
Полная версия:
Руководство к жизни
Да, будем строить алтари во славу этой Прекрасной Необходимости. Если бы мы думали, что человек «вольный» до сумасбродства, и одно единственное «капризное хотенье» могло бы разрушить законы вещей, – кто бы рискнул жить? Если бы хоть в малом человек мог обойти порядок мироздания, словно ребёнок, дёргающий за солнце, – кто бы пожелал такой страшной «свободы»?
Построим алтари Прекрасной Необходимости, которая связывает всё в единый узор: истца и ответчика, друга и врага, зверя и планету, пищу и едока. В астрономии – бездна пространства, но нет «чуждых систем»; в геологии – бездна веков, но те же законы, что ныне. Зачем бояться Природы, если она – воплощённая философия и богословие? Зачем трепетать, что стихии нас «сожмут», если мы сами состоим из этих стихий? Славим Прекрасную Необходимость, благодаря которой мы верим, что от предназначенной беды не уклониться, а неназначенную – не накликать; верим, что нет «случайностей», что всё проникнуто Законом, а Закон не «умен» и не «глуп» – он сама Интеллектуальность. Он выше определения «личное» или «безличное», он превыше слов и разумения, он растворяет «личности» и оживляет Природу, и вместе с тем готов одарить всесильем тех, кто чист сердцем.
II. Сила
Его речь была создана для музыки,
Его рука владела мастерством,
Его лицо было слепком красоты,
А сердце – троном воли.
Никто ещё не составил «опись» всех человеческих способностей, как не существует «библии» его мнений. Кто осмелится провести границу влияния одного человека? Бывают люди, которые столь притягательны своей внутренней силой, что увлекают за собой целые народы и направляют энергию всего человечества. А если верно, что природа движется вслед за мыслью человека, возможно, есть люди с таким магнетизмом, что вокруг них сразу кристаллизуются огромные силы и средства. Ведь жизнь – это поиски силы, и мир так насыщен этой сутью, что нет и трещины, нет и щёлочки, куда она не просочилась. Всякое честное стремление рано или поздно вознаграждается. Надо ценить события и имущество как руду, в которой скрыто это прекрасное «минеральное» зерно; и если оно обогатило тебя, можно отпустить и сами события, и вещи, и даже само земное дыхание. Если человек добыл эликсир, ему не жаль и садов, чьи травы были лишь сырьём для этого напитка. Образованный человек, мудрый в познании и смелый в поступках, – вот к чему ведёт природа; а воспитание воли – это расцвет и итог всей геологии и астрономии.
Все люди, достигшие успеха, сходились в одном: они были «каузалистами», то есть верили, что миром правит закон, а не случай; что в цепи бытия нет ни одного слабого или треснувшего звена. Убеждение в причинности – в неразрывности даже мелочей с первоосновой – и вслед за тем вера в воздаяние (ничего не получить даром) отличает все ценные умы и определяет всякий труд человека, который неустанно действует. Самые доблестные из людей сильнее всего верят в жёсткое натяжение законов. «Все великие полководцы, – сказал Наполеон, – вершили грандиозные дела, лишь следуя правилам искусства, то есть соотнося усилия с препятствиями».
Ключ к эпохе может казаться тем или этим, как любят рассказывать молодые ораторы; но общий ключ ко всем временам – это бессилие. Бессилие у подавляющего большинства людей во все века, да и у героев – за редким исключением тех взлётных мгновений. Их одолевают инерция, привычка и страх. Именно эта «слабость множества» даёт силу избранным – ибо люди, как правило, не умеют опираться на себя и действовать из своего истока.
