Текущий момент

Почему именно эти окна так манили меня? Я не знаю. Я не наблюдала особых событий в этой квартире, не было там ни трагедий, ни комедий. Обычная жизнь. И необычная Она. Думаю, меня привлекла непосредственность, легкость и неординарность ее поведения. Она была свободна в своих мыслях и поступках, в своих движениях и действиях – это невозможно объяснить словами, но это чувствовалось при одном лишь взгляде на эту совершенную женщину.

Они вернулись через три недели. Точнее – Она. Он поднял чемодан наверх и спустившись вниз, сел в ждавшее его такси и куда-то уехал.

5

Февраль оказался лютым. И скучным: вьюги, метели, снег и главное – все окна покрылись инеем. Замысловатые узоры не давали мне никаких намеков на то, что происходит там. Февраль, впрочем, в свой последний день побаловала меня сюрпризом и подарил кроме морозных картин на окнах и скуки, долгожданную встречу.

Я столкнулась с Ней в магазине. Покупая хлеб, я вдруг отчетливо ощутила тот самый аромат из лифта. Резко обернувшись, я увидела Ее: в белоснежной норковой шубе с огромный воротником-капюшоном, отороченным мехом рыси. Секунды две мы смотрели друг другу в глаза: ее взгляд был пьянящим – в огромных глазах коньячного цвета можно было утонуть. Она улыбнулась мне и перевела свой взгляд на прилавок с шоколадом. Я не отрывала взгляда: впервые увидев Ее так близко, мне хотелось рассмотреть эту женщину максимально тщательно. Она была для меня необычной. Словно фея из сказки.

Я пристально вглядывалась в черты лица, тщательно рассматривала одежду, украшения, аксессуары. По дороге домой, восстанавливала в памяти каждую деталь: узкую высокую горловину белоснежного свитера, выглядывающего из под шубы, красные кожаные перчатки, которые Она держала в руке, перстень с большим красным камнем на безымянном пальце правой руки – это такое обручальное кольцо что ли? Крупные черты лица делали Ее яркой: огромные глаза с четко подведенными широкими стрелками и густо накрашенными ресницами, красная помада на пухлых губах, высокие скулы, подчеркнутые щедрым слоем румян. Вьющиеся длинные темные волосы. Что ещё? Ах, да – замшевые чёрные сапоги на шпильке, крупные серьги и красная сумка. Я, словно художник, мысленно рисовала в памяти Ее образ. Ее портрет. Мне Она казалась совершенной. И почему-то похожей на маму.

…Восьмое марта мы с бабулей отмечали традиционно: медовый торт со сметанным кремом и голубцы. Было вкусно. В квартире напротив этим вечером света не было. Я представляла как они танцуют в каком-то дорогим ресторане и чокаются бокалами с шампанским. Она – непременно в красном платье.

На следующий день я увидела их двоих на улице у подъезда дома. Он вышел из машины и что-то говорил, быстро и резко размахивая руками. Она стояла спиной и я не видела ее лица. Вдруг Она закинула руки к небу, и, видимо, что-то ответив, скрылась внутри подъезда. Он сел в машину, но посидев минуты две, вышел из машины и закурил. Пока он курил, Она вышла на балкон и бросила в него снежном, но промахнулась. Он поднял голову и что-то крикнул, затем, бросив сигарету в талый сугроб, быстро вошёл в дом. Спустя минуту в гостиной загорелся свет. Я наблюдала в бинокль как они долго целовались у окна, и это были словно совершенные финальные кадры фильма о любви. О честной, красивой, правильной и невероятной любви между мужчиной и женщиной.

Я пошла спать и, засыпая, думала, что когда-нибудь и в моей жизни будет так же: красивая квартира, страстные поцелуи у окна, елка, украшенная коробочками, танцы вдвоем и белая шуба с рысью.

6

Бабушка умерла летом, не дожив до моего восемнадцатого дня рождения ровно две недели. Вступив в права наследства, я продала квартиру, перебравшись в однокомнатную квартиру совершенного дома. По счастливому стечению обстоятельств я стала соседкой тех, за кем я так долго подсматривала, словно мышка из норки. И моя совершенная когда-то картинка, отражающаяся в бинокле из дома напротив, превратилась в несовершенный обманчивый мирок двух людей, за которым я наблюдала уже через дверной глазок своей квартиры.

