Руководство к жизни

Итак, мы проследили, как действует Рок в материи, в уме, в морали – в расах, в задержках развития и в самом характере. Он везде синоним «предела». Однако у Рока есть свой «повелитель»; и у ограничения есть свои рамки. И если смотреть на него сверху или снизу, изнутри или извне, картинка меняется. Ведь Рок огромен, но велика и «сила» (Power) – другой столп мира. Если Рок следует и сковывает Силу, то Сила сопровождает и даёт отпор Року. Мы обязаны признать Рок как факт естественной истории, но есть и нечто сверх неё. Потому что кто и что это «мы» – те, кто пытается проникнуть в суть? Человек не только звено природы, объятое плотью, – он ещё и колоссальное противоречие, стянувшее в себе оба полюса вселенной. С одной стороны, в нём проглядывает зоологическая родня, будто он едва из четвероногого зверя вышел в двуногого, утратив часть прежних даров, но взамен получив новые. С другой стороны, в нём есть искра молнии, что творит и раскалывает планеты. В нём встречаются порядок стихий – камни, леса, океан, – и чистый дух, превращающий и разлагающий природу. Тут бок о бок боги и бесы, ум и материя, царь и бунтарь, опора и судорога, – и всё это мирно соседствует в его глазах и мозгу.

Человек также не может отрицать свободу воли. Пусть звучит парадоксально, но свобода – это необходимость. Если вы станете на сторону Рока и скажете: «Всё подчинено судьбе», мы ответим: «Частью судьбы является и человеческая свобода». Из глубины души у нас вечно рождается порыв выбора и действия. Мысль упраздняет Рок. Пока мы думаем, мы свободны. И хотя нет ничего омерзительней, чем хвастаться «свободой», будучи на деле рабами, – большинство людей именно таковы – и часто принимают за свободу некий «бумажный» пролог вроде «Декларации независимости» или просто «право голоса», ничего по-настоящему не решая, – всё же человеку полезнее вглядываться не в Рок, а в обратную сторону. Действенный, правильный взгляд – иной. Оракул предупреждал: «Не гляди на природу: её имя – „рок“». Переизбыток созерцания этих пределов делает нас мелочными. Люди, которые вечно твердят о судьбе, о своём «звёздном часе» и прочем, находятся на опасной, низкой ступени и сами накликают то, чего страшатся.

Я сослался на «героические» народы, что искренне верят в Рок. Они согласуются с ним любовно и бесстрашно, не ропщут. Но когда такое учение воспринято слабыми и ленивыми натурами, оно звучит иначе. Именно люди слабые и порочные сваливают вину на Рок. Правильное же применение идеи Рока – подтянуть свои дела к масштабу Природы. Грубые, несокрушимые, кроме самих себя, – таковы стихийные силы. Таким и человеку подобает быть. Пусть откажется он от пустых фантазий и докажет «господство» поступками в той же величавой мере, что река, дуб или гора. Пусть держит свой замысел с той же силой, с какой держит нас притяжение. Никакая сила, никакая угроза или взятка не заставят его изменить своё решение. Человек должен сопоставляться с рекой, с дубом, с горной вершиной. Пусть в нём будет та же полнота течения, ширь размаха и несгибаемость сопротивления.

Самое лучшее, что даёт признание Рока, – это «роковая» храбрость. Вступите в огонь на корабле в открытом море, идите в дом, где свирепствует холера, или на защиту своего дома от грабителя, или в любую опасность, которая выпала долгом, и знайте, что вас прикрывают «херувимы Судьбы». Если уж верить в Рок во вред себе, верьте в него и на пользу. Ведь если диктовка неотвратима, то и мы – часть этой диктовки и можем противостоять судьбе «судьбой».

Если во Вселенной есть всесильный удар, то в нас – всесильный отпор. Атмосфера могла бы нас раздавить, если бы не ответное давление воздуха в лёгких. Тонкая стеклянная трубочка выдержит напор океана, если заполнена той же водой. Если там «всемогущество удара», то и «откат» тоже всемогущ.

