Полная версия:
Шорох песка. 1.Цель и средства
На следующий вечер провели церемонию возвышения. Весь королевский тракт был ярко освещён факелами и масляными лампами, свечами и лампадками. Всё вокруг украсили цветами, и гирляндами из цветных листьев карая, растения ставшего своеобразным символом Портуса.
Весь свой долгий путь, от правящего дома, до ступеней храма, Крам предавался воспоминаниям. Перед его внутренним взором проплывали картины из детства – мать, с больным бледным лицом, делающая очередное замечание по поводу его внешнего вида; брат, падающий с осёдланной свиньи с громким хохотом; отец, каменное лицо которого, медленно расплывается в улыбке, при взгляде на вторую жену. Воспоминания о сводных братьях были подёрнуты дымкой забвения, он не помнил их лиц, с трудом вспоминал их имена, но хорошо помнил момент их смерти. Уже очень давно он справился с этими воспоминаниями, смял их как листок бумаги, поместил в ящик, закрыл его на ключ и закинул подальше в чертогах своего разума. Иногда в минуту слабости, сомнения или сожаления о чём либо, он доставал этот пыльный ящик, чтоб любовно провести кончиками пальцев по его поверхности, чуть приоткрыть, обжечься и снова захлопнуть. Лица, голоса, звуки и запахи калейдоскопом проносились в его голове, этот поток невозможно было остановить.
Впоследствии Крам ничего не мог вспомнить из этого своего пешего путешествия, от правящего дома к храму, только размытые пятна вместо лиц, сливающиеся в единое целое, да пляшущие, нелепо дёргающиеся фигуры, под аккомпанемент смеха младшего брата, взволнованного голоса отца и предродового крика мачехи, раздающихся у него в голове.
Крам очнулся от своих мыслей, ощутив под ногами гладкий камень, он стоял на небольшой площадке перед храмовой парадной лестницей. Остановившись перед первой широкой ступенью, он медленно поднял взгляд. На верхней ступени стояли, замерев, три женщины. Крам не видел их лиц, их головы и плечи покрывали вуали. По бокам на ступенях стояли главы великих домов, наверняка за более высокие места на лестнице была драка, усмехнувшись, подумал Крам. Он поднялся и встал на первой ступени, чьи то заботливые руки расстегнули застёжку синего шёлкового плаща, драпирующего одно его плечо. У самого уха раздался тихий шёпот распорядителя:
– Нужно снять сар, милорд.
Крам поднял руки, нащупал онемевшими пальцами зажимы своего головного убора, раздался щелчок, фрагменты сара, выполненные в виде чешуек рептилии, как бы раскрылись, высвобождая его голову. С непокрытой головой и плечами он начал подъём к вершине лестницы. Когда-то ему казалось, что это будет тяжёлое восхождение, что сами ступени станут сопротивляться его усилиям, но нет, каждый следующий шаг давался легче предыдущего, он мог бы даже взбежать по этой величественной лестнице, если бы наплевал на обычаи предков. Крам, лёгким шагом, дошёл до вершины, не ощущая ног. Груз собственного тела настиг его неожиданно, когда он встал обеими ногами на верхнюю площадку. Он тяжело, грузно повернулся вокруг своей оси, только сейчас поняв, что толпа людей окружающая храмовую лестницу, умолкла и замерла, как будто каждый человек в ней затаил дыхание. Скосив взгляд, он увидел, что три фигуры так и стоят неподвижно, глядя на пейзаж раскинувшийся внизу. Его вдруг пронзила мысль, а не статуи ли это, обёрнутые в вуали, не посмеялись ли над ним, не раздастся ли сейчас громоподобный смех лорда Кришта.
– А ты думал, я умер и передал тебе, щенку изменника, всё, что имею? Ты, правда, так наивен глупец? Ты всерьёз думал, что можешь безнаказанно свести меня в могилу, и никто ничего не узнает?!