Он был приходящим в ее жизнь. С тремя детьми и женой, которая однажды долго звонила и стучала в дверь, крича и обзывая ее грубыми и обидными словами. Рядом находилось трое детей. Двое – мальчик и девочка, по всей видимости погодки, стояли молча насупившись, а младшая девочка, лет пяти, все время плакала. Старшие говорили ей: ”Зоя, не плачь!”, пока их мать, не обращая внимание на слезы дочери, яростно барабанила кулаками в чужую дверь. Обессилев от отчаяния и получив в ответ на свои крики лишь презрительное молчание, вышла на улицу, посадила своих детей в машину и, подняв голову, минуту смотрела на окна. Затем села за руль и уехала. Больше я ее не видела. Странно, но в тот момент в голове вспыхнула картинка из прошлого: женщина в красном и сирень с безжалостно обломанными ветками…

Я уже не мечтала ни о елке с коробочками, ни о страстных поцелуях у окна, ни о красных маках, пожалуй только о шубе, отороченной рысью. И если когда-то окна напротив были для меня верхом совершенства, то дверь напротив оказалась для меня крайней точкой несовершенства.

P.S. И, кстати, имя у Нее действительно оказалось необычным, как у маркизы ангелов. Анжелика. Но фамилия абсолютно не соответствовало имени. Такое вот совершенное несовершенство.

Что случилось потом? Не имею ни малейшего представления. Вскоре я продала квартиру и уехала из когда-то совершенного дома в свою новую жизнь.

“… Я обещаю тебе хорошее лето”

“Я часто вспоминаю наши школьные каникулы, когда мы с утра до позднего вечера слонялись без дела по улицам, загорали на крыше дома и купались в речке. Как же беззаботно мы проводили дни! Знаешь, мы были такими беспечными!

Мы так давно не виделись! Говорят, что школьная дружба проходит после того, как заканчивается школа. Но в нашем случае это не так! Прошло пять лет, после того, как мы сдали выпускные и разъехались: я осталась верна родным пенатам, а ты – год спустя – покинула меня и облюбовала себе новое место. Но то, что между нами расстояния ничего не меняет в нашей дружбе, правда? Ведь мы же до сих пор общаемся: пишем друг другу письма, поздравляем с праздниками, созваниваемся. Это, конечно, здорово, но я бы хотела увидеть тебя на не фото.

Прошу: проведи теплые деньки со мной! Приезжай ко мне! Я обещаю тебе хорошее лето. Обнимаю. Жду. Нина.”

…Она была скромной, застенчивой девочкой. Избегала смотреть в глаза при разговоре: всегда отводила взгляд и отчего-то тушевалась при прямом взгляде. Ей было чуждо впиваться в глаза собеседнику: при общении она обычно глядела мимо тебя, в сторону. Эта ее особенность, наверное, была проявлением определенных черт характера: как маленький зверек, чуяла любой конфликт за версту, и всегда умело обходила его.

Не нравилось ей и спорить. Отстаивать свою правоту не казалось ей важным. Она соглашалась, улыбалась и по-дружески пожимала руки всем подряд, лишь бы была “тишь, гладь да божья благодать”.

Такова была моя школьная подруга Нина. Нинуся, Нюся. Милая и доброжелательная. С ней всегда было легко. Точнее – просто, без каких-либо треволнений, ссор и обид. Она соглашалась со мной. Всегда. И я воспринимала это как поддержку и понимание. Она повторяла мои фразы, и мне казалось, что мы, подруги, говорящие одними и теми же словами, – очень близки. Она копировала мою прическу, макияж, стиль одежды – и я воспринимала ее как свою сестру. Когда я делилась с ней своими мечтами и желаниями, она непременно поддерживала меня: “Ой, я тоже так хочу!”

Мне нравилось, что мы одинаково мыслим, смотрим в одну и ту же сторону. Тогда, в детстве и юности, мне казалось, что подруга должна быть именно такой: схожей с тобой во многом, почти во всем. Словно отражение, словно двойник, словно сестра-близнец. Мы были не разлей-вода с первого класса. Закадычные школьные подруги. Постоянно вместе.

Мы даже дочек своих решили назвать одинаково. С детства я говорила, что если у меня будет дочка, то я непременно назову ее Кристина. И Нина переняла на лету мое восхищение этим красивым именем. Мою маму, которую я совсем не знала, звали Кристина, и поэтому я хотела назвать дочь в ее честь: это имя казалось мне самым лучшим. А Нина… Нина просто со мной соглашалась: “Права ты, права! Лучше имени не бывает!”.