1. Но «Рок против Рока» – это лишь защита, а есть ещё благородные созидательные силы. Когда человек «прозревает», он выходит из рабства к свободе. И верно, о себе можно сказать: «я родился, а потом родился вновь» – и так многократно. У нас бывают периоды обновления настолько сильные, что мы забываем прежние, отсюда и сказка о «семи» или «девяти» небесах. День из дней, великий праздник жизни – это когда внутренний взор открывается Единству вещей, Всезакону, когда душа видит, что всё существует так, как должно – и не может быть иначе. Это осознание нисходит свыше, и тогда всё ясно. Оно не столько «в нас», сколько «мы – в нём». Как воздух наполняет лёгкие: дышим – живём, не дышим – умираем. Так и свет: есть – видим, нет – слепы. И если истина дошла до нашего ума, мы внезапно разрастаемся до её масштабов, словно расширяясь до миров. Мы – как законодатели, говорим от имени Природы, пророчествуем.

Такое прозрение ставит нас на сторону Вселенной против всех частностей – и против самих себя тоже. Человек, говорящий из глубины видения, утверждает о себе всё, что свойственно Уму как таковому: видя его бессмертие, он говорит «я бессмертен»; ощущая его непобедимость, говорит «я силён». Но это не «во мне», а «я – в нём». Это проистекает от Творца, а не от сотворённого. Всё, к чему оно прикасается, меняется. Оно само пользуется нами, а не мы – им. Оно отделяет тех, в ком есть эта искра, от тех, кто не причастен ей. Тот, кто не в ней, – словно «стада и гурты». Истина не опирается на «прежних» или «более достойных» людей, на евангелие или конституцию, на университет или обычаи – она отталкивается от самой себя. Там, где луч этого света, Природа перестаёт быть неуклюжим препятствием и излучает живописную гармонию. Толпа кажется комедией без смеха: люди, их интересы, правительство, история – всё это игрушечные фигурки в кукольном домике. Такое сознание не переоценивает отдельных «прозрений», ибо мы, встретив «интеллектуала» и жадно слушая его мысли, в присутствии его же сами пробуждаемся к размышлению и, увлечённые собственными новыми идеями, вскоре забываем, что он сказал. Нас покоряет это внезапное величие, беспристрастность, сфера законов. Ещё мгновенье назад мы шагали то туда, то сюда, но теперь – как люди в воздушном шаре, и не столь важно, откуда мы взлетели и куда хотели приземлиться; важны простор и полёт.

Чем глубже мысль, тем сильнее характер. Кто постиг «суть замысла», тот господствует над ним и «хочет» того, что неизбежно. Мы правим ситуацией и, даже когда спим, наш «сон» реализуется. Мысль, будь ей хоть час от роду, утверждает древнейшую необходимость, связанную с волей так же неразрывно, как сама мысль неотделима от своего бытия. Она возвещает нам о своём верховенстве и божественном начале, которые неразделимы с нею. Это не моё или твоё, а воля всякого Разума. Она «вдыхается» всеми людьми, составляя их сущность. Не знаю, правда ли, что в верхних слоях атмосферы дует постоянный западный ветер, уносящий все частицы, поднявшиеся на его уровень, но вижу: когда душа достигает определённой ясности, она следует знанию и порыву выше эгоизма. Это дыхание воли, вечный поток, пронизывающий мир душ в направлении Правды и Необходимости, и именно оно движет миры и упорядочивает их орбиты.

Мысль «растворяет» материальную Вселенную, приподнимая душу туда, где всё пластично. Из двух людей, следующих собственной мысли, победит тот, у кого мысль глубже. Всегда найдётся кто-то, чья воля точнее отражает волю Высшего Провидения для данной эпохи.

2. Если мысль даёт свободу, то даёт её и нравственное чувство. В этой духовной химии всё связано. Мы видим, что с осознанием истины соединена любовь к тому, чтобы она восторжествовала. Без этого чувства воля не просыпается. Сильная воля, как правило, – результат цельности натуры, когда всё существо устремляется в одном направлении. Всякая могущественная сила – реальна и первозданна; её нельзя «смастерить» искусственно. Должен быть «фунт на вес фунта». Если чья-то воля велика, она опирается на нечто фундаментальное. Аларих или Бонапарт считали, что за ними «правда», а иначе их можно было бы подкупить или сломить. Лишь чистое единение с общечеловеческим, вселенским смыслом – бесконечная сила, не подкупаемая и не гнущаяся. Кто пережил опыт нравственной истины, невольно верит в безграничную мощь. Каждое её биение – будто клятва Всевышнего. Если это не «возвышенное», то слово «возвышенное» теряет смысл. Цитаты о героизме, примеры мужества – это не доводы, а вспышки свободы. Один такой пример – строка персидского поэта Хафиза: «На вратах рая начертано: „Горе тому, кто даст судьбе себя обмануть!“» Действительно, чтение истории может внушать фатализм, и тем отраднее противостоять этому.

