Дома смерти. Книга IV

Вильман поднял бумажки и рассмотрел их. Одна из них – та, что поменьше – представляла собой визитную карточку некоей мадам Мазелин (Mazeline), довольно известной 62-летней художницы. Впрочем, контролёр метрополитена ничего об этой даме не знал и особого внимания на визитку не обратил. Вторая бумажка являлась пригласительным билетом на выставку-продажу картин Адольфа Штайнхаля, которая проходила в его мастерской в доме №6 в тупике Ронсин.

Вильман не знал, что делать с находкой, но подумал, что бумаги могут иметь некоторую ценность для потерявшего их, а потому решил их не выбрасывать. Контролёр принёс их в бюро находок и там-то услышал о двойном убийстве в переулке Ронсин. Утром 31 мая, когда Вильман шёл на работу, информация о трагедии в доме художника Штайнхаля ещё не попала в прессу, а вот вечером о случившемся уже знал Париж. Разумеется, за исключением тех людей, кто был занят работой и не отвлекался на чтение газет.

Работник бюро находок оповестил парижскую полицию о том, что найден пригласительный билет на выставку картин в доме убитого художника, но поначалу сообщение это особого интереса не вызвало. Крови на входном билете не было, какие-либо записи – отсутствовали, сам по себе кусочек картона с адресом и виньеткой в углу не являлся предметом уникальным – таких билетов напечатали по частному заказу штук 500, наверное, может, и больше… Мало ли кто и где решил выбросить ставшую ненужной бумажку? Пару дней никакой реакции от полиции не следовало, но 4 июня в бюро находок явилась пара детективов уголовной полиции и попросила показать, что же именно нашёл Вильман. Заодно детективы поговорили с самим контролёром.

Ничего особенно подозрительного детективы не увидели и не услышали, но решив довести проверку до логического конца, они забрали из бюро находок пригласительный билет и визитную карточку и направились к Мазелин.

Художница, увидав детективов, лишь всплеснула восторженно руками: «Жильбер только вчера рассказал мне о краже костюмов, а полиция уже идёт по следу! Какая же у нас замечательная полиция!» Детективы не поняли причины восторга, поскольку по следу не шли и о краже костюмов ничего не знали. Но поговорив с madam Мазелин, выяснили следующее. Костюмер Жильбер, её многолетний хороший друг, подготовил большую партию театрального реквизита для сдачи в аренду «Еврейскому театру» («Hebrew Theatre»), занимавшему дом №133 по улице Сен-Дени. Другое название этого заведения – «Театр Эдем» («Eden Theatre»). Реквизит включал в себя одежду, экзотические перья, головные уборы и прочее – всё это богатство было разложено по коробкам и большим корзинам общим числом 27 штук. 30 мая реквизит был доставлен в «Еврейский театр». И вот вчера – 3 июня – Жильбер получил сданный реквизит обратно, и оказалось, что в нём отсутствуют три чёрных платья и длинный черный плащ. На вопрос, где эти вещи, представитель театра ответил, что они были похищены ещё 30 мая, то есть при доставке в театр, и возвращены быть не могут.

Детективы продолжили проверку и посетили театр. Там они выяснили, что кража действительно имела место 30 мая и произошла по вине театральных работников – те, внеся в здание привезённые коробки и корзины, отправились пить кофе в соседнее бистро. За время их отсутствия кто-то вошёл в здание театра через незапертую дверь, переворошил содержимое и забрал несколько предметов.

Детективы не собирались заниматься расследованием этого инцидента – сие относилось к компетенции полиции округа, а не «Сюртэ» – но подготовили небольшую докладную записку, которую и передали Октаву Хамару. Остаётся добавить, что художница Мазелин признала принадлежность ей визитной карточки, найденной в вагоне метро, и даже заявила, что записи карандашом на её оборотной стороне – это были имена, фамилии и адреса трёх человек – сделаны ею. Вот только для кого она оставила эту запись, а также кому и когда передала визитку, женщина припомнить не смогла. По-видимому, это случилось довольно давно – несколько месяцев назад.

