Объятые иллюзиями

– Я… Я позвоню тебе, Летти, хорошо?

– Да… Да, разумеется.

***

Но он так и не звонил. Я все ждала, ждала и ждала. Сначала это было какое-то отстраненное любопытство, потом недоумение, переходящее в нетерпение. И, наконец, пришла боль. Мысль о том, что он действительно мог отказаться от меня, застигла меня врасплох.

Несмотря ни на что, я не задумывалась всерьез о том, что мы с Брайаном и вправду можем разойтись навсегда. Да, я испытывала обиду, боль, разочарование. Да, развитие наших отношений оказалось совсем не таким, каким мне бы хотелось. Да, я сомневалась в подоплёке своих чувств к нему и его ко мне. Однако за последние месяцы я настолько привыкла воспринимать нас с ним как единое целое, что мысль о том, чтоб существовать отдельно друг от друга, казалась мне дикой и противоестественной. Жить так, словно ничего и не было… Жить без него… Но как это было возможно, если мое восприятие себя настолько зависело от Брайана, что я не могла сделать ни единого телодвижения, не представив, как бы я выглядела его глазами. О чем бы я не подумала, все мои мысли были неразрывно связаны с ним. О чем бы я не вспомнила, это так или иначе касалась его. Казалось, что отдельно от него я окончательно перестала существовать.

Да, я ушла сама, потому что оставаться рядом тогда было просто невозможно. Но уходила я с мыслью, что в конечном счете все как-то уляжется. Иначе просто не могло быть. Все сгладится и забудется, как кошмарный сон. Разве не расходились и не сходились мы раньше, становясь еще ближе, чем прежде? Встряска пойдет нам только на пользу, мы вышвырнем прочь все грустные воспоминания, как выкидывают старое белье, и тогда все снова будет хорошо. Так, как было раньше. Так, как и должно быть.

Но, чем дольше он не звонил, тем больше меня одолевал страх, а затем и панический ужас. Я все больше корила себя за то, что снова все запутала, снова сделала ошибку, в очередной раз испортила то, что было подарено мне благосклонной судьбой. Я томилась и терзалась, в сотый раз задавая себе один и тот же вопрос: ну почему, почему, я всегда недовольна тем, что у меня есть? Ведь он же сказал, что любит, сказал, что хочет. Почему же я не поверила в его слова? Он ведь просил, умолял меня не уходить. Но почему же тогда он не дает о себе знать? Неужели он мог так легко остыть? Нет, нет, я знала своего Брайана. Я знала, что он так же привязан ко мне, как и я к нему. Невозможно, чтоб он меня оставил. Может, с ним что-то случилось? Все ли с ним в порядке? Я была едва ли не на пороге сумасшествия…

И, когда он наконец появился на пороге моей квартирки, я едва не расплакалась от облегчения. Слава Богу, все это безумие закончилось, шторм улегся и теперь все снова хорошо. Я опять смогу быть счастливой.

– Брайан! Наконец-то! – я радостно обняла его за шею и тут же, по его напрягшемуся телу, напряженному взгляду, рукам, которые едва прикоснулись ко мне и сразу же опали, поняла, что что-то не так.

– Ты ждала меня, Летиция? – кажется, он был удивлен

Летиция. Он давно уже не называл меня полным именем.

– Да. Ждала. Ничего не могла с собой поделать, как не старалась… Разве ты не рад? – растерянно спросила я, заглядывая ему в лицо.

Он молча стоял и смотрел на меня.

– Еще недавно это было бы для меня всем, что имеет значение, – наконец ответил он. – Знать, что ты любишь, что ждешь. Сейчас же…

– Что сейчас, Брайан?

Он нервно провел рукой по волосам. Его глаза бегали по моей маленькой гостиной, глядя на все, но только не на меня. На его лице ясно читалось, что он принял для себя какое-то решение, и теперь мучительно собирается с мыслями, чтоб высказать его вслух.

