скачать книгу бесплатно
– Можно отправлять Кармен на согласование. Думаю, дон Диего останется доволен нашей работой, – Любош, отнимая руку от щеки, замечает учтиво и певуче.
– Будет, – Йозеф пренебрежительно фыркает, – только где, позвольте спросить, господин хороший наш главный редактор, носит господина Марека? Почему фотографии, что должны были лежать на моём столе ещё пару недель назад, до сих пор я не увидел?!
– Потому что презентация была только вчера вечером, – Любош отбривает хладнокровно и чёрную папку по глади стола прицельно запускает к Йозефу, – смотрите, дорогой мой Йозеф. Марек принес их, пока вы… дискуссировали.
– Принёс и сбежал, – главный метранпаж надувается возмущением.
Рассматривает хмуро первые снимки, что даже с моего места и в перевёрнутом виде кажутся хорошими, но Йозеф – это Йозеф и первоклассный выпуск, по его убеждению, без скандала, трагизма и вымотанных нервов получиться не может, поэтому Любош, как человек опытный, звонит Мареку без просьб, а я кидаю сочувственный взгляд и удираю.
К кофе.
И тишине.
А ещё к самому вкусному яблочному штруделю во всей Праге, который подают на огромной белоснежной тарелке с пломбиром и мятой, посыпают корицей, сахарной пудрой и… и продолжить предвкушать встречу с прекрасным не получается.
Меня окликают, останавливают на улице, у самых дверей редакции, что с тихим стуком захлопываются за моей спиной.
– Панна! Кветослава Крайнова! – голос, резкий и требовательный, раскатывается по всей узкой улице, ударяется о брусчатку вместе с моим рюкзаком, который соскальзывает с плеча от неожиданности.
А полное моё имя режет мне же по ушам.
Звучит непривычно.
Удивляет, как и сам человек, что спешит ко мне с противоположной стороны улицы, лавирует среди припаркованных машин, машет призывно тростью и большую коробку с золотым бантом деловито прижимает к боку.
И пиджаку винного цвета.
Из нагрудного кармана которого кокетливо выглядывает синий, как шляпа и галстук-бабочка, платок. Брюки же на пару тонов темнее, а ботинки из светлой кожи.
Гармонируют с тростью.
– Здравствуйте, панна Кветослава. Мы с вами не знакомы, – он чуть приподнимает шляпу, перехватывает ловко эту самую трость и, удерживая коробку, поклоняется, уточняет степенно. – Точнее, я не имел чести быть вам представленным, посему моё имя вряд ли вам что-то скажет.
Кроме того, что так будут звать самого странного джентльмена, отъявленного модника и настоящего денди, который, кажется, пришел из самого девятнадцатого века. Прожил, не найдя источника вечной молодости, весь двадцатый, а потому состарился, одрябло тело, испещрили глубокие морщины всю кожу.
И глаза, тёмно-серые, за кругляшами очков, смотрят с вековой прожитой мудростью.
Проницательностью.
– Однако, мне нужно с вами поговорить и желательно, – он оглядывается по сторонам, морщится несколько болезненно и говорит правильно, без акцента, но все равно с неуловимой инаковостью, – в более… удобной обстановке.
– За углом кофейня, – я отвечаю медленно, испытываю редкую и странную нерешительность, что заставляет засомневаться в правильности слов.
И самого разговора.
Который странен и внезапен.
Вызывает замешательство, и джентльмена позапрошлого века я рассматриваю без стеснения, выговариваю, отмахиваясь от тени беспокойства:
– Я как раз собиралась туда.
– Полагаю, истинная пражачка никогда не выберет заполненное шумными туристами место, поэтому ведите, панна, – он кивает благосклонно.
Подставляет руку калачиком.
Но…
– По правилам хорошего тона принято представляться, пан… – я выговариваю с вежливой улыбкой и ударением на последнем слове.
Медлю, и класть пальцы на сгиб локтя я не спешу.
Мой же непредставленный собеседник тонко улыбается:
– Давайте опустим эти правила, панна Кветослава. Сделайте одолжение старику. Я же в свою очередь обещаю ответить на все ваши вопросы, но только кофейне.
Хорошо.
И нехорошо.
Но дверь за моей спиной хлопает, выпускает толпу, среди которых мелькают знакомые лица, что кивают, здороваются и косятся с любопытством, оттесняют от дверей и принять решение подталкивают.
Я соглашаюсь, беру загадочного визави под руку, веду к «Айлес».
Где, правда, тихо.
Малолюдно.
Поскольку кофейня, похожая на венскую, смогла затеряться между Вацлавской и Старомнестской площадью, скрыться за кадками с агератумом и ампельными петуниями в каменных вазонах.
– Здесь уютно, панна Кветослава, – мой спутник признает одобрительно, осматривается с любопытством.
Выбирает самый дальний стол.
И стул, опережая официанта, мне отодвигает.
– Знаете, панна Кветослава, просить вас заказать на ваше же усмотрение блюда будет на редкость дурным тоном, однако, – знаток этикета улыбается извиняюще, закрывает своё меню, – боюсь, нам снова следует отступить от заведённых правил, а мне попросить вас сделать выбор за нас двоих. Как я смог убедиться, вкус у вас есть.
– Почту за честь, – я чуть склоняю голову.
Отдаю застывшему у стола официанту свою папку.
Улыбаюсь, поскольку происходящее начинает неожиданно смешить, а беспокойство сменяется лихим весельем.