Но проницательность – это ещё не воля; а доброта может так и остаться на уровне пожеланий. Как сказал Вольтер: «Несчастье достойных людей в том, что они трусы». Нужно именно переплавить их в цельную энергию воли, когда человек «становится волей», а воля – им. Смеем утверждать: никто не постиг истину, пока не готов стать её мучеником.

Единственное по-настоящему серьёзное и грозное в природе – воля. Общество так беспомощно именно от недостатка воли, вот почему мир так жаждет «спасителей» и «религий». Есть лишь один верный путь, и герой видит его, идёт вперёд, чувствуя, что у него «под ногами» опора всей земли. Он становится миром для других. Его одобрение – честь, его осуждение – позор. Один его взгляд обжигает, как луч солнца. Его личное влияние остаётся в памяти единственным достоинством, а мы рады забыть и про количество, и про деньги, и про климат, и про гравитацию, и про прочие «роковые» оковы.

Годится и согласиться с ограниченностью, если видеть в ней показатель нашего роста. Как дети, ставим зарубку на стене в родном доме, отслеживая, как растём. Но стоит мальчику повзрослеть и стать хозяином, он сносит эту стену и ставит новую, повыше. Всё дело во времени. Каждый смелый юноша тренируется, чтобы «оседлать дракона Рока». Его мастерство в том, чтобы использовать собственные страсти и внешние преграды, превращая их в «оружие или крылья». И тогда остаётся лишь вопрос: возможно ли единое целое? Большинство людей верит в «двух богов»: один царит дома, среди друзей, в душе, в религии, искусствах и науках, – а другой – в механике, в торговле, в политике, на войне; и они считают, что применять «метод» одного мира к другому – ошибка. И те, кто благочестивы в гостиной, легко голосуют за безнравственность на выборах. Для них до известной черты Бог – покровитель, но на пароходе, в эпидемии или на войне, думают они, хозяйничает «злой рок».

Но связь и взаимодействие не где-то иногда, а везде и всегда. Божественный порядок не останавливается там, где кончается наш глазомер. Та же благодатная сила действует и в соседней деревне, и на другой планете. Просто там, где у нас нет опыта, мы натыкаемся и больно ударяемся. «Рок» – это лишь название для тех фактов, которых мы ещё не просветили разумом, не проникли в их причину.

Но каждый хаотический всплеск, что грозит нас погубить, способен мыслью превратиться в здоровую силу. Рок – это непрозрачные причины. Вода топит корабли вместе с моряками, словно сор. Но научись плавать, построй корабль как надо, – и та самая волна уже несёт тебя на гребне. Мороз, не жалея никого, морозит нам кровь, но ты надень коньки – и он подарит тебе поэтику скольжения. Он сделает тебя крепче телом и духом, выдвинет в передовые люди. Стужа да море закалят «имперских саксов», к которым природа, не желая их терять, пригонит через тысячелетия сотню «Англий», сотню «Мексик», чтобы они повелевали всеми породами. Даже больше, чем Мексикой, – обрушив на нас открытия в паре, электричестве, металлах, воздушных шарах.

Ежегодно цинга уносит моряков больше, чем война, но её побеждают лимонным соком и другими средствами; мор – побеждается санитарией и вакцинами; и любой другой недуг, будучи познан, можно либо отвести, либо значительно ослабить. А пока мы «обезвреживаем яд», зачастую умудряемся и извлечь из него пользу. Необузданные потоки рек мы запрягаем в мельницы; диких зверей – в пищу, одежду, тягловую силу; химические взрывы становятся надёжными нашими слугами. Они теперь – наши «скакуны». Человек двигается всеми мыслимыми способами: на своих ногах, на лошади, используя ветер, пар, газ в воздушном шаре, электричество. И поглядывает – не охотиться ли на орла в его собственной стихии. Нет для него носителя, которого он не приручит.

Когда-то пар казался нам дьявольской силой: во всяком котле непременно делали отверстие, чтобы не рвануло. Но маркиз Вустер, Уатт и Фултон догадались, что в этой мощи нет демона, а лишь скрытый Бог, которым надо воспользоваться. Раз он способен сносить крышки и дома, он и есть наш работник! Он может поднять горы грунта, победить все «другие дьяволы» – воду, массу машин, физический труд всех людей. Он сократит время, преодолеет пространство.