Брайан еще даже не заговорил, а я уже знала, что все было кончено.

– Когда ты ушла, я долго думал, – медленно начал он, глядя себе под ноги. – О нас с тобой… да и об остальном. И, знаешь…я понял, что ты была права. Все, что ты говорила мне… Мне нужно было побыть некоторое время одному, чтоб это понять, осмыслить, признаться себе… Быть честным перед собой оказалось гораздо труднее, чем перед кем-то, Летиция. Я долго избегал этого. Но в итоге обманывать себя стало невозможно. Это было бы несправедливо по отношению к тебе, ведь это уже причинило тебе боль, в последствии грозившую стать еще больше, если я наконец не наберусь смелости взглянуть себе в глаза. Я не врал тебе, Летти. Ни разу не врал. Я действительно люблю тебя. Я верю в это, но… Ты права. Эта любовь… не настоящая. Она рукотворная. Пока мы верили в то, что сами создали в своих фантазиях, все было прекрасно. Но, как ты сама видишь, как только мы начали избавляться от иллюзий… Все пропало. Рухнуло, как карточный домик. Мы еще старались цепляться за уступы, повиснув над пропастью, но… Ты оказалась для меня наркотиком, Летти. Я стал зависим от тебя. Поэтому… поэтому я должен уйти. Потому что ни к чему хорошему это не приводит. Все это – наша иллюзия, в плену которой мы оказались. И нам лучше разойтись, пока мы еще в состоянии это сделать.

Я долго смотрела на него, на его склоненную голову, полыхающее лицо. А потом вдруг громко рассмеялась. Хрипло и истерически.

– Вот, значит, как, да, Брайан?! Значит, все это была лишь иллюзия? Нет, мне определенно нравится, каким образом ты это преподносишь! Во имя общего блага, не так ли? Но ведь это ты создал эту иллюзию, это ты заставил меня принять ее за истину, а теперь ты вот так вот запросто говоришь, что оба мы просто поверили в то, во что хотели верить? И с чистой совестью уходишь, не запятнав своей чистой созидательной души?

Он поднял голову. Я видела, как черты его лица мучительно исказились. Видимо, мое обвинение сильно его задело.

– Да, я виноват, – глухо и исступленно сказал он сквозь зубы. – Но разве я намеренно вводил тебя в это заблуждение? Разве и ты не верила в реальность всего, что происходило между нами? А теперь ты ведешь себя так, словно я обманул тебя в чем-то. Но я не врал тебе, Летиция. Никогда. Я тебя боготворил.

–Ну конечно же нет, Брайан. Как же ты можешь врать?! – закричала я, пропуская мимо ушей его последнюю фразу, очередную ложь, которую он вливал в мою душу и которой я в своей наивности так долго упивалась. Теперь, когда я знала, что все кончено, меня было уже не остановить. – Но зато ты прекрасно можешь вертеть людьми по своему усмотрению, говоря им то, что им хочется услышать! Да, разумеется, ты и сам веришь в то, что говоришь, но кому потом от этого легче, скажи мне?! Ты, как вампир, охотишься за человеческими эмоциями, напитываешься ими, а, высосав все, что можешь, говоришь, что все это было заблуждением. И отправляешься на поиски следующего источника. Более сильного, более чистого, более глубокого. Меня хватило на дольше, чем других, только и всего.

Брайан, к моей несказанной радости, тоже вышел из себя. Его лицо побагровело. Ну наконец-то он перестанет вести себя так, словно он создан из амбры небесной! Мое губы искривила злая усмешка, что еще больше вывело его из себя.