Итак, 4 июня начальник уголовного розыска Хамар получил довольно подробное сообщение о краже трёх чёрных платьев и чёрного плаща из «Еврейского театра», произошедшей приблизительно за 6 часов до двойного убийства в доме Адольфа Штайнхаля. Маргарита Штайнхаль, видевшая грабителей, сообщала, что те были облачены в некие платья-балахоны чёрного цвета, похожие на сутаны или рясы, кроме того, на плечи женщины был накинут чёрный плащ. Можно ли было считать, что в руки преступников попал реквизит, украденный в «Еврейском театре»? Учитывая довольно общий характер описания, данного Маргаритой Штайнхаль, отвергать такую вероятность не следовало. Но что это давало с точки зрения расследования? Похититель реквизита мог не иметь ни малейшего отношения к убийцам и даже, скорее всего, не имел – те могли приобрести одежду у скупщика краденого, а последний, узнав, что эта сделка связана с двойным убийством, никогда в ней не сознается, ибо такое сознание является прямой дорогой в тюрьму на долгие годы.

Поэтому большим вопросом являлась целесообразность расследования хищения реквизита в рамках поиска убийц Эмили Джапи и Адольфа Штайнхаля. Чтобы не томить читателя неопределённостью, сразу отметим, что Хамар не дал хода этому направлению, посчитав его не имеющим реальной перспективы. Тем более что у него в скором времени появился куда более перспективный вектор приложения сил, о чём в своём месте будет сказано.

Между тем история похищения одежды из «Еврейского театра» ещё всплывёт в этом очерке, и именно по этой причине случай этот рассказан с необходимыми деталями.

О каких ещё событиях начала июня 1908 года следует упомянуть?

Прежде всего, следует упомянуть о том, что тела убитых более суток оставались в доме №6 в переулке Ронсин. Причина задержки их вывоза не совсем понятна, никаких внятных объяснений этому автору найти не удалось. Тела Адольфа Штайнхаля и Эмили Джапи были вывезены в морг лишь во второй половине дня 1 июня – момент этот, кстати, был запечатлён фотографами, заполонившими подходы к «дому смерти» со всех сторон.

Вывоз тел убитых в «доме смерти» в тупике Ронсин во второй половине дня 1 июня 1908 года.

В своих мемуарах Маргарита Штайнхаль утверждала, что от неё скрыли факт увоза тел убитых спустя более суток с момента обнаружения факта преступления. Также она настаивала на том, будто ничего не знала о предстоящем судебно-медицинском вскрытии тел Эмили Джапи и Адольфа Штайнхаля. Представитель полиции якобы заверил её в том, что тело Джапи направлено в протестантский храм, а Штайнхаля – в католический, там они будут оставаться до момента похорон. Не совсем понятно, для чего Маргарита Штайнхаль делает в своих воспоминаниях акцент на этом, по-видимому, упоминание этих деталей должно убедить читателя в лицемерии уголовной полиции и готовности должностных лиц лгать ей, несчастной вдове. Современному читателю логика Маргариты покажется странной, поскольку следственные органы вообще не обязаны отчитываться о принимаемых решениях перед потерпевшими, но вдова, судя по всему, так не считала и всерьёз полагала, что полиция должна объяснять ей как причины своих действий, так и получаемые результаты.

Вскрытие тел убитых никаких сюрпризов не принесло. Можно сказать, что в обоих случаях результат оказался хорошо предсказуем. Причиной смерти Адольфа Штайнхаля явилась механическая асфиксия, обусловленная сдавлением шеи скользящей петлёй, наброшенной сзади. По-видимому, преступник подошёл к художнику сзади, набросил петлю и, взвалив мужчину себе на спину, некоторое время удерживал таким образом. Верёвка сначала глубоко врезалась в шею, а затем немного [приблизительно на 2,5 см] сдвинулась вверх. Подъязычная кость в результате сдавления шеи оказалась сломана.

Преступник удерживал Адольфа несколько минут до наступления смерти, затем поставил мёртвое тело на ноги, ноги согнулись, и тело завалилось назад, но не упало полностью на пол. Труп остался в полусидячем положении с подогнутыми в коленях ногами.

Телесных повреждений, свидетельствовавших о борьбе убитого с нападавшим, судебно-медицинское вскрытие не зафиксировало. Убийца, кем бы он ни был, действовал очень профессионально и функционально, если можно так выразиться – он допустил ровно ту степень насилия, которая требовалась для лишения жизни Адольфа Штайнхаля, и не более.