Ближайшая фигура в красном облачении, медленно повернула голову и посмотрела на него сквозь вуаль, морок рассеялся. Тонкие белые руки взметнулись вверх, она подняла вуаль и откинула её назад. Под вуалью оказалась девушка, Крам шумно вдохнул от неожиданности, только теперь поняв, что перестал дышать на какое то время. Он сам не знал, чего именно ожидал, но точно не тривиального лица, самого обычного. Проезжая по городу, он видел по сотне таких лиц за день. Девушка была очень белокожей, тонкие спокойные губы, прямой нос, бесцветные ресницы обрамляли глаза, чуть рыжеватые волнистые волосы падали на плечи. Только пурпурная радужка глаз выделялась на этом неприметном лице, её взгляд пронзил его и пригвоздил к плитам пола. Крам судорожно вдохнул, волосы у него на затылке встали дыбом, мышцы на пояснице натянулись струной. Длинные белые пальцы, с длинными острыми ногтями, легли на плечо весталки в красном, она отвела глаза, и подняла руку в манящем жесте, из темноты храмовой арки к ней подбежала служка. Это была девочка лет двенадцати, на вытянутых руках она несла поднос, на котором стояла чёрная лакированная шкатулка. Шаяда в красном откинула крышку шкатулки, внутри, на чёрном бархате, покоился перстень. В перстне не было ничего величественного, его даже можно было назвать невзрачным, но Крам знал, что этот перстень из чёрной платины, несёт в себе осколок прадия, баснословно дорогого и трудно добываемого драгоценного камня, Камня Королей. Конкретно этот образчик был наиредчайшим, он имел тёмно-коричневый окрас, и был крепче прочих немногочисленных видов. Надев это кольцо и проведя им по мрамору, можно было оставить глубокую царапину. Поговаривали, что один из камов, располосовал этим перстнем всё лицо своей неверной жены.
Шаяда вынула одной рукой кольцо, вторую протянула ему в приглашающем жесте. Крам протянул ей свою правую руку, ожидая, что сейчас его пальцы пронзит нестерпимая боль, от её прикосновения, но ничего такого не произошло. Пальцы девушки легли сверху на его ладонь, они были очень холодными и сухими, но и только. Она надела ему на средний палец перстень, как ни странно, он идеально подошёл по размеру. Свет факелов упал на прадий, камень рассыпал крупные всполохи благородного густо-коричневого цвета, по тыльной стороне пальцев Крама. Вверх по руке потекло тепло, мышцы напряглись от запястья к локтю, от локтя к плечу, от плеча к шее. Правая рука будто налилась силой, твёрдостью. Ему показалось, что кожа на тыльной стороне ладони, стала глаже, как будто моложе. Всегда сопровождающая его боль в правом плече, которую он уже и не замечал, вдруг растаяла, Крам почувствовал зияющую пустоту в месте, которое она занимала в его голове. Девушка в красном отпустила его руку, сделала шаг назад и отступила в темноту, освобождая дорогу своей сестре.
Сделав шаг вперёд, на место первой шаяды встала вторая. Она с неподдельным интересом посмотрела на Крама, своими пронзительными рубиновыми глазами. Лорд Кахилл был поражён красотой этой женщины. На вид ей было около тридцати лет, тонкие черты лица, пухлые губы, высокие скулы, миндалевидные глаза завораживали. Наметившиеся морщинки в уголках глаз, говорили о смешливости и лёгком, даже легкомысленном нраве, вместе с вздёрнутым маленьким носиком, это делало её похожей на миниатюрного пушистого зверька. Поразительные волосы весталки, были не просто светлыми, они серебрились, как покрытый инеем белый металл. Несколько непослушных прядей вылезли из-под незатейливого головного убора и упали на лицо, полуприкрыв один глаз. Белокурая бестия грациозно махнула рукой, не отрывая любопытных глаз от лорда, из темноты снова вынырнула та же служка. В этот раз она несла на подносе ларец побольше. Тонкие пальцы с длинными ногтями, которые вблизи больше походили на когти, легко откинули крышку. На чёрном бархате покоилось