– Довольно! Я долго выслушивал твои обвинения, которые летели мне в лицо одно за другим! Наверное, я это заслужил. Но только не смей говорить мне, что я использовал тебя в своих целях, потому что я никогда этого не делал! Разве тебе это не нравилось?! Разве тебе не нравилось, что ты чувствовала себя особенной, а? Ты ведь этого всегда хотела, правда? Что ж, тогда я тоже с чистой совестью могу заявить, что ты использовала меня, что только с этой целью ты меня соблазнила! – он перевел дыхание, пытаясь совладать с эмоциями. – Но я хотел, чтоб ты была счастлива, Летиция. Это было единственное, к чему я стремился. Я хотел оградить тебя от всего, что хоть как-то омрачало твою радость.

– О, конечно, ты делал это! Но только ради того, чтоб я была кругом тебе обязана, была привязана к одному тебе, понимая, что больше у меня ничего нет! Чтоб я была зависимой от тебя игрушкой, твоей послушной куклой, которую ты мог держать за ниточки! С какой же чистой совестью ты выдаешь свои эгоистические цели за продиктованные любовью и заботой побуждения!

– Вот про это я и говорю, – сквозь зубы процедил человек, которого я любила. –Всегда и везде ты разыщешь двойное дно! Сколько бы я не старался сделать тебя счастливой, сколько бы не закрывал глаза на твои истерики, хоть ты и вела себя временами, как законченная стерва, ты все равно вечна была недовольна! Твоя проблема в том, что тебе всегда недостаточно. Что бы ты ни имела, ты никогда не бываешь удовлетворена. Постоянно ты стремишься к какой-то идеальной картинке, какой-то невоплощенной мечте. А если что-то не соответствует этому представлению, тебе кажется, что все катится к чертям! Разве это не правда? Ты ушла от меня, потому что тебе стало казаться, что я люблю тебя не в той степени, которая тебе нужна, не так ли? Ты хотела получать все без остатка, а, не получив, опять разочаровалась.

– Черт побери, Брайан, не тебе говорить мне о том, что я живу фантазией! – его слова кинжальной болью полоснули по мне, и мне захотелось только одного – отвратить этот удар на него самого. – Да вся твоя лицемерная жизнь – это твоя драгоценная камера! Ты ведь не в состоянии увидеть ничего, даже того, что подсунут тебе под нос, если только оно не находится в фокусе твоего объектива! Я удивлена, что ты до сих пор не соблазнился тем, чтоб сделать пару снимков. Только подумать, какие эмоции! Бьюсь об заклад, ты потом пожалеешь о таком упущении со своей стороны!

Он вдруг усмехнулся, неожиданно успокоившись.

– Нет, не пожалею, – сказал он своим обычным голосом, больше не отводя взгляд. – Этот день действительно разрушил все иллюзии, включая мои собственные. Мне действительно жаль, что все так вышло. Прощай, Летиция.

И он ушел из моей жизни, мягко прикрыв за собой дверь. Только звук удаляющихся шагов служил напоминанием о том, что не так давно я любила и была любима.

Глава 20

Завтра Роуз с Эриком и Полли собирались возвращаться домой, поэтому все мы собрались у Роджера в «Мечтах о Париже», чтоб как следует отпраздновать последний вечер. И, хоть я и не принадлежала к их семье, но уже почти забыла об этом, настолько дружеские, теплые и доверительные отношения у нас сложились за столь недолгое время. Раньше я и подумать не могла, что можно вот так вот привязаться к совершенно чужим людям, не сходящимся с тобой ни положением, ни возрастом, ни интересами. Я полюбила и веселые подтрунивания Джастины и Брайса, и тяжеловесные шуточки Роуз, и неумолкаемую болтовню детей с их робко-восторженным обращением «тетя Летти». Эти простые, добродушные и приветливые люди открыли мне свой теплый уютный мирок, в котором я больше всего нуждалась, при этом не требуя ничего взамен и не заставляя никому соответствовать. И я всегда буду благодарна им за это.