Все, кто был знаком с Нинусей, восклицали: “Какая добрая и славная девочка!”. Она нравилась всем родителям без исключения: мягкая, покладистая, вежливая. Идеальный беспроблемный ребенок. Однако моя бабушка, которая воспитывала меня одна, относилась к ней с прохладцей, без особого тепла и восхищения.

Не знаю почему письмо Нины, полное восклицательных знаков, подействовало на меня таким образом? Что повлияло на мое решение оставить мужа и приехать в гости к школьной подруге, которую я не видела уже как лет шесть? Наверное, память о дружбе и внезапно нахлынувшие воспоминания моей школьной жизни. И что-то еще, неуловимо-теплое и до боли знакомое витало в том письме, но что именно – я не могла понять.

И вот я вернулась в маленький и уютный город своего детства, стою на перроне вокзала и оглядываюсь по сторонам с интересом: узнаю я или нет свою школьную подружку?

Она выглядела так, словно не было этих пяти лет расставания. Такая же как и была.

– Ты изменилась. Стала другой. Не такой как раньше, дорогуша! Подстриглась коротко. Я тоже так хочу! – внимательно рассматривая меня, тихо произнесла Нина. Сказала так, словно была удивлена, недовольна и разочарована одновременно.

– А ты совершенно такая же! Как будто и не было этой пятилетки! Такое ощущение, что мы с тобой расстались только вчера, а сегодня снова встретились. Выглядишь точь-в-точь как на выпускной фотографии, будто бы ты застыла в прошлом времени! – радостно сказала я и обнимая школьную подругу, вдохнула аромат тех самых духов, которыми мы пользовались в выпускном классе.

Остановиться в городе моего детства мне было не у кого, кроме как у подруги, которая была не против: “Я так рада, что ты будешь жить у меня! Будем болтать ночи напролет, как в детстве!”.

Нина жила в двухкомнатной квартире, доставшейся ей по наследству от деда. Я оглядела ее жилище. Однотонные обои, классический паркет. На окнах – цветы, на стенах – картины, на полу – ковры. В шкафу – книги, стройно расставленные в ровные ряды. И идеальная чистота. Словно здесь никто не жил. Ни одной пылинки, ни одного брошенного в спешке предмета, ни одного мятого пледа на диване. Все так, словно ты в мебельном магазине или гостиничном номере.

– Ну что, дорогуша, чай или кофе?

– Кофе, пожалуйста.

– Ой, я тоже хочу кофе, как и ты.

Нина сварила мне кофе в отполированной до блеска джезве и поставила передо мной фарфоровую чашку с блюдцем, на котором лежали два кусочка сахара и маленькая шоколадка на салфетке под цвет посуды. Я почувствовала себя в каком-то кафе, а не в доме у закадычной подружки.

Хозяйка квартиры села напротив, подперев двумя руками лицо – любимая поза со школьных времен – и всматривалась в меня с нескрываемым интересом. Она отмечала во мне каждую мелочь: новую проколотую дырочку на ухе, мою татуировку в виде маленьких иероглифов на спине, оттенок волос и короткую стрижку, яркую помаду и модную форму бровей. Интересовалась, каким ароматом я пользуюсь и в каких магазинах одежды обновляю гардероб. Расспрашивала о муже. Попросила снять с пальца и примерить мое обручальное кольцо (я, конечно, вежливо отказала в этом). В тот момент я почувствовала себя так, будто меня изучают под лупой и от этого мне стало не по себе.

Попытка сменить тему и переключить внимание на что-то другое мне удалась ненадолго. Мы поговорили о ее родителях, вспомнили детские шалости. Но Нина вновь вернулась к тому, с чего начала – беззастенчиво рассматривала меня и выхватывая все то новое, что появилось за эти годы во мне, радостно восклицала: "Ну надо же! Я тоже так хочу!". Она выискивала каждую деталь с таким азартом, словно играла в какую-то игру, понятную лишь ей одной.

Внимательно слушала меня. И к моему ужасу через час нашей болтовни начала говорить моими фразами. Я уже не наслаждалась школьными воспоминаниями, – лишь прилагала все усилия, чтобы сместить фокус общения подальше от моей персоны. Наконец, у меня это получилось. Нина стала рассказывать о себе. Встречается с одним парнем, зовут Виктор, но: “Так, ничего серьезного, ты же понимаешь. Просто проводим время иногда. Он называет меня Нюся, как будто я маленькая девочка”. Устроилась работать секретарем к какой-то важной начальнице, которая ее ценила за умение слиться с офисной мебелью и безропотно выполнять поручения.