ожерелье правящего лорда. Это было не обычное украшение, Крам видел этот артефакт на почившем лорде Краште, но до конца не понимал его конфигурации. Рассмотрев предмет вблизи, он понял, что его форма на самом деле очень проста. Ожерелье напоминало воротник, который охватывал шею сзади, доходил до кадыка с двух сторон спереди, и не смыкаясь, устремлялся вниз, плавно изгибаясь. Оно представляло из себя сплетение стеблей карая, с мелкими шипами и листьями. Листья как бы выкладывали верхний борт «воротника», их покрывала глазурь, которая переливалась как рыбья чешуя, почти так же, как и настоящие листья растения. Концы артефакта заканчивались тремя изогнутыми шипами с каждой стороны. Украшение представляло собой настоящий шедевр ювелирного искусства, но вниманием Крама завладела не исключительная работа мастера, а цветные, голубые вкрапления. Таким образом, выделялись плоды карая, в каждую маленькую ягодку был вставлен синий самоцвет. Крам знал, что это вовсе не сапфиры, а настоящие сандарины, самые редкие и самые ценные драгоценные камни, известные людям. Украшения с бриллиантами, сапфирами, изумрудами и прочими камнями, имелись в личной казне лорда Кахилла в большом количестве, были там и образчики с вставками прадия, но сандарина у его семьи никогда не было. Крам посылал несколько экспедиций в Кратмор, в надежде заполучить хотя бы один небольшой осколок, но ни одна из них не увенчалась успехом. Далеко не все его люди вернулись из этих походов, но те, что вернулись, не принесли из проклятой каменистой пустоши ничего, кроме дурных воспоминаний. Он знал только нескольких обладателей небольших сандаринов, и все они так или иначе, были потомками старейших династий и получили артефакты с ценнейшими камнями в наследство. В Портусе только один великий дом владел своим личным сандарином, это был дом Крашт, семья его второй жены. Владение этими самоцветами было чрезвычайно почётным, один такой маленький камешек стоил целое состояние. Считалось, что сандарин магический камень, его ещё называли – «Слеза Бога». Ему приписывали необычные свойства, в которые впрочем, Крам не верил, он хотел владеть камнем только из-за статусности.
Беловолосая шаяда, тем временем, взяла ожерелье и поднесла его к плечу Крама, ей пришлось встать на цыпочки, чтобы водрузить его на шею великому лорду. Близость этой красивой, необычной женщины взволновала его, Крам в очередной раз затаил дыхание, когда она провела кончиками ногтей по его шее, водружая реликвию Портуса на место. Каллбур, так назывался артефакт, когда то был модным украшением среди знати, лет двести назад, но сейчас он стал редкостью и если и имелся у какой то семьи, то хранился в сокровищнице. В сегодняшнем Портусе никто не решался надеть украшение, напоминающее регалию, это было бы неосторожное заявление.
Несмотря на свой воздушный вид, Каллбур лёг ощутимой ношей на шею Крама, его неестественно холодная поверхность обожгла разгорячённую кожу затылка. Крам вдруг увидел всё окружающее гораздо отчётливее, будто протёр глаза. Цвета стали ярче и контрастнее, он начал различать оттенки тьмы. Скосив глаза влево, он увидел ту самую девочку служку, стоявшую в темноте арки, какой то человек, невидимый для него ранее, передавал ей третий ларец. Вдруг Крам понял, что слышит все окружающие его звуки, гораздо лучше. Шепотки людей стоявших у подножия лестницы, отдельные смешки в толпе, протянувшейся вдоль дороги, разговор двух стражников, которые были на полпути к храмовым воротам. Но это невозможно, подумал он, слишком далеко, это разговаривает кто-то другой. Нет, это были они, он видел их удаляющиеся спины. Крам понял, что слышит биение сердца белоголовой нимфы стоящей перед ним. Наверное, его глаза расширились от этих поразительных открытий, потому что весталка лукаво улыбнулась, перед тем, как сделать шаг в сторону.
