Твоя жизнь в моих руках

Отвернулась, уставившись в иллюминатор. Не хотелось бы, чтобы Лев понял, как глубоко я их всех презираю.

– И почему он вдруг вспомнил обо мне спустя столько лет?

Понимая, что из себя представляла моя мамаша, она наверняка сообщила Петру о том, что он станет папой, сразу после моего рождения. Чтобы не выслушивать его предложения избавиться от плода.

Поставила на кон все карты и проиграла. Вот она, должно быть, удивилась, когда мой папочка её бортанул.

Странно только, что не подала на алименты. Ведь могла бы.

Молчание затянулось, вынуждая меня взглянуть на собеседника.

– Может, его замучила совесть, – ответил, делая глоток горячего напитка, что принесла ему симпатичная стюардесса.

– Сомневаюсь, что у таких, как вы, она имеется, – заметила, кусая от досады губы.

Хотелось находиться от Питона как можно дальше.

Не видеть его и никогда не знать. Потому что, несмотря на возникшую злость, меня продолжало тянуть к нему. Отчаянно хотелось забраться к нему на колени. Уткнуться носом в шею и ждать, когда он меня пожалеет.

Только, боюсь, наши планы несколько расходятся. И с этой мыслью я уснула, свернувшись калачиком на кресле. А проснулась на кровати.

Оказывается, здесь была ещё одна комната.

Питон лежал рядом, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Рубашка натянулась, очерчивая рельефные мышцы.

Не желая выдавать себя, рассматривала его из-под ресниц. Как смотрят на хищника в зоопарке. Нас разделяли прутья клетки, а я всё равно ощущала исходящую от него опасность.

Я выросла в детском доме, и из тех, с кем меня связывала общая кровь, у меня были только мать и сестра. И сейчас я совсем не понимала, должна ли испытывать к Питону родственные чувства. Поскребла внутри себя, пытаясь их отыскать. Но ничего подобного не нашлось даже в самых дальних уголках.

Почему же природа не включила защитный механизм, чтобы дать отпор зародившимся во мне чувствам к нему?

Приземлились спустя час. Нас встретила глубокая ночь, но столица горела тысячью огней.

Я смотрела в окно автомобиля, пока мы проезжали яркие улицы. Витрины, вывески, красивые здания. Широкие дороги. И гуляющих, словно среди бела дня, людей. Весёлых, модных.

Должно быть, Питон видел во мне деревенскую простушку, потому что я, припав к запотевшему от моего дыхания стеклу, с восторгом рассматривала и изучала новый для себя мир. В то же время ощущая исходящее от него раздражение, пока он вёл автомобиль.

– Ты будешь жить в доме своей прабабки. Веди себя прилично. Тебе больше не нужно торговать телом. Деньги у тебя будут на всё что пожелаешь. Поэтому, будь добра, не раздвигай ноги перед первым встречным.

Слова по щелчку пальцев привели меня в бешенство. Будто он переключил во мне что-то, запуская незнакомую мне Веру. Не тихую, не робкую. Другую. Такую, которая просыпалась лишь рядом с ним.

Повернулась к нему, ощущая, как горячий воздух толчками покидает лёгкие.

Не находись он за рулём, отвесила бы пощёчину. Но расставаться с жизнью, учитывая быструю езду, вовсе не входило в мои планы.

Хотелось задеть его. Причинить боль, подобно той, что я испытывала от его несправедливых слов.

Признаться, что я девственница? Нет. Это звучало бы как наивная, детская попытка оправдаться. И перед кем? Родственником человека, по вине которого моя жизнь стала чёрной клоакой?

Да и не поверил бы он мне. Бросил бы очередную усмешку, растаптывая мои глупые надежды.

– Знаешь, дядя, – села к нему вполоборота, закинув ногу на ногу, – у меня просто высокое либидо. И мне нужно иногда спускать пар. Так что извини. Если захочу раздвинуть ноги, ты будешь последним человеком, у которого я спрошу разрешение.

