скачать книгу бесплатно
– И эту.
– Вот и брешешь, там не по-русски написано.
– Ну ладно, ладно… Лечи давай. Портки тоже снимать?
– Не надо.
Лёнька вытер мокрый нос рукавом и с опаской спросил:
– А это, чай, больно?
– Не знаю, сейчас видно будет. Сюда ложись, – указал Лёша на деревянную скамью.
Лёнька снял великоватые штаны, оставшись в одних подштанниках, и послушно растянулся на лавке.
– Ого… огромный какой чирей. – Лёша приложил тёплые покалывающие ладони к грязноватым порткам.
– Да не, это мамка жёваный хлеб примотала, говорит, завсегда помогает.
– Ну что, больно?
– Да не… как будто мураши бегают и щекочут, – ответил Лёнька. – Ты лечи, лечи…
Он вдруг ойкнул, сполз со скамьи и поковылял к выходу, поддерживая портки.
– Лёнь, ты куда?
– Сейчас… кажись, прорвался.
Через несколько минут он вернулся с сияющим лицом:
– Всё… И болеть сразу перестало. А то ведь страсть как мучился. Слушай, мой брат Колька брюхом другой день мается, ажно похудел. Поможешь?
– Зови.
Мелкий пришёл, постанывая и держась за живот, глянул на Лёшины ладони:
– Намазал чем, что ли?
– Ничем не мазал, – обиделся Лёшка.
Колька, кряхтя, лёг на лавку:
– А долго ли? До ветру охота.
– Потерпи чуток. – Лёша приложил ладони к Колькиному животу и спросил: – Что чуешь?
– Щекотно… и щиплет немного.
Бегали по Лёшкиным рукам искорки, отбрасывая голубоватое сияние, покалывали крохотными иголочками… Вскоре Колька с удивлением заметил, что ему стало легче, кишки уже не так болят, а завтра точно будет совсем здоровёшенек.
– Надо Маньку позвать – она ногу порезала, всё гниёт, не заживает… И Ваську тоже…
***
Перед дверями библиотеки толпились ребята, подглядывали в щёлку, шушукались, пихали друг друга локтями.
– Куда лезешь, Лёша велел по одному заходить! – пищал возмущённый голосок.
– А ты зачем пришёл, ежели ничего не болит?
– Так… посмотреть хотца.
– Чего смотреть, чай не в цирке.
Они не заметили, как торопливо шёл по коридору председатель с гроссбухом в руках, приостановился, окинул ребят быстрым взглядом.
– Что за собрание? А ну, посторонитесь…
Игнат открыл дверь в библиотеку и увидел Лёшку, приложившего руки к перевязанной ноге худенькой девочки с косичками. Лёнька на правах лучшего друга пристроился рядом на корточках, во все глаза глядя на отсветы от ладоней и высунув от восхищения кончик языка.
– Это что такое? – загремел председатель.
– Да вот… Лёшка лечить может… Бог ему дал…
– Какой ещё бог? Учишь вас, учишь: никакого бога нет. «…Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа». Кто сказал?
– Карл Маркс… – нестройно ответили ему.
– Правильно! – с удовольствием кивнул Игнат Захарович. – Идите обедать, повариха два раза приглашать не будет.
Ребята оживились и побежали по лестнице в столовую, откуда долетали сытные запахи щей, пшённой каши и свежего хлеба.
– Так-то лучше… А то – бог, бог… Ишь!
***
Не успела Вера подоить корову и процедить молоко, как с утра пораньше заявилась соседка Федора, краснощёкая с мороза, полная и рыхлая баба.
После первых же приветствий, она полезла за пазуху и достала беленький узелочек, положила на стол.
– Возьми, Веруша, не побрезгуй. Это сальце и яичек пяток… Уф, насилу утра дождалась, ноженьки гудят, так и крутило их всю ночь, так и крутило… А Лёшенька-то где?
– Дак спит ещё… Зачем он тебе? Никак в толк не возьму.
Федора сделала попытку упасть на колени, но сморщилась от боли и села обратно на табурет.
– Помоги Христа ради! Попроси Лёшу ноженьки мне вылечить, а я уж не поскуплюсь. И яиц принесу, и сметаны, и хлеба.
– Да с чего ты взяла, Федорушка? Нешто мой Лёшка врач? Тебе на станцию надо, там новый доктор, Олег Никитич, очень хороший…
– Да что доктора! – отмахнулась соседка. – От старости микстуры ещё не придумали. А вот Лёша, сказывают, всё может. В усадьбе всех ребятишек вылечил.
У Веры руки и опустились… Взглянула на печь, где завозились сыновья, и вздохнула: таки не выдержал малец, рассказал дружкам.
***
Ух и уродились нынешним летом грибы! Яшка с Лёшкой чуть ни каждый день в лес ходят, приносят полные корзинки подосиновиков, опят и, конечно, белых. Что же может быть лучше, чем проснуться утром раньше мамки, когда ещё коров в стадо не выгоняли, взять из суднавки краюшку хлеба и пару варёных картофелин со стола, разбудить засоню Лёшку и тихо выбраться из избы. А в лесу-то какая благодать! Прохладно, свежо и тихо-тихо…
Они перешли ручей, немного поплутали по лесу и вышли к своему заветному местечку, где всегда хорошо родились белые грибы. Яшка опустился на колени и шарил руками по мху и опавшим листьям – пальцы нащупали крепенькие шляпки грибов. Он очистил их, выцарапал из земли и сложил в лукошко. Вот и славно, мамка и нажарит с картошкой, и засолит, и насушит…
Последнее своё беззаботное лето догуливает Яков. Окончена школа-семилетка, осенью ему предстоит ехать в город и идти на завод учеником слесаря. Яшка упрашивал мамку, чтобы позволила пойти в кузню к Константину, но та сомневалась, боялась, что в тягость он будет. Зря беспокоится: дядя Костя – свой человек, мужик хороший. Ничего… есть ещё время.