Не лучше ли обстоят дела и с более «высоким паром»? Мнение толпы казалось угрозой всему миру, и короли с вельможами пытались или убаюкать народы, или придавить их «пластами» – армией, дворянством, монархией, скреплёнными замками и гарнизонами. Но иногда религиозный порыв «прорывал» эти тиски, сокрушал и дворцы, и крепости. Политические «Вустеры и Фултоны», верившие в единство, увидели в народном духе не угрозу, а мощь, которую, удовлетворив через справедливое устройство (не пирамидальное, а «на равных»), можно превратить из страшной силы в безобидную и эффективную форму государства.

Да, иногда очень тягостно слушать уроки Рока. Никто не хочет, чтобы какой-нибудь хитрый френолог разложил наши судьбы по полочкам. Никто не рад слышать, будто в черепе, в позвоночнике и в тазовых костях мы унаследовали все пороки англосаксов или кельтов, которые, как ни крути, стянут нас на уровень «мелочного торгаша или раба страстей». Слышал я и от одного учёного, будто у неаполитанца «к тридцати годам обязательно вырисовываются отчётливые черты мошенника». Может, преувеличение, но обидно.

А всё же в этих «изъянах» заключена энергия. Человек должен быть благодарен своим слабостям и опасаться своих дарований. Яркий дар так истощает силы, что можно «захромать» в других аспектах; натомість недостаток наделяет чем-то иным. Выносливость еврейского народа, веками под гнётом, сделала его теперь властелином тех, кто правит землёй. Если Рок – это руда и каменоломня, если «зло» – это добро в работе, если «ограничение» несёт в себе силу, созревающую в будущем, если бедствия и препоны – это наши крылья и инструменты, мы способны примириться.

Рок предполагает и улучшение. Нет здравого взгляда на Вселенную, который не видел бы её устремлённости к благу – настолько, насколько она «жива и здорова». Позади всякой личности – её наследственность, а перед ней – свобода, путь к лучшему. Первые, худшие расы вымерли, вторые, несовершенные, вымирают либо доживают свой век в тени более высокого. Последняя раса – человек: каждая его щедрость, новое прозрение, любовь и похвала – знаки движения от судьбы к свободе. Всё-таки смысл мира – в освобождении воли от отживших оболочек и уз, ставших тесны. Любая беда – это укол и подсказка, а наши попытки её преодолеть, даже если пока недостаточны, работают как тенденция к росту. Весь круг животной жизни – зубы против зубов, кровавая война за пищу, вопль боли и победный рык, – в конце концов идёт на пользу, если взглянуть с высоты веков: вся эта химия как будто «созревает» для более высокого применения.

Чтобы понять, как Рок переходит в Свободу, а Свобода – в Рок, посмотрите, насколько глубоки корни каждого существа. Найдите точку, где нет нити связи. Наше бытие тысячекратно переплетено. Никто не смог бы распутать этот узел, не разглядев оба конца. Всё в природе вложено друг в друга. Кристофер Рен сказал о прекрасной часовне Кингс-колледжа: «Покажите, куда положить первый камень – и я построю такую же». Но где в человеке «первый атом» в этом доме из взаимопроникновений?

Повсюду взаимосвязи: в месте обитания, в спячке. Когда выяснили, что звери впадают в оцепенение зимой, оказалось, что какие-то другие спят летом, следовательно, дело не в холоде, а в отсутствии питания. Как только пища вновь доступна, организм оживает.

У птиц есть крылья – в воздушной стихии, у рыбы – плавники в воде, у зверя – ноги на суше; всё по месту. Каждая зона имеет свою фауну. И всегда возникает «баланс». Популяции не дают чрезмерно вырасти или истощиться. Так и человеку: когда он рождается, у него уже есть пища, в земле ждёт уголь, в доме – воздух, в высохшей грязи – почва, а его современники пришли в тот же час, встречая его любовью и общением. Эти грубые факты – лишь одна сторона. С другой – существуют невидимые условия, без которых человек тоже не был бы возможен. Его инстинкты должны быть соблюдены; у него есть скрытая способность «подтягивать» к себе всё нужное. Появление Данте или Колумба говорит о колоссальных переменах в небе и на земле – и тончайших переменах в «небе» и «земле» духовных.