Мы должны признать, что успех – врождённая черта. Мужество, говорили древние медики (и суть их мысли верна, пусть физиология их была легендарной), зависит от «круга обращения крови». «Во время страстного порыва, гнева, ярости, при проверке силы в борьбе или сражении кровь усиленно приливает к артериям, ибо поддержание телесной мощи требует этого, и в вены уходит её мало. Постоянно так бывает у неустрашимых людей». Там, где артерии «держат» кровь, есть место смелости и приключениям; когда же кровь льётся беспрепятственно в вены, дух у человека блекнет и чахнет. Чтобы свершить нечто крупное, нужно колоссальное здоровье. Если Эрик силён и здоров, хорошо выспался, в самом расцвете тридцати лет – отправляясь из Гренландии, он возьмёт курс на запад, и его корабли достигнут Ньюфаундленда. Но подставь вместо Эрика ещё более могучего и отважного Бьёрна или Торфина – с тем же трудом корабли преодолеют не шестьсот миль, а тысячу и даже полторы и доберутся до Лабрадора или Новой Англии. Никакой случайности в итогах нет. Как и у детей, во взрослом мире одни с жаром кидаются в игру и мчатся в потоке жизни, а другие, с холодными руками, стоят в стороне; или же их втягивают в водоворот лишь те, кто способен нести на себе «мёртвый груз». Первое богатство – это здоровье. Болезнь труслива и ни на что не годится, кроме как самой выжить, экономя крохи сил. Но здоровье, полнота бытия служат сами себе и ещё переливаются через край – орошая те «русла», где у других не хватает средств.
Всякая сила одного рода: она – часть и подобие самой природы. Ум, который «идёт в ногу» с законами природы, попадает в общий поток событий и крепнет их мощью. Есть люди, сделанные из той же субстанции, что и исторические вехи; они понимают ход вещей и могут предсказать его. Им первыми выпадают удары судьбы, так что они готовы к любому будущему. Человек, знающий людей, может свободно говорить о политике, торговле, юриспруденции, войне, религии, ибо везде люди движимы одними и теми же законами.
Преимущество «сильного пульса» нельзя компенсировать никаким трудом, искусством или согласием. Это как климат, который без труда взращивает урожай, недостижимый ни парниками, ни орошением, ни удобрениями. Или как расположение города – Нью-Йорка или Константинополя, – для притока капитала, талантов и рабочей силы не нужно дипломатов, всё само тянется к ним, точно воды в устье. Точно так же «широкий, здоровый, мощный» ум оказывается на берегу каких-то невидимых рек, невидимых океанов, полных ладей, что денно и нощно причаливают к нему. То, за чем все охотятся, само льётся в его колени. Он как будто знает все чужие тайны заранее, предугадывает любую находку, и если не завладевает чужими идеями и фактами, то лишь потому, что по своей «массивности и вялости» считает их не стоящими лишнего напряжения.
Эта «утвердительная» сила дана одному, а не другому, точно как один конь бежит по внутреннему порыву, а другого надо стегать кнутом. «На шее юноши, – говорил Хафиз, – нет драгоценности дороже дерзания». Добавьте в застойную провинцию (скажем, в старую голландскую колонию в штате Нью-Йорк или Пенсильвании, или на плантации Виргинии) группу закалённых янки, у которых в голове бушует паровой молот, блоки, шестерни и колёса, – и всё вокруг вдруг оживёт новыми ценностями. Как преображается вода и земля в Англии, когда туда приезжают Уатт или Брунель! В любом обществе есть не только «активный» и «пассивный» пол, но и нечто более важное – «творческое» и «принимающее» начало у мужчин и у женщин. Каждый «плюсовой» человек олицетворяет целую группу, и если у него случайно есть ещё и личное превосходство (а это не талант как таковой, а, скажем, командный прищур воина или учителя, – у одного он есть, как чёрные усы, а у другого – нет, как усы белокурые), то его сотрудники легко признают за ним право «поглотить» их вклад. Торговец работает через бухгалтера и кассира, юрист – с помощью младших клерков, геолог полагается на помощников, командор Уилкс присваивает результаты всех натуралистов, ехавших с ним, Торвальдсен поручает отдельные этап скульптуры резчикам по камню, Дюма держит подмастерьев, а Шекспир, как театральный менеджер, пользовался трудом молодых соавторов и готовых пьес.
Миру всегда есть место для сильного человека, и он ещё находит место для многих других. Общество – это группа мыслящих существ, где лучшие головы занимают лучшие позиции. Слабый человек видит уже огороженные поля и отстроенные дома. Сильный – видит возможные поля и постройки. Его взгляд «творит владения» с той же скоростью, с какой солнце творит облака.