Его лицо на секунду закостенело. Замерло в новой эмоции. А затем он так ударил по тормозам, что, если бы не ремень безопасности, я вылетела бы в окно.

***

Визг шин ударил по натянутым нервам, пробуждая страх. Заставляя вжаться в кресло и впиться пальцами в ручку. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Порываясь выпрыгнуть из грудной клетки.

Ошарашенно перевела взгляд с обочины, подсвеченной фарами, на Питона.

Несколько мгновений он продолжал сидеть прямо, уставившись в лобовое окно. Обхватывая кожу руля побелевшими костяшками. Сжал чуть сильнее, так, что мне показалось, натянутая кожа вот-вот лопнет. И отпустил.

Посмотрел на меня, кладя руку на моё плечо. Длинные пальцы переместились к шее, поглаживая. Вызывая странные ощущения.

Чуть сильнее сожмёт и задушит.

Осклабился, демонстрируя крепкие белые зубы. Подтверждая, что он может загрызть меня ими при некотором желании. А подобное желание у него сейчас имелось, судя по ледяным глазам. Холодным. Жёстким. Беспощадным.

– Вера, – улыбнулся, произнося моё имя обманчиво нежно, перекатывая его на языке, словно лаская, – ты будешь жить, если я этого захочу. Ты будешь делать, что я скажу. Ты будешь дышать и есть, когда я позволю. И трахаться ты будешь, если я… разрешу.

И в отличие от тона, в его словах не было ни мягкости, ни человечности. Смотрел на меня гнетущей, пугающей бездной своих серых глаз, затягивающих, словно воронка урагана, несущегося на меня на полном ходу.

Уверена, любой мужик на моём месте уже бы обделался от страха.

Сжала зубы со всей силы, слушая эту речь. Тяжело вздохнула, трясясь от гнева.

– Иначе что? – подалась к нему чуть ближе, движимая необъяснимым притяжением. Вопреки тому, что боюсь его. Вопреки тому, что знаю и чувствую – его угрозы не пустой звук. И даже вопреки собственной трусости.

– Если повезёт – я тебя накажу. Если не повезёт, тебя убьют. Ты под прицелом с того момента, как умер мой брат и его завещание огласили. Если хочешь выжить, будь хорошей девочкой.

Желание против доводов разума горячим, огненным шаром ухнуло вниз живота. Распространяясь дальше. Делая меня готовой. Влажной. Только от того, как произнёс одно-единственное слово – накажу.

Может, я и не соврала ему, и у меня действительно высокое либидо? Только почему я раньше в себе ничего подобного не замечала?

Не доверяя самой себе, я жалась в дверь. Лишь бы находиться подальше от него.

Свела ноги, ощущая пульсацию клитора. О боже. Я больна. Неизлечимо. Это не нормально. Не здорово. Желать собственного дядю.

– Какого рожна ты вместе с папашей появился в моей жизни? – сжимая кулачки, сложила руки на груди, упрямо смотря вперёд. – Разве я этого просила? У меня дерьмовая жизнь, но ей ничего не угрожало.

Машина зарычала. Как её хозяин недавно. И тронулась.

– Сомнительное утверждение, Ромашка. Слушайся меня, и всё будет в порядке. И поверь, куда лучше, чем прежде.

Лев не договорил, но я буквально слышала его мысли. Всё, что он думает о моей квартирке. О том месте, где я учусь. И уж хуже всего его мнение о том, как я зарабатываю себе на жизнь.

Наверняка он считает, что поднял меня со дна. Забывая, что я там оказалась по вине его брата.

И чем больше я развивала эту мысль, тем сильнее мне хотелось пойти против него. Любым способом. Уж наверняка какой-нибудь да найдётся.

Лишь бы не становиться марионеткой в его руках.

Вскоре автомобиль притормозил у высоких, глухих ворот. Нахмурилась, наблюдая за тем, как они расходятся в стороны. Судя по всему, хозяин этих мест любит приватность. Особняк расположен почти в лесу. Вдали от соседей.

