Люди. Сборник рассказов

Я пришел на место съемок, которое было внизу улицы. Второй режиссер звала по рации администрацию, потом крикнула на всю улицу: «Даня! Бегом сюда!». Я был тут как тут.

– А ну, лестницу возьми и дай девочке-художнику, она рекламу этого конченого адвоката со столба снимет, весь кадр портит!

Я тут же побежал к ней, там Игорь ее пытался поднять на руки, но реклама была в трех метрах над землей, и художник была не самой худенькой на свете.

– Где лестница?! – крикнул я.

– У светиков! – ответила она, отключая рацию, из которой кричал режиссер.

Я побежал к вагенам вверх по улице, в грузовике «светиков» никого не было, водитель подсказал, что лестница на самой высокой полке, благо ростом я вышел. Достал лестницу, взял на плечо и побежал к художнику. Пока бежал, смеялась вся группа, потому что звукооператор стал напевать песню из «Ну, погоди!» про строителей. Главный электрик кричал мне «не беги!», остальные кричали «беги!», а в глаза бил сильный луч от прожектора, я не понимал, бежать мне или нет, но вообще нельзя, чтоб не было травм. Я донес лестницу.

– Стурцуй! – крикнула девушка.

– Так в Одессе говорят!

– Не только в Одессе, значит! Везде так говорят!

Поставил лестницу, она сделала, что надо, миссия была выполнена, группа в хорошем настроении, а второй режиссер доволен! Больше команд не было. Я увидел Диму Жару, стоящего в тени дальше площадки, и подошел к нему.

– Ну как тебе? – замотал он шарф.

– Отлично! Только дядя Петя такой «тяжелый», послушаешь его, так умереть хочется.

– О-о-о… Да он такой! Вот поэтому очень важно, чтоб на площадке были веселые ребята, чтоб не «убивали» мораль. Найдется один такой в коллективе, души всем портит. А если несколько, то вешаться можно. С такими надо ласково. Поддакивать и не слушать, что они бормочут. Впустишь в себя весь негатив… Не надо. Оно и понятно, почему так. Ребята пашут, как кони, всю неделю. Один выходной только. Попробуй столько выстой, выноси, высиди… Они в тот выходной приходят домой и все, чего хотят – это просто выспаться. Это, не жизнь… это выживание. По-другому что-то не выходит. Это если про гаферов говорить. Режиссер хорошие деньги получает, конечно же, оператор тоже. У них самые большие зарплаты. У актеров, может, чуть ниже. Если в главной роли в большом проекте, то там оклад тысячу долларов за смену. А смен, допустим, 30–90. Хелперы наоборот, низшее звено – 300–500 долларов в месяц получают. Это вообще страх… Ты за эти деньги никак не проживешь… Достойно. Связи должны быть, Даня. Везде, где бы ты ни был.

– Да, знаю.

– Да ничего ты еще не знаешь… Но вижу, справляешься неплохо. Режиссер тебя одного зовет все время, потому что только ты что-то хочешь делать. Помнишь, она звала администрацию? Кто-то пришел? Нет! А чего на тебя-то рассчитывать, ты тут третий день только. Так что тебя заметили, это я точно говорю! Завтра выходной, приглашаю тебя к себе домой на 5 вечера. Обсудим твою работу, накормлю тебя ужином. Отказы не принимаются.

– Понял.

– Вот и отлично.

– На футбол хочешь пойти?

– Кто играет?

– Да не знаю, мне пригласительные перед входом дадут.

– Я с вами! Всегда надо говорить «да»!

– Правильно! Молодец!

– Всем спасибо, смена окончена! – прокричали в рацию.

– Жду тебя у Совы в машине, он нас подвезет.

Я бегом стал собирать рации, пакеты с мусором, бегал по всему кварталу! Пожал руку, кому успел.

– Прощай! – пожал мне руку актер из Саратова.