Время наступления смерти, судя по тому, что желудок Адольфа Штайнхаля оказался практически пуст, следовало отнести к полуночи или первым часам 31 мая. Согласно показаниям Маргариты Штайнхаль и камердинера Реми Куйяра, ужин закончился в районе 20 часов, после чего Адольф и Эмили Джапи ещё около часа пили кофе и ели десерт, так что убийство до полуночи представлялось невероятным. Судебные медики в первой половине дня 31 мая имели возможность наблюдать распространение трупного окоченения и, исходя из своих наблюдений, пришли к выводу, согласно которому убийство не могло произойти после 3—4 часов ночи.

Таким образом были получены границы интервала времени наступления смерти Адольфа Штайнхаля – после полуночи, но до 4 часов ночи 31 мая.

Судебно-медицинское вскрытие тела Эмили Джапи показало, что женщина страдала при жизни хроническими заболеваниями суставов, поджелудочной железы и ожирением сердца. Телесных повреждений, свидетельствовавших о побоях, вскрытие не обнаружило, если преступник и прибег к побоям, то без чрезмерной жестокости [пощёчины или чего-то подобного]. Также не было найдено указаний на сексуальную активность убийцы – как сексуальной объект потерпевшая убийцу явно не заинтересовала.

На запястьях рук находились петли с затянутыми узлами [тело доставили в морг, перерезав верёвки, удерживавшие руки и шею, но не сняв петель]. Сдавление было прижизненным и сильным – на это указывали почерневшие от прилива крови кисти рук. Петля на шее была затянута не так сильно, и, по мнению судмедэкспертов, просвет дыхательного горла сохранялся, позволяя дышать, хотя, конечно же, присутствие петли не могло не пугать связанную женщину.

На ногах в области икр и лодыжек присутствовали следы, оставленные скольжением верёвки. Как известно, в момент обнаружения тела ноги были свободны от пут и свешивались с кровати, немного не достигая пола, а в изножье кровати находился кусок шнура, привязанный с решётке. Всё это наводило на мысль о первоначальном связывании ног и их последующем освобождении после нескольких энергичных движений.

Причиной смерти явилось комбинированное воздействие нескольких факторов. В момент нападения женщина пережила инфаркт, а кроме того, её нормальному дыханию мешало затягивание петли на шее.

Эмили Джапи, мать Маргариты Штайнхаль. Женщина не была убита умышленно, её смерть явилась стечением нескольких неблагоприятных факторов – болезни сердца, сильного сдавления рук и шеи верёвкой, а также паники, помешавшей женщине действовать рационально.

Реконструкция случившегося с женщиной выглядела, по мнению судебных медиков, примерно так: преступник или преступники первоначально наложили скользящую петлю, не сдавливавшую горло, после чего привязали руки и ноги к противоположным кроватным решёткам [в изголовье и изножье]. Эмили некоторое время оставалась относительно спокойна, однако в некий момент времени она стала волноваться, и чем дальше – тем больше. Возможно, она услышала звуки расправы над Адольфом Штайнхалем, возможно, её тревогу вызвали тугие узлы на руках и обусловленная этим боль в запястьях – что именно встревожило Эмили, сказать не представлялось возможным, но это, наверное, было и не очень важно.

В общем, женщина предприняла попытку самоспасения. Энергично двигая ногами, она сумела освободить их. По-видимому, чрезвычайно приободрённая этим успехом, Эмили попыталась сесть или неосторожно повернулась, в результате чего петля на шее затянулась, уменьшив просвет дыхательного горла. Произошедшее вызвало панику, женщина заволновалась и стала энергично дёргать руками, рассчитывая вырвать кисти из петель. Овладевшая женщиной паника спровоцировала инфаркт, быстро развивавшийся на фоне механической асфиксии.

В действительности удушение не было смертельным, и Эмили Джапи смогла бы дышать, если бы проявила больше самообладания и сдержанности, однако такие советы легко давать, сидя на диване и рассуждая сугубо умозрительно, в обстановке же реального стресса сохранить самоконтроль совсем непросто. Умирание Эмили растянулось минут на 10, возможно, даже более.