Из-за её спины выступила третья фигура. Ещё одна весталка в красном облачении. Вуаль откинулась, Крам застыл, он знал, что эта встреча состоится, но как оказалось, не был готов. На него смотрела молодая женщина, с каштановыми волосами, которые гладкой волной тёмной патоки стекали с плеча. Породистое лицо, тонкий нос с высокой спинкой, большие глаза, жёсткая линия губ, его губ, губ их отца. Вся верхняя часть лица, кроме сияющих рубиновых глаз, была копией его мачехи, а вот нижняя часть, вплоть до ямочки на подбородке, была воплощением клана Кахиллов. Вопиющую схожесть этих двух людей, стоявших напротив друг друга, даже с поправкой на женственные черты, всё равно невозможно было не заметить. Крам ожидал услышать чей-то поражённый возглас, вздох понимания, восклицание… Ничего подобного не произошло, люди либо слишком отвлеклись на церемонию и торжественный момент, либо благоразумно прикусили языки. Её сердце так же осталось спокойным, он слышал его мерный стук. Она не знала, да и откуда бы. Девушка с ленивым любопытством смотрела на него, но и только. Она взмахнула рукой, девочка служка появилась из темноты с третьим ларцом наготове. Откинулась крышка, на красном бархате лежал кинжал, ещё одна реликвия Портуса. Кинжал был древним, насчёт него ходило много баек, легенды сменялись с поколениями, одна неправдоподобнее другой. Ни в одну из этих историй Крам не верил, он слышал несколько из уст слуг и нянек, все они показались ему смешными россказнями простонародья. Он знал доподлинно некоторые факты, об этом артефакте, в том числе тот, что он был сделан из неизвестного портусианцам металла, и что его почти не портили соль и вода. Так же он не нуждался в заточке, что конечно было ложью, его необходимо было точить, просто никому в голову не приходило, поднести артефакт к точильному камню. Рукоять кинжала была сделана из кости, которая почернела от времени и больше напоминала камень, она была покрыта примитивной, грубой резьбой. Из эфеса торчал мутный кристалл, стыков видно не было, поэтому создавалось впечатление, что кристалл вырос из рукояти. На лезвии не было ни орнамента, ни надписей, тёмный гладкий металл покрывала только мутная плёнка.
Волна ярости поднималась в душе Крама, эта женщина, такая спокойная, такая сосредоточенная и отчасти безразличная к нему, была сосредоточением его боли, смерти всех его близких, его рода, его семьи. Она была символом его падения, страха и стыда, его слабости. Всё его естество желало взять этот старый кинжал и вонзить его ей в грудь, чтоб пыльный ящик, хранившийся в его разуме, растворился, канул в небытие. Чтоб крики его братьев не преследовали его во снах, чтоб предсмертный хрип его тётки, её окровавленная рука унизанная кольцами, больше не мерещились ему в пьяном дурмане. Крам жаждал разделить с этой женщиной, ту ночь.
Он протянул руку, она вложила кинжал в его ладонь и сжала его пальцы на эфесе. Крам встретился с ней взглядом, и понял – она знает, всё знает, читает его как открытую книгу. Его потрясло это открытие. Спокойные, неземные, отливающие кровавым багрянцем глаза, по-прежнему спокойно, даже безмятежно, смотрели в его глаза, она как бы спрашивала его – и что ты сделаешь с этим? Он судорожно вдохнул, вырвал свою руку из её пальцев, повернулся к толпе перед храмом и воздел руку с Кинжалом Королей над головой. Раздалось громоподобное приветствие новому правящему лорду. Этим крикам, не менее энергично, вторила его ненависть, навсегда вонзившая свои когти в его душу.
3.Слуга и господин.
Он смотрел на крыши города, вплотную приблизившись к открытому настежь окну. Лёгкий свежий ветерок перебирал его, уже изрядно поредевшие, местами поседевшие, волосы. На непроницаемом жёстком лице выделялись ярко-голубые, глубоко посаженные глаза. Лицо нельзя было назвать красивым, вытянутая нижняя челюсть и крупные зубы наводили на мысли о лошадях, а некоторая асимметрия черепа намекала на близкородственные связи предков. Множество мелких морщинок возле глаз, лучиками убегавших к вискам, выдавали весельчака, но глубокие, словно высеченные, морщины между бровей, подчёркивали характер юмора этого человека. Так же, на худом, почти измождённом лице, пролегали две глубокие морщины возле рта, придававшие ему некоторую скорбность, что в свою очередь, делало его гораздо старше своих лет. Он смотрел вдаль, на разномастные крыши города, раскинувшегося внизу.
Послышались лёгкие шаги, не оборачиваясь, он произнёс:
– Такое славное утро Стор, надеюсь, ты не испортишь его для меня.