– «Мы не говорим «прощай», мы говорим «до новых встреч»! – ответил я ему с улыбкой, ведь так хотел еще раз приехать! Но уже в роли режиссера! Я хотел еще! Он совсем меня не знал. Не знал, что я уезжаю. Поэтому не понял, почему я так ему ответил. Зато для меня эта фраза стала одновременно мечтой и вызовом. Я приеду еще! Я буду снимать! Это будут смотреть!

Мы ехали по Киеву и видели съемки других сериалов, прожекторы на тех площадках были еще больше, чем у нас. Жара сказал, что размер не главное. Матч проходил на стадионе «Олимпийский». Такого большого стадиона я в живую никогда еще не видел, да и вообще чувствовал себя в Киеве так, будто приехал из деревни. Гигантские трибуны, яркий свет, футболисты… Толпы полицейских в бронежилетах, военные машины… Взрывающиеся петарды на поле, дымовые шашки, пьяные голые болельщики в минус двадцать… Красота! Да еще и наши греков победили! Мы ехали домой на метро. Я сидел рядом с Жарой совсем уставший.

– Какие длинные сутки в Киеве… – посмотрел я на время. На часах было одиннадцать вечера.

– Да, ты прав… Но ничего… Привыкаешь… Ты знаешь, ты не такой, как все, это точно. Один режиссер из Одессы… не первый, но, как говорится, и не второй, сказал о некоторой молодежи: «Они от безделья ходят по улице и громко смеются. От безделья». Тебя бездельником не назовешь.

– Да? Скажите это моему папе.

– Скажу! Скажу.

Мы вышли на нашей станции. Я жил в десяти минутах ходьбы от Димы, поэтому домой добирался в его компании. Снова пошел снег.

– Хорошо тут… – сказал я себе.

– Да… хорошо… – поддержал Дима.

Я пришел домой и сразу отправился в душ. Ноги были белые от того, что весь день потели. После душа я лег с братом в постель и уснул раньше, чем он захрапел.

На следующий день я выспался, позавтракал, посмотрел кино, приготовил поесть, а вечером отправился к Жаре. Зашел в магазин, чтоб купить торт. Взял подходящий и встал в очередь на кассу. Почему-то все люди вокруг были совсем бледные. Даже серые. Когда пришел к Диме, оказалось, что он сладкое с женой не ест. Они сидят на очень строгой диете. Он в кухне варил грибной суп, дал мне поесть сушеных фиников, сказал они очень полезные. Я поздоровался с его женой. Она актриса. Низкая, милая и с приятным голосом. На вид лет 35. Я сыграл ей и Диме на пианино. Оно стояло у них в зале. Кажется, им понравилось. Они были удивлены тому, что я умею играть.

– Я на массаж! – сказала затем жена. – Не скучайте, через час буду! – хлопнула она дверью, оставив нас наедине.

– Ну как? – мешал грибной суп Дима.

– Отлично. Хочу быть режиссером! Хелперы отстой!

– Фух! А то я уже подумал, что хелпером понравилось работать. Правильно!

– Группа нормальная, кажется. Аппаратура классная.

– Еще бы! Камера двадцать тысяч долларов стоит! Да! Ты прав. Ну, понятно. Ты же потом в институт поступишь? После медучилища.

– В институт точно поступлю. Но не знаю в медицинский ли…

– Родители будут расстроены…

– Знаю. Конечно.

– Они тебя прекрасно понимают…

– И я их прекрасно понимаю! – перебил я его. – Но я так не хочу быть врачом!

– Все не так просто, как ты думаешь.

– Да, все сложно. Юношеский максимализм бьет, все еще вера в светлое будущее… Но а как по-другому? Ничего не хотеть?

– Нет, так тоже нельзя.

– Я их прекрасно понимаю и сделаю так, как они скажут, если это необходимо. Это не проблема. Мне так кажется. Я знаю, что все и везде плохо. А родители точно знают, где мне будет хорошо. Поэтому не беспокойтесь об этом.