Не сумев справиться с эмоциями, рассматривала огромный дом, поражающий воображение. В тех местах, где я жила, даже у самых богатых людей не имелось таких дворцов.

При этом не громоздкий и безвкусный. Из тех, что я успела заценить по пути. А современный. С большими окнами. Наверняка с оранжереей. Светлыми комнатами. Высокими потолками. Очень дорого и запредельно богато.

И чем дольше я смотрела, тем сильнее пекло внутри. Разжигая огонь обиды и ненависти.

К тем, кто меня оставил гнить в нищете.

Сжала зубы, выдыхая через них воздух, будто корчась от ожога.

Питон бросил на меня мимолётный взгляд, но ничего не сказал. Машина плавно заехала на парковку вглубь дома. И я поняла, что моросящий дождик для таких людей тоже не проблема. Их задницы всегда в тепле и комфорте.

– Пойдём. Познакомлю тебя с ещё одной родственницей, – произнёс Питон с какой-то странной интонацией.

Дверь из гаража вела прямо в особняк. Иного слова, как роскошный, я и подобрать не смогла. Шла, рассматривая чужое богатство и понимая, что совсем не соответствую этому месту. Не подхожу ему.

И судя по взгляду женщины, что нас встречала. Она солидарна со мной.

Называть её бабушкой язык не поворачивался. Ухоженная женщина неопределённого возраста. Худая. Невысокая. Хрупкая. С красиво уложенными густыми волосами. Интересно, настоящие или парик?

При виде меня одна её бровь приподнялась. Морщинки на лбу сложились тонкой гармошкой. Женщина перевела взгляд на моего сопровождающего, ожидая объяснений. А меня заставляя почувствовать себя ещё более неуютно.

– Знакомься, бабушка. Это Вера, твоя правнучка.

Готова биться об заклад. Бабка в курсе, кем я ей прихожусь. Однако по её лицу этого не скажешь. Смотрит на меня как на грязь. Изучая снизу доверху.

Поёжилась под её взглядом. Понимая, отчего Лев вызывает мороз по коже. Это у них семейное.

– Что ж, юная леди. Значит, ты моя внучка. Меня зовут Маргарита Фёдоровна.

Пожала плечами. Желания что-либо отвечать в себе не обнаружила.

– Через три недели нужно будет познакомить её с местным бомондом. Заодно и с мачехой. – Лев подтолкнул меня, положив руку мне на поясницу. Тут же почувствовала неловкость и дрожь. И желая отстраниться от него, последовала вслед за бабкой.

Она привела нас в гостиную комнату с накрытым столом. Как в лучших домах Лондо́на.

Лев отодвинул для меня стул, заставляя ощутить ещё бо́льшую неловкость. Потому что я совершенно не имела понятия, как себя нужно вести. А количество приборов на столе просто пугало.

Под зорким взглядом бабки рухнула на стул и сжала пальцами стол, сминая идеальную скатерть. Такую белую, что в глазах рябило.

– Да уж, – медленно произнесла Маргарита Фёдоровна, глядя на меня, – откуда ты её привёз? Она что, в бродячем цирке всё это время обитала? – обратилась она к внуку. Намеренно игнорируя моё присутствие. Будто меня и нет за столом.

– Марго, – Лев как-то странно произнес её имя. Строго. Предупреждая.

Не знаю, какой чёрт дёрнул меня так себя повести. Но, раз она уже считает меня цирковой обезьянкой, к чему её разочаровывать?

Потянулась к нарезанному хлебу. Свежему. Только из печи. Среди других яств именно он привлекал моё внимание и возбуждал аппетит.

Отодвинула стул и, закинув ноги на стол, продемонстрировала хозяевам особняка грязные подошвы.

– Конечно среди обезьян, бабуль. – Запихнула горячий хлеб себе в рот, жуя и продолжая говорить: – Думаешь, в детском доме учат, как обращаться с вилкой для сыра?