– Порой она вообще не замечает меня. Проходит мимо, словно я шкаф или стул. Но мне это нравится: меня никто не трогает, поэтому я это ценю. У нас в офисе идеальная чистота и порядок – моя начальница на дух не переносит, когда что-то не на своем месте. Книги – по полочкам, бумаги – по папочкам, чашки на блюдце с салфеткой под цвет посуды. “Дорогуша, все должно быть идеально, начиная с мелочей”, – твердит мне начальница. Это ее кредо. Так что в офисе у меня всегда полнейший порядок.

– Как и у тебя в квартире, Нина. Безукоризненная чистота и все на своих местах. Образцовый порядок, как в твоем офисе. Я даже боюсь тут жить: а вдруг разрушу эту твою домашнюю безупречность?

Моей иронии подруга не заметила. Она улыбнулась и снисходительно произнесла:

– Да, дорогуша, ты всегда вносила балаган и беспорядок во все, к чему прикасалась. Но это не страшно: я уже предупредила свою домработницу, что у нее в ближайшее время, вероятнее всего, будет больше работы. В моем доме все должно быть идеально, начиная с мелочей.

Теперь я поняла происхождение в ее лексиконе как неприятного для моего уха слова “дорогуша”, так и маниакальной приверженности к идеальному порядку. Обратила я внимание и на другое: Нина неплохо зарабатывала, но непонятно почему экономила на себе. Практически весь ее гардероб, как я успела заметить, состоял, как ни странно, из дешевых вещей.

– Когда-нибудь я сделаю татуировку – хочу такую же, как у тебя. И куплю такие же шикарные туфли – наверняка они стоят далеко не две копейки! Я даже представляю, как поеду отдыхать за границу, вернусь оттуда загорелая, с новой стрижкой от дорогого стилиста и на высоченных шпильках.

– А почему ты все время говоришь в будущем времени, Нюся? Почему не сейчас? Давай-ка завтра поедем в самый дорогой салон и сделаем стрижку. Ну, а затем купим тебе шпильки и какое-нибудь умопомрачительно-шикарное платье. Давай совершим что-нибудь невероятненькое, а? Как это бывает у девочек – спонтанно и весело, – предложила я.

Нина не возражала и сразу согласилась. Ее “да” еще с детства выскакивало из уст легко и без задержки: словно она никогда не думала особо над ответом, – соглашалась, не задумываясь. Мы поболтали еще немного обо всякой ерунде и разошлись по комнатам спать.

На следующее утро я проснулась от стука в дверь. Подружка звала меня на завтрак. На столе стояли блинчики со сметаной и бутерброды с сыром.

– Нинусь, спасибо. Но я не завтракаю по утрам. Только пью кофе, – так уж я устроена.

– Я тоже только кофе по утрам пью, дорогуша. Просто как гостеприимная хозяйка, предлагаю все и сразу. Так уж я устроена.

Я уже не обращала внимания на то, что Нина включает в свою речь мои фразы. У нее еще со школьной скамьи был исключительный навык: она замечала твои словечки и фразы и, беззастенчиво заимствуя их, встраивала в свою речь. Вуаля! – через пару дней казалось, что это ты повторяешь за ней ту самую фразу, а не наоборот. Нина проделывала это филигранно и незаметно: как факир показывает фокус: было ваше – стало наше.

Я почему-то никогда не задумывалась об этом в школьные годы. Да и сейчас мне было это не важно. Я отмахивалась от мысли о том, что кто-то за мной повторяет, присваивая себе мои слова – да какая разница?!

Я взяла чашку кофе и вышла на балкон. Нина, держа чашку в руках, тут же вышла вслед за мной, В воздухе витал запах сдобы. Я словно оказалась на Булочной улице! Аромат был настолько сильным, что мне непременно захотелось съесть пару-тройку свежеиспеченных лакомств. И да ну ее, эту диету!

– Нина! Что за запахи на твоей улице? Они потрясающие! Я что, попала в волшебный сдобный город?

– Это мини-пекарня, в доме напротив. С раннего утра они пекут всякие вкусности. Потом развозят по городу.

– Вкусно у них? Пахнет невероятненько!

– Не знаю, Дарина. Ни разу не пробовала! – пожала плечами Нина.

– Как? Этот рай ванильной сдобы у тебя по соседству, под носом, а ты ни разу там не была? – удивилась я, поймав себя на том, что мыслями я уже нахожусь в этой чудесной пекарне.

– Как-нибудь надо сходить. Когда-нибудь.