– Я рад, что ты так говоришь. – Расставил он тарелки, чтоб суп остыл. – Девушка есть?

– Хех… Что-то часто в последнее время у меня это спрашивают.

– Конечно, возраст это предполагает.

– Нет. Никого нет. И не будет, наверное.

– Почему ты так говоришь? – сердито нагнулся ко мне Дима.

– Потому что все, с кем знакомлюсь, уже с кем-то встречаются. А тем, кто свободен, я просто не нравлюсь. Недавно пошел на свидание с девушкой. На море. Обнимались, целовались. Мне было так хорошо, что не хотелось, чтоб вечер кончался. У нее еще так волосы пахли… – вздохнул я. – Никогда, наверно, так еще не было. Оказалось, она на год меня старше. Она, как узнала, тут же переменилась в лице, а через пару дней предложила быть друзьями…

– Я даже не знаю, что тебе на это ответить…

– Ничего. Просто они уже все готовы выходить замуж. Ищут себе того, кто будет на машине, с работой, с квартирой, с накачанными мышцами… Одногруппница сказала, чтоб я подождал пару лет или смотрел на школьниц. А они совсем дети еще. Совсем.

– Не без этого. Но с другой стороны… А нужна ли тебе та, которая с тобой ради квартиры и всего остального? Что это за сучка вообще такая? Хех… Прямо взял и обозвал полстраны женщин. Если не больше.

– Да мне уже все равно. Лишь бы была.

– Мда… Ты еще будешь смеяться, что когда-то говорил эти слова. И отбоя от девушек не будет.

– Мне так в 11 лет говорили. Время идет, но этот момент никак не наступит.

– Уверен, у тебя все еще впереди, – успокаивал он, хотя это совсем не получалось.

– Вы давно женаты? – сменил я тему.

– Год всего… Что интересно… Она старше меня на два месяца… А мне уже 50. У меня есть знакомый, ему 70 и его жене 44, кажется. Он сказал мне как-то: «Я представил, что лежу в кровати, а рядом со мной моя первая жена, и ей тоже 70. И мы лежим вдвоем… старые…». А мне кажется, что со мной было бы все наоборот. Если со мной на кровати в мои 70 будет лежать Аня, это еще прекраснее… чем сейчас.

– Почему?

– Потому что в таком случаем мы все еще будем вместе. Сейчас с Аней я не чувствую себя старым. Хах! Старый! Мои одноклассники уже дома сидят и спиваются! Они уже деньги на похороны откладывают! А мне квартиру нужно купить! В центре! Чтоб Ане было близко к ее театру! И машину! Чтоб она к своей маме без меня ездила! И не страдала в общественном транспорте! И вообще… Я счастлив всегда, когда Аня рядом. Иначе я бы к ней после смены не ехал.

– Вы давно знакомы?

– Года два.

– И думаете, ничего не изменится?

– Со мной было много других девушек. Но ни одну я не хотел так, как Аню. Так почему что-то должно измениться? В любом случае она со мной дольше, чем кто-либо. Мне кажется, это многое значит. Вот… так как-то…

– Понял…

– А на счет девушек, Дань… Находи новых, ходи с ними на море, целуйся, нюхай волосы. Это неплохой выход из ситуации. То ли еще будет.

– О, я тоже так говорю!

– Вот видишь. Попробуй суп!

Я попробовал, а он был ужасно перченый и до сих пор очень горячий! Я скривился, глаза слезились!

– Очень вкусно! – кивал я.

– Ах-ах-ах! – смеялся Жара.

– Нет, правда! Очень! Можно я не буду это есть?

– Ах-ах-ах! О-о-ой… Хе-хе! Да не ешь! Никто же не заставляет! Классный ты парень, Данька! Ха-ха-ха! Ой… Знаешь, продюсеры узнали о тебе от режиссера. Они хотят, чтоб ты продолжал работать.