***

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром ты меня сюда приволок, – толкаю речь, а у самой поджилки трясутся. Понимаю, что перехожу черту, но не в силах остановиться. Нельзя спрыгнуть с поезда, мчащегося на полном ходу. – Только, кажется, ты не учёл один момент. Мне на хрен не сдался этот ваш дом и наследство.

По лицу Льва не понять, в ярости он или в унынии. Разрезает стейк, что ему принесла симпатичная девушка. Хорошо осведомленная об его вкусах. Может, и мне бы такой же достался, веди я себя прилично. По их меркам. До которых не дотягиваю.

Наблюдаю за тем, как кусок мяса с красными, кровавыми прожилками оказывается в его рту. Как Лев жует, явно наслаждаясь вкусом и текстурой еды. Отчего сама ощущаю голод. И хлеб уже не кажется таким вкусным.

– Ноги. Убрала. Со стола, – всё, что он произносит. – Ещё одно ругательное слово, и по губам получишь.

А я ведь была уверена, что мяч на моей стороне. Ощущала своё неоспоримое преимущество. Ну чем он может крыть? У него в руках нет козырей, потому что я не хочу здесь находиться. Меня воротит от кислой физиономии женщины, что смотрит на меня так, будто я ещё не эволюционировала до её уровня.

Ведьма! Где инквизиция, когда её так не хватает?

Но от тона его голоса вся скукоживаюсь. Хочется исполнить приказ. Но тушеваться стыдно. Сжимаю кулачки, упрямо складывая руки на груди.

Отрывает взгляд от тарелки, гипнотизируя серыми глазами.

– Тебе не интересно, где твоя сестрёнка? – спрашивает, возвращаясь к еде. Явно ожидая, когда моя мозговая активность восстановится.

Хмурюсь. К своему стыду, я про неё ни разу не вспомнила. Хотя мы давно в Москве. А при ней ведь была только сумочка с паспортом да губной помадой.

Ощущая себя некомфортно, всё же опускаю ноги.

И начинаю догадываться, почему он взял её с нами.

Сердце колотится быстро. На этот раз не из-за своей детской дерзости. А от страха. В какой момент я посчитала, что передо мной человек? Кажется, он чудовище.

– Где она? – Во рту пересохло. Но взять стакан с их стола не позволяет гордость.

В мыслях могла насылать на голову сестры казни египетские. Но на деле вовсе не хотела бы, чтобы она попала в беду. Тем более по моей вине.

Я и без того успела испортить ей жизнь…

– Какая часть сестры тебе нравится больше всего, Ромашка? – Лев отправляет очередной кусок мяса в рот, а я с трудом соображаю, о чём он. – За каждый твой просчёт буду посылать тебе по кусочку. Как думаешь, переживёт она без мизинца?

Перевожу взгляд на Марго. Она будто и не слушает нас. Спокойно, как ни в чём не бывало ест свой суп. Жаль только, пальчик не оттопырив.

Пока я осознаю, что попала в дом монстра. Мозг кипит от бешенства.

А я не в состоянии оценить, способен ли Лев исполнить угрозу. Достаточно ли он беспощаден? Судя по реакции бабки – достаточно. Слишком обыденным ей кажется наш разговор. Сколько раз так она сидела за столом, пока её внуки обсуждали, как будут разделывать жертву, чтобы закопать на заднем дворе?

Хочется встать и убежать. Да некуда.

Из высоких окон светит толстая, круглая луна. Могла бы выть, взвыла бы от собственной наивности.

Вот же дурёха. И вновь я совершила ошибку. Ко мне проявили видимость заботы. А я растаяла. Спрятала иголки, обнажая уязвимое нутро. А в это время Питон обвил моё тело. И так медленно сдавливал, что я и не заметила, как кости начали трещать.

Вычерпать бы из себя ложкой эту больную тягу к нему. Но я совершенно не отдаю отчёта своим эмоциям. Они существуют в отрыве от разума.