Визитёр поравнялся с ним, проследил направление взгляда своего господина, он смотрел на Башню Весталок, возвышающуюся над крышами домов, как всегда.
– Утро действительно славное, мой лорд, да хранит его Крокх.
– От твоего старого, всеми забытого бога, никакого толка. Смею надеяться, что ты не возлагаешь на него надежд. Я не приемлю – « расчёт, на удачу». Планомерная, скрупулезная работа, вот залог успеха.
–Всё почти готово, мой лорд, все мои люди на своих местах и ждут приказа.
– Что значит почти?
– Малозначительные детали. Нужно большое количество людей, я должен быть уверен во всех. Приходится работать чуть ли не с каждым отдельно, этот страх укоренился глубоко. Иногда, денег и общей крови бывает недостаточно. И остались несколько позиций, которые занимают не наши люди, но они настолько малозначительны, что я принял решение, оставить часть из них без изменений. Думаю, так будет даже лучше, полная замена бросится в глаза.
– Согласен. Смени хоть всю стражу, во главе с командиром и казначея с главным счетоводом, но оставь поварих с водоносами и садовничими, и у людей сложится впечатление, что ничего не изменилось.
Он сделал паузу и резко повернулся к предводителю своей неофициальной стражи, «легиона немых», как их звали в народе.
– А ты не боишься Стор?
Его взгляд пронизывал, было понятно, что он не поверит словам, он будет улавливать малейшее изменение в лице собеседника, это и станет для него ответом.
– Нет, мой лорд. Даже если сбрендивший старик окажется прав, чем нам это грозит? Ну, восстанет какое то древнее божество, и покарает нас всех. Мы умрём, и на этом всё закончится, но мы так и так умрём, стоит ли тогда пугаться?
– А ты фаталист, не замечал этого за тобой раньше.
Лорд Астлендо Кахилл широко улыбнулся. Грубые, отталкивающие черты лица правящего лорда неуловимо изменились, лицо стало привлекательным, располагающим к себе. Стор усмехнулся в ответ, хоть это и было неподобающим. Уж он-то знал цену этим улыбкам, обаяние этого человека, обволакивающее, сносящее все преграды на своём пути, никогда на него не действовало. Он видел за этой маской сущность, жестокую, расчётливую, несгибаемую волю, и именно за это он уважал своего хозяина, и готов был последовать за ним куда угодно. Дело было не в деньгах, власти или привилегиях дарованных ему, всего этого Стор мог добиться сотнями других способов. В этом человеке объединились качества, которые ценил предводитель «легиона немых». Качества, которые так редко встречались в одном человеке, и которые он хотел-бы воспитать в себе. Он с одной стороны завидовал, а с другой, преклонялся перед этим человеком. Он служил, именно что служил, а не прислуживал. Он был верен с того мгновения, как молодой, тогда ещё щупловатый лордик, наблюдавший за дракой на задворках таверны, поманил его взмахом руки, после того, как противник Стора уткнулся лицом в грязь, с двумя торчащими из спины ножами.
– Хорошо. Я доволен проделанной подготовкой.
Лорд Кахилл снова отвернулся и посмотрел на город, вздымавшийся волнами до горизонта. Немного помолчав, он продолжил:
–Стор, я решил включить ещё один важный этап. Ты сам должен будешь осуществить задуманное.
Стор внимательно всмотрелся в профиль своего лорда, мысли лихорадочно заметались. Что он не учёл? О чём не подумал? Какой важный элемент умозрительной головоломки он упустил по скудоумию? Менять продуманный, рассчитанный по минутам план, за неделю до исполнения, это должно быть что-то очень важное.
– Если возникнут осложнения, а такое всегда возможно, мы не можем учесть всего, – многозначительно проговорил Астлендо, – то права наследования должны быть безоговорочными. Я подумал, что если предметы наших изысканий послужат причиной абсолютного утверждения моих прав, то таким способом мы обрубим два конца одним махом. Подумай, как лучше всего это осуществить, вечером обсудим. Мне нужно идти, совет уже собрался.