– Ого. Хорошо.

– Что хорошо? А как же учеба?

– Отработаю!

– Месяц?

– Да хоть два!

– Звони отцу.

Я набрал его номер. На звонке, вместо гудков, как обычно, прозвучала песня Елены Ваенги «Чтоб вы все были здоровы» и он ответил.

– Алло! Папа! Я остаюсь снимать кино!

Артистка Чуприненко

Я Рома. Я автор этого рассказа. Все, описанное ниже, произошло на самом деле. Я уже писал истории, основанные на реальных событиях, но только в этой очень хотел бы, чтоб все имена были настоящими. Я люблю кино и снимаю свои короткометражные фильмы. Пока они не лучшего качества, поэтому о них почти никто не знает. Сейчас снимаю очередной метр, и мне кажется, что он выйдет лучше всех тех, что уже были сняты моей съемочной группой. Стоит уточнить, что я учусь на третьем курсе медицинского училища в Одессе. Мне семнадцать лет. Мой день рождения двенадцатого января. Сегодня Рождество и у меня, возможно, еще никогда не было такого сильного желания писать.

Четвертого января мы с командой должны были встретиться в 10 утра, чтобы снимать очередную сцену в одном из ресторанов быстрого питания. Снимали, как могли. Это главная фраза всего, над чем мы вместе работали, потому что никто из нас не имеет отношения ни к одной профессии, задействованной в съемках фильма. Мы просто любим кино всей душой и сердцем. Это совсем не хобби. Это тип мышления и специфическое непреодолимое желание, от которого невозможно избавиться. Парни собрались в 10. Не было главной героини Кати. Я ей позвонил. И разбудил. Приехала она только через час. За это время Даня, мой главный помощник, ассистент и оператор договорился с администратором Макдональдса, чтоб персонал сделал музыку тише, потому что мешает записывать диалоги. И она сделала тише! Потом, конечно, пришли люди и шумели во много раз громче музыки. Пришла и Катя. В конце, когда мы отсняли, что хотели, Даня передал мне слова своей сестры Саши. Она профессиональный режиссёр и приехала на работу из Киева, а тот момент пригласила его и почему-то меня на 17:00 к себе. У нее должна была собраться какая-то компания. Сестра знала, что мы с Даней снимаем фильм, даже проводили репетиции у нее в квартире, но у нас никогда не было дружеских отношений. Мне так казалось. Она сестра моего друга. Присутствовала абсолютно нормальная дистанция между ней и мной, но я почему-то был приглашен и согласился. Наверное, потому что считаю Сашу интересным и добрым человеком. И вообще интересно было о чем пойдет разговор. Мы зашли в магазин возле ее дома.

– Вино. Надеюсь, нормальное. О! Молдавское, – прочел Даня надпись на этикетке.

– Я не люблю красное. От него губы синие и зубы темнеют. – Посмотрел я на белое вино.

– Да красное давай. Оно неплохое.

Мы пришли, когда уже все собрались, и я не знал как себя вести, так как не понимал, на правах кого нахожусь в квартире. В зале сидела симпатичная девушка, за ней лежала гитара, с другой стороны сидели двое парней. Один архитектор и он умел разговаривать. Это важное уточнение, потому что как зовут второго я уже не помню, так как его имя – это единственное слово, которое он произнес за вечер. В комнату зашла еще одна девушка.

– Привет! Я Эльмира! Я продюсер, – с улыбкой протянула она руку.

– Привет! Я Рома! – с улыбкой легонько пожал ей руку.

Не стал идти к Дане на кухню, так как посчитал неуместным уходить в другую комнату от ребят, которые сидели молча, и заговорил сам. Рассказывал что-то про съемки, кажется. Саша попросила Даню налить вино. А я не люблю красное вино. От него губы синие. Отказался. Все расселись по кругу, и Даниил расположился недалеко от меня. Саша представила нам с Даней своих гостей, потому что мы опоздали.