Как это осуществляется? Природа не транжирит силы и идёт к цели кратчайшим путём. «Нужна крепость – построй её», говорит генерал солдатам. Так и природа: всякая тварь сама делает своё дело: планета формирует себя, живая клетка рождает себя – а затем всё, что ей нужно. Как только есть жизнь, тут же есть самоопределение и стремление использовать материал. Жизнь – это свобода; причём объём жизни пропорционален степени свободы. Нет сомнения, что новорождённый не лежит «пассивным грузом». Жизнь действует волшебно вокруг него. Вы полагаете, ребёнка можно оценить по весу в фунтах и что он весь умещается в своей коже? Но ведь даже крошечная свеча сиянием достигает мили вокруг, а человек простирает свою чувствительность до самых далёких звёзд.

Когда что-то должно быть сделано, мир позаботится, чтобы нашёлся тот, кто это сделает. Листок растения превращается то в лепесток, то в околоплодник, то в шип, по мере нужды. Всякий зародыш сам обустраивается в утробе. Природа «скидывает» то одну форму, то другую, исполняя замысел. Так же и с людьми: Данте и Колумб – итальянцы той эпохи, а были бы наши современники – стали бы русскими или американцами. Нужны определённые условия для нового шага, и они «созревают». Природа не выбирает наугад.

Главный секрет в том, что «личность» и «событие» неотделимы. Личность творит событие, а событие – личность. «Время», «эпоха» – это всего лишь несколько глубоких умов да несколько ярких «деятелей», которые и воплощают в себе эпоху: Гёте, Гегель, Меттерних, Адамс, Кэлхун, Гизо, Пиль, Кобден, Кошут, Ротшильд, Астор, Брунель – и другие. Та же «правильная подгонка», что между полами или между видом животных и их пищей. Нам кажется, судьба человека к нему «прилипла» случайно, но связь скрыта. Ведь душа уже в себе содержит то событие, что с ней произойдёт, ибо событие – лишь воплощённая её мысль, и то, чего мы по-настоящему «просим у себя», всегда даётся. Событие – это отпечаток нашей формы, оно облегает нас, как кожа. То, что совершает человек, – его «природное». События вырастают из тех же корней, что и человек: они его «под-сущности». Радость или горечь бытия зависит не от места или дела, а от того, кто его переживает. Жизнь – это экстаз. Мы знаем, как любовь «безумна», рисуя небесные краски на самом жалком предмете. Сумасшедшие не обращают внимания на одежду и пищу; во сне мы совершаем нелепые вещи без удивления. Поддай чуть больше «вина» в нашу «чашу жизни», и мы уже миримся с самыми странными обстоятельствами. Каждый выстраивает вокруг себя собственную среду, как слизень вырабатывает липкую плёнку на листке груши, как тля – свою ватную оболочку, как рыба – раковину. В юности мы «испаряем» радуги и сияем, как Зодиак, в старости выплёскиваем подагру, лихорадку, раздражение, сомнения, скупость.

Удачи человека – плод его характера. Друзья – отражение его «магнетизма». Мы ищем в Геродоте и Плутархе примеры Рока, но и сами являемся такими примерами. Quisque suos patimur manes («Каждый несёт в себе своего духа»). Влечение каждого воплотить всё, что заложено в его составе, выражено в древнем поверье: любая попытка уклониться от судьбы лишь ведёт прямо к ней. Я заметил, что человека чаще радует, когда его хвалят за достигнутое положение (как последнее доказательство его совершенства), чем когда восхищаются его достоинствами.

Мы видим, что человек обнаруживает свой характер в событиях, которые как будто «встречаются» ему, а на деле – исходят из него же. С ростом его внутреннего масштаба вырастают и события. Когда-то он играл «в куклы», теперь участвует в мировых системах, и по его амбициям, окружению и делам ясно, как он вырос. Случайность? Нет, закономерность: он – та самая «мозаичная деталь», которую отшлифовали, чтобы она встала на место. И потому почти в любом городе отыщется человек, в чьих мыслях и делах объяснение всех его фабрик, банков, церквей и нравов. Не встретишь его – город останется непонятным, а увидишь – всё раскроется. Мы знаем, кто «построил» Нью-Бедфорд, Линн, Лоуэлл, Лоуренс, Клинтон, Фитчберг, Холиок, Портленд и многие другие «шумные» центры. Если бы их люди были «прозрачны», вы б увидели, что это не просто люди, а «ходячие города»: поставь такого где угодно, он тут же возведёт новый город.