– Никаких когда-нибудь. Сейчас! Немедленно!

Я почти насильно вытолкнула подругу из квартиры и через пять минут мы оказались в уютном маленьком помещении с тремя столиками у окна. Несмотря на то, что я предпочитала не есть по утрам – аромат сотворил со мной чудеса и мы съели по еще теплой булочке, припорошенной сахарной пудрой и прячущей сливовое повидло внутри.

– Совсем как в школьной столовой, помнишь?! Тот же вкус, ты не находишь? Невероятненько! – воскликнула я, облизывая повидло на губах.

– Конечно, как в школе. Тот же вкус, – поддакнула подруга.

– Хотя нет, в школе было не так вкусно. И пудрой булочки не посыпали. А повидло было яблочное, точно! – засмеялась я.

– Да, в школе не такие были булочки, – подхватила мои слова Нина, но отчего-то не засмеялась и даже не улыбнулась.

Как же хорошо мне было тем утром в маленькой тесной пекарне! Я смеялась и наслаждалась летним отпуском. Я была рада вернуться в детство и даже была готова без зазрения совести поглощать сладкие плюшки, пусть и не такие, как в школьной столовой.

Наконец мы вышли из мира сдобных удовольствий и отправились в центр города, согласно нашим вчерашним договоренностям.

В салоне красоты Нина сразу же попросила парикмахера в точности повторить мою стрижку. Других вариантов для Нины почему-то не существовало. Но вышло хорошо: моя стрижка ей действительно шла. Лицо Нины сияло ровно до того момента, пока она не подошла к администратору расплатиться за услуги. Она недовольно поморщилась. И перестала улыбаться.

Далее мой план по преображению школьной подруги дал сбой. Дорогие бутики, платья и туфли – мягко отметались. Моя спутница соглашалась, покорно меряла все, что я ей предлагала, кивала головой, но покупать – не покупала.

– Я решила, что дождусь распродаж, дорогуша! Не хочу платить полную стоимость, – шептала мне Нина, – Когда-нибудь я это куплю. Но нужно подождать, пока скинут цену. Так уж я устроена.

Я начинала злиться и закипать. Но виду не подавала. Вдруг я услышала громкий крик:

– Дарина! Даринка, ты? Ого, какая встреча! Я уж думал ты уехала от нас навсегда. А ты, смотри-ка, гуляешь тут с кем-то. Ой, да это же Нинка! Не узнал! Привет, Нинуся!

– Привет, Сергей! Как невероятненько, что мы тут встретились, скажи? В одном городе живем, а годами не пересекаемся, – засмеялась Нина.

– Да уж. Ух, одноклассницы, надо бы эту встречу отметить. Девчоночки – они такие! Их надо любить.

Мы расположились в первом попавшимся на глаза кафе и, благодаря стараниям и телефонным переговорам Сергея, к нам вскоре присоединились еще несколько бывших учеников нашего класса. Мы хохотали, вспоминая школьное время.

Нина сидела, мило улыбалась и кивала головой. Говорила она мало. Я невольно отмечала, как она повторяет не только фразы сидящих, но и жесты. С кем бы она не вступала в диалог, она словно хамелеон мигом перенимала жестикуляцию собеседника и его манеру говорить.

Домой мы вернулись довольно поздно, немного выпившие и возбужденные от школьных воспоминаний. Хозяйка квартиры налила чай и села за стол, подперев двумя руками лицо. Я примостилась напротив.

– Здорово посидели. Было весело!

– Да, Дарина. Было весело.

– А хорошо, что мы встретили Сергея. Без него мы бы навряд ли собрались.

– Без него – навряд ли..

– Слушай, а тебе стрижка новая понравилась? Тебе надо обязательно купить красивое платье к новой стрижке. Мы же девушки – существа нежные: должны себя холить и лелеять.

– Да, холить и лелеять! Тут лучше и не скажешь! “Девчоночки” – они такие! Их надо любить. Невероятненько, но так и есть.

Фраза Сергея с его фирменными “девчоночки” (вкупе с моим “невероятненько”) вылетела из ее уст так непроизвольно-легко, как будто Нина придумала ее сама и произносила уже много лет подряд, а не услышала несколько часов назад от случайно встреченного одноклассника.

Я поймала себя на мысли, что раздражаюсь от манеры подруги копировать слова и словосочетания: мои, чужие. Словно разговариваешь сам с собой, слушая эхо. Теперь я четко осознала, что совершенно не знаю своей школьной подруги.