Строго говоря, её никто из преступников не убивал целенаправленно, хотя, разумеется, случившееся с Эмили Джапи находится в непосредственной причинно-следственной связи с действиями преступников, а потому уместно говорить именно об умышленном убийстве женщины, а не несчастном случае и тем более самоубийстве.

Тело Адольфа Штайнхаля было похоронено в семейном склепе на кладбище в городке Л'Э-ле-Роз (L’Hay-les-Roses), ближайшем пригороде Парижа, расположенном на удалении около 5 км от южной границы французской столицы. А тело Эмили Джапи было увезено в родной ей Бокур и предано земле там.

3 июня доктор Ашерай, следивший за состоянием Маргариты Штайнхаль, переехавшей к тому времени уже в дом графа и графини д'Арлон, сообщил ей о газетных публикациях, посвящённых трагедии в «доме смерти». Их подавляющая часть была выдержана в недоброжелательном для Маргариты Штайнхаль тоне, в её адрес высказывались подозрения разной степени откровенности, а общая обстановка такова, что многие прямо обвиняли Маргариту в случившемся. Продолжая свой рассказ, доктор заявил, что уголовная полиция намерена в ближайшее время провести ещё один допрос Маргариты и с этой целью интересуется его – Ашерая – мнением о допустимости такового допроса.

С этой самой поры, то есть со 2 или 3 июня, Маргарита Штайнхаль стала получать анонимные письма – чем дальше, тем больше! – авторы которых гневно обличали её в убийстве мужа и матери. Время от времени приходили и письма в поддержку Маргариты, но таковых было гораздо меньше. Письма приходили как в дом супругов д'Арлон, так и по адресу арендованной в Беллвью виллы «Vert-Logis». В последующие недели и месяцы Маргарита Штайнхаль получила большое количество анонимок – счёт им шёл на тысячи – но их абсолютное большинство не содержало никакой полезной для расследования преступления информации.

Допрос, о котором Маргариту предупреждал доктор Ашерай, состоялся 5 июня. Его провёл Октав Хамар вместе с детективом Лейде, который записывал сказанное Маргаритой. Темой допроса стало уточнение деталей, связанных с внешним видом пропавших украшений, а также внешним видом преступников. Маргарита накануне имела возможность изучить свои шкатулки, привезённые из дома в тупике Ронсин её дочерью Мартой, и уточнить перечень пропавшего. В общем виде список похищенных вещей состоял из 11 украшений Эмили Джапи и 7 украшений, принадлежавших самой Маргарите. В числе этих 7 предметов были названы 3 золотых кольца с драгоценными камнями стоимостью не менее 140 франков каждое (это 300 долларов США), а также золотой полумесяц, осыпанный бриллиантами, стоимостью не менее 900 франков (это приблизительно 1950 долларов США).4

А 10 июня Хамар и Лейде допросили большую группу лиц, связанных как с владельцем пошивочного ателье Жильбером, так и «Еврейским театром». Допрошены были, в частности, как сам Жильбер, так и его помощница Жоржетта Ролле (Georgette Rallet), пошившая те самые чёрные платья, что были украдены сразу после их перевозки заказчику. Хамар хотел понять, насколько пропавшая одежда соответствует той, что была надета на преступниках, вторгшихся в дом Адольфа Штайнхаля.

Проводились в те июньские дни и кое-какие иные следственные действия. В частности, уголовная полиция постаралась отследить путь альпенштока, найденного в комнате Адольфа Штайнхаля. Этот предмет не имел следов крови, и, вообще, оставалось неясным, имеет ли он хоть какое-то отношение к преступлению. Однако альпеншток можно было использовать в качестве оружия, и Хамар хотел понять, принадлежал ли этот предмет хозяину дома или же злоумышленники принесли его с собой. Маргарита внести ясность в этот вопрос не могла – в комнате мужа она практически не бывала и имела весьма смутное представление о принадлежавших ему вещах [не забываем, что возможность встречи эти, с позволения сказать, муж и жена заблаговременно обсуждали посредством передачи письменных уведомлений!].

Поэтому начальник уголовной полиции вручил альпеншток одному из своих детективов и отправил его на металлургический завод, где подобные инструменты для скалолазания изготавливались.