Когда в класс приходит новый мальчик, когда взрослый человек путешествует и ежедневно встречает незнакомцев, или когда в клуб вливается новичок, – происходит то же самое, что и при загоне нового быка в стадо: сразу выясняется, у кого рога сильнее, и кто будет вожаком. То же и здесь: идёт «замер сил», он может быть учтивым, но исход решён, и все делают выводы. Каждый видит в глазах другого свою судьбу. Слабейший чувствует, что все его знания и остроумие на поверку бесполезны: он думал, что знает тему до конца, а вышло, что упустил главное. Его аргументы не попадают в цель, а у соперника все стрелы меткие. И будь у слабого в голове вся энциклопедия, это не выручит: тут нужен дар присутствия духа, непринуждённая осанка, умение держаться. Противник удачно выбирает и позицию, и оружие, и цель, а когда этот же «сильный» встретится с кем-то ещё, возможно, уже его стрелы полетят мимо. Всё дело в «желудке и конституции». Второй человек, быть может, умен не меньше (а то и больше), но не обладает той «закалкой», и его остроумие кажется то слишком изысканным, то недотягивает.
Здоровье – это большое благо, сила и жизнь, устойчивые против болезней, ядов и любого врага; оно не только творит, но и сохраняет. Каждый год мы ломаем голову, чем обмазывать деревья: воском или глиной, чем побелить и как обрезать, – но главное – чтобы дерево было крепким. Хорошее дерево, которому подходит эта почва, вырастет несмотря на вредителей или неправильный уход – и днём, и ночью, в любую погоду. Нужна жизнь, живость и способность повести за собой. Если нет чистой воды, мы насосом поднимаем грязную, лишь бы была вода. Хотим печь хлеб – нужен возбудитель брожения: дрожжи, закваска, хоть что. Точно так же художник ищет вдохновения даже в чём-то сомнительном: или в благочестии, или в пороке, или в мольбе, или в вине. И мы инстинктом чувствуем, что там, где мощь бьёт через край, пусть даже в грубой форме, она сама со временем себя уравновесит и приведёт к ладу с нравственными законами.
Мы с трепетом следим за детьми и их способностью восстанавливаться. Если их обидели – взрослые или сверстники, если они провалились на экзамене, не получили приз, проиграли в игре – и не могут забыть, таят обиду в своей комнате, – это серьёзная преграда. Но если у них такая жизнерадостность и упругость, что они тотчас увлекаются новым делом, раны затягиваются быстрее, и после удара их «волокна» становятся лишь крепче.
Человек начинает ценить эту «добавочную» жизнестойкость, видя, как она преодолевает любые сложности. Робкий, слушая пророков беды в Конгрессе или газетах, наблюдая, как низко пала партийная борьба (с неприкрытым эгоизмом и готовностью идти до крайностей, с бюллетенем в одной руке и ружьём в другой), легко может подумать, что лучшие времена его страны уже позади, и начать готовиться к неизбежному краху. Но после того как раз пятьдесят нам предсказывали одну и ту же катастрофу и «государственные шестипроцентные облигации» не упали ни на четверть пункта, он замечает, что стихийные ресурсы этой страны столь колоссальны, что делают её политику второстепенной. Индивидуальная энергия, свобода и обилие природных богатств напрягают возможности каждого жителя. Мы процветаем такой бурной силой, что, подобно могучим деревьям, растущим назло морозам и червям, не страдаем от «прожорливых тварей», что жиреют на государственных деньгах. «Гигантское животное» вынужденно терпит «гигантских паразитов», а острота болезни лишь свидетельствует о силе организма. Энергия греческой демократии тоже порождала огромные проблемы, которые, однако, перекрывались подъёмом духа и предприимчивости. «Грубоватая» манера, свойственная нации моряков, лесорубов, фермеров и механиков, имеет свои плюсы. Сила воспитывает правителя. Пока мы сверяемся с английскими стандартами, мы сами себя принижаем. Один западный юрист со статусом заметной фигуры говорил мне, что следует ввести уголовную ответственность за использование английских юридических прецедентов в наших судах, настолько пагубен у нас этот пиетет перед старой английской практикой. Даже слово «коммерция» у нас пока несёт один лишь «британский» смысл, ограничиваясь узкими случаями английского опыта. Но ведь есть «речная торговля», железнодорожная, да кто знает, может, и торговля на воздушных шарах; все они расширяют понятие, которое ранее вязло в застое Адмиралтейства. Пока мы цитируем Англию как мерило, мы упускаем собственное право на силу. А вот суровые «ездоки» – законодатели в засученных рукавах, люди-«грубияны» вроде тех, которых Арканзас, Орегон или Юта отправляют в Вашингтон, где они полунабросились, полупроповедовали, представляя гнев и алчность округов, – пусть они порой действуют грубо, однако распоряжение землями и территориями, сдерживание огромных волн немецких, ирландских и коренных масс заставят их рано или поздно проявить логику, ловкость и благоразумие. Инстинкт народа обычно верен. От «добропорядочных» вигов, выбравшихся на должность благодаря «респектабельности», ждут гораздо меньше умения вести дела с Мексикой, Испанией, Британией или со своими собственными «неудобными» территориями, чем от какого-нибудь яркого «нарушителя», вроде Джефферсона или Джексона, который сперва подчиняет себе собственное правительство, а потом тем же напором подчиняет чужое. Сенаторы, возражавшие против мексиканской войны Полка, были не те, кто «лучше понимал», а те, кому позволяла политическая позиция. Это были не Вебстер, а Бентон и Кэлхун.