Сильнее вдавливаю ногти в ладони, уставившись в одну точку.

Выберусь. Я обязательно выберусь из этого дома. И избавлюсь от Питона.

– Марго, надо будет определить её в университет, – забывая обо мне, обращается к бабке.

Смотрит на меня оценивающе. Приподнимая бровь.

– Раз уж Пётр нагулял её, моя внучка должна учиться в лучшем заведении страны, – чопорно заключает Марго. Пока я офигеваю от этих двоих.

– МГУ, МГИМО, где там сейчас учатся богатые бездельники?

– МГУ. Если умеет писать и читать, то журфак.

Питон кивает, соглашаясь. И я понимаю, что моего мнения никто даже спрашивать не собирается.

– Вы серьёзно?

Оба обращают на меня внимание, будто и забыли о моём существовании.

– Журфак МГУ? Вы сумасшедшие. Просто отбитые.

Ложка бабки звонко ударяется о тарелку. Я бы вздрогнула. Но и не к такому привыкла.

Боже, у этой женщины ни один мускул не дрогнул, когда Лев грозился расчленить мою сестру. Но стоило брани сорваться с моих уст, как она тут же вышла из себя? Нет, они определённо все больные!

Лев молча поднялся, стаскивая меня со стула. Ухватилась за его руку, осознавая, что мои ноги волочатся по полу. Даже не поняла, как ему удалось с такой лёгкостью поднять меня в воздух. Почти выворачивая плечо из сустава. Взвизгнула, ощущая напряжение и боль.

И только после этого Питон отпустил меня.

– Мне некогда с тобой возиться, Ромашка. Либо ты делаешь, как я велю. Либо сдохнешь вместе с сестрой. Что тебе непонятно? – бросил меня в стену и тут же пригвоздил своим телом. Вдавил пальцы мне в щеки так, что губы сложились кривой буквой «о».

Сглотнула слюну, ощущая, что он ярости. Вот так, разогнался от нуля до ста, а я даже не заметила, в какой момент у него полетели тормоза.

Чокнутый.

Моя прежняя жизнь начинает казаться раем. Островком спокойствия и благополучия. Может, бедная и голодная, но хотя бы понятная. Её правила мне знакомы. А вот что сулит мне новая – неизвестно.

Но самое паршивое, в мозг закрадывается страх. Что сломаюсь. Что он меня сломает. Если превращусь в его марионеточную куклу. Ведь явно хочет использовать меня для каких-то своих целей. А не для моего блага. А что потом? Выбросит на мусорку? Наверняка.

Впервые за всю сознательную жизнь чувствую, как подкатывают слёзы. Болезненным комом рвутся из груди. Глаза наполняются влагой. Я смотрю на него, ощущая их блеск в уголках.

Хмурится. Поджимает губы. И выглядит каким-то растерянным.

Судорожно вздыхаю, борясь с наплывом чувств. Ещё чуть-чуть, и потрескаюсь, как стекло после удара. Долго держалась. Не осыпалась. Но кажется, сил всё меньше и меньше.

– Ромашка, не вздумай реветь, – выдыхает. А я ощущаю, как первая за последние двенадцать лет слеза скатывается по щеке.

Плакать в детском доме бесполезно. Ушло время, чтобы я это поняла.

Глава 9

Горячая влажная капля по изгибу щеки нашла путь к губам. Почувствовала её солёный вкус на языке. А ещё близость мужчины рядом. Его сильное тело, вжимающееся в меня. Так плотно, что стало тяжело дышать.

Дядя. Дядя. Он мой дядя! Как выбить эти слова в голове, чтобы наконец я приняла их как факт?

Судорожно глотнула воздух. Дыхание Льва обожгло щёку. Его пятерня оказалась в моих волосах. Беспощадно сжал их в кулак на затылке, натягивая кожу. Заставляя смотреть в глаза. Подчиняться грубой силе.