Абсолютно не понимаю: кто рядом со мной? Она представляла собой беспорядочное нагромождение чужих клише: всех, увиденных и услышанных за позавчера, вчера и сегодня, помещенных в один сосуд под названием Нина.

– Скажи, пожалуйста, а почему ты ничего не купила сегодня? Ни одной шмотки? Ведь я выбирала для тебя красивые вещи, которые тебя действительно преображали, меняли, делали иной…

– Ты что, не внимательно меня слушала? Я же говорила тебе: подожду скидок. Так уж я устроена, – манерно пожала плечами Нина (наверняка скопировала этот жест у кого-то).

Я разозлилась не на шутку и вспылила.

– Послушай меня! Ты экономишь на себе, покупаешь не то, что действительно хотела, а то, что попроще, подешевле, со скидкой. Мысленно убеждая себя (а на самом деле – обманывая) в том, что когда-нибудь ты купишь себе именно то самое, дорогое и лучшее, а пока обойдешься и этим, посредственным и недорогим. И так проходит вся твоя жизнь.

На секунду я замолчала и посмотрела Нине прямо в глаза. Она, как и следовала одидать, моментально отвела взгляд куда-то в сторону. Я продолжила говорить.

– Ты смотришь как другие носят те самые вожделенные кроссовки или туфли, отдыхают в пятизвездочных спа-курортах, достают из сумочки (той самой, которую ты так хотела, но не купила: “Очень дорого!”) бесподобные духи. Годами наблюдаешь, как кто-то носит твои мечты, живет твоим миром здесь и сейчас (а не потом когда-нибудь). Кто-то проживает твою жизнь, которую ты придумала. О которой мечтала.

– Не только мечтала, но и к которой шла, дорогуша, – перебила меня Нина, – просто я медленно иду, понимаешь? Так уж я устроена.

– Да ничего подобного! Обычно ты устроена! И не идешь ты никуда. Ты стоишь на месте и боишься сделать шаг, другой, третий. Ты никуда не двигаешься. Просто фантазируешь на заданную тему, но не делаешь.

– Я планировала. Ждала подходящего момента. А он все не наступал, но когда-нибудь наступит!

– Не правда! Ты никуда не планируешь идти. И ничего не ждешь. Вот смотри: ты живешь на своей дивной улице, которая вся по утрам пропитывается ароматами ванили и сдобы. И что?

– И что? – недоуменно пожала плечами Нина.

– А то! Ты просто каждое утро нюхаешь эти ароматы. Вдыхаешь через ноздри глубоко в себя великолепные смеси запахов из пекарни в двух шагах от тебя и понимаешь как это вкусно. Но ты не идешь попробовать. Ты довольствуешься их ароматом на расстоянии. Почему ты не спешишь их вкусить?

– Когда-нибудь я бы попробовала…

– Но твое когда-нибудь – это никогда, пойми ты наконец! Самый подходящий момент – это текущий момент! Сегодня, в эту минуту, а не когда-нибудь. Завтра – это никогда, вот что важно понять!

– Да ничего подобного! Но я не хочу спорить с тобой, дорогуша! Ведь это не важно. Всё это неважно! Для меня – неважно. Так уж я устроена.

Мне вдруг стало все безразлично. Я не хотела продолжать ни к чему не ведущий, а значит – абсолютно никчемный разговор. Я поняла, что не хочу портить приятное впечатления от замечательного беззаботного вечера с одноклассниками из-за своей школьной подруги.

– Давай-ка спать, уже поздно, – устало произнесла я.

– Ого! Невероятненько, уже ночь! Пора спать. Спокойной ночи, дорогуша! – ответила Нина с (как мне показалось) облегченно-радостными нотками в голосе. Да, споры она всегда обходила стороной. Как и прямые взгляды.

На следующее утро, встав рано, я тихонько выскользнула из квартиры и отправилась к своему дому, где я дружно прожила с бабушкой в старенькой квартире почти восемнадцать лет. Ходила, вспоминала, переводила взгляд с одних окон на другие, в противоположном доме. И понимала, что мне уже совершенно не интересны те, другие окна напротив, которые когда-то так сильно притягивали мое внимание.

Следующая неделя прошла безлико. Или идеально выверенно. Смотря с какого угла посмотреть. Нина планировала день заранее: составляла список дел и развлечений, водила меня в новые – безупречные с точки зрения обслуживания – рестораны. Мы побывали на паре местных спектаклей (“Это лучшие театральные постановки сезона, дорогуша!”).