Да, эта сила далека от шёлковых одежд. Это сила линчевателей, военных и пиратов, которая запугивает мирных и преданных. Но в ней же – и противоядие. И вот в чём суть: разные виды силы обычно выступают одновременно: здоровая энергия рядом с порочной, сила ума с «могучим телом», религиозный экстаз рядом с неистовством разврата. Вещество одно и то же, только в разные периоды преобладают то одни проявления, то другие. Что вчера было на первом плане, сегодня уходит в тень, и наоборот. Чем длиннее засуха, тем больше в воздухе скрытой влаги. Чем стремительнее падает ядро к солнцу, тем мощнее растёт «центробежное» стремление вырваться. И в морали «буйная свобода» порождает «железную совесть». Сильные натуры, способные на великие порывы, имеют и великие ресурсы, и умеют возвращаться из пропасти. Так сыновья радикальных демократов становятся «вигами», а «красный» республиканец-отец оказывается первым шагом к «невыносимому тирану» для следующего поколения. С другой стороны, крайний консерватизм, становясь всё боязливее и теснее, отталкивает детей, те, задыхаясь, бегут в радикалы, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха.
Те, у кого в избытке грубая энергия, – «крепкие кулаки», прошедшие сквозь предвыборные интриги и кабачную жизнь округа или штата, – имеют свои пороки, но при этом не лишены «широты натуры» и храбрости. Жестокие и беспринципные, они чаще всего прямолинейны и выше лжи. Наша политика «попадает в дурные руки», и будто все согласны, что «церковник» или «тонкий интеллигент» в Конгрессе ни на что не годится. Политика – это дело ядовитое, как некоторые токсичные ремёсла. Люди во власти не имеют собственных принципов и дёшево продаются под любую идею или цель. И если выбирать между самым вежливым и самым решительным, я скорее выберу последнего. Эти «грубые ребята» лучше, чем жалкая «нытьёвая» оппозиция. Их гнев хотя бы прям и мужской. Они прикидывают, сколько преступлений можно заставить народ терпеть вопреки его же заявлениям о законе, и с каждым шагом – к худшему. И они, увы, правильно делают ставку на «его превосходительств» и «их честей» в Новой Англии. Послания губернаторов и резолюции законодательных собраний стали пословицей, означающей «фиктивное праведное негодование», которое жизнь потом разоблачает.
В торговле подобная энергия тоже бывает с примесью ярости. Филантропические и религиозные объединения нечасто ставят «святого» во главе. Все социалистические общины (иезуитские миссии, Пор-Рояль, Новый Гармони, Брук-Фарм, Зоар) существовали лишь благодаря тому, что роль «распорядителя» выполнял кто-то менее благостный. Все прочие посты можно было отдать добропорядочным людям. Набожный и милосердный помещик неизбежно нанимает управляющего, который не столь набожен и милосерден. Даже самому доброму джентльмену по душе оскал его бульдога, который стережёт сад. Про шейкеров раньше говорили, что они «всегда отправляют на рынок дьявола». А в картинах, в стихах и в народной религии образы Божьего гнева, как правило, почерпнуты из адских пучин. Тайный закон общества в том, что «немного зла» придаёт «мускулы»; будто бы совесть не даёт силы ни рукам, ни ногам, а хилым блюстителям «законности и порядка» не пробежать так же резво, как диким козам, волкам или кроликам. И точно так же, как в медицине используют яд, миру не обойтись без «плутов»; общественный дух и готовая рука часто встречаются именно у «злобных натур». Нередка связь хитрых частных сделок и политических приёмов с истинной энергией и добрососедством.