Так закончилась первая декада июня. Маргарита Штайнхаль продолжала жить в доме графа и графини д'Арлон. В своих мемуарах она настаивает на том, будто в те дни страшно болела и пребывала чуть ли не на краю смерти. Её состояние якобы было настолько ужасным, что доктор Ашерай делал ей инъекции морфия и морской воды. Рассказы об «ужасном состоянии» Маргариты представляются не просто преувеличенными, а вообще выдуманными от начала до конца, поскольку никаких объективных причин для «ужасного состояния» не существовало вовсе. Преступники Маргариту не били, не насиловали и даже верёвки на её руках и ногах не затягивали, а потому на её теле не существовало ни единого кровоподтёка. Вообще ни одного! Она не видела мёртвых тел, крови, не наблюдала умерщвления, а потому никаких по-настоящему травмирующих впечатлений не получила и получить не могла. Единственное, что с некоторыми оговорками могло угрожать в те дни здоровью Маргариты – это какое-то невротическое расстройство вроде нарушения сна, неконтролируемых приступов страха, сниженное настроение и тому подобное. И назначения доктора Ашерая полностью этому соответствуют – инъекции морфия делались Маргарите Штайнхаль для быстрого засыпания и глубокого сна, а инъекции морской воды являлись классическим для того времени средством активизации иммунной системы.

Поэтому ко всем россказням этой дамочки об ужасном самочувствии и борьбе с неким тяжёлым недугом следует относиться как к симуляции, причём симуляции глупой и хорошо понятной всякому адекватному человеку. 14 июня доктор Ашерай обратился к Октаву Хамару с просьбой разрешить переезд Маргариты Штайнхаль из дома д'Арлон в Беллвью, мол, там женщина почувствует себя лучше и скорее восстановится.

Начальник уголовного розыска не стал перечить и ответил согласием, но с тем условием, чтобы на вилле «Vert-Logis» всё время находились два вооружённых детектива уголовного розыска в штатском. Необходимость присутствия полицейских Хамар объяснил тревогой за жизнь Маргариты Штайнхаль – ведь она являлась важной свидетельницей, от которой преступники могут постараться избавиться. Сложно сказать, действительно ли начальник уголовного розыска опасался за жизнь и здоровье Маргариты, но не подлежит сомнению, что детективы должны были исполнять не только функцию вооружённой охраны. Не менее важной представлялась другая задача, поставленная перед ними – наблюдение за поведением, разговорами и контактами как самой Маргариты Штайнхаль, так и лиц из её близкого окружения.

Получив разрешение Октава Хамара, Маргарита, её дочь Марта, доктор Ашерай, кухарка Мариетта Вольф и два сотрудника уголовной полиции вечером всё того же 14 июня покинули Париж и перебрались в Беллвью.

Спустя несколько дней произошло событие исключительной важности, побудившее правоохранительные органы посмотреть на двойное убийство в «доме смерти» под неожиданным углом. Доктор химии Бальтазар (Balthazard), официальный эксперт Министерства внутренних дел, представил заключение по судебно-химическому исследованию куска ваты, являвшегося кляпом, вставленным грабителями в рот Маргарите Штайнхаль перед уходом с места совершения преступления. Для определения присутствия человеческой слюны на объекте исследования, скажем, патроне папиросы, мундштуке сигареты, кляпе, салфетке и прочем, использовалась так называемая «проба Мюллера». Это очень точный анализ, выявляющий присутствие микроскопических долей амилазы (пищеварительного фермента). Собственно проба состояла из двух качественных экспериментов – в одном специально подготовленный реагент из проверяемого образца реагирует с раствором крахмала, в другом такой же точно реагент должен взаимодействовать с раствором Люголя. Если в реагенте присутствует амилаза, то в первом случае мутный раствор должен стать прозрачным, а во втором – жидкость не должна посинеть.

Вывод доктора Бальтазара оказался поразительным – то, что было названо «кляпом», никогда не бывало во рту человека! Зная, что улика доставлена из «дома смерти» в тупике Ронсин, и полагая, что произошла банальная ошибка при оформлении документов, эксперт взял на исследование большой кусок ваты, найденный полицией в спальне Маргариты Штайнхаль. Однако и на нём следов амилазы не оказалось!