Яшка вспомнил, как прошлым летом они с Лёшкой пытались найти в лесу клад, и повернулся к брату:
– Ты, Лёшк, не только грибы ищи.
– А что ещё? Ягоды?
– Клад. Может, почуешь что-нибудь… Деньги у мамки почти кончились. Чего глаза вытаращил? Вишенку купили, дяде Косте на жеребчика дали, – стал загибать пальцы Яшка, – тарантас, одёжку и валенки всем… Муки ещё, когда своя вышла… крышу у амбара чинили… Что там осталось, кот наплакал.
– Так мама Соня сказала: здесь клада нет, – напомнил Лёша.
– Балда! Это раньше не было, а сейчас, может, и есть. Вдруг кто-нибудь пришёл и закопал?
С этим нельзя было не согласиться, и Лёшка обещал быть настороже. Бродя между деревьев, он смотрел под ноги, буравил землю взглядом. Остановился возле куста и закричал:
– Нашёл!
– Что нашёл? Где? – Яшка с колотящимся от радости сердцем бросился к брату.
В руках у Лёши белел серебристый портсигар, залепленный опавшими листьями. Братья очистили его от грязи и увидели на крышке гравировку в виде лошадиной головы и женщины с длинными распущенными волосами, в накинутом на плечи платке.
– Ух ты, серебряный, небось… тяжёлый какой. Дорогая вещица, – со знанием дела сказал Яшка.
Он поддел ногтем крышку и открыл портсигар. Внутри лежали свёрнутая купюра и плотный ряд тонких папирос.
– Почти не отсырели, крышка плотная. Подсушить только малость…
Деньги он спрятал в нагрудный карман, чтобы после отдать мамке.
– Поди, осенью гость к кому-нибудь из города приезжал, пошёл в лес грибы собирать, присел передохнуть – и потерял. А мы нашли.
Яшке уже давно хотелось научиться курить. Кирька, лавочников сын, умел курить, Васька умел и Колька тоже. Кирьке так вообще было легко: стащит потихоньку у отца папироску, тот и не заметит – считать он будет, что ли?
Братья отдохнули у ручья, разделив пополам краюшку ржаного, чуть кисловатого хлеба. Яшка наклонился и попил чистой воды, вытер рукавом рот.
– Полнёхонькие корзины, пора домой… А что, Лёшка, может, в коммуну заглянем Кольку проведать?
Лёша стрельнул хитрыми глазами:
– Кольку?
– Ну да, а что?
– Знаю я твоего Кольку… с вот такой косой, – хихикнул Лёшка и показал рукой чуть ниже спины.
– Сейчас в лоб получишь! – мрачно пообещал брат.
Вы только посмотрите, люди добрые, как избаловался этот мальчишка! Слова ему не скажи, пальца в рот не клади – вот до чего вредный стал, совсем добра не помнит.
Яшка сунул брату грязный кулак под самый нос:
– Будешь ехидничать – расскажу мамке, что ты штаны порвал и в чулане спрятал.
Лёшка сердито засопел. Почти новёхонькие штаны он изорвал, когда полез на берёзу и неосторожно зацепился за сучок. Большая дыра красовалась теперь на самом видном месте. И как только Яшка узнал?
– Ладно, не буду, – буркнул он, – пойдём в усадьбу.
***
В коммуне садились обедать. Все собрались за длинным столом, заставленном тарелками со щами и гороховой кашей.
– Гость в дом – бог в дом, – с улыбкой сказал председатель, увидев ребят. – То есть не бог, а… ну неважно… Анна, принеси ещё две тарелки. Вишь, гости пришли!
Зардевшаяся Олька подвинулась на лавке, освобождая братьям место.
– Демьян! – повернулся Игнат к маленькому мужичонке. – Жалуются мне бабы на твою козу, несознательно ведёт себя, не по-коммунарски. – Он старался придать голосу строгость, а в глазах так и плясали смешинки.
– А что? – поднял голову Демьян.
– Сегодня утром она открыла запор на сарае и вышла во двор.
– Кто?
– Ты, Демьян, дурака не валяй. Мы про кого говорим? Про твою козу.
– Не моя она, а обчественная. Я её обчеству сдал, – нахмурился мужик. То ли он шуток не понимал, то ли настроение неважным было.
– Дак мало того, что сама вышла и болталась по всей коммуне, – продолжил Игнат, – так ещё и коров за собой увела!
– Это она, Захарыч, агитацию с бурёнками провела! – развеселились коммунары.
– Думай что говоришь. – Демьян хлебной коркой подчистил остатки каши в тарелке. – Как коза может открыть запор? Рук у неё нетути.
– Эва! Рук нет, так она, шельма, рогами и языком открывает! Марья-скотница видела.
– Она у меня всю жисть такая, – вмешалась Демьянова жена. – Никакие запоры ей не помеха, очень карахтерная коза.