Знал я одного увесистого трактирщика, много лет державшего постоялый двор в нашем провинциальном центре. Он был тем ещё мошенником, но городу было бы нелегко обойтись без него. Жадный и грубый, он не боялся никакого преступления. Но он умел дружить с членами городского совета, угощая их лучшими блюдами, когда они ужинали у него, и был душевен с судьёй, горячо сжимая ему руку. В этот город он свозил всех возможных «дьяволов», мужчин и женщин, совмещал в себе роли забияки, поджигателя, мошенника, бармена и взломщика. По ночам портил деревья и уродовал хвосты лошадям у сторонников трезвости. В городских сходках был заводилой – зажигал речь от имени пьяниц и радикалов. Но в своём доме он был вежливым толстяком и самым «общественно полезным» гражданином. Он хлопотал о ремонте дорог, высаживал деревья, вносил деньги на фонтаны, газовое освещение и телеграф; он завозил новые грабли, скребки, детские прыгунки и прочие диковинки, которыми славится Коннектикут. И ему это было не в тягость, ведь всякий приезжий коробейник останавливался у него и рассчитывался тем, что устанавливал своё «изобретение» прямо на дворе трактирщика.
Однако столь буйная энергия, осуществляя задуманное, легко вырождается в излишество и калечит саму себя, словно топор, отрубающий нам пальцы. Но и этому есть противовес. Все стихии, что человек призывает себе на службу, могут стать над ним хозяевами, особенно самые тонкие. Неужели мы откажемся от пара, огня, электричества? Или всё же научимся обращаться с ними? Правило для всего этого рода сил: «прибавка – благо, лишь бы она была на своём месте».
Люди с «избытком артериальной крови» не выдержат одних только орехов, травяного чая и печальных романов; им не хватит четверговой проповеди или тиши читального зала. Им нужна опасная стезя, жажда приключений – хоть бы это оказался Пайкс-Пик. Им легче погибнуть от томагавка пауни, чем без конца сидеть за конторкой. Они рождены для войны, моря, рудников, охоты и расчистки леса, для отчаянных рискованных подвигов, где жизнь полна событий. Некоторых мутит уже через час полного штиля в море. Помню одного малайца, кока на корабле, который в дни жутких штормов был на седьмом небе: «Дуй! – кричал он. – Ну давай, дуй!» Их родные и начальники должны позаботиться, чтобы был некий выход для этого «гремучего склада». Тех, кто обречён на позор у себя дома, если отправить в Мексику, они вас «покроют славой» и вернутся героями. У Америки полно непокорённых земель – Орегон, Калифорния, экспедиции по разведке – там найдётся и «файл, чтоб грызть», и крокодил на закуску. Молодые англичане, что полны «горячей» крови, в отсутствие реальных войн ищут приключений, не менее опасных: бросаются в Мальстрем, переплывают Дарданеллы, бродят по снегам Гималаев, охотятся на львов, носорогов, слонов в Африке, кочуют с Барроу по Испании и Алжиру, «катаются» на крокодилах в Южной Америке с Уотертоном, используют бедуинов, шейхов и пашей в экспедициях Лэярда, плавают на яхтах среди айсбергов Ланкастерского пролива, лезут в вулканы на экваторе или рискуют нарваться на малайские крисы в Борнео.
Перевес «мужского начала» столь же значим в истории всего человечества, как и в личной, в том числе промышленной, жизни. Сильная нация или выдающаяся личность в конце концов питаются природными силами, которые наиболее чисты у дикаря, ведь он, как окружающие его звери, всё ещё пьёт материнское молоко самой Природы. Отрежьте какую-то нашу деятельность от этого первозданного истока – и она окажется пустой. Народ опирается на это, и «чернь» не столь плоха, как принято считать: у неё есть здоровое чутьё. «Идите вперёд без народа, – сказал один французский депутат, – и окажетесь во мраке: их инстинкты – указующий перст Провидения, всегда нацелены на истинную пользу. Но если вы пляшете вокруг династии Орлеанов, Бурбонов или вокруг Монталамберов, а не вокруг органического принципа, пусть даже желая добра, вы в итоге работаете на личность, а не на идею, и это загонит вас в тупик».