– Это Максим и его друг Х, они архитекторы, – показывала рукой Саша. – Это Маруся, она актриса. Это Эльмира, она продюсер нашего документального фильма, который мы снимаем в Одессе. Это Даня, мой брат. Это Рома. Он снимает короткометражный фильм, расскажи, о чем он, – показала она на меня.

Она по-доброму улыбнулась, но я все равно не понимал, зачем я здесь.

– Он о…

– Он, по сути, о Роме, – сказал Даня. – Почти документальный.

– Снимаешь о себе? – спросила Эльмира.

– Мой режиссер-педагог, Самуил Михайлович, с которым мы с Даней занимались… – сказал я, – Саша тоже у него занималась… Он мне однажды сказал «пиши о том, что знаешь», а знаю я лучше всего о себе. Скорее всего.

– Ну да, – посмотрела на Сашу Эльмира, – а разве можно что-то вообще сделать не о себе.

Потом Саша с Эльмирой и архитекторами, точнее с тем, который разговаривал, обсуждали архитектуру Одессы и всякие проблемы, связанные с ней. Это неплохо, что второй архитектор молчал. Возможно, он тоже не понимал, зачем пришел. Саша выключила верхний свет, оставила только светильники так, что в комнате остался полумрак.

– Маруся! – обратилась Эльмира. – Давай ты споешь свои песни!

– Да, конечно.

– Маленькое вступление. – она посмотрела на меня и на Даню. – Маруся учится в университете имени Карпенко-Карого на пятом курсе, ей 23 года. Она пишет свои песни и сейчас нам их исполнит.

– Вы простите, что я в таком виде… – положила Маруся руку на свою футболку. – Просто я приехала в 4 утра. А родители должны были приехать только в 6 вечера с ключами.

– Да! И она пишет нам с Сашей сообщение, мол, что делать? – продолжила Эльмира. – И мы пригласили ее к нам.

– Да… – показала Маруся на надпись на футболке «Chicago Bulls» в честь американской баскетбольной команды. – Вот.

Она начала петь. Это были очень искренние, точные, отчасти наивные и безумно красивые песни. Особенно в ее исполнении. Она, как Кристина Соловей или Земфира, только Маруся. Только совсем другая. Она мягко и легко меняла аккорды. Ее тонкие нежные пальцы крепко зажимали толстые железные струны. У нее тонкая изящная шея и маленькие женские плечи. Во время пения она ловила наши взгляды. Когда она посмотрела на меня, я будто оказался в свободном падении. Я никогда не прыгал с парашютом, но уверен, что парашютисты чувствуют такую же легкость и свободу. У нее такие большие глаза. Кажется, голубые. Я не помню, там был полумрак. И волосы такие густые темно-коричневые. Кажется, она шатенка. И голос. Высокий и звонкий. Красивый и чувственный. Как будто она своей маленькой рукой касается твоей щеки. Перед каждой песней Маруся рассказывала, почему она написала ее или что она означает. Перед исполнением одной из них она посмотрела на гитару и задумалась.

– Был один мальчик. Он слышал эту песню и попросил меня еще раз ее исполнить. Он сказал: «просто, когда ты поешь свои песни, мне кажется, что меня так тоже кто-то может любить»… Вот… так… – и она стала петь.

А следующую песню она начала с истории.

– Я как-то гуляла с мальчиком, а в кармане 21 гривна всего!

– Надо уточнить, что это 21 гривна в Киеве, а не в Одессе, это две большие разницы, – добавила Саша.

– Да! И холодно, зима… И я намекаю мальчику, что… ну! Надо зайти в какое-то кафе! И мы зашли. Он что-то сам заказывает, я не посмотрела, проходит какое-то время, и он наклоняется ко мне очень близко… ну, понимаете, совсем близко… и я уже… думаю… Ну вот! А он мне говорит: «одолжи 20 гривен!».