Вечер прошел прекрасно. Мы, пользуясь дружбой с Роджером, собрались в кондитерской уже после закрытия, так что она была полностью в нашем распоряжении. Что оказалось очень кстати – ведь при другом раскладе нам было бы непросто уместиться там. Сейчас же мы сдвинули вместе парочку столов и с комфортом расположились вокруг них. Дети наперебой просили меня привести Майло, и теперь он послушно лежал на полу и смотрел на нас умилительными блестящими глазками, строя из себя примерного пса. Что ж, посмотрим, насколько его хватит.

Роджер в очередной раз превзошел самого себя, завалив стол самыми разнообразными лакомствами: хрустящим печеньем с шоколадной крошкой, воздушным чизкейком со сладким кленовым сиропом, лаймовыми пирожными, крем-брюле с нежнейшим заварным кремом, пышными панкейками с карамельным соусом и вкуснейшим шоколадным трюфелем с ромом в ореховой крошке. Все это выглядело настолько соблазнительно и источало такие невероятные ароматы, что все мы решили наесться до отвала, даже если потом не сможем унести отсюда ноги. Брайс с заговорщическим видом достал бутылку выдержанного коньяка и немного бренди. Роджер, вообще-то, не приветствовал алкоголя в своем заведении, но оказался совсем не против, когда и ему протянули рюмку.

Вскоре от тепла, обилия сладостей, а, в случае взрослых, еще и превосходного крепкого коньяка, все совсем развеселились. Взрывы смеха не стихали и были слышны, наверное, по всей улице. Майло, как я и предполагала, недолго был послушным мальчиком и, зараженный всеобщей праздничной атмосферой, принялся бегать по кондитерской и совать свой любопытный нос во все углы, к вящему ужасу Роджера. Кэти, Полли и Эрик попытались оттащить его обратно к столу и заставить играть вместе с ними в сыщиков. Майло проявил упорное сопротивление предложению стать поисковой собакой, и в итоге воцарилась несусветная кутерьма.

Нам с трудом удалось восстановить порядок, вернув детей за стол, а Майло под стол, и пир продолжился. Все честно выполнили свои обязательства – набили животы так, что просто не представляли, как встать с места, не говоря уже о том, чтоб доплестись до дома. Мы тяжело развалились в креслах, лениво переговариваясь, а я постаралась как можно незаметнее ослабить ремень своих джинсов. От сытости все впали в меланхоличное настроение и пустились в философские диспуты, которые ни к чему особо не сводились и по итогу возвращались к тому же, с чего и начинались. Никого это особенно не смущало, так как мы были в том состоянии, когда в любой сказанной ерунде каждый открывает для себя глубокий смысл, недоступный другим. В конце концов, когда Роуз залихватски опрокинула в себя уже десятую рюмку, Роджер пустился в рассуждения об относительности свободы мысли человека, а Кэти начала дремать на руках у матери, мы поняли, что пора собираться домой.

Роджер заставил нас забрать с собой остатки чизкейка и лаймовых пирожных, при чем он впихивал их нам с такой настойчивостью, будто мы прямо сейчас отправлялись на необитаемый остров. Брайс взял малышку Кэти на руки, а Джастина и Роуз потеплее укутали двойняшек (Джастина никак не могла взять в толк, почему капюшон Полли закрывает ей лицо, а не затылок, пока Роуз без всяких комментариев не переодела куртку правильной стороной). Мы дружно пообещали Роджеру обязательно доесть на завтрак его выпечку, и дружно вывалились в прохладную темноту. Возле дома Холденов я тепло распрощалась с Роуз, на которую влияние алкоголя сказалось только тем, что она стала еще прямолинейнее и любвеобильнее обычного, если это вообще возможно. Пока она прижимала меня к своей массивной груди, Эрик и Полли обняли Майло и заставили меня торжественно дать слово, что во время их следующего приезда мы с ним обязательно придем в гости. Еще раз помахав всем на прощание, я отправилась домой.

***

Я шла сквозь хрустальную тьму, лишь кое-где разгоняемую блеклым светом фонарей. Несмотря на приподнятое настроение после весело проведенного вечера, все же что-то не давало мне покоя. Какие-то мысли, которым я не могла найти определения, все это время крутились где-то на задворках моего сознания. Они не были неприятны, и все же постоянно мягко и ненавязчиво напоминали о себе, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом.