– Малыш, давай без этих игр, – улыбается уголками рта, оставляя взгляд холодным и беспощадным. – Ты в состоянии понять своим маленьким мозгом, что выбралась из нищеты и вот-вот можешь стать богатой? Или ты хочешь вернуться в свой обшарпанный подъезд, выйти замуж за Креста и нарожать ему ораву сопливых детишек? Чего, блядь, ты хочешь, Ромашка?

Как у него всё, оказывается, просто.

Он даёт мне деньги. Я ему – свою жизнь. Сделка не выглядит равноценной.

Сказать, что я бы и так выбралась из нищеты? Что я работала и училась для этого? Что я не такая уж и дура и мой инстинкт самосохранения требует держаться от этой сумасшедшей семейки подальше?

Слова без доказательств не имеют силы. Он отметёт их как недостаточные аргументы.

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – шиплю сквозь зубы, не узнавая свой ломающийся от гнева голос.

Слёзы тут же сохнут. Бессмысленно плакать, когда никто не будет жалеть.

И должна была бы бояться. Питона. От него внутри всё вибрирует и клокочет. Но страха не испытываю. Только острое желание задеть, уколоть. Такое острое, что каждое моё слово, вызывающее в нём реакцию, доставляет мне извращённое удовольствие.

– Не твоё дело, где я живу и от кого рожу детей. Это моя жизнь. Я хочу ей распоряжаться. – От его близости стало жарко и трудно дышать. Пытаюсь вырваться из хватки, но Питон лишь плотнее сжимается вокруг меня. Давит. Душит. Настоящий змей.

Смотрит в мои глаза. В полумраке коридора сложно понять, что с ним происходит. В его голову никак не залезть.

– Усеки, Ромашка, что такой опции я тебе не предоставлял. Ты теперь наследница моего брата. Я сделаю всё, чтобы исполнить его волю. Но от тебя зависит, проживёшь ты сытую и спокойную жизнь. Или сдохнешь из-за собственной глупости. Выбирай.

Шестерёнки в моём мозгу начинают крутиться быстрее. Но всё равно слишком туго, чтобы разгадать его план. Недостаточно вводных данных. И смазочного материала.

Упираюсь ему в грудь, чтобы хоть немного вздохнуть. Он твёрдый, как каменная стена. И такой же непрошибаемый.

– Мне нужна свобода, – повторяю, понимая, что всё бесполезно. Мои слова ему неинтересны. Но ведь ему потребуется моё послушание. И за это придётся заплатить. – Но я готова пойти на уступки.

Хочется выторговать себе хотя бы кусочек от их пирога. Добровольно такие люди не делятся. Я всё равно для них чужая. Что бы ни показывали тесты ДНК.

Уголки его губ приподнимаются. Я его забавляю.

Хомячок с характером. Жаль только, что грызуны долго не живут.

Это так и читается в его глазах.

– Взамен на что, Ромашка? – склоняет голову, убирая прядь моих непослушных волос от лица.

Проводит пальцем по ушной раковине. Тут же ёжусь, ощущая, как орава мурашек бежит по коже. Становится не по себе. Слишком сильна реакция на него.

Хуже всего – он её замечает. И увиденное его тоже забавляет.

– На правду. Зачем вам всё это? Тебе зачем? – впиваюсь в его лицо взглядом, сминая пальцами рубашку на груди.

Глаза Питона хищно сужаются. От секундного страха сердце пропускает удар. Всё же я его побаиваюсь. Слишком мелкая, чтобы разглядеть границы, которые перехожу. С высоты моего роста ни черта не видно.

Размышляет. Стоит ли со мной делиться или во вред пойдёт.

– Деньги, Ромашка, – мягко произносит очевидное. Свожу брови на переносице, ожидая продолжения. – Нужно вернуть деньги в семью. А ты её часть. Вот и всё.

Да, правду сказал. Вроде бы. Но такую поверхностную, что вопрос можно было бы не озвучивать. Ответ витал в воздухе.

Отходит, наконец давая мне вздохнуть. Ощущаю, как вся вспотела от его близости.