Все ойкнули и посмеялись.

– И вы еще виделись? – спросил я.

– А! Нет. Больше никогда.

И мы все снова посмеялись.

– Но, вы знаете, как судьба распоряжается?! Через пару дней мне позвонили и пригласили сняться в эпизоде в сериале. Заплатили хорошо за смену!

– Вы знаете, мой отец же понравился моей маме, когда сыграл на гитаре, – заглушила актриса струны после очередной песни. – Она рассказывала, что они познакомились на чужой свадьбе. Она была старше, уже работала, жила в Одессе, а он студент. Был в белых носках…

И я посмотрел на свои носки. На мне были черные.

– Так вот, он сыграл какую-то песню… И мама с ним продолжила общаться… Потом они поженились…

Я не помню всех песен. Помню, что все они были спеты о событиях, которые я воспринял как трагедии. Представьте, что кто-то залез вам в душу и стал там сначала резать ножом, а потом целовать, а потом снова резать, а потом снова целовать. Представьте крепкие объятия. Настолько крепкие, что вам одновременно и больно и очень-очень приятно. Представьте, что вы падаете с самого высокого небоскреба без парашюта, а вдали виднеется рассвет и солнце такое большое и широкое по краям. И красное-красное, как кровь. И очень красивое. Представьте, что вы едите самое вкусное в мире блюдо, но при этом жара плюс 50. Представьте, что находитесь рядом с самым любимым человеком последний час, а завтра он навсегда уедет. Представьте, что вы самый богатый в мире, но вы один на Земле. Представьте, что умираете счастливым. Вот это ее песни. Их сотая часть. Мне очень нравилось, как она улыбалась. Как будто мы первые и последние, кто это услышит. После каждой песни и наших аплодисментов она собирала ладони, кланялась нам и говорила «спасибо». Хотя выглядело это очень нелепо, потому что спасибо должны были говорить ей мы. И мы говорили.

Она из Херсонской области. Из простой семьи. В ее семье говорят на суржике. Впрочем, как и в моей. Эльмира часто упоминала фразу «артистка Чуприненко». Маруся так подписывает свои фото и видео в социальных сетях. Шла песня за песней, и ребята перестали хлопать. Я хотел, но мне казалось, что это будет не уместно, ведь тексты были очень… очень тонкие. Мой режиссер-педагог после одного прекрасного спектакля сказал: «Вы видели, что происходило на сцене. Они не играли. Они жили! И как в конце зрители замялись. Они же не стали все сразу хлопать в ладоши, но как бы должны поаплодировать хорошей работе. Да! Но как можно аплодировать тому, что прожито! Мы же не хлопаем, когда мать приходит с работы уставшая и готовит до двенадцати ночи, чтоб детям было, что завтра поесть! Потому что это жизнь! Но на спектакле были актеры! И они ждут! Ждут аплодисментов! А им не аплодируют сразу! Потому что они жили!». Ребята, наверное, почувствовали то же. И вот… Маруся спела, но уже никто не хлопал. Я даже немного отвернулся и стал думать о другом, а Эльмира посмеивалась в нашу сторону.

– Тише, девочки, не плачьте!

Главный вопрос, который сводил и будет сводить с ума «зачем я туда приперся?!», «зачем я это услышал?!».

Саша включила свет, и Маруся крикнула ей на кухню.

– Я же торт вам привезла! Из Киева!

– Да-да! – ответила она. – Сейчас разрежем.