Гулкая тишина ночи была нарушена лишь негромким похрустыванием снега под моими ногами. Майло лениво трусил справа от меня, слишком сытый и уставший, чтоб бросаться по сторонам. Небо сегодня было удивительно безоблачным: на его черном бархате, словно золотистые монетки, были рассыпаны ясные огоньки звезд. Среди них скромно затесался изящный рожок туманного месяца. Все вокруг словно застыло, оставив меня наедине со своими воспоминаниями.

«Твоя проблема в том, что тебе всегда недостаточно. Что бы ты не имела, ты никогда не бываешь удовлетворена!»

Я неожиданно осознала, что давно уже не чувствовала столь безыскусной и неприхотливой радости, как за последнее время, проведенное с моими новыми друзьями. Я в кое-то веки не нуждалась ни в алкоголе, ни в шумихе вечеринки, ни в скоплении сотен людей, ни в безумном фейерверке эмоций, чтоб почувствовать себя почти счастливой. Дружеское расположение, разговоры обо всем и ни о чем, вкусная еда и бокал вина в отличной компании, искренний смех детей – неужели понадобилось так мало, чтоб вернуть меня к жизни? Неужели наше мироощущение определяется не громогласными событиями, а такими незначительными мелочами?

Погруженная в собственные мысли, я и не заметила, как подошла к воротам своего дома. Пройдя по темному саду, залитому призрачным лунным сиянием, я отперла дверь и вошла внутрь. Скинув пальто, я забралась с ногами в кресло и укуталась в мягкий плед. Майло расположился у меня в ногах, тихо опустив голову на лапы и мгновенно заснув. У меня же сна не было ни в одном глазу. От выпитого алкоголя я пребывала в приятном расслабленном состоянии, но голова оставалось кристально ясная. Я застывшим взглядом смотрела перед собой, боясь упустить с таким трудом схваченную нить, которая тянулась далеко назад сквозь все годы моей жизни.

«Постоянно ты стремишься к какой-то идеальной картинке, какой-то невоплощенной мечте».

Эти слова Брайан прокричал мне в лицо в нашу последнюю встречу. А ведь я ни разу не задумывалась над его словами, гоня от себя воспоминания о нашей последней встрече, как чуму.

Я до сих пор содрогаюсь от того, что я пережила после грязного конца нашей казавшейся столь прекрасной истории. Все мое существо тогда представляло собой огромный комок боли. Я не могла ни отстраниться от нее, ни спрятаться, ни убежать. Мне казалось, что даже сам воздух Нью Йорка кричал о моих неисполненных мечтах, о сокрушительном крушении всех моих надежд, и бесславном конце всего, во что я верила, об уничтожении целого мира, в котором я жила до того момента. Масштабность моего поражения настолько сводила меня с ума, что я кричала по ночам, заглушая свои крики подушкой. Думаю, я была предельно близка к тому, чтоб помешаться рассудком. Что бы я не делала и не собиралась делать, все казалось мне загодя бессмысленным. Для чего я живу? Живу ли я вообще? Чего стоит моя никчемная жизнь? Жестокие мысли нанизывались одна на одну, словно черный жемчуг на шелковую нить, чтоб затянуться на моей шее. Я ни на шаг не продвинулась к мечте стать актрисой, я потеряла работу, разочаровала родителей и разрушила отношения. Я не завершила ничего из того, что начала. Я презрела и испортила все, что имела. Я потеряла столько времени, и каждая ошибка служила очередным звеном в цепочке моей глупости, неизбежно ведя к следующей.