– А что потом? – дёргаю его за рукав, заглядывая в глаза. – Я буду свободна от тебя?

Поправляет свою рубашку. Она помялась и выбилась из брюк.

– Пойдём, Ромашка. На сегодня ты исчерпала лимит вопросов, – подталкивает меня вперёд.

– Куда? – спрашиваю, оглядываясь и спотыкаясь от его быстрого шага.

– Покажу тебе твою спальню.

Резко вбираю в лёгкие воздух. Ёшки-матрёшки.

Лестница ведёт на второй этаж. Каждый шаг кажется непосильным.

Ему хорошо известен этот дом. Минуя пару дверей, отворяет очередную. И вталкивает меня в комнату.

– Я скоро вернусь, а пока будь хорошей девочкой и слушайся Марго, – наставляет, включая свет.

Давая мне возможность оценить комнату принцессы, которая обставлена как в тех глянцевых журналах, что я иногда листаю в магазинах. Не покупая. Даже они для меня чересчур дорогие.

Что уж говорить о фантазиях, вдруг ставших явью. Вру. О таком я даже не мечтала. Слишком нереалистично выглядит.

Светлая. Просторная. С широкой кроватью, заправленной без единой складочки. Прикроватные тумбочки парят в воздухе, подсвеченные скрытым освещением. Две двери, одна из которых открыта. Гардеробная. Вторая, подозреваю, ванная комната. И выход на балкон.

Лев стоит, прислонившись к дверному косяку. И точно знает, что он меня купил. Всем этим. Становится вдруг противно.

– От тебя не так много требуется, Ромашка. Нужно только подтвердить, что ты дочь Петра. Марина, его вдова, возможно, попробует оспорить твои права в суде. Но у тебя прав не меньше, чем у её детей.

Мягко стелет.

– А в чём твоя выгода?

Лев вновь одаривает меня странным взглядом. Оценивая, достойна ли я информации. Или нет.

Холодная улыбка расползается на губах. И я понимаю, что сегодня правды я больше не услышу.

– Ты моя племянница. Я тебе помогаю и защищаю. От всего сердца.

Его слова так похожи на издёвку, что становится не по себе.

Лев вышел не прощаясь. Просто закрыл за собой дверь.

Я скоро вернусь…

Значит, в ближайшее время мы не увидимся? Стоило бы облегчённо вздохнуть, но, вопреки логике, я ощущаю лишь огорчение.

В гардеробе мало одежды. Но всё новое, с бирками. Одна досада – не мой размер.

У меня слишком пышная грудь для этих блузок и свитеров. Интересно, откуда эти вещи здесь?

Лев уже говорил, что у моего биологического отца имелись дети. Может, у меня есть ещё одна сестра и это её шмотки?

Вторая дверь действительно вела в ванную комнату. Теперь, когда Питон не наблюдает, я с восхищением осматривала ее. Ощущая трепет и не веря, что буду жить в такой обстановке.

Мысленно вернулась в свою маленькую квартиру с низкими потолками, обшарпанными обоями и тусклой лампочкой, и стало неуютно.

К хорошему привыкаешь быстро. Что, если завтра меня отсюда выгонят и мне вновь нужно будет привыкать к нищете? Лев – отличный манипулятор.

Показал мне кусочек красивой жизни. А потом отберёт. Ни капли в нём не сомневаюсь.

Не хотелось ничем здесь пользоваться. Становиться зависимой от них. Уязвимой.

Когда ничего нет, и лишаться нечего. И жить проще.

Мылась, стараясь не думать, что аромат геля для душа пахнет как кожа дяди. Сладким миндалём. Внизу живота закрутилось напряжение, стоило вспомнить его прикосновения. Простые. Ничего не значащие.

Уткнулась лбом в холодный кафель, вбирая горячий воздух. Моему телу нужен секс. Разрядка. Зря я так долго тянула, не желая распрощаться с невинностью. Все эти мысли о принце – для принцесс. А я уличная девчонка.