Результат работы Бальтазара можно было истолковать единственным образом – связывание Маргариты Штайнхаль является инсценировкой, призванной скрыть от правоохранительных органов истинную картину произошедшего в доме №6 в тупике Ронсин в ночь на 31 мая. Необычная гуманность преступников и без того выглядела подозрительной, но теперь, когда стало ясно, что рассказ вдовы является выдумкой чуть менее, чем полностью, встал вопрос о том, как добиться от неё признательных показаний.

Ответ был совсем неочевиден. Возглавлявшие расследование лица прекрасно отдавали себе отчёт в том, что в лице Маргариты Штайнхаль имеют дело с коварной женщиной, располагающей не только значительными денежными ресурсами, но и огромными личными связями. Её любовником прежде был президент страны, но он был отнюдь не единственным любовником! Октав Хамар мог только гадать, кого именно Маргарита привлечёт к собственной защите!

Эту дамочку следовало взять в оборот так, чтобы сразу же – в ходе первого допроса – добиться признательных показаний. После того как признание сделано и ответы на самые важные вопросы следствия даны, дезавуировать сказанное не сможет ни один адвокат. Идея была хороша, следовало технично её реализовать – так, чтобы подозреваемая не поняла, насколько мрачные тучи сгущаются над её головой.

По здравому размышлению руководитель уголовной полиции решился на довольно необычную дезинформацию, призванную усыпить бдительность Маргариты Штайнхаль и убедить её в том, что следствие смотрит совсем в другую сторону. Для этого инспектору Пусэ, встречавшемуся с Маргаритой Штайнхаль буквально каждый день [или через день], надлежало предъявить ей для опознания фотографию бородатого человека, заведомо не имевшего никакого отношения к двойному убийству в «доме смерти», и посмотреть на реакцию дамочки. Пусть Маргарита знает, что неких бородатых мужчин полиция уже нашла и проверяет, кстати, немалый интерес будет представлять и то, «опознает» ли эта женщина убийцу в совершенно непричастном к преступлению человеке. Кстати, насчёт возможного опознания убийцы вдумчивый читатель может поразмыслить самостоятельно – это можно считать хорошим тестом на сообразительность.

Поскольку со стороны Маргариты могли последовать уточняющие вопросы и инспектору, возможно, пришлось бы объяснить происхождение фотографии бородатого мужчины, Хамар с Пусэ проработали небольшую легенду. Согласно ей, на подозрительного бородатого мужчину полиция вышла, проверяя происхождение альпенштока, найденного в комнате Адольфа Штайнхаля. Мол-де, оказалось, что этот альпеншток похож на тот, что приобрёл сфотографированный мужчина. На снимке же был запечатлён Фредерик Барлингхэм (Frederic Burlingham), известный американский журналист, ставший родоначальником кинодокументалистики, альпинизма и фотосъёмок дикой природы.

Родился Барлингхэм в январе 1877 года, и в возрасте 27 лет ему довелось стать репортёром нескольких американских газет в Лондоне. Затем он попал в Париж, где и обосновался. Фредерик быстро увлёкся высокорисковой журналистикой, так, например, он спускался в жерло Везувия на глубину порядка 350 метров и поднимался на высочайшие горы Европы, в том числе на Монблан [это восхождение он совершил в 1913 году]. О своих похождениях он снимал как документальные кинофильмы, так и делал фотографии, которые впоследствии издавал в виде фотоальбомов. Агитируя за возврат «к природе», Барлингхэм пропагандировал здоровый образ жизни, закаливание и физкультуру, ходил в холодное время года босиком, в 1914 году издал учебник по базовой горной подготовке [альпинизму и скалолазанию].

Никто из французских полицейских не подозревал Фреда Барлингхэма в участии в двойном убийстве в ночь на 31 мая. Они знали, что у него нет финансовых проблем, в первой половине 1908 года журналист ухаживал за богатой вдовой Леонтиной Ришар, на которой впоследствии и женился, и на конец мая у него имелось прекрасное alibi. Фред 22 мая выехал вместе с товарищем из Парижа в Швейцарию, затем отправился в Монбар, город на севере Франции, а оттуда уехал в Дижон. В общем, никаких вопросов к Барлингхэму у полицейских не имелось вообще, но Маргарите Штайнхаль знать этого до поры до времени не следовало.