Лучшие истории о такой «дикой» силе мы находим у первобытных народов, у первооткрывателей, у военных, пиратов. Но кому интересны просто ссоры убийц или медвежьи драки, да льды, что крошат корабли? Сама по себе физическая мощь пуста. Снега в сугробах – дёшевы, а ценность льда видна в тропиках, знойным днём. Огонь в вулкане, в гейзерах – не роскошь, а вот скромная поленница на нашем камине – другое дело. Электричество в грозовой туче устрашает, но в «ручном» варианте даёт нам мощь. Так и с духом или энергией: их «гражданские» остатки и созидательные следы стоят дороже всех людоедов Тихого океана.
В истории особый миг – когда дикарь только перестаёт быть дикарём и направляет всю свою первобытную силу на постижение красоты: так рождается эпоха Перикла и Фидия, ещё не распавшаяся до манерной «коринфской» цивилизации. Всё лучшее – в момент перехода, когда полнокровные «тёмные соки» ещё текут прямо из природы, но их резкость и едкость уже смягчены нравственностью и человечностью.
Мирные успехи совершаются обычно неподалёку от войны. Пока рука ещё помнит эфес меча, пока воинская выправка видна в осанке и облике джентльмена, его духовные способности достигают вершины; суровые условия, что так сжимают и закаляют человека, отлично готовят к самым изящным видам искусства, и в мирное время это трудно воссоздать без какой-то эквивалентной «закалки».
Итак, успех – это свойство натуры, зависящее от особого состояния тела и души, от «запаса сил» и смелости. Без него мир не двинулся бы вперёд. Да, оно редкость для «товара на продажу» и нередко избыточно и даже губительно, но без него не обойтись, придётся смириться с его жестоким проявлением и искать способы «принимать удары» и снимать остроту.
Люди с «утвердительной» силой забирают себе всеобщую дань почитания. Они – инициаторы и исполнители больших дел. Как колоссальна была сжатая в черепе Наполеона энергия! Из шестидесяти тысяч воинов в сражении при Эйлау тридцать тысяч были воры и грабители, люди, которых в мирном обществе держали бы в кандалах, под ружьями надзирателей. А он сумел совладать с ними лицом к лицу, принудить их к долгу и выигрывать сражения их штыками.
Такая «древняя» мощь особенно восхищает, когда соединяется с высочайшей утончённостью, например, у великих мастеров искусства. Микеланджело, вынужденный писать фрески в Сикстинской капелле, не зная толком техники, пошёл в папский сад за Ватиканом, собственноручно выкопал там охру красную и жёлтую, смешал её с клеем и водой, долго экспериментировал, пока не достиг нужного результата, а затем поднялся по лесам и неделями, месяцами выписывал пророков и сивилл. Своим грубоватым напором он так же превосходил последователей, как чистотой ума и тонкостью линий. Его не сломало и то, что одна из задуманных картин осталась незавершённой. Микеланджело обычно начинал, рисуя скелет фигуры, потом «наращивал» мышцы, затем добавлял одежду. «Ах, – сказал мне один храбрый живописец, вспоминая всё это, – если у кого не получилось, значит он больше „мечтал“, чем „работал“. Единственный путь к успеху в нашем деле – снять пиджак, растирать краски и трудиться, как рабочий на железной дороге, день за днём».
Повсюду успех сопутствует тому, у кого есть некий «плюс» позитивной силы: унция силы должна уравновесить унцию груза. И хотя невозможно вернуться в материнское чрево и родиться с новым запасом бодрости, есть два способа, которые могут почти заменить это. Первый – решительно отказаться от беспорядочной активности и сосредоточить силу на одном (или немногих) направлениях; как садовник, что резкой обрезкой гонит весь сок в одну-две крепкие ветви, не позволяя ему распыляться на целый сноп слабых побегов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.