Через мгновение торт был на столе. Это был «Киевский грильяжный». Мой любимый. С пяти лет. Один дурацкий торт из сотен других, но она привезла именно этот. И он, конечно же, был безумно вкусный! Маруся только доела и хотела положить на пол тарелку, но я подхватил ее и сказал, что отнесу на стол, за что она меня опять поблагодарила. Дальше мы пели какие-то популярные песни, а затем перестали. Архитекторы, молча, пожали нам с Даней руки, попрощались с девушками, с остальными и сказали, что им пора идти. Пока все ушли проводить Максима и Х, Маруся осталась, где и сидела. Ей позвонили родители, а я, как идиот, смотрел на нее. И она с ними говорила так… Просто. Просто говорила. Как будто она просто человек. И показалось в тот момент, что она так красива. Своей простотой. Своей честностью. Никогда не чувствовал себя ребенком, даже когда им был, но в тот момент учащенное сердцебиение при виде Маруси, которая уедет восьмого января, мне казалось самым большим ребячеством и глупостью. И огромной-огромной наивностью. Ей надо было идти. Она обняла Сашу, Эльмиру и… меня… довольно долго обнимала… все пошли по делам, а я стоял посреди комнаты в ее объятьях и не хотел, чтоб кто-то что-то обо мне подумал. Вы когда-нибудь садились в машину мечты? Может, лежали в бассейне в жаркий солнечный день, когда все на работе? Или пили виски 12-летней выдержки? Ну, или… испытывали новогоднее настроение… то самое… или хотя бы праздничное настроение… когда все хорошо… или когда вы получили то, что хотели и пусть завтра не настает! «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», сегодня можно умирать! Вот это были ее объятья. Еще мгновенье, и она уйдет. Навсегда. Ведь восьмого ей уезжать. И мы больше не встретимся. Я в медучилище учусь! Мне без пяти дней лишь 18. И она ушла. Мы с Даней вышли на балкон, там говорила по телефону Эльмира. Прозвучало пару слов о Марусе. Эльмира спрятала телефон и закурила. Даня рассказывал ей то же, что и мне секунду назад. Я стал нести какой-то бред, потому что не мог себе позволить сказать то, что есть. Что это прекрасно. Эльмира стала смеяться. Спросила «втюрился» ли я. Сказала, что это видно. В интернете давно прочел фразу: «перед решением спросите себя, будет ли это важно через год» и сейчас не мог ответить. Потому что это пройдет! Пройдет! Как и все остальное! И пусть это будет последний такой раз! Потому что она тогда ушла, и мое сердце стало болеть! Я три года учусь в медучилище, но я не знаю, почему у меня до сих пор беспрерывно болит сердце. Но уверен, что пройдет.

Мы вернулись в квартиру, стали смотреть отснятый материал, Саша указала на многие проблемы в кадре, я поддержал, мысленно точно. Дело не в том, что я не вижу кадра, а в том, что мы, группа первокурсников и школьников, решили снять фильм без бюджета. И я бы с удовольствием надел на актеров ту одежду, которую мог бы выбрать, или же посадить за лучший стол и сделать искусственное освещение на площадке. Но у нас нет денег на это. У нас есть только желание. А на одном желании нельзя сделать то, что делается за огромные деньги.

Я вызвал такси и уехал, пожелав всем спокойной ночи.

Маруся играет в театре при университете. Снимается в сериалах. На следующий день она подписалась на меня в социальной сети «Instagram». Я написал ей! И мне очень полегчало! Предложил записать песню. Бесплатно. Но она отказалась. Мол, она пока не может делиться собой таким образом… И я пригласил ее встретиться сегодня. Но сегодня Рождество! Я дома. Она пригласила меня на семейный ужин к себе, а я не пошел. Потому что вот так. Завтра она уезжает в восемь.

Главное, что вы теперь знаете, что есть такой человек, как она. И хоть, наверное, зря я тогда пришел к Саше, это будет мой любимый рассказ. Посвященный артистке Чуприненко. Спасибо, Маруся, что ты есть.

Осторожнее отвечайте на приглашения в гости.

Лучший человек

Ты в душе моей салют,

Ты шведский стол из сотен блюд,

Прекрасный тихий океан,

Ты самый сладкий мой обман.

Касание ангела к плечу,

Ты словно сон, где я лечу,