоего дома, остаться равнодушным нельзя.
Да.
– Вассерман, ты что здесь делаешь, а? – без особой радости, скорее мрачно, в духе Дэна, поинтересовалась я.
– Варя, я всё знаю! – патетично, будто только и ждал моего вопроса, воскликнул Веня и, простерев руки и букет в мою сторону, рухнул на колени.
Вздрогнули и я, и пол.
Пол от тяжести, а я…
Нет, ну ни за что не поверю, что только у меня есть пара косяков, кои мелькают сразу после этой прекрасной фразы. Все после слов: «Я всё знаю!» вздрагивают, вспоминают, что именно какая-то сволочь может знать и откуда, а потом быстренько прикидывают, где лучше прикопать труп этого всезнающего.
Так что повод вздрогнуть у меня был.
И ещё какой…
Но спрашивать – Что же ты, солнце рыжее, знаешь?! – я не стала. Сложив руки на груди, я ждала продолжения обличительной речи от артиста погорелого театра и тоскливо думала, что буду, кажется, не единственной зрительницей.
Угадала.
Из кухни на шум с бананом в руке выглянул Дэн, а на его штанине красочно висел Сенечка, что, имея на редкость целеустремленный вид, пытался вскарабкаться повыше, жадно тянул лапы к банану и тихо, но крайне возмущенно фыркал-сопел.
– Что, Канатчикова дача начала давать гастроли? – с интересом рассматривая павшего ниц Вассермана, хмыкнул Дэн.
Я закусила губу, дабы не рассмеяться.
Веня же поднял голову, с ужасом уставился на Дэна и, вопрошая, трагически провыл:
– Кто, Варечка? Кто это такой? – пошёл на понижение до страшного шёпота Вениамин, и… и его голос взметнулся обратно ввысь, до фальцета. – На кого ты меня опять променяла, о, Варвара?!
Дэн поперхнулся.
Сенечка, забыв на миг даже о банане, что уже был пару раз надкушен соперником, замер и покосился на Вассермана.
– Я знаю, как подло тебя бросил тот гадкий человек. Ты предпочла тогда его! Несмотря на все мои уговоры и предостережения, – продолжил трагедию в духе Шекспира Веня, по которому, судя по скрытым талантам, должны рыдать все театры мира, начиная с Большого. – Но теперь, обжегшись и зная, что я был прав, что я и, только я, сделаю для тебя всё в этом мире, ты снова выбираешь не меня? Ты ушла к вот этому?! Почему, Варя, почему?! Ведь я же люблю тебя! Боже, только ты знаешь, как сильно я люблю её!
Веня закатил глаза к потолку.
Зря.