И, наконец, истерзанная до крайней степени, я желала лишь одного – сбежать, скрыться от самой себя, от своей исковерканной жизни, запереться, спрятаться, оградиться от всех. Все мои физические и душевные силы были на исходе. Раз я так и не смогла найти своего места в жизни – значит, я не была достойна ее. И тогда я решила навсегда уехать из Нью Йорка, замуровав себя заживо.

Да, я просто сбежала. Сбежала, так и не задумавшись о словах Брайана. А ведь, несмотря на наши общие заблуждения, мы читали друг друга, как открытую книгу. Он прекрасно знал, что послужило причиной моей трагедией, как и я знала, что в конце концов погубит его.

«Постоянно ты стремишься к какой-то идеальной картинке, какой-то невоплощенной мечте» … «Ты никогда не бываешь удовлетворена» …

Поднявшись над извилистой дорогой собственной жизни, я наконец-то увидела ее такой, какой она и была – без прикрас, предвзятости и искажений.

Я выросла на вымышленных образах из фильмов и книг, вылепила свой характер по примеру любимых героинь, сравнивала каждое событие своей жизни с тем, что было соткано чужим воображением. С самого начала я создала себе идеальный мир, в сравнении с которым окружавшая меня реальность была скучной, серой и блеклой. Я отчаянно металась в поисках своего места в жизни. Места, которого… просто не было.

Ведь у меня всегда все было прекрасно. У меня была любящая семья, которая готова ради меня на все. Детство, не омраченное ни болезнями, ни ссорами родителей, ни вообще какими-либо трудностями. Учеба всегда давалась мне безо всяких усилий. Во мне единогласно признавали природные способности к усвоению знаний. Я легко находила контакт с людьми, умела нравится им и при желании могла бы иметь много друзей и знакомых… Я имею ввиду, действительно хороших и достойных людей, с которыми мне было мне интересно, которые подталкивали бы меня вперед, а не тащили бы ко дну. Но на пути у меня стояло собственное высокомерие, превосходство, с которым я смотрела на многих с высоты своей «несхожести с остальными». Я внутренне презирала любые проявления блеклой реальности и даже не желала подумать о том, что же мне на самом деле нравится. Даже моя мечта стать актрисой во многом объяснялась тем, что мне хотелось жить воображаемыми жизнями, а не своей собственной. Я закрывала глаза на все свои успехи и достижения, ведь моя неспокойная душа стремилась совсем к другому, чему-то размытому и недостижимому. А ведь сколько всего я могла бы сделать…

Но что же я делала вместо этого? Почему не использовала все свои природные способности и стремление к познанию? Да потому, что я постоянно жила в ожидании идеального момента, восхищалась вымышленной картинкой, испытывала постоянную тягу к необузданным эмоциям, которые позволили бы мне сбежать от реальности… Отчаянно рвалась к мелькнувшему на горизонте лучезарному свету мечты и разочарованно поворачивала обратно, как только она представлялась уже не такой воздушной и красивой, как мне виделось… Страшно представить, сколько времени я потратила, затерявшись в собственных иллюзиях и страдая от болезненного несоответствия между мечтами и реальностью… А ведь моя реальность…была совсем не плоха.

Безусловно, Брайан прекрасно это видел и понимал. Он с самых первых встреч разгадал всю мою суть. И, не исключено, что именно это его и привлекло во мне. Ведь и ему не нужна была реальность. Он испытывал тягу ко всему, что крылось за ее гранью. Все наша история любви… А была ли эта любовь?

Сейчас, когда боль улеглась, и я наконец смогла окинуть свои отношения с Брайаном беспристрастным взглядом, я вдруг ясно увидела, насколько грандиозный и взаимозависимый обман мы выстроили. Настолько реалистичный, прекрасный и желанный для нас обоих, что оба мы готовы были отстаивать его до последнего вздоха. Брайан долгое время видел во мне венец собственного искусства, торжество своего гения. Он полюбил не что иное, как собственное воображение, вдохновлявшее его на все новое созидание. Он стал зависим от вылепленного своими руками шедевра, который он формировал и изменял по малейшей своей прихоти.