Он развернулся и не торопясь вышел из обзорной гостиной. Стор повернулся к окну и посмотрел на город. Он не сразу понял, что же такое он сейчас услышал, переворачивая эти слова в своей голове так и сяк, как куски разбитой чашки. Почему нельзя сказать прямо? Вот любит он эти словесные инсинуации, понимай, как знаешь. Иногда Стору казалось, что великий Кахилл просто издевается над ним.
Вдруг его затопило понимание, в одно мгновение просветления, все кусочки головоломки встали на своё место. «Избавься от моего старшего брата, Стор, и выдай это за дело рук чёртовых ведьм. Это навсегда заткнёт рты тем, кто мечтает заменить меня, на моего покладистого родственника, и подстелит соломки в нашем деле…». Стор рассмеялся, гениальная мысль, как он сам об этом не подумал.
4. Разбитое сердце матери.
День близился к концу. Роун проходил быстрым шагом по ответвлению одной из торговых улиц. Если главная улица всё ещё бурлила активной торговлей, то здесь лавочки уже начали готовиться к закрытию. Разнощиков свечей и уличной еды не было видно, зазывалы разбрелись кто куда, торговцы заносили свои лотки внутрь лавок, кое-где уже даже двери были наглухо закрыты. Он обходил и перешагивал уличный мусор, скопившийся за день. Знакомая до мелочей дорога расстилалась впереди, усталые ноги шагали сами по себе. Он должен был принести успокоительную мысль, пока ещё не слишком поздно, это меньшее, что он может сделать.
Роун втиснулся в закуток, здесь, в узком и душном пространстве, между двумя домами, почти примыкающими друг к другу, с правой стороны, притаилась щербатая дверь. Он тихо постучал. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь приоткрылась, из щели на него вытаращилась рябая физиономия.
– Да хранят тебя боги Василь, как сегодня дела у госпожи Трулли?
– Всё по-прежнему, входи, она спрашивала о тебе.
Роун вошёл, рыжая девочка захлопнула дверь и задвинула хлипкий засов.
– Как твоя матушка? У вас всё в порядке? – Участливо поинтересовался он.
Девчушка равнодушно кивнула головой. Роун прошёл по маленькой, захламлёной кухне, Василь явно не была обучена уборке и не имела желания блюсти чистоту в чужом доме. Вот погоди, увидит это твоя мать, всыпет тебе по первое число, подумал Роун. Он приостановился в тёмном коридоре перед дверью, тяжело вздохнул, выпрямился, постучал и бодро вошёл.
– Добрый вечер госпожа Трулли, как вы сегодня себя чувствуете?
На круглом столе у мутного грязного окна горела лампа, она нещадно чадила дешёвым маслом, поэтому окно приоткрыли, впуская внутрь приглушённые звуки улицы и свежий воздух. Спальня госпожи Трулли была раньше небольшой кладовкой при лавке, а жилые помещения располагались наверху, но с тех пор как она потеряла мужа, а вскоре после этого заболела, она сдала лавку и верхний этаж предприимчивым соседям. Они сделали вход на второй этаж из своих комнат наверху, таким образом, значительно расширив жилое пространство для своей большой семьи. Василь, младшая дочь соседей арендаторов, мать пристроила её к делу, чтобы та не мешалась под ногами. Кроме стола, в комнатке уместились несколько стульев, шкаф у стены и умывальник в углу. В центре небогатой обстановки располагалась небольшая кровать с балдахином, последний признак утраченного благоденствия. В кровати, откинувшись на подушки, лежала женщина средних лет. Она плохо выглядела, болезнь уже довольно давно подтачивала её силы. Лицо землистого цвета с запавшими глазами, обрамляли жидкие седые пряди, разметавшиеся по подушке, шумное натужное дыхание перемежалось свистом и хрипами. Роун знал, что ей всего сорок лет, но выглядела она в данный момент на все шестьдесят. Он устало плюхнулся на стул рядом с кроватью, протянул руку, приоткрыл окно пошире, чтоб впустить больше свежего воздуха. Девочка молча мялась в дверях. Он достал мелкую монетку и поманил её, она, радостно заулыбавшись, подбежала, схватила монетку и стрелой вылетела из комнаты, не поблагодарив. Где-то в отдалении хлопнула входная дверь, Василь умчалась тратить свалившееся на неё состояние.