История – взаимодействие этих двух начал: Природы и Мысли. То природа «толкает» нас, то мы «толкаем» её. Пока человек слаб, земля «вбирает» его, он прорастает в ней всем своим сердцем и мозгом. Но придёт время, и он «подомнёт землю», устроив поля и сады по собственным идеям. Любое вещество готово стать текучим, если ум достаточно силён: если стена по-прежнему «каменна», значит, мысли не хватило. Перед более тонкой силой она растечётся в новую форму, выразив характер ума. Любой город – это хаотичная мешанина материалов, покорно исполнивших чью-то волю: гранит и железо, дерево, ткань, продукты со всего света – и всё это под рукой у каждого, кто трудится. Весь мир – поток материи, текущий по проводам мысли к тем точкам, где она «строит». Народы рождаются, уже одержимые какой-то идеей, и делятся на партии, готовые биться за абстракцию. Идея «прошивает» их, делая кем-то египтянина, а кого-то римлянина, австрийца или американца. Люди одного поколения родственны, как бы разными они ни казались. «Что-то витает в воздухе». Мы все поддаёмся впечатлениям, но кто-то чувствительнее других, и он опережает прочих в открытии. Так одно и то же изобретение возникает одновременно в разных местах. Говорят, женщины, будучи более тонкими натурами, – чувствуют завтрашний день раньше. Великий человек – наиболее «впечатлительный», улавливающий слабые токи; он «точнее настроенный компас».

И даже пороки сплетаются с нашей внешностью и нашими речами. Мёллер в трактате «Об архитектуре» утверждал, что здание, идеально приспособленное к своей функции, непременно окажется и красивым. Замечаешь ту же цельность в человеке: едва ли дефект в крови не проступит в аргументации, горб на спине – в стиле речи, «рассказе» и теории. Если б мы видели его душу, мы б увидели тот же горб. Как часто человека одолевают «свои демоны» – наследственные недуги и страсти. Любая жёсткая, желчная натура привлечёт к себе хитрых и злобных «паразитов». Такова корреляция, и мы можем её постичь умом. У некоторых людей всё складывается в «рифмы», совпадения, приметы: они всегда натыкаются на тех, кого ищут, говорят то же, что собеседник хотел сказать. Сотня таких «знаков» подсказывает им, что произойдёт.

Сложнейшее переплетение судьбы являет удивительную постоянность в беспорядке. Как муха находит себе пару, так и двое людей, не связанные узами, годами проводят лучшие часы в нескольких шагах друг от друга. И мораль: мы неизбежно найдём то, что ищем, и избежим то, от чего бежим. Как сказал Гёте: «Того, чего мы страстно жаждем в юности, мы получаем в изобилии на склоне лет», да порой так, что казнимся за исполнение желаний. Отсюда величайшая осторожность: раз всё исполняется, желай только высокого!

Один-единственный ключ к загадкам судьбы, свободы и предвидения – это «двойное сознание». Человек должен то «ехать» на лошади своей личной природы, то внезапно перескакивать на лошадь своей общественной сути, как цирковой наездник. Когда человек стонет под властью рока – болят ноги и душа, уродство тела и убогость ума, тяжелый характер и мелочное тщеславие или его душу тяготит тяжкий наследственный недуг, – он может «перейти» на сторону Божественного, которое извлекает общее благо даже из его страданий. Оставив «демона, что мучается», он становится на сторону «Божества, которое в этом находит вселенскую пользу».

Чтобы преодолеть цепи темперамента и родословной, которые тянут вниз, стоит усвоить: благодаря двойственности мироздания, всё, что нас «портит и парализует», одновременно несёт Божественный замысел, чтобы это окупилось чем-то. Добрая воля тут же обретает силу. Когда богу нужно скакать, любая щепка или камешек вырастает в скакуна с крылатыми копытами.

Пусть же мы воздвигнем алтари во славу благословенного Единства, что держит в совершенном слиянии природу и души, заставляя каждый атом служить общей цели. Меня не удивляет снежинка, раковина, летний пейзаж или звёздный блеск, – удивляет «необходимость красоты», которая царит над всей вселенной, требуя, чтобы всё было зримым и прекрасным. Радуга, линия горизонта, небесный свод – лишь результаты устройства нашего глаза. Не нужно звать меня любоваться садом цветов или солнечной тучей, или водопадом, если я в каждом взгляде вижу великолепие и гармонию. Зачем же выхватывать отдельную искру, если вся «внутренняя потребность» мира – расцвет, и роза красоты расцветает на лбу хаоса, раскрывая глубинный замысел природы – гармонию и ликование?