Ведь что такое фотографии? Бездушные клочки бумаги, которые, как в волшебном искаженном зеркале, отображали меня так, как мне того хотелось. Но взамен они медленно разрушали меня, вытягивали из меня энергию, вытягивали жизнь, пока от реальной меня не осталась одна пустая оболочка. Брайан же все же больше и больше напитывался тем, что получал от меня, в конце концов, окончательно перестав различать грань между мной и моим прекрасным, ослепительным, восхищавшим его образом.

А я же… Я остро нуждалась в том, чтоб мой иллюзорный мир воплотился в реальность. Я искала любую дорожку, которая увела бы меня во вселенную золотисто-розовых грез… А кто мог помочь мне в этом лучше, чем Брайан? И я с жадностью ухватилась за него в надежде сбежать от собственной скучной и лишенной смысла жизни, где я могла сиять, подобно звезде. И, что ж, у меня получилось. С Брайаном я жила в волшебном мире, в фантасмагорическом театре фантазий, где оба мы отлично сыграли свои роли. Я была единственной, неповторимой, сказочной принцессой, под ноги которой готовы положить весь мир. Никто не мог сравниться со мной. И я с огромным удовольствием бросила все свои планы, цели и надежды на успешное будущее на алтарь любви. Ах, разве может что-то быть более романтичным, чем забыть обо всем, отдав спутнику жизни свое тело и душу? Вот какими мыслями жила я тогда…

Но нет ничего постоянного под солнцем. Ни одна иллюзия не держится вечно… Рухнула, увы, и наша… Как только я засомневалась в истинности нашей большой и безраздельной любви, которую, как казалось, ничего не могло поколебать, я вновь испытала острое разочарование. Ведь мне этого было недостаточно, совсем недостаточно… Я хотела быть для Брайана средоточием вселенной, я хотела иметь все. Но, поняв, что могу потерять даже ту его часть, которой еще владела, я испытала острый страх. Незаметно для себя я стала зависима от него, создавшего для меня другой, возвышенный и незамаранный мир. Утратить его означало для меня вернуться в ужасавшую меня реальность и встретиться лицом к лицу с собственными проблемами. Но вместо этого я в очередной раз сбежала, отгородившись от всего мира глухими стенами и замкнувшись в жалости к себе.

И вот теперь, незаметно, по крупинке, по маленькому, неуверенному шажку, я наконец-то приблизилась к тому, чтоб посмотреть себе в глаза. Правду сказал тогда Брайан: быть честным перед самим собой гораздо сложнее, чем перед другими. Тяжело выдать медяк за золотую монету, когда она протянута собственной рукой.

Всю жизнь я терзалась тем, что же со мной не так и почему я никогда не удовлетворена тем, что имею. Теперь же я поразилась тому, сколь проста была отгадка. Я искала счастья в чем-то туманном и недосягаемом, в то время как ответ лежал прямо у меня перед носом. Он скрывался в приятных будничных мелочах: в утренней прогулке по переполненной солнечной улице, в круассане с горячим шоколадом за завтраком и бокале токайского вина перед ужином, в хорошей книге, посещении театра, занятиях любимым спортом, уютном вечере за душевными разговорами с друзьями и наслаждении от созерцания звездного неба, наполненного бесконечными тайнами… Он был в любви к себе и заботе о своих близких. Он был в красоте распустившихся цветов, которые я могла видеть, и серебристом журчании водопадов, которое я могла слышать. И не было в счастье ничего величественного и непостижимого. Оно не было наградой за долгие мучительные усилия, оно не заключалось в другом человеке, или определенной сумме денег, или идеальной фигуре… Оно не зависело ни от места, ни от статуса, ни от времени, ни от известности. Оно исходило изнутри. Его сложность заключалась лишь в том, что оно оказалось слишком простым. А мы, по природе своей склонные к подозрительности, всю жизнь норовим отыскать какой-то подвох.