– Зденек, сегодня два штруделя и императорский меланж[11 - Меланж (от фр. mеlange – смесь) – кофейный напиток австрийской кухни на основе эспрессо с добавлением подогретого и вспененного молока и взбитых сливок. В императорский меланж кроме молока добавляют яичный желток, сахар и коньяк.]. Вы положительно относитесь к коньяку в разгар рабочего дня, пан? Да? Зденек, ты слышал. Кофия тоже два.
Командую я задорно, ставлю локти на стол, сцепляю пальцы замком и подбородок на них привычно умещаю.
Разглядываю незнакомца, и оповещаю я его любезно:
– А вы знаете, пан, что тесто для настоящего штруделя раскатывают так тонко, что сквозь него видно буквы на книжной странице, подложенной снизу? Кстати, яблочный штрудель ни в коем случае нельзя подавать с эспрессо. Не сочетается. Вкус перебивается. Может вы уже представитесь? Вы обещали, пан.
Обещал, однако… он молчит.
Разглядывает в ответ.
И свою картонную коробку водружает на стол совсем уж не по этикету.
– Вы похожи на неё, – он говорит тихо, почти шелестит и, собирая складки на скатерти, двигает коробку ко мне. – И я бы хотел сделать вам подарок, панна Кветослава. Позвольте подарить вам куклу.
– Куклу? – я переспрашиваю.
Моргаю удивлённо.
Теряю враз всю весёлость и лихость.
А пан смотрит серьёзно, не объявляет, что происходящее шутка или розыгрыш Аги, которая подобные представления как раз любит и устраивает.
Он ждёт.
И под его взглядом, что гипнотизирует, к коробке я послушно тянусь, развязываю не глядя шелковые ленты и крышку снимаю. Отрываю с трудом взгляд от тёмно-серых глаз, в которых плещется странное нетерпение, и голову я опускаю.
Смотрю.
Кукла.
Лежит в белоснежной пене ткани, в хрустальном гробе, как Белоснежка в сказке братьев Гримм, глядит бутылочными глазами.
Стеклянными, но живыми.
И взгляд, не по-кукольному глубокий, проникает в самую душу, пленяет и поглощает. И трещины на некогда белоснежном, а теперь желтоватом лице с высоким лбом перестают казаться уродливыми.
Не замечается почти стёртая с алых губ краска.
Отходит на второй план богатый и тяжёлый наряд дамы далёкого века, навевающий воспоминания о портретах Елизаветы Тюдор из учебника истории. Не притягивает взгляд сложная причёска из светлых волос под сеткой, замысловатое кружево высокого воротника и потускневший золотой узор платья.
Живые глаза затмевают всё.
Ворожат.
И в ушах звенит хрусталь, когда какофония голосов разбивает кукольную магию.
– Крайнова!
– Кветослава!
– Алехандро, я вам клянусь, что здесь подают лучшие десерты во всей Чехии…
– Марек, вы мне так и не ответили на счёт сегодняшнего вечера… Кветка!..
Знакомые голоса… вырывают.
Возвращают.
А даритель куклы резко встаёт, разносится протяжный скрежет его стула по полу. И руки от куклы я поспешно отдёргиваю, отшатываюсь, а крышка стеклянной шкатулки – не гроба, Квета! – скрывая старую куклу, ударяется звонко.
– Панна Кветослава, боюсь вам придётся простить меня ещё раз, – пан говорит торопливо.
Взволнованно.
Смотрит не на меня.
И я провожаю его взгляд, натыкаюсь на Любоша, Марека, Агу и Алехандро, что направляются к нам, огибают деревянные столики и из бежевых лент-тюлей, летающих от заглянувшего в кофейню ветра, выпутываются.
– Мне нужно идти, – свой стул мой визави задвигает небрежно, опирается на его спинку руками, чтоб наклониться, перегнуться через весь стол и прошептать. – Я найду вас сам. И, прошу, не верьте никому, панна Кветослава!
– Что? – я хмурюсь.
Пытаюсь встать.
Остановить.
Но придвинутый к столу стул задерживает, мешает выбраться быстро. Тормозят взлетающие ленты декора, вызывают впервые глухое раздражение и вопрос о том, как официанты с блюдами лавирует между ними.
Ибо я путаюсь.
Теряю из вида загадочного пана.
Наталкиваюсь на удивлённого Любоша, который замолкает на полуслове, удерживает меня за плечи, и из его рук приходится выкручиваться. И вопросы, летящие в спину, я не слушаю, выбегаю всё же на улицу, что… пуста.
Безлюдна.
Лишь за углом, где кипит жизнь, раздаётся перезвон трамвая.
– Кветка? – Ага появляется бесшумно. – Ты чего?
– Не знаю, – я говорю потерянно.
Огибаю её, оглядываюсь по сторонам и к ближайшему перекрёстку, срываясь на уже бессмысленный бег, несусь, но… яркого пиджака среди редких прохожих не вижу, и синяя шляпа нигде не мелькает.
Мой загадочный незнакомец исчез столь же незаметно, как и появился.
Улетел, но обещал вернуться.
– Старик, – я сообщаю раздельно и медленно, проверяю слова на прочность и к спешащей следом Аге поворачиваюсь. – Старик сидел со мной за столом. Странный. Шляпа, трость. Видела?
– Видела, – Ага соглашается, щурится, вглядывается обеспокоенно в моё лицо. – Любош обозвал его франтом. А Марек сказал, что…
– Ты видела, куда он делся? – я её